скачать книгу бесплатно
…Загадочные смерти в «Доме полковника» на этом не закончились. Уже в Первую мировую войну все вновь вспомнили былые страхи, связанные с этим местом. На фронт ушли праправнуки полковника – трое молодых людей. Вернулся из них только один… Без ног, с сожженными легкими. Говорить он не мог – стоило бедняге вдохнуть воздух поглубже, как его грудь раздирал ужасающий кашель, нажитый после атаки отравляющими газами. Инвалид прожил недолго и скончался на руках матери и сестры. На доске в местной церкви появилось его имя. Сестра после войны вышла замуж и уехала жить в соседний город. Мать осталась в доме одна.
– Тогда и началось!
…То, что женщина после смерти любимого сына была не в себе, заметили давно. Она еще появлялась в деревне, заходила в церковь, покупала хлеб в лавке, но уже не говорила ни с кем ни слова. Всегда в черном платье, в поношенной черной шляпке с облезлым пером, безмолвная, с остановившимся взглядом – эта рано состарившаяся вдова и осиротевшая мать была страшна в своем одиноком горе, которое ни с кем не желала делить.
Вскоре стали замечать неладное. В «Доме полковника» по ночам во всех окнах горел свет – и на первом, и на втором этажах, словно там ждали гостей. В деревне издавна существует обычай не держать лишнего света, по старой привычке к экономии и из страха перед пожаром. Свет среди ночи жгли городские дачники, мало-помалу появлявшиеся в округе, но чтобы так расточительно вела себя местная уроженка, да еще правнучка знаменитого полковника…
Однажды мальчишки осмелились пробраться в сад, пользуясь тем, что вдова не держала собаку. Приникнув к окнам первого этажа, они рассмотрели внутри такое, от чего пришли в ужас. Они бежали прочь и остановились не раньше, чем оказались на другой окраине деревни. Мальчишки рассказывали всем желающим (а таковых было много!), что в кухне оказалось полно народу! Они видели всех трех сыновей вдовы: старшие, оставшиеся на войне в безымянных могилах, были в военной форме, младший, безногий, в полосатой пижаме полулежал в кресле, закрыв глаза, как и в конце жизни. Была там и двоюродная бабка вдовы, та самая, которую нашли в верхней спальне мертвой, – еще совсем молодая женщина, с вязанием в руках, с которым ее всегда видели при жизни. Был там и покойный коммерсант, дедушка нынешней хозяйки дома. Он тоже сидел в кресле, укутанный в одеяло, мрачный, как в последние дни жизни.
– И конечно, мальчишки увидели самых первых обитателей дома, родоначальников семьи, можно сказать! – почти шепотом добавила Наталья. – Полковника и его жену… У полковника, говорили они, был взгляд, как у дьявола! Это до чего надо испугаться подросткам, детям военного времени и повального безверия, которые ценят одни уже только материальные блага, чтобы вспомянуть дьявола!
– Вот теперь и мне страшно, по-настоящему… – Александра ощущала, как вдоль позвоночника пробежала ледяная змейка. – Послушай… Все, что ты рассказывала раньше, я воспринимала как деревенские россказни. А вот это – нет. Это я сейчас как будто увидела сама…
Наталья кивнула:
– Деревню это потрясло. Поверили все, кто еще не верил! Ведь мальчишки-то не помнили прежних обитателей «Дома полковника», а описали их со всеми подробностями! Люди шептались, сверяли рассказ с тем, что слышали от отцов, от дедов… Все приметы сходились. Мальчишки видели то, что видели!
…К дому больше никто не осмеливался приближаться даже днем. Вдова сделалась для односельчан хуже прокаженной. Завидев на улице ее черную, словно обугленную фигуру, все разбегались, возвращались в свои дома, переходили на другую сторону улицы. Вряд ли несчастная женщина замечала это. Она была поглощена своим горем и одиночеством. Опустив глаза, она вымеряла шагами серые булыжники мостовой с такой тщательностью, словно читала молитвы по четкам. Однажды зимним утром она упала в обморок, в лавке, где закупала скудную провизию для своих одиноких трапез. У вдовы отнялся язык, парализовало все тело. Ее отнесли в «Дом полковника», причем для этого понадобилось куда больше провожатых, чем требовал ее ничтожный вес, – женщина, по отзывам односельчан, весила «не больше цыпленка». Просто всем захотелось увидеть знаменитый дом, куда долгие годы никому не было хода, изнутри.
