скачать книгу бесплатно
перемещались по двум черным асфальтовым полоскам, продавленным в снегу тяжелыми грузовиками. Кравчук вернулся через три часа. Костомаров сам его отослал. Сказал, что один управится. Город маленький. Всё под рукой, что надо.
А часов в пять утра низкие тучи вывалили на совхоз и все его поля первые десятки тонн мягкого снега, потом целый день не унимались и сбрасывали крупные хлопья так буйно, будто кто-то, руководящий всем на свете, прибил эти переполненные снежинками тучи к небу и выбивал из них сверху весь трехмесячный запас. Когда народ раненько начал собираться после завтрака в контору для получения разнарядок на разные работы, то в двери почти никто выйти не сумел. Мужики выдирали паклю из утеплённых окон, выставляли рамы, прыгали в сугроб, не дотянувшийся малость до окна. Жены оставались в хате, вставляли рамы на место и шли к дверям ждать пока деревянной лопатой мужья освободят от завала двери и раскидают снег в стороны в виде дорожки, чтобы можно было выбраться из ограды. Градусники показывали всего минус двадцать четыре, поэтому много холода до возвращения с работы в дом не просочилось бы сквозь щели без пакли. До конторы с разных концов посёлка все шли смешно. Как цапли поднимали поочередно ноги в тяжелых валенках и вертикально вонзали валенок на полметра вперёд, балансируя при этом руками как канатоходцы.
Часть трудового народа добрела до конторы без осложнений. Но многим припозднившимся не повезло. Плотный слой снежинок, опускающихся вертикально, вдруг скособочился, ускорился и понёсся под углом к планете со скоростью сорвавшегося с цепи молодого злого пса. Это издалека далёкого прибыл северо-западный ветер. Быстрый, холодный, сердитый.
– Во, мля, повезло-то как! – радостно заверещал придурок местный Артемьев Игорёк. Буран летел в него со спины. Поэтому Игорёк подпрыгнул, взлетел над сугробами и расставил руки. Его сначала уронило, но не утопило в снегу, а понесло вперёд. Он только слегка помогал чудному передвижению ногами. Отталкивался и плыл по сугробу как моторная лодка по гладкой воде.
– Эй, доходяги! – орал он идущим сбоку и позади. – Сколько я могу вас учить? Берите пример с дяди Игоря Артемьева. Он силён сообразительностью и тесным контактом с природой. Как зверь! Чую нутром, как с ней жить в любви и взаимопомощи! Делайте как я!
И почти все повторили трюк Игорька, и понесло их к главному дому совхоза как
перья куриные.
– Ты б на работе показывал взаимопомощь природе! – крикнул Олежка Николаев.
Но впустую. Не долетел до Артемьева голос. Потому как Олежка шел против ветра и стены снежной. И ещё человек сорок, не меньше. Они ложились грудью на ветер и гребли руками как вёслами, едва заметно продвигая себя вперёд.
Вот чего-чего, а такой подлянки от погоды никто не ожидал. Все мечтали поскорее догрести до конторы и затаиться там. Дождаться пока силы у бурана
скончаются да к работам приступить. Никто пока не предполагал, что конкретно сегодня на уме у директора Данилкина. Все надеялись на то, что механизаторов он пошлёт ладить побитую в войне со степью технику, а остальных отпустит. Кого домой, кого по тёплым рабочим местам. В больницу, столовую, библиотеку и магазин.
Данилкин сам спустился в конторскую прихожую. В большой холл с зеркалами и портретами Ленина и Маркса по бокам от знамен СССР и КазССР. Он был подтянут, трезв, побрит и пах «Русским лесом», что насторожило рабочих, отряхивающих на цементный крашеный пол налипший комьями снег.
– Дождались, слава богу! – не по-коммунистически, но всё равно искренне воскликнул директор Данилкин. – Не ждал я, хоть и знал прогноз, такого счастья.
