скачать книгу бесплатно
– Извините?! – возражает.
ОЧКИ. Странно зеркалящие голубым перламутром стёкла в чёрно-красной оправе. Дорого, стильно, эксклюзивно, и ни фига не видно его глаз.
И ухом не веду, изображаю уверенность, но он упёртый:
– Конец очереди там, – кивает в бесконечность млечного пути.
И, конечно, даже никаких «извините» вам.
– А я стояла! – не теряюсь. – На пару минут отошла, хотела попробовать в старом автомате, вон в том углу, они же отличаются? Вы не в курсе? У Вас тоже не распечатываются стикеры для багажа?
– Тоже, – сухо. – Я Вас не помню в очереди.
– Я занимала вот за этим человеком, – тычу в сикха с бирюзовым домом на голове, стараясь выжать из себя улыбку, более-менее похожую на ту, которой потчевала его стюардесса австрийских авиалиний. – Остальных, наверное, уже вызвали. Они же вызывают… и моя очередь потерялась.
Обнаружив в моих речах очевидную долю правды, мужик на мгновение задумывается, меряет меня своими перламутровыми стёклами, словно решая судьбу, затем, наконец, выдаёт:
– Вас здесь не было.
– Послушайте, Вы здорово мне поможете, если позволите здесь встать.
Моей фирменной канадской улыбкой можно опоясать весь мир при желании, и она всегда работает, ВСЕГДА. Но не на этот раз:
– Нет.
И смотрит прямиком в глаза. Вот скажите, как можно отказывать женщине, глядя ей прямо в душу? КАК?
TheCinematic Orchestra – The Workers of Art
Яркий полуденный свет, свободно льющийся в бесконечные окна аэропорта Эль Прат, бликами отражается в стёклах его очков, не давая разглядеть глаза. Я даже не вижу, какого они цвета.
– Если я встану в конец очереди, мне ни за что не успеть на свой рейс, – объясняю. – Вы понимаете? И не моя вина, что аэропорт работает через задницу! – напираю.
И уже совсем не могу улыбаться. Вот совсем.
– Вы не единственная попали в такую ситуацию. Все ждут, и никто не лезет без очереди.
Служащая аэропорта – всё та же чернокожая девица с необъятной, но довольно сочной задницей (чёрт, ну вот почему они у них такие всегда ладные?!), наряженная в довольно стильно скроенный серый костюм и красный галстук, шествует вдоль млечного пути, опрашивая пострадавших. Новые технологии, блин…
Пользуясь случаем, отвлекаюсь от проекта «улететь любой ценой»:
– Девушка, а скоро вызовут рейс на Вену? У меня посадка заканчивается через тридцать минут! Я нервничаю, Вы понимаете?
– У нас есть более ранние рейсы. Вылетят все, не беспокойтесь, мы вызовем.
– Да, но…
И тут я снова слышу этот голос, и он вполне мог бы быть приятным, вообще-то, если бы не дотошная мелочность его владельца:
– Извините, Вы не могли бы мне помочь? – ему оказывается, тоже нужна помощь.
– Да, конечно, сэр. Я Вас слушаю.
– Нужно объяснить вот этой девушке, – кивает на меня, – что конец очереди в конце очереди, а не там, где ей удобно.
Мудрые индусы говорят: хочешь узнать, чем наполнен сосуд – тронь его и посмотри, что польётся. И вот зачем я его тронула?
Разворачиваюсь всем корпусом и смотрю на… на свою стратегическую ошибку. Хорошо, что нас разделяет его чемодан. Блондины не в моем вкусе, говорю себе, игнорируя тот факт, что мужик ни в каком месте не блондин, скорее, шатен. И едва открываю рот, чтобы сообщить стражу аэропортного порядка в сером костюме с красным шарфом и крутой задницей свою версию, как вдруг «объект» немного разворачивается и устремляет свой многозначительный взор на стоящую позади него ту самую арабскую семью из одних баб с выводком потомства, самый младший член которого, он же самый буйный, опять орёт во всю глотку.
И мне становится… всё понятно.
– Окей, – говорю и отъезжаю с чемоданом ровно на два метра от незаконного места в очереди. Настроения искать другую кандидатуру уже нет вообще никакого.
Мужик возвращает своё внимание планшету. Я стою, словно пустое место, как невидимка, и мне так паршиво… Сволочь ты, думаю. И внезапно испытываю острую потребность сказать ему это в лицо. Бросив чемодан, прыгаю на шаг обратно:
– Что? Такой принципиальный, да?
Для него мой выпад оказывается неожиданностью. Как, впрочем, и для всех остальных пассажиров, окружающих нас в этой очереди – почти все они, включая арабскую мамашу и её, наконец, заткнувшегося ребёнка, пялятся на меня. Но я не из тех, кого волнует суд общественности:
– Будь у меня ноги подлиннее и красное служебное платье, где была бы твоя грёбаная принципиальность? Или давай-ка лучше назовём её… «выборочная добродетель»?