– Они увидели примерно то же, что и ты, – сделав широкий жест, словно вбирающий весь дом, произнесла Наталья. – С тех пор тут ничего и не изменилось. Та же мебель, те же стены, окна, двери и полы…
– Безликий дом! – эхом откликнулась Александра. Ее вновь передернуло.
– Да, верно… Дом без лица, словно у него и истории никакой нет. А между тем это только видимость!
…За три дня, пока вдова лежала в агонии, «Дом полковника» посетили последовательно: врач, нотариус, священник. С равным результатом – женщина ни с кем не говорила, никого не узнавала. В доме толкались участливые соседки, которых оказалось великое множество. Перебиралось содержимое бельевых шкафов, открывались кладовки, развязывались мешки, выдвигались ящики… Не только следа знаменитого «клада полковника» – следа прожитой в этом доме многими поколениями жизни найдено не было.
– Ни бумаг, ни семейных реликвий, ни ценностей… Ни старых писем, ни фотографий – ничего ровным счетом…
– Но как это могло случиться? – недоумевала Александра. – Она все уничтожила?
– Скорее всего, так и произошло. Вдова была не в себе, это признавали все. В ее рассудке сильно сомневались. Ее дочь, приехавшая из соседнего городка, единственная наследница всего имущества, сама подтвердила, что ее мать была после смерти сына очень странной и иногда говорила безумные вещи.
– Пусть несчастная женщина была странной… – медленно, раздумывая над каждым словом, проговорила Александра. – Потерять трех сыновей – впору сойти с ума! Пусть в этом доме случилось несколько похожих смертей… Смерти так или иначе похожи друг на друга, ты не замечала?
– Мне нечасто случалось об этом думать, пока я не поселилась здесь! – передернула плечами Наталья.
– Тут задумаешься! – кивнула художница. – Из всего, что ты рассказала, я сделала один вывод: история этой семьи была трагической, странной, непонятной. Но умирали эти люди от вполне естественных, натуральных причин.
– Мистику, проклятие, связанное с наживой на войне главы рода, ты исключаешь?
– Полностью! – решительно заявила Александра. – Я только могу допустить, что почерк судьбы этой семьи не менялся… Повторялись ситуации, болезни напоминали одна другую, даже ранения и операции… Но умирали в этой семье не оттого, что видели призрак полковника. В этом ты меня не убедишь никогда!
Наталья провела рукой по лбу, медленно, вяло, словно потревоженный во сне человек, пытающийся отгородиться от вторжения яви.
– Отчего же тогда они умирали?
Паузу, повисшую после вопроса, разорвал гудок, раздавшийся за оградой сада. Встрепенувшись, женщины, не сговариваясь, подошли к окну.
– Дидье вернулся из города… – сказала Наталья, указывая на красный мопед, который оседлал всадник в шлеме. – Сейчас придет сюда, за деньгами. У него сегодня зарплата. Будь спокойна, этот стервец своего часа не пропустит…
– Очень милый молодой человек! – улыбнулась Александра. – Я бы, пожалуй, сказала, прекрасный молодой человек… Если бы он не поместил меня на ночлег в этой комнате! Быть может, он не знал?…
– Дидье?! Он знает все! – отрезала Наталья, не отрывая взгляда от красного мопеда. – Это достойный праправнук знаменитой «безумной вдовы». Стервец сделал это нарочно, чтобы потешиться, если ты вдруг помрешь от ужаса… Они тут не очень-то жалуют чужаков, знаешь ли! И вот что еще…
Она сделалась очень серьезной.
– При нем, пожалуйста, не говори обо всем этом ни слова! Не хочу, чтобы они думали, что я… что я боюсь!