Это ж сколько мы влаги накопим теперь! Надо только задержать снег по-умному. Короче, у нас на складе двести щитов дощатых и восемьдесят пять камышитовых. Подпорки там же. Сегодня ждём, а завтра ставим. Но сдаётся мне, что при таком щедром снегопаде нам их будет мало. Значит, берем двадцать добровольцев и идем на склад. Там есть всё. Молотки, гвозди, веревки для камыша, проволока, камыш прошлогодний и доски. Делаем ещё сто щитов. По пятьдесят из разного материала. А Кравчук, Чалый, Лазарев и Айжан Курунбаева
вешают на трактор снегопахи и с обеда до темна делают валки по шестьдесят сантиметров в высоту, не ниже. Потом снегопахи поднимите и гусеницами промежутки между валками утопчите поплотнее. Понятно всем? Добровольцы кто?
– А кто вперед выбежит из конторы, тот и получит удовольствие от труда праведного! – Артемьев Игорёк сорвался с места и, разбрасывая не растаявший на полу снег, через чёрный ход вылетел на улицу. Ветер подхватил его небольшое туловище и понёс почти точно ко второму складу. За ним помедленнее вывалились остальные и получилось добровольцев примерно полсотни.
– Всё! Хорош! – скомандовал чётко трезвый Данилкин. – Больше в склад не влезет. Да и молотков не хватит. Остальные идут по домам и завтра с восьми все собираемся возле первой клетки. Будет шесть тракторов с прицепами на полозьях. Туда загрузим заранее щиты, сядем сами и поедем делать снегозадержание. Есть вопросы? Этим, которые на складе, я сам скажу. Все свободны.
– Он аккуратно достал из кармана пачку «Беломора», выбил щелчком папироску
И, разминая её на ходу, пошел на второй этаж. В кабинет.
– Хрен мы за день завтра всё расставим, – задумчиво произнёс Мостовой Кирилл.
– Бурана не будет – успеем, – бодро сказал Валентин Савостьянов. – Мы ж орлы все. Не голуби.
По домам расходились чуть ли не ползком, но с улыбками. Хорошо Валюха пошутил. Оптимистично. Правда, не угадал ни фига.
…В восемь утра следующего дня ветер поменял направление на северо-восточное, стал посильнее, а снега в туче не убавилось, наверное, и на десять процентов. Опять мужики раскопали себе выходы из домов и уже возле первой клетки, куда добрались как инвалиды, Кирюха Мостовой пересчитал народ и сказал:
– Семьдесят шесть человек нас. Надо, чтобы сюда вернулись все. Поэтому – всем держаться группами по пятеро и постоянно перекрикиваться. Падать нельзя, садиться на снег не надо, держаться рядом и с места на место переходить по двое. Один держит щит сзади, другой спереди. Третий идет впереди через валки
на сорок метров и ставят шиты. Потом группой – за следующей порцией. Потом собираемся у конца первой клетки и идем на вторую. Ну, Ленин с нами! И все основоположники коммунистической идеи!
Все развеселились, а тут и трактора с прицепами, полными щитов пришли.
И началось то, что все и через пару лет потом вспоминали с остатком тени ужаса на лицах. Началась узаконенная природой битва с природой за вполне вероятный
славный урожай.