Он меряет меня взглядом. Унизительно так, вызывающе, почти с пренебрежением. И вдруг совершенно невозмутимым, а потому практически издевательским тоном говорит:
– Ты собралась со мной драться?
И только в этот момент я осознаю, что мои руки сжаты в кулаки. Сразу разжимаю их и машинально тру мокрые от нервов ладони о бесполезный фатин моей ментоловой юбки. Разворачиваюсь, чтобы забрать чемодан, судьба которого уже практически предрешена, но напоследок не могу отказать себе в удовольствии:
– Похотливый козёл…
Не знаю, слышал ли он, но даже если и слышал, доберману настолько плевать на блоху, что ответом не удостоил.
Я понимаю, что с багажом на рейс не успею точно. Из-за сбоя в системе очереди образовались не только на регистрации, но и на таможенном досмотре – а это уйма времени со всеми раздеваниями и разуваниями. Похоже, чемодан придётся незаметно бросить у какой-нибудь стенки или в туалете, если найду его, конечно. Его потом обнюхают служебные собаки и вместе с сапёрами куда-нибудь утилизируют.
И вот в этот самый момент, когда я мысленно уже распрощалась со всеми любовно и даже страстно приобретёнными блузками, статуэтками, мозаичными тарелками, миниатюрами Пизанской башни, Эйфелевой и Коллизея, как минимум пятью парами сногсшибательных босоножек, одни из которых фиолетовые с эфемерной бабочкой на единственном ремешке, перед моими глазами предстаёт знакомое лицо. Нет, фортуна определённо меня любит, раз уж в такой патовой ситуации повезло повстречать не просто одноклассницу, а облачённую в костюм стюардессы!
– Клэр! – ору едва ли не на весь аэропорт.
Вообще-то, с Клэр мы не то, что не дружили, а совсем, прямо скажем, не ладили, будучи по разные стороны баррикад, но, тем не менее, в одном классе. Она как-то вырвала мне клок волос, а я хорошенько подбила ей глаз. В общем, наши с ней планеты никогда не находились в одной Солнечной системе. Клэр, к счастью, не делает вид, что не узнала меня:
– Харпер? Прости, не помню имя…ты, кажется, встречалась с Тьяго?
– Угу, – подтверждаю, – с Тьяго. Лея.
– Да-да, точно, Лея! Как твои дела, Лея? Как Тьяго? Вы всё ещё вместе, ребята, или разбежались?
– Всё отлично у меня, спасибо. Ты как?
– Да вот, летаю!
Элегантным взмахом руки Клэр обращает моё внимание на свой наряд – она бортпроводница Канадских авиалиний, что чётко обозначено на её бэйджике и красном шарфике. Собственно, это я уже давно заметила, и именно по этой причине проорала её имя на пол Барселоны.
– Оу, это круто! – сияю улыбкой. – А что, Канадские авиалинии летают в Барселону?
– О, нет! Я здесь по личным вопросам. Но сегодня у меня рабочий рейс из Вены в Торонто.
– Да ты что?!
– Да, представь. Мне очень повезло получить эту работу, ты же знаешь, какие у них серьёзные требования… А как дела у Тьяго?
– Он умер.
Её лицо вытягивается:
– Ой, прости… Мне жаль, я не знала. Как же так? Как это случилось?
– Слушай, – прерываю её, потому что у меня уже не то что минуты, а каждая секунда на счету. – У меня тут возникла проблема с распечаткой багажного стикера, а посадка на мой рейс заканчивается уже через… двадцать девять минут. Ты, как работник системы, не могла бы помочь? – и я киваю на свой чемодан.
– Ого! – округляет глаза Клэр. – Ты что, пол Барселоны скупила?
– Пол Европы. Так ты поможешь или нет?
Клэр в такой знакомой мне манере, что аж все зубы сразу сводит, изображает всем своим существом прискорбие:
– Боюсь, что нет, Лея. Это не в моих силах и не в моей компетенции. Но я всегда буду рада помочь тебе на борту самолёта Канадских авиалиний!
– Ясно, – говорю и почти мгновенно теряю к ней интерес.
– Мне нужно бежать, иначе не успею на посадку, – напоминает мне Клэр. – Ещё увидимся! И, нарочито модельно виляя задницей, мой последний оплот надежды уплывает в ту же сторону, куда так отчаянно нужно спешить и мне.
Я рассеянно обвожу взглядом ненавистный аэропорт – контору, обернувшуюся для меня таким разочарованием. Он смотрит на меня. Не через стёкла своих очков, а поверх них. Глаза у него… не просто красивые, а… красивые. И это как плевок Вселенной, а за ней её же удар под дых. И в этот момент мне истошно хочется, чтобы у безупречного внешне, но такого гнилого внутри мужика случился бы эпилептический припадок, чтобы он не умер, конечно, но чтобы повалялся на этом грязном полу, стуча зубами и уж, конечно, опоздал бы на свой самолёт вместе со своим чемоданом.
