скачать книгу бесплатно
– Будет большая совместная съемка для нескольких журналов, я тебя приглашаю! Оторвемся, позагораем! Что здесь хорошего, можно ангину схватить!
Май в самом деле выдался отвратительный. День за днем, ночь за ночью шел дождь. Он прекращался только на несколько часов перед рассветом, и тогда наутро на улицах стоял густой туман. Алина слегка простудилась, глотала аспирин, но не пропускала ни одного занятия. Нужно было готовиться к последней сессии. Предложение проехаться на юг она отвергла.
– Мне же нужно закончить институт, – сказала она, почти умоляюще. – Я не могу все бросить в последний момент… Как же ты не понимаешь?
Эдик совершенно не возражал. Если нужно – значит нужно. Он сказал, что как-то об этом не подумал. Она даже не обиделась, услышав это заявление. Только в груди что-то на миг замерло – будто завязался маленький жесткий узелок. Она впервые подумала, что его не очень волнует ее учеба, а может, и ее будущее. Предложение об отдыхе было сделано, а больше его ничто не трогало. И может быть, даже ее ответ был ему почти безразличен. Парень не слишком расстроился, когда понял, что поедет на юг без нее.
«Но если бы я тогда согласилась, все могло быть по-другому! – Она приподнялась на локте и ударила кулаком в центр подушки, чтобы сделать ее помягче и заодно на чем-то выместить свою досаду. – А я просто упустила его. Может, ему было очень нужно, чтобы я чем-то для него пожертвовала? А я уперлась, и ни с места… Что толку об этом думать? Теперь уже ничего не поправишь».
Они больше ни разу не виделись. Эдик распрощался и уехал на съемку, обещав по возвращении позвонить. Она сдавала сессию и заочно, но горячо ревновала его ко всем молоденьким, тоненьким моделям, которых он снимал на галечном побережье, под майским солнцем. Где-то очень далеко. А в Москве все шел и шел бесконечный дождь. Когда она получала свой долгожданный диплом, то едва слышала, как ее поздравляли. У нее ломило виски, на верхней губе то и дело проступала горячая испарина, собственное тело казалось чужим и ей было в нем как-то неудобно – будто в неудачно сшитом костюме. На большой вечеринке, устроенной в честь выпуска, ей стало дурно и пришлось взять такси и уехать домой. Что с нею происходит – Алине стало ясно позднее, в середине лета, в те самые дни, когда она окончательно убедилась, что Эдик больше не позвонит. Звонить самой не позволяла гордость – правда, только до тех пор, пока она не поняла, что беременна. Тогда Алина все-таки позвонила – просто чтобы спросить, как он отнесется к такой новости. Втайне она все-таки на что-то надеялась…
Трубку взял какой-то мужчина – как выяснилось, очередной квартирант. Эдик жил на съемной квартире и сразу после возвращения из Крыма съехал оттуда. Куда – неизвестно, адреса он не оставил. Квартирант дал ей телефон квартирной хозяйки, от нее-то Алина все и узнала. А также услышала раздраженное заявление, что Эдику часто звонят женщины, которым он не оставил ни своего нового адреса, ни телефона. И что хозяйке уже надоело их успокаивать.
Алина бросила трубку и поклялась больше его не искать. Еще через неделю Алина устроилась на работу. А перед этим пошла в больницу, сдала анализы и сделала аборт. Но об этом сестра уже не знала – как не знали и родители. Алина сразу из больницы уехала на новую квартиру, которую удалось снять задешево, у знакомых. Помощи она ни у кого не просила – ни материальной, ни моральной. Если бы ее стали жалеть – она бы пришла в ярость.
Правда, мама о чем-то догадывалась. Прямо она не спрашивала, боясь, как всегда, нарваться на резкость – младшая дочка ненавидела, когда ей лезли в душу. Но иногда смотрела так странно, будто о чем-то спрашивала взглядом. Алина не отводила глаз – она отвечала таким же безмолвным взглядом, честным и недоуменным. И мало-помалу ей самой начинало казаться, что ничего не было.