***
Вчера четыре трактора нарезали валков на полях много очень. Валок – это очень нужный сугроб сантиметров по шестьдесят в высоту. Он снег на себя собирает и держит. Трактор перед собой несёт валкователь, похожий на нос корабля. А за носом этим что- то наподобие крыльев. Носом трактор врезается в толщу снежную и крыльями разводит снег в стороны. Получается десятиметровая прогалина по бокам сугробы- валки. Их ставят, естественно, поперёк ветра, чтобы буран налепился на эти валки и снега становилось больше. Весной он таял разливая по сторонам накопленную в валках воду. Чалый Серёга с утра доложил директору, что шестнадцать клеток до утра прихватили. Оставалось ещё два раза по столько. Данилкин пришел провожать всех, кто уезжал щиты ставить. Снегопахи-валкователи не спали совсем, потому и валков нарезали несчётное число. Утром они подогнали машины свои к первой клетке, тоже проводили забравшихся на прицепы людей, одетых в ватные штаны и полушубки, шапки с опущенными ушами и обёрнутых вокруг шеи толстыми шарфами да шалями, арендованными у жен. А когда трактора с прицепами уже через минуту движения исчезли с глаз, занавешенные плотной портьерой снежной, все четверо включили движки, потом печки и мгновенно уснули часа на два. Разбудить их должен был заправщик. Трактор с прицепленными санями, в которые поместилась двухкубовая цистерна с соляркой. Он должен был подкатить к одиннадцати, разбудить снегопахов, заправить баки и дополнительные канистры. После чего передохнувшие малость мужики и Айжан Курунбаева собирались валковать на клетках с семнадцатой по двадцатую.
Я вам, читатель, забиваю голову вот этими валкователями, номерами клеток и щитами для снегозадержания не для того вовсе, чтобы окунуть вас в непонятную терминологию и в незнакомые далёким от полеводства гражданам действия сельхозников. Я просто хочу, чтобы вы глубже вникли в высокую степень тяжести трудового процесса, необходимого хотя бы для временного оздоровления истерзанной за десять лет земли, которая по причине древнего способа вспашки с огромным отвалом пласта, поставленного плугом почти вертикально, при сильных ветрах теряла веками копившийся плодородный слой. Гумус. Его и так в бедных землях степных было с гулькин нос, а частые пыльные бури вышибали из отвальной пашни и прахом развеивали на десятки километров и фосфор, и азот с калием. Без чего ни цветы не растут, ни деревья, ни пшеница. И овёс не растёт, и просо. Да ничего не лезет из такой земли кроме шариков «перекати поле» и редких серых, жестких как прутья, травинок. Им для жизни почти ничего и не нужно было. Любая твердь земная. Хоть голимый солонец.
И вот если буран дикий с ветром сногсшибательным и сугробами по пояс для горожан – пугало нежеланное, то для хлеборобов степных он – счастье и надежда.
Правильно собранный и накопленный снег весной растает и накормит почву всем, что есть в богатой талой воде. Надо только не опоздать. Не дать снегу улететь вместе с ветром в никуда, не позволить ему стать обычной белой холодной пылью, которая носится над землёй и не ведает, где конец её полёта.
Трактора развезли народ по точкам на клетках. Мужики скидывали по пути щиты и подпорки, но так, чтобы они почти прямо торчали в толстом слое снега. Иначе не найдёшь потом. Завалит и не покажет уже до весны. Трактор от трактора разъехались на несколько километров в разные стороны и начали кататься между валков, придавливая полозьями пространство, отделяющее валки. Оно простиралось от начала клетки и ширину имело в десять метров. Вот мужики каждый год выбирали положение щита точно против ветра, втыкали его в валок и сзади ставили подпорки.
– Валя, ты где, сучий хвост!? Вот, бляха, Данилкин, сучок! Должен же был ещё одного работягу дать, чтобы следил за щитами да помогал! Жлобина, блин! А вдвоём за всем не уследишь. Щиты засыпает прямо на глазах! – верещал Артемьев Игорёк, прихвативший один край щита. Щит был всего полтора метра в одну сторону, да столько же в другую. Но Вали Савостьянова за буранной стеной видно не было. Как и самого конца щита. – Ва-а-алентин, бляха! Сдуло тебя что ли?
Он бросил край своей половины снегозаградителя, обошел его слева и, нагнувшись, пополз на четырёх точках вперёд. Так против снежного урагана ещё можно было двигаться. В варежки сразу набилось по полкило снега, а за воротник, перетянутый шарфом, его прилетело тоже с килограмм. Метров через десять он лбом уперся в колени Савостьянова Валентина. После чего сверху на его спину опустились, ощупывая, тяжелые руки Вали.