Обедать собирались втроем. Дидье, получив деньги, остался работать в саду. Пока он чистил клумбы, пострадавшие от ночного ливня, убирал опавшие ветки и прошлогодние листья, посыпал раскисшие дорожки гравием, сновал с тачкой из угла в угол сада, Наталья готовила обед. Александра предложила ей помощь, но хозяйка, взглянув, как неуклюже та взялась чистить картошку, мгновенно отказалась:
– Ну нет, твои руки к таким низменным занятиям не приспособлены! Твои инструменты – кисти да мастихин. Поди-ка лучше, прогуляйся, полюбуйся на мои владения. Не заблудишься, они невелики…
И в самом деле, сад оказался гораздо меньше, чем померещилось художнице ночью, когда она шла снаружи вдоль его ограды. Остановившись на главной дорожке перед домом, она могла окинуть сад одним взглядом, от ограды до ограды. «Но летом, когда деревья покроются густой листвой, кустарники разрастутся и вся перспектива изменится, он наверняка выглядит куда обширнее! Можно даже представить, что на этих извилистых дорожках легко заплутать…»
Дорожки, скользкие от дождя, и впрямь отчаянно плутали между клумб, кустов и яблоневых старых деревьев. Свернув несколько раз, Александра остановилась и, повернувшись к дому, поискала взглядом те два раскидистых дуба, которые значились на старом медальоне и о посадке которых упомянула в своем рассказе Наталья. Но деревьев не оказалось. «Как жаль, – подумала художница. Отчего-то она не сомневалась, что увидит старые дубы на прежнем месте. – Значит, они отжили свой век… Их спилили…»
Дидье, разравнивавший граблями очередную порцию гравия на соседней дорожке, поднял голову, смахнул прилипшую ко лбу взмокшую белокурую прядь и улыбнулся художнице.
– А где же дубы? – спросила она, указывая на углы дома.
– Какие дубы? – удивился юноша.
– Да те, которые были тут раньше… Посаженные при постройке дома! Они еще изображены на медальоне, том, в кухне…
– А, наш старый медальон! – догадался Дидье. – Так тех деревьев уже давно нет. Они сломались во время урагана, упали на крышу, наделали беды, их спилили по частям… Я тогда был совсем маленький, но хорошо это помню. В крыше были такие дыры!
Расставив испачканные землей руки, он с ясной детской улыбкой показал, какого размера были дыры.
– И дождь лил прямо мне на постель! Пришлось спать внизу, в кухне, пока крышу не перекрыли заново.
– А чем плохо спать внизу? – заразившись его беззаботным весельем, улыбнулась в ответ женщина.
– Внизу больше мышей! – задорно ответил Дидье и рассмеялся. – Не верите? У нас был тогда пес, он ночевал со мной в одной комнате. И всю ночь охотился: душил мышей, носил их мне на постель. Складывал на подушку… Так вот, внизу он совсем перестал спать, всю ночь за ними гонялся…
– За мышами? – Все еще улыбаясь, женщина торопливо обдумывала, как расспросить парня, не нарушив обещания, данного Наталье, – избегать опасной темы. – А больше никого твой пес не чувствовал?
– Иногда он гонял соседских кошек…
– В таких старых домах могут водиться и привидения!
Произнеся эти слова, Александра сделала паузу, глядя в глаза собеседника с нарочитым спокойствием. Дидье, как ей показалось, смешался. Первое мгновение он не нашелся с ответом, его жизнерадостная улыбка померкла, взгляд затуманился. Наконец, справившись с собой, парень очень серьезно спросил:
– Вы что-то видели ночью?
«Он спросил именно „видели“… Не „слышали“, не „чувствовали“»… – Александра также не торопилась с ответом. Она ощущала его значимость, уж очень внимательно смотрел на нее Дидье.
– Так… – уклончиво произнесла она. – Плохо спалось. Я еще подумала, что в таком старом доме должно было много всякого случаться… Старые дома, старые вещи, картины – все они имеют свои истории. Часто – скверные. Новые хозяева иногда поздно их узнают.