«И работа-то была хреновая, я ее потеряла почти сразу! – подумала она, открывая глаза и глядя на оранжевый от света фонаря потолок. – Если бы потерпела – все могло бы наладиться. Ну родила бы. Был бы у меня теперь трехлетний ребенок. А может, и Эдька бы объявился. Москва – не сибирская тайга, можно найти человека… И ведь он знал телефон моих родителей. Только вот он меня не искал. Я была ему не нужна – с самого начала. Нет, я все сделала правильно. Все было ясно до ужаса, будто вспышкой засветили. Он меня не любил, никогда бы не женился. Попроси я о помощи – помог бы пару раз, а потом опять бы замаскировался – сбежал, забыл… И потом, куда бы я делась с ребенком? Где бы смогла работать?»
Где-то под потолком, в углу, грустно и тонко зазвенела проснувшаяся муха. Алина поискала ее взглядом и не нашла. И очень расстроилась – в этот миг она очень остро ощущала свое одиночество и была бы рада даже такой незначительной компании… Поймав себя на такой мысли, она даже испугалась.
«Не нужно думать о прошлом! – приказала себе девушка. – Иначе остается сойти с ума или признать, что я неудачница. Сейчас меня должно волновать только будущее! И прежде всего то, как вернуть долг, пока не начали начислять проценты. Господи, ну и дурак же этот Васька! И какой трус – милиции боится! Деньги собирает… Вот отдаст их каким-нибудь гадам, а потом выяснится, что можно было и без этого обойтись… Отдаст ни за что! А я останусь на бобах… И что он так взбеленился? Я же просила по справедливости – разве что не вовремя. Ну почему, почему мне так не везет?»
И она не выдержала и заплакала. Плакала Алина недолго – всего несколько минут, но ей стало немного легче. Девушка вздохнула, вытерла лицо краем простыни, отвернулась к стене и приказала себе спать.
Глава 4
Утро пропало. Когда Алина явилась в отделение милиции и заявила первому встреченному в коридоре милиционеру, что желает сдать оружие, тот слегка опешил. Алина с раздражением вытерпела взгляд, которым он обводил ее фигуру, и порадовалась про себя, что сегодня на ней брюки. В этом взгляде читался мужской интерес – правда, весьма настороженный.
– В каком смысле – сдать? – переспросил он наконец. – Оно у вас откуда?
– Да я сама бы желала знать. Мне его подкинули.
– Это детей подкидывают, – заметил он. – Покажите-ка.
Она показала пистолет, осторожно приоткрыв сумку. До этого момента он, казалось, не верил ей. Узрев оружие, милиционер осторожно взял Алину под локоть и провел ее в комнату в дальнем конце коридора. Там по клавишам «Ундервуда» изо всех сил лупил светловолосый парень в штатском. Услыхав, что девушка принесла найденный пистолет, он эффектно ударил по клавише пробела и тоже уставился на Алину. Та возмущенно пояснила:
– Я его не находила, мне его кто-то подкинул. Прямо в сумку!
Она поставила сумку на стол и попросила вытащить оттуда эту гадость. В первую же минуту выяснилось следующее – пистолет не заряжен.
– А пули-то где? – игриво поинтересовался юный блондин.
– В глаза не видала, – Алина перетрясла сумку, ожидая, что где-то на дне окажутся и пули. Но нашла только патрончик со сточенной помадой.
– Ну ладно. Пишите заявление.
И она села писать. Ей давно не приходилось этого делать от руки – привыкла к компьютеру. Дело шло медленно. Алина нервничала, не зная, с чего начать? С момента обнаружения оружия? Но тогда все будет совершенно неясно.
Она начала с начала – как встретила изуродованную неизвестным маньяком сестру, как та наутро загадочно исчезла вместе с собакой, как ее, Алину, подвез до работу свояк, как она забыла в салоне автомобиля сумку… И как вечером, дома у родителей, получила сумку обратно. Только с такой вот странной огнестрельной начинкой. Она упомянула также о звонках, которые сделала домой Марина и о ее денежных затруднениях.