– Артемьев, придурок, тебя где носит?! Мы же пару минут назад рядом стояли! -
Савостьянов поднял Игорька. – Щит-то здесь, а ты куда попёрся?
– Где щит, покажи! – кричал Артемьев Игорёк. – Дай мне его, сучок ты ломанный!
Валентин опустился на колени и стал ползать кругами, стуча по снегу мокрыми варежками.
– Я же, бляха, сейчас только стоял на нём. Тебя ждал. Ты где?
Артемьев Игорёк не видел, куда уполз напарник. Метра полтора в сторону – и всё. Буранное месиво глотало человека и звать его не было смысла. Ветер встречный был мощнее голоса и тут же отбрасывал крик за спину. В пустоту, захваченную несущимся с бешеной скоростью бураном. Поэтому Артемьев тоже пополз кругами и вскоре они с Валентином стукнулись друг об друга боками. Игорёк схватил его за шапку, оттянул суконное ухо и в щель появившуюся крикнул.
– За штаны меня держи и хиляй за мной!
– А где щиты наши помнишь? Следы твои занесло поди. – Валентин крепко ухватился за артемьевскую штанину. – Поползли! Приморозило тебя к земле что ли?
Как Артемьев Игорёк нашел свой путь, он и сам не понял. Но нашел. Доползли они до щита.
– А под ним второй, – закричал Артемьев и лёг на щит. Отдыхал. Валя появился слева и тоже примостился на щите.
– Во, мля, второй! Держу его, – Савостьянов Валентин пошустрил рукой по сторонам и внизу. – И третий тут. Давай ставить. Подпорки под щитами.
– Тяни на себя! – Игорёк Артемьев прополз по деревянной решетке, укрепленной крест-накрест толстыми рейками. Порвал штанину на колене. Выругался семиэтажно.– Теперь весь снег через дыру пойдет. Полные штаны снега и полный валенок. Давай, ставь его на ребро.
Валентин поднял щит вертикально и его вместе с этой крупной деревяшкой подняло над сугробом и уронило метра за три от обалдевшего Артемьева, который оледеневшими варежками не смог удержать свой край. Как мраморная гробовая плита лежал этот щит на Валечке Савостьянове. Усиленно помогая телу матюгами он как-то выкатился из-под него и вцепился в края руками.
– Вот так понесём. Плашмя, – он захватил подпорку, сбоку лежащую, бросил её сверху на дерево, Игорёк Артемьев прихватил щит, поднял и задом медленно, наваливаясь спиной на ветер, двинулся к ближайшему валку.
– Двигай! Правильно идешь! – кричал Валечка, толкая решетку вперёд и Артемьева вместе с ней. – Стоп машина! Втыкаем его снизу в валок и медленно вдвоем поднимаем!
Как ни удивительно было для самих трудяг, фокус получился. Савостьянов Валентин подставил под крестовину подпорку и минут через десять, поливая самыми отвратительными словами буран, щит, подпорку и почему-то заодно директора Данилкина, конструкцию они закрепили.
– Я потный весь, – без выражения сообщил Игорёк.
– Так и меня хоть выжимай! – засмеялся Савостьянов.– А потому нам стоять нельзя. Заледенеем. Давай за следующим щитом. Бегом.
По ветру получилось не то, что бежать – почти лететь получилось. Стукнулись валенками о щит. Сели.
– А этот давай вообще по земле потащим, – Артемьев встал на колени, прихватил щит и потянул его, отталкиваясь коленями. Валечка толкал его вперёд с другой стороны, не забыв закинуть подпорку. Потом, когда передний край воткнулся в валок, оба подсели под другой конец, Игорёк схватил подпорку, и они синхронно стали подниматься с колен, воткнув подпорку в снег и в щит. Поставили и этот.
– Не даст Данилкин, сука, премию! – огорченно прокричал Валентин.