Дидье отставил грабли, прислонив их к стволу яблони, отряхнул руки об испачканный брезентовый фартук.
– Это вам Наталья рассказала?
– Она мне ничего не рассказывала, – солгала Александра. – Просто я занимаюсь торговлей антиквариатом, вот и задумалась на эту тему… Незнакомый старинный дом… Пустой, нежилой. Мне было не по себе этой ночью.
– А я, знаете, никогда ничего тут не боялся, – после краткой паузы смягчившимся тоном произнес Дидье. – Это дом моего прадеда… Он, знаете, построил его двести лет назад, когда вернулся из Московского похода! Он воевал в России! Тот медальон, который вы видели, знаете, из чего сделан?
– Из олова? – предположила Александра.
Парень, чрезвычайно довольный, кивнул:
– Точно! Из оловянных пуговиц с его мундира! Когда прадед был в России, там стояла страшная зима… Он отморозил ноги, их отняли уже после переправы через Березину. Ему повезло попасть в лазарет, где сделали операцию. Потом он несколько месяцев провалялся в крестьянском доме, пока не пошел на поправку… Мороз в России был такой, что пуговицы на мундире трескались и рассыпались. Несколько уцелело. Прадед их сохранил и, когда вернулся, велел раскрошить и отлить из них памятный медальон.
– Любопытно… Олово действительно не выносит мороза, – задумчиво сощурилась Александра. – Но ваш прадед, вероятно, привез с войны кое-что более ценное, чем раскрошившиеся пуговицы? Чтобы построить дом, требовалось не олово, а золото…
Но парень, ничуть не смущаясь, пожал плечами:
– Он болтать не любил, мой прадед… Конечно, у него имелось с собой кое-что, когда он вернулся! И хитрый же он был! А везучий! Ведь простым солдатом ушел с Наполеоном в Египет, еще в тысяча семьсот девяносто восьмом году! А в солдаты подался из крестьян, потому что дома у него ни гроша не было: он сам – младший сын, а отец не соглашался поделить поле между ним и старшим братом. Казалось бы, ну кто он был такой?! А в Россию прадед отправился уже полковником!
– Он был незаурядным человеком… – Александра уже поняла, что фигура предка являлась для молодого человека чем-то вроде фетиша. – И очень крепко держался за жизнь! Подумать только: пройти такой путь, участвовать в таких сокрушительных военных кампаниях, выжить, вернуться, построить дом, завести семью…
– О, прадед был необыкновенным… Правда! – Дидье расцвел, словно похвалили его самого. – И совсем не стремился к славе… После египетской кампании он служил далеко отсюда, в глуши, хотя мог бы, как многие делали, напомнить Бонапарту о своих заслугах в Сирии и получить парижский гарнизон… Он вернулся сюда только после Московского похода, когда от него осталась половина, чтобы умереть на родине… Ведь он остался простым крестьянином из здешних мест!
Юноша порозовел от волнения и говорил вдохновенно, не стесняясь высокопарных фраз, вероятно слышанных от третьих лиц. Александра не удивилась бы, узнав, что легендарного полковника вспоминают в этой местности на разных официальных мероприятиях, во время национальных праздников. «В День взятия Бастилии, например!»
Парень, судя по всему, мог бы рассказывать о деде бесконечно, но в этот момент в доме на первом этаже с треском открылись створки окна. В темном проеме появилась Наталья.
– Обедать! – позвала она.
Глава 3
Дидье ел по-юношески жадно, отправляя в рот большие ломти хлеба, которыми вытирал с тарелки подливку. Выпив два стакана вина, он раскраснелся и начал говорить громче. Обращался парень в основном к гостье. Хозяйка, облокотившись о столешницу, курила сигарету за сигаретой, почти не притрагиваясь к еде, и слушала, вмешиваясь лишь изредка.