Изложение всех этих событий заняло добрых пять страниц – Алина старалась писать крупно и по возможности разборчиво.
– Ну вот, – расстроился блондин, прочитав ее сочинение. – У вас тут сразу три, нет, четыре дела! Нападение, похищение человека, вымогательство, незарегистрированное оружие. Вы же мне просто пистолет принесли!
– Но сестра-то пропала! – втолковывала ему Алина.
– Когда пропала? Сколько ей лет?
– Ну тридцать. Что с того? Конечно, не девочка… А что, одни девочки пропадают?
– Конечно нет, – заметил он. – Только вот девочки почти никогда не возвращаются.
Алина вскипела:
– Если она не вернется – какая разница, сколько ей было лет!
– Когда она пропала-то?
– Вчера утром.
Блондин посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом. В этих ясных глазах читалось неодобрение. Алина чуть смутилась:
– Да я понимаю, что это несерьезно звучит. Тем более, она звонила вечером, стало быть, жива. Но вы поймите, она такая домоседка! Да еще мужа боится, тот ее часто избивает. Без серьезной причины она бы никуда не исчезла. И еще денег просит! Что-то здесь не то!
– Давайте поступим вот так, – все так же задумчиво предложил парень. – Это заявление вы мне перепишите. Текст я продиктую. Все просто – такого-то числа нашла оружие. Прошу принять. Подпись, ваши данные. Можете там написать, что нашли его в своей сумке, и где эта сумка без вас оставалась. Координаты вашего родственника с машиной тоже давайте. А все прочее – пока побоку, договорились?
Алина попыталась настоять на своем, но тот даже слушать ее не стал. Он объяснил, что работы у него много, она взрослый человек и должна понимать – заводить уголовное дело насчет похищения ее старшей сестры – просто нет оснований. Пока.
– Она сказала по телефону, что похищена? Что деньги нужны для выкупа?
– Нет.
– Ну вот видите. А обычно в таких случаях обязательно говорят. Сами бандюки им велят – чтобы родственников напугать, и те пошевелились скорее. Вы не переживайте, тут что-то семейное. Давайте будем надеяться на это!
Он говорил так просто и почти ласково, что Алина наконец сдалась. Она переписала свое заявление, ставшее в пять раз короче, и с тяжелым сердцем ушла.
Отделение располагалось совсем неподалеку от родительского дома. Девушка поколебалась – зайти или нет? Конечно, после вчерашнего ей придется объясняться… Но не объясняться вовсе – тоже не выход. «Если я одна буду ходить в милицию и долбить их просьбами искать Маринку – ничего не выйдет. Да и времени у меня нет. А вот если пойдет мама… Ее переговорить непросто!»
Та была дома – смотрела вместе с внуками телевизор и попутно вязала для Кати свитер – к школе. Стоило Алине открыть рот, как мать увлекла ее на кухню и плотно прикрыла дверь.
– Они еще не знают! – шепотом пояснила она, тыча пальцем в стену. – Что будет, когда что-то пронюхают, просто не представляю… И так уже спрашивают – где мама, что с ней?
– Только не плачь, – попросила Алина, видя, что мать начинает кусать губы. – А то уж точно догадаются. Подумают еще самое худшее, а она ведь жива. Маринка больше не звонила?
– Нет, а я все время жду.
– А где отец?
– Поехал опять по родственникам, деньги ищет. Что он там насобирает – не знаю. Да и сколько надо – тоже непонятно. Она так странно сказала – соберите все, что сможете…
– Странно, – вслух подумала Алина. – Если похитили – могли бы назначить точную сумму. А то – сколько можете. Детские заявления!
Та испуганно покачала головой:
– Ты думаешь, похитили? Ее-то? Да кто она, чтобы похищать?
– Вот-вот, – поддержала ее дочь. – Она даже не работает нигде. И муж не золотые горы получает. Так просто ведь не похищают, правда? Не в горячей точке живем.