Артемьев, как ни странно про премию сразу же услышал.
– Мы на него Серёгу Чалого натравим. Это не просто ударный труд. Тут риск для жизни! А для здоровья – стопроцентный трындец! Вон с меня в валенки вода льётся вместе с потом. Я и не доживу до премии-то.
– Совхоз похоронит. Петруся похоронили же. Ничего. И поминки были как банкет.
– Ну, какой поганый рот у тебя! – взбрыкнул Артемьев Игорёк.– С женой так же разговариваешь? Пошли вон третий ставить, последний!
– Хрен там последний! – расстроено прокричал Валюха Савостьянов. – Это мы только один заслон поставили. А вон другая точка наша. Вон ещё одна. А левее последняя. Нам до вечера позднего колупаться, если буран не помрет раньше нас.
– Давай хоть перекурим, – остановился за щитами Артемьев. Через них почти не дуло. Ну, с ног не валило, и то радость.
Они долго пытались зажечь спичку и прикурить. Получилось раза с десятого.
– Шаби скоренько, – посоветовал Валя.– Стоять нельзя. Задубеем и коркой покроемся. Как панцирем. Тогда работать не получится.
Но не задубели. Не успели. Побежали пригнувшись, как под пулями, но боковой ветрище пролетел как-то поверху и через пятнадцать минут они уже выковыривали три других щита и подпорки. Приладились как-то к бурану. Освоились. И ещё часа за четыре установили все остальные снегозадержатели.
Стояли они и любовались на дело рук своих умелых. Снег уже останавливался на щитах. Росла горка. Скоро она вырастет до полутора метров и в длину будет четыре с половиной. Хорошо. Очень хорошо.
– Надо бегать и подпрыгивать пока трактор за нами не придет, – Игорёк начал прыгать на месте и делать корявые пробежки, падая под ветром и натыкаясь на валки, сделанные снегопахом Серёги Чалого. – Бегай, Валя! Прыгай! А то скопытимся до нашего трактора.
И они начали бегать, насколько это удавалось, прыгать, толкаться боками. И было им тепло. И не только потому, что в степи тепло было – минус двадцать четыре всего. А от удовлетворенности трудом своим тоже.
Так вот радостно и сохраняли они себя мощным движением после успешного дела. Так вот гордо глядели они на все свои конструкции, стоявшие прочно, надежно и выполняли исправно свои обязанности снегозадержателей. Было всего три часа дня. Скоро и трактор придет, и дома печка уже ждёт, с утра растопленная на всю катушку. И самогон с огурцом солёным и салом тоже ждут не дождутся покорителей целины.
Но вдруг что-то, сначала непонятое, остановило обоих. Они застыли на месте и одновременно глянули вверх. Неба видно не было. Но снег летел в другую сторону. Вместе с ветром, ясное дело. Буран поменял направление почти на девяносто градусов. Раньше снег летел в рот если Игорёк стоял лицом к щиту.
А теперь ураган дул точно в левый бок и вздымал край полушубка чуть ли не до левого плеча. Да и валить обоих стало на правую сторону.
– Да мать же твою перемать, да дышло же тебе в нюх! – воскликнул потрясённый Валечка Савостьянов, обращаясь, видимо, к высшей природной силе. – Ты чего же творишь, растудыт твою через коромысло!
Артемьев Игорёк сел на корточки, закрыл лицо варежками и громко застонал, будто у него заболели сразу все зубы.
Так они и зависли в негаданном оцепенении и очнулись только тогда, когда услышали шум, исходящий от приближающегося трактора.
– И на хрен он теперь тут нужен, трактор? – спросил у природы Валечка.
– Надо, мля, переставлять всё! – удивлённым и свирепым голосом заорал Артемьев Игорёк. – Фасадом на ветер надо щиты переставлять. Вот же паскудство-то, а!
Подъехал трактор. В прицепе сидели восемь мужиков с других клеток.