– Мой прапрадед – самый известный человек в округе! А этот дом – самый знаменитый дом! – рассказывал парень. – Спросите про «Дом полковника», вам всякий местный житель расскажет…
– Расскажет-расскажет… Но только если спросишь, – Наталья, взглянув на молчавшую приятельницу, улыбнулась уголком рта. – Первые они об этом не заговорят!
– А зачем? – легкомысленно откликнулся Дидье. – Вы упрекаете отца, что тот ничего не сообщил агенту об истории дома… Так ведь агент и не спрашивал! Он искал для вас старый, но крепкий, вместительный дом с садом, по такой-то цене… И вы получили его!
Наталья сделала отрицательный жест, словно желала возразить, но, промолчав, отвернулась к окну. Щурясь на яркое солнце, женщина как будто следила за тем, как по дорожке скачут воробьи. Дидье продолжал, обращаясь к гостье:
– А еще «Дом полковника» называют иногда «Домом сфинксов»! Вы видели каменных сфинксов у северных ворот?
– Ночью видела… – кивнула Александра. – При дневном свете еще не успела рассмотреть. Так эти две фигуры – сфинксы? И насколько старые?
У художницы сильно забилось сердце, как всегда, в предчувствии возможного открытия или ценной находки.
– Ваш предок привез их из египетского похода?
Александра уже собралась подняться из-за стола, чтобы немедленно осмотреть изваяния, но Дидье ее остановил:
– Нет, они совсем не такие старые, и вовсе не из Египта! Прапрадед раздобыл их тут, неподалеку… Это было единственное украшение, которое он себе позволил! Хотя и дом мог выстроить пошикарнее, и сад разбить в несколько раз больше… Но он жил, как привык, – маленький домик, клочок земли…
– Этот дом похож на тот, который построил бы себе состоятельный крестьянин! – согласилась Александра. – Так откуда сфинксы, если не из Египта?
Наталья, поднявшись со стула, шире распахнула створку окна и указала вглубь сада:
– Они европейского происхождения. Взгляни, отсюда хорошо видно одного… Сфинкс не египетский. У него крылья и на голове не платок, а высокая прическа. Это парковая скульптура восемнадцатого века. Французская или итальянская…
– Их купили и установили здесь, когда был построен дом! – Дидье тоже встал и отворил дверь в сад. Стоя на пороге, он обернулся к Александре. Его светлые волосы, пронизанные солнцем, казалось, смеялись так же, как глаза и губы. – Поместье тут, по соседству, как раз продавалось. Замок после революции превратился в развалины, его сожгли и разграбили… Там была большая мраморная лестница, из нее вынули все плиты и выложили ими пол в мэрии. Остались скульптуры в парке, их почему-то не тронули. Последний владелец бежал и где-то сгинул… Когда из эмиграции явились какие-то дальние обнищавшие родственники, они сразу продали поместье. У них не было денег не только на то, чтобы его восстановить, но и на новые штаны! – Дидье говорил с превосходством торжествующего победу простолюдина, которому приятно лишний раз унизить попавшего в беду аристократа. – Мой прапрадед перед продажей ездил туда полюбопытствовать и совершенно случайно купил этих сфинксов…
– Но это украшение слишком… – Александра замялась, и Наталья ей помогла:
– Не вяжется с общим стилем дома, я тоже так считаю. И я сперва не поняла, к чему здесь сфинксы? Простой деревенский дом, и вдруг эти каменные изваяния из регулярного парка! Но потом мне стало казаться, что в этом есть свой смысл…
– Да прапрадед просто узнал, что их можно купить, не покупая поместья, и решился, – простодушно пояснил Дидье. – Он ведь воевал в Египте! Как бы в память об этом и поставил здесь сфинксов… Ну, мне пора, девчонок надо забрать из школы!
Поблагодарив за обед, он попрощался с женщинами и побежал через сад. Вскоре за оградой застрекотал мотор красного мопеда. Последний взмах руки – и Дидье скрылся за углом. Наталья, переступив порог, поманила за собой замешкавшуюся приятельницу:
– Идем, покажу тебе сфинксов. Они довольно странно смотрятся у этих ворот… Память о египетском походе! Смех и грех!