– А что тогда? Может, она все-таки в больнице, нужна операция? Может, она от врача звонила, только нервничала или не в себе была?
Алина пожала плечами. В такую версию она не верила. Марина так бы и сказала – лежит в больнице. И потом, любая операция тоже стоит определенную сумму денег. А тут – что-то абстрактное. А потом мама, скорее всего, так ничего и не узнала про пистолет. Иначе сразу бы об этом спросила.
Девушка заколебалась – говорить об этом или нет? И решила умолчать. О пистолете мама ничего знать не может – если бы у кого-то из родни было оружие, она бы такую тайну про себя не удержала. А узнает, еще больше напугается.
– Я вообще не думаю, что нужно собирать деньги, – после паузы сказала она. – Лучше всего обратиться в милицию. Я уже там была, но они говорят – ждите. Пока ничего криминального нет.
Мать неожиданно встала на сторону милиции. Алина выслушала ее рассуждения о том, что в самом деле нечего поднимать шум, пока ничего точно неизвестно. Тем более, сама Марина не говорила по телефону, что ее жизни что-то угрожает.
– Но она сказала мужу – если не достанешь денег – никогда меня не увидишь!
– Я все-таки думаю, она имела в виду лечение, – сказала мать.
Переубеждать ее было бесполезно. Тем более что она немедленно стала упрекать младшую дочь в том, что та скрыла от нее состояние Марины. Как она могла умолчать о том, что Марине нужно лечь в больницу? И вот – та находится непонятно где, даже не может толком сказать, что с ней происходит.
– Если было сотрясение мозга, нечему удивляться, что она не рассказала нам все в подробностях, – заявила мать. Чем дольше она говорила, тем больше верила своим словам.
Девушка решила не настаивать. «Пусть она думает, что Маринка в больнице. Меньше будет нервничать. И вовсе незачем говорить ей, что, когда я в последний раз общалась с Мариной, та говорила вполне связно и никакого сотрясения мозга я что-то не приметила. Уж про больницу она бы точно сказала».
Сама Алина по-прежнему обдумывала свою собственную версию – старшая сестра кому-то задолжала большую сумму, и вот кредитор пытается получить с нее деньги. Девушка не понимала одного – зачем эти деньги понадобились Марине? Когда она их заняла? И на что рассчитывала, если все-таки занимала? Откуда было взять деньги женщине, которая нигде толком не работала и в своих расходах целиком зависела от мужа? Неужели она собиралась скрыть все это и где-то тайком взять нужную сумму, когда придет время расплачиваться?
«С ума можно сойти! Да зачем ей вообще деньги? Если на детей – могла попросить у мужа. И что-то я не вижу, чтобы она истратила их на детей. Как одевала их в недорогих магазинах, сплошь в спортивные костюмы, так и одевает. Как мама вязала им свитера и шапки – так и продолжается по сей день. Никаких дорогих школ, никаких спортклубов и зарубежных поездок… Истратила на себя? Нонсенс! Да она никогда бы не решилась купить себе что-то дороже пятидесяти долларов! Туфли носила по три года, пальто – по пять лет, и я совсем недавно убедила ее, что зашивать порванные колготки – это самоуничижение… Лучше ходить в дешевых, но целых, чем в дорогих, но зашитых. Она вообще была какой-то пуританкой – кухня, дети, церковь! Это Васькина работа – Маринка же голову боялась поднять! И вот тебе на – понадобились денежки…»
– Я спрашивала Васю – может быть, ей кто-нибудь угрожал? – упавшим голосом сказала мать. – Говорит – нет, никто. А что толку его спрашивать? Правды он все равно не скажет.
Алина изумленно подняла глаза. Такие рассуждения она слышала впервые. Мать всегда была на стороне зятя – может быть, боялась, что старшая дочь останется с двумя детьми на руках, если муж ее бросит… А может быть, ей просто импонировала преувеличенная мужественность Василия.