– Мужики! – крикнул тракторист из кабины. – Сейчас ребята вам помогут. Переставим. Потом поедем на их клетки и тоже переставим. Так что, не писайте в штаны. Всё будет абгемахт!
Выскочили из прицепа ребята и битва с природой возобновилась с ещё большим остервенением. В кинофильме каком-нибудь очень патриотичном обречённость работяг на необходимость выдержать всё и довести дело до нужного результата – сошло бы за неиссякаемый трудовой энтузиазм отчаянных и умелых покорителей непокорной целины.
Восемь мужиков – не двое. Шестнадцать рук и натренированных капризами целинными голов дело поправили почти моментально. За час всего. Щиты развернули на новое направление ветра, подпорки вбили основательно и трое из них порадовались за Игорька да Валентина.
-Вон у вас с первого ветра какие стены намело!– крикнул один.
– Не развалятся уже. Толстые! Сейчас и под новым углом защиту завалит.– Похлопал Валентина по плечу второй.
– Сами не ждали, а получили двойной результат, – третий обошел огромный сугроб, начинавшийся метров за семь до того места, откуда только что переставили щиты. – Навалом теперь будет влаги. Даже с одного этого бурана!
Трактор фарил прямо на всю площадь, где разместились щиты и высокие валки. Хорошие отражатели были у фар. Пробивали четырьмя лучами буранную круговерть как хороший плотник доску острым гвоздём.
Забрались в прицеп и двинули на те клетки, с которых по очереди тракторист забирал работяг. Игорёк Артемьев пытался в темноте разглядеть мужиков, которые помогали. Но все были укутаны и обернуты тряпьём разным плотно, шапки завязаны и козырьки спущены до глаз. А глаза смотрелись сплошным белым пятном. От дыхания и шарфы, закрывавшие рты, обледенели, а с бровей и ресниц свисали стылые снежно-ледяные лохматые полоски.
– Димка Нечаев есть тут? – крикнул Артемьев Игорёк.
– Я это, – отозвался белый с чёрными проблесками силуэт из угла прицепа.
– А чего ж ты, подлец, без баяна тут делаешь? – Игорёк заржал как конь, которого только что покормили. – Мы бы станцевали сейчас гопачка или цыганочку! Погрелись бы. Да и вообще, поставили бы тебя с баяном на самой середине между всеми клетками, так под музычку твою мы бы голыми руками такие сугробы накидали – никаких щитов не надо.
– Ураган такой! Как услышали бы?– наивный Димка принял хохму за искреннее пожелание.
– Да ты любой ураган переголосишь! В столовой вон на прошлый Первомай так тягал меха – чуть стены не порушил. И оглохли все. Я сам три дня ни с кем после Первомая не разговаривал. Оглох. Не слышал никого, – раздухарился Игорёк Артемьев.
Пока все восемь мужиков да Валюха Савостьянов хохотали безостановочно трактор допилил до нужного места и встал, залив светом площадку, где надо было щиты развернуть. Выскочили шустро. Как вроде и не вкалывали весь день.Да и работу побыстрее сделали. Потом объехали ещё три клетки, сделали всё как надо и трактор с санным прицепом фарами своими пробивал уже не столько буран, сколько рухнувшую на поле темень небесную. Валентин попытался разглядеть на часах время, но не смог.
– Половина шестого сейчас. Без часов знаю, – крикнул из середины скученных в однородную массу, покрытых испаряющимся инеем тел, сиплый мужик. Наверное, Ващенко из Харькова. У него одного такой был голос. – Сейчас в это время резко темнеет.
Переговаривались вот так, ни о чём, около часа. Тракторист срезал угол и прямо по заметенной до верха гусениц степи как раз за это время дотянул прицеп до начала первой клетки. Там уже стояли три таких же тракторных поезда с включенными фарами. Напротив них метрах в двадцати выстроились восемь грузовиков кузовами к совхозу. Они освещали утоптанную рабочими площадь так ярко, что создавали в черно