скачать книгу бесплатно
– Когда я думаю о том, во сколько тебе обошлась моя жизнь, мне становится страшно, – признаюсь.
Он расправляет плечи, приводит свои глаза и выражение лица в норму, подносит стакан с лимонадом ко рту и, прежде чем сделать глоток, напоминает:
– Ключевое слово «жизнь».
Вечером моя модель из рекламы мужских трусов с торчащими от нервных рук волосами на голове штудирует интернет.
– Я нашёл Ольгу, – заявляет.
– Она умерла?
– Нет, она родила. На последних фотографиях мальчик около трёх лет. И это… уже второй ребёнок.
– Ну вот и замечательно! – тут же вспыхиваю я. – Значит, у меня есть все шансы!
На следующий день – суббота, я звоню в хоспис и предупреждаю, что работать пока не буду. Мы с Лео едем в хранилища, где у меня до сих пор лежат старые вещи из таунхауса и… сундуки с сокровищами.
Лео вытягивает из ячейки пластиковый короб, я открываю крышку, чтобы показать ему, что в нём, и когда он видит аккуратно, по-психопатски тщательно уложенные вещи для новорожденных, некоторое время стоит, остолбенев, потом зажимает рукой рот и отворачивается. Я закрываю крышку.
– Там ещё два таких есть. Можешь достать?
Лео отвечает не сразу, через пару секунд.
– Да, конечно.
Когда поворачивается, глаза опять красные. Господи, думаю, когда-нибудь я точно доведу его. Вынимает оба короба, сам открывает каждый, смотрит, что внутри то же мракобесие, как и в первом, закрывает и, стиснув губы и брови, прижимает моё лицо к своей груди. Мы везём домой все три короба разом: два в салоне, один в багажнике. После этого он больше не пилит меня своими страхами – боится молча.
Глава 2. Ещё три года спустя
Coldplay – EverydayLife
Карла
Он стоит у стекла, сосредоточенно набирает сообщение и глазами по толпе не шарит, как делают здесь все другие встречающие. Он однажды всё сказал мне словами, но гораздо больше ранят такие мелочи, как эта. Не так ли?
Кто я ему? Воспоминание. Кто ему Кимберли? Ребёнок, которого он видит раз в год на Рождество. Ребёнок, которого он всеми силами старается любить, хотя не обязан. А когда родился свой, его фото с новорожденным на руках задали ещё большее ускорение его карьере. Никакой логики у публики. Казалось бы, мужчина открыто демонстрирует канаты, привязавшие его к одной женщине, а популярность только растёт.
– Папуляяя! – вопит Ким на весь аэропорт, едва завидев его.
Он слышит, отрывается от телефона и сразу распахивает объятия:
– Привет, пчёлка!
Лео обнимает её и поднимает на руки.
– Папа, мне подарили в самолёте! – Ким трясёт красным мешком перед его носом. – Там книжка с ребусами, карандаши и наушники! Красненькие! Как ты любишь! Хочешь я тебе подарю? А мама сказала, что подарки дарят только самым красивым девочкам!
– И умным, – кивает он. – Но маме виднее. Привет, мама!
– Привет.
Клюнул в щёку. А воздух вокруг нас приобретает осязаемую плотность от его напряжения. Он против был. Против моего приезда. Я это предвидела, и мудрости хватило попросить о гостеприимстве её, а не его. А она… добрая. Я была уверена, что не откажет, особенно если знать, на какие кнопки давить. Но не пришлось делать даже этого: её ответ был незамедлительным «да».
Мы с Ким проживём в их доме Рождество. А это вместе с Сочельником и некоторыми планами почти две недели. Иначе, не было смысла и ехать – так мы с ней объяснили ситуацию ЕМУ.
– Как долетели? – спрашивает. Вернее, с трудом выдавливает из себя. Для галочки.
– Папуля! Ты купил мне подарки?
– Конечно, – кивает.
– У меня тоже есть подарки! Они там в чемодане у мамочки! И для Леи, и для Мелитинки, и для тебя!
– А для Котейки? Ты забыла? С нами теперь ещё Котейка живёт.
Ким широко распахивает глаза.
– Мамуля! Мы забыли про Котейку!
Он показывал Ким их новое приобретение по Зуму. И моя пятилетняя дочь совсем впала в экстаз.
– Нет, не забыли. И для Котейки тоже есть подарок, – подмигиваю ей.
– Какой?
– Маленькая мышка и палочка с перьями.
Ким довольно трётся о его шею. Он нужен ей. Он нужен ей даже больше, чем мне. Ей позволено звонить ему всякий раз, как она захочет. Ей, а не мне. А она ревнует его, как и я, к девочке, которая вечно висит на его шее. Мелитина. Когда-то это имя почти довело меня до суицида, но пришлось взять себя в руки ради Ким. Не то чтобы я сомневалась в том, что они станут для неё лучшей семьёй, чем я, просто пришлось заставить себя верить в своё будущее. Оно у меня есть. И поэтому сегодня я здесь.
– Утром выпал снег. По прогнозу обещали, что не растает до Рождества. Для Ванкувера это лучший Рождественский подарок.
– А мы на гору поедем на санках кататься? Папуля? Папулечка!
– Поедем, – обещает, посмеиваясь. – Если мама разрешит.
– Мамуля, ты же разрешишь?
От нетерпения Ким скачет у него на руках, и я вижу, как он кривится – больно.
– Ким! Успокойся! Не прыгай! Лео, опусти её на ноги! Твоя спина…
– Всё нормально! – рявкает на меня.