Я подхватываю свой обречённый чемодан, добираюсь до ближайшей стены и упираюсь в неё лбом. В прямом смысле прижимаю его к холодной краске. Просто, весь этот день с самого его начала – это уже слишком для меня. Даже для моей выдержки и закалки слишком.
Чтобы открыть чемодан, приходится залезть на него сверху. Молнию заклинило, потому что натяжение на корпус слишком велико, и я запрыгиваю на крышку прямо в обуви, затем упираюсь в неё рукой и коленями, второй рукой тяну за бегунок молнии – к счастью, всё получается.
И что же я вынимаю из Европы, втиснутой в этот китайский бокс, предназначенный для перевозки в Канаду? Сиреневые босоножки на шпильке. Прозрачная бабочка из капрона прилеплена к единственному хлястику на стопе примерно между мизинцем и тем пальцем, который рядом, второй и последний хлястик, опять же единственный, оборачивается вокруг щиколотки. Изящество – причина, по которой они запали мне в душу. Это как автограф из Европы на память. Спросите у меня сейчас, как попасть в Ватикан, и я сориентируюсь не сразу, но с закрытыми глазами приведу к витрине на одной из тёмных и узких улочек Венеции, за толстым стеклом которой увидела их.
Нет смысла пытаться закрыть чемодан – вряд ли мне это удастся – только время потеряю, к тому же он больше не мой, и его судьба мне не интересна. Поднимаю повыше голову, распрямляю плечи и спину, кто бы в неё не смотрел – мне плевать, и с босоножками в руке, а вовсе не с фиаско по всем фронтам, гордо беру курс на посадочный терминал.
Глава пятая. Идиотская
FOALS – Neptune
Очередь на таможенный досмотр… вызывает у меня мелкий, но стойкий психоз. Первые десять метров я продираюсь сквозь массу спин, голов, рук и ручной клади, помогая себе непробиваемой уверенностью и словами:
– Извините, мой самолёт улетает через двадцать минут! Разрешите пройти, у меня заканчивается посадка!
В конце концов, как в принципе и ожидалось, я упираюсь в груди (именно «груди», а не «грудь») ещё одного поборника справедливости. Коренастый мужик лет пятидесяти, не меньше, иначе бы просто не посмел, преграждает мне путь, выпятив вперёд живот и ухватившись рукой за синюю ленту ограждения. Он что-то говорит, естественно на испанском.
– Извините, – говорю ему, – Вы не могли бы по-английски?
Он совершает один очень неприятный взмах подбородком, и по его оскалу я понимаю, это что-то вроде «Ишь ты, до чего обнаглела!».
Я ищу глазами более-менее приветливое лицо:
– Кто-нибудь может ему перевести?
Но никто, похоже, не заинтересован в оказании услуг переводчика, и я объясняю испанскому мачо, как могу:
– Слушай, парень, – хотя до парня ему, как мне до балерины, – будь человеком, пропусти! Я опаздываю на посадку.
В его коричневых глазах-пуговицах бездна безразличия. Он что-то отвечает мне по-испански, что тут же переводит чей-то женский голос:
– Он говорит, тут все опаздывают на рейс.
Хорошо, думаю, значит, понимать ты понимаешь, а говоришь принципиально на своём. Ну ладно:
– Друг… у тебя же наверняка внутренний рейс, а у меня пересадка, и если опоздаю на следующую, зависну посреди Европы без денег, друзей… не пропаду, конечно, но, может, попытаешься войти в положение? Я в Канаду лечу, домой – это далеко.
И опять это движение подбородком, и рука, вжимающаяся в ленту с ещё пущим рвением.
У меня есть варианты. Можно попробовать переть напролом, но рано или поздно дело закончится тем, что я двину этому мужику. А это нехорошо. Можно поискать помощи глазами, и я уже даже сканирую контингент окружающих меня людей в последней попытке найти своего рыцаря, но… увы, нет больше доверия моей неотразимости, поэтому подключаю логику. И врубаю в телефоне переводчик.
– Ayudame! Помогите! – ору во всю глотку.
Женщина в форме, до этого стоявшая в добрых двадцати метрах от меня – служитель аэропортного порядка – уже через секунду подбегает ко мне.
– Извините, Вы говорите по-английски? – вопрошаю её.
– Да, – отвечает.
– У меня заканчивается посадка. Я задержалась на регистрации багажа, там сбой автомата печати стикеров…
– Я знаю. Какой у Вас рейс?
Сую ей в руки посадочный.
– Посадочный распечатали? – спрашивает удивлённо.
– Да, багажный не получилось.
– Странно, – удивляется.
Взглянув на время моего вылета, кивает, и говорит:
– Пройдёмте со мной.
И вот так, с личным сопровождением, я добираюсь до самого досмотра. Прохожу его быстро – на мне только моя юбка, футболка, балетки и многострадальная сумка цвета ультрамарин. Ну и в руках сиреневые босоножки, конечно.