Сфинксы, которые ночью показались художнице огромными каменными псами, в ярком свете дня выглядели вовсе не угрожающе. То были мирно лежащие мифические чудовища из серого песчаника, с телами и лапами львов, со сложенными на спинах крыльями орлов и с андрогинными, то ли мужскими, то ли женскими лицами. Художница отметила, что лица у сфинксов были разные. Лицо правого наделено усредненной античной правильностью, щедро растиражированной во времена героического ампира. Оно было грубее по исполнению и казалось старше, чем лицо левого сфинкса, которого скульптор наградил юной лукавой красотой и загадочной этрусской полуулыбкой. У него были незначительные черты, которые забываешь, едва отведя взгляд, и узнаешь, едва увидев вновь. Склонившись над ним, Александра ласково похлопала ладонью по прохладной пористой спине:
– А они вовсе неплохи… Не знаю, который лучше!
– Во всяком случае, они оба лучше, чем этот дом. – Наталья тоже провела пальцами по лицу ближайшего к ней сфинкса и тут же отдернула их, словно обожглась. – Агент прислал их фотографии, когда я выбирала особняк. Не то чтобы это определило выбор… Но в общем, когда я колебалась между несколькими домами, более или менее одинаковыми по возрасту и цене, я вспомнила про эти снимки… Сфинксы придавали всему такой колорит… Здесь есть еще южные ворота, точно такие, как эти, но ничем не украшенные. Они вечно заперты. Так вот, они бы у меня в памяти не остались… Нечему оставаться!
– Да, это узнаваемый элемент… – кивнула художница. – И к цене дома они что-то, конечно, должны добавлять… Но ты говоришь, дом продавался недорого?
– Очень недорого! – Наталья выделила интонацией слово «очень». – Дешево, я бы сказала… Идем, прогуляемся немного. Ты убедишься, какая это милая деревенька…
Улица выглядела мирно, как спящая на солнцепеке кошка. Слегка изогнутая, она, казалось, потягивалась во сне. За оградами, частично решетчатыми, частично сложенными из камня, дремали весенние сады. Под ногами женщин по неровным булыжникам мостовой лениво струился ручеек, вытекающий из-за поворота. Свернув туда вслед за своей спутницей, Александра обнаружила, что вода бежала из отвернутого чугунного крана старой колонки. Дидье, беззвучно смеясь, пытался оттащить от крана уже насквозь помокшую девочку лет четырех, такую же яркую блондинку, как он сам. Две другие девочки, постарше, одна лет восьми, другая подросток, выгружали из обшарпанного серебристого фургончика пакеты с покупками.
Завидев женщин, вся четверка хором их приветствовала. Дидье выдернул наконец младшую сестру из-под колонки и, подхватив ее под мышку, как большую куклу, внес в калитку, на ходу крикнув Наталье с Александрой:
– Одна и та же история!
Старшие сестры заметно смущались, и обе улыбались, не зная, что сказать. Подхватив пакеты, они тоже исчезли в калитке, бросив ее открытой. Фургончик остался стоять нараспашку. Улица была такой узкой, что распахнутая дверца мешала пройти по тротуару. Женщины спустились на мостовую и двинулись дальше. Александра с любопытством взглянула на дом, где скрылись дети. Каменный, одноэтажный, он был на вид очень маленьким и больше походил на флигель.
– Как они все там помещаются? – вслух подумала художница.
– Делавини? – переспросила Наталья, также бросая взгляд поверх низкой решетки, окружавшей сад. – Дом тесноват, правда, а они там впятером. Ну, дети когда-нибудь разъедутся… Хотя кто знает? Дидье, по европейским меркам, давно уже пора выпархивать из гнезда, а он все дома да дома…
– Четверо детей, с ними отец, ты говорила… А мать что же, умерла?
Александра почти не сомневалась, что услышит положительный ответ, потому что не могла вообразить иной причины, по которой мать могла бы покинуть четверых детей… Но Наталья молча покачала головой.
– Неужели ушла?! – От неожиданности художница остановилась.