– Ну что, поехали? – подгоняю его. Сколько можно стоять на месте?
– Прости. Лея написала, я должен ответить, – опускает Ким на пол. – Мне нужно полминуты, чтобы закончить.
Мы с Ким терпеливо ждём, хоть и устали. Как только он прячет телефон, я всё-таки срываюсь:
– Почему не позвонить? Или просто не подождать, пока увидитесь? Тем более, что вы же наверняка расстались меньше часа назад.
Вся эта любовь напоказ просто бесит.
– Сообщения остаются, и их можно перечитывать заново, когда нужно или хочется, – спокойно объясняет Лео и вытягивает ручку моего чемодана, берёт Ким за руку. – Моя машина на втором уровне парковки, нам нужно к лифту.
Их дом меньше моего. Намного. И территория вокруг тоже меньше. Раз в пять. Я бы поменялась с ней домами, не задумываясь, но только с условием, что к этому маленькому дому прилагается его хозяин.
Глава 3. Их дом
Снаружи холодно и сыро, а внутри дома очень тепло. Интересный контраст. Никогда бы не подумала, что это может быть настолько приятным. Просто дома, в Калифорнии, никогда не бывает такого пронизывающего до костей холода. По собственной воле я никогда бы не согласилась жить в такой суровой местности… хотя за Лео поехала бы куда угодно. Даже в Арктику. Если бы только он позвал.
– Снимайте обувь, я отряхну на улице, а то Милли носками все эти лужи потом соберёт, – приказывает нам Лео.
Меня передёргивает, но ботинки подаю ему. Ким справилась со своими быстрее и уже скачет по холлу с криком:
– Лея! Лея! Лея!
Её голос раздаётся откуда-то сверху:
– А? Кто там? Это что? Разбойники? Воры? На нас напало войско варваров?
– Да! Да! Да!
– Тише! – говорю дочери. – Будь немного тише!
Его жена спускается со второго этажа и выставляет вперёд руки, моя дочь врезается в неё.
– Ким, осторожно! – снова рявкает Лео. – Лея!
– Да всё нормально, расслабься, – смеётся она.
Я замечаю её живот, и Господи-Боже… Нет-нет-нет! Только не это, пожалуйста, НЕТ! Как это, вообще, возможно?
– А разве ваша ситуация позволяет во-второй раз? – успевает из меня выпасть отчаянный вопрос, прежде чем включился самоконтроль.
– Ну, прецеденты в мире были! А мы чем хуже? Да, дорогой? – подмигивает ему.
– Да, любимая.
И хотя он произнёс это согласие с некоторой злостью, моё сердце останавливается. Сейчас самое большее, чего хочется, что жизненно необходимо – сбежать и спрятаться. Но я даю себе время и приказ взять себя в руки. Я приехала сюда не для того, чтобы сдаться в первые же секунды. Если есть хоть маленький шанс, я им воспользуюсь. Мне нужен один единственный крохотный шанс.
Вечером мы с Ким наряжаем их ёлку. Милли крутится под ногами. Как только Лео садится на диван у окна, Ким бросается к нему на колени, и Мелитина начинает плакать. Это ревность, детка, думаю я. Ты девочка – привыкай к ней. Придёт время, научишься сдерживаться, прятать, улыбаться, даже когда всё кровоточит внутри.
Лео, конечно, мгновенно подскакивает – это же его родной ребёнок. За родного ему по-настоящему больно, а для Ким… у него только порядочность и здравый смысл. Он заставляет себя её любить. И у него плохо это получается.
Они обе сидят у него на коленях: одна на правой, другая на левой. Он долго увещевает их и убеждает, как сильно обеих любит, но Ким исподтишка пинает Милли ногой. Я ничего не говорю. Если бы он посадил на одно колено меня, а на другое Лею, я бы тоже её пинала.
После ужина Лео отправляет жену и дочь наверх отдыхать, убирает со стола, загружает посудомойку. Я ему помогаю, хотя он раз тридцать повторил, что справится сам.
– Мелитина за весь вечер не произнесла ни слова, – замечаю ему, собирая со стола неиспользованные салфетки.
– Она не любит говорить.
– Или не может?
– Может. Она говорила, просто ты не слышала.
– Что она сказала?
– Шаминя и шапотик.
– Что это значит?
– Машина и самолётик.
– В два с половиной года?!
– Все дети разные. Мелитина никуда не спешит.
– Лео, Лея ведь постоянно принимает лекарства? Даже во время беременности?
Он накрывает миску с остатками курицы пластиковой крышкой, щурится, когда она щёлкает, встав на место.
– Да. Иммунодепрессанты, – отвечает мне и открывает дверцу холодильника.
Ныряет в него так, словно хочет от меня спрятаться. Долго наводит там порядок, передвигая контейнеры с места на место.
– Вам стоит показать ребёнка специалисту.
– Зачем?
– Лео, боюсь у неё налицо многие признаки аутизма. Чем раньше вы начнёте коррекцию, тем выше её шансы не отличаться от остальных.
– Во-первых, у меня нет желания делать её похожей на остальных, – он со звоном бросает вилки в пластиковую ячейку посудомоечной машины. – А во-вторых, моя дочь совершенно здорова. У неё нет аутизма.
– Ты не врач.
– Ты тоже.
– Я специалист с дипломом.
– Без практики.
– С глубокой теоретической базой и стажировкой. Я опираюсь на знания. Ты на что? Поясни, откуда такая уверенность?
– Я её отец. Я так чувствую.
– Она не смотрит в глаза!