– Вот ты всегда говорила, что он ее бил, – продолжала мать. – Я ведь его несколько раз прямо спрашивала – неужели нельзя как-то по-другому? А он мне – да я ее пальцем не тронул!
– Врет, – машинально откликнулась Алина. Она никак не могла прийти в себя. Ей всегда казалось, что мать старается изо всех сил не замечать синяков, которые появлялись у Марины.
– Конечно, врет. Вот и теперь… Кто ее там душил, кто нападал – разве он скажет? Может быть, даже он сам?
Алина наконец опомнилась:
– Ну раз уж ты так говоришь, то я тебе тоже кое-что скажу! Я думаю, что он знает об этом больше, чем пытается показать!
И она рассказала про пистолет. Как только она упомянула об оружии, мать схватила ее за руку и держала, сжимая пальцы все крепче, так что под конец рассказа девушке стало больно. Потом пальцы разжались…
– У тебя в сумке? – повторила мать.
– Вот именно! Ну кто мог подкинуть? Не ты ведь, правда? И не дети!
– Васька?
– Может быть. Или кто-то утром на даче. Тогда – это могла быть только сама Маринка.
Мать присела к столу, нашарила чашку с остывшим чаем. Сделала глоток. Взгляд у нее был пустой и беспокойный – как будто она пыталась увидеть в воздухе какой-то призрак.
– Он хотел ее убить, – сказала она наконец.
– Кто?
– Васька.
Алина опешила. Такой мысли не возникало даже у нее – а уж до чего доходили ее выяснения отношений со свояком…
– Мам, ну ты уж слишком! Убить?! Он же не Отелло, в конце концов… Да и какая из Маринки Дездемона – тридцать лет, двое детей, восемьдесят килограммов веса…
Мать подняла голову:
– При чем тут вес? Это он ее душил! Теперь я понимаю, почему он так вилял, когда я его спросила, кто мог напасть на Маринку! А она сбежала от него! Не стала ждать, когда эта сволочь вернется из командировки! И правильно сделала!
Она воодушевлялась все больше, не давая дочери сказать ни слова:
– Я вот что думаю – она ищет деньги, чтобы куда-то уехать! А потом и детей заберет!
Алина ее перебила:
– Мам, но почему она просит денег и у него?! Что он – дурак, чтобы давать жене деньги, если та сбежала?!
– А ты точно знаешь, что Василию при тебе звонила именно она?
Этот вопрос поставил Алину в тупик. Она смотрела на мать – сперва с изумлением, потом – с уважением. «А ведь правда, – пронеслось у нее в голове. – Маринкиного голоса я не слышала! Он просто пересказал мне весь разговор. И мог сказать что угодно. Получается… Он соврал, что она просила денег? Может, просто говорила ему, что никогда не вернется?» Но Алина немедленно отмела эту мысль. Тогда – чего ради Василий пытался занять денег у нее? Ради правдоподобия своей лжи? «Да у него фантазии не хватит на такое! И вообще – у него все на лице написано! Она именно просила денег, и не убивал он ее! Тут что-то другое – просто мама ухватилась за новую идею… А уж если она ухватилась за что-то… О! Держись, Вася!»
Мать продолжала ругать отсутствующего зятя. Она заочно высказала к нему множество претензий. Вспомнила, что он всегда был неразговорчив, малообщителен, в компании от него никакого проку. Сущий бирюк – и чего только Маринка вышла за него замуж!
– Помнишь, какой у нее был парень до замужества? – жалобно спросила она младшую дочь. – Разве Ваське с ним сравниться?
Та пожала плечами – Алина не помнила.
– Ну как же! – расстроилась еще пуще мать. – Такой симпатичный парень, брюнет, занимался спортом… Каким же, я забыла? Волейболом, что ли?
– А чем, кроме спорта?
– Где-то учился. – Мать пыталась вспомнить, но явно не могла. Даже имя давнего Марининого поклонника вылетело у нее из головы.
– Я совершенно его не помню, – призналась Алина. – Да и какой прок вспоминать, если она за него не вышла.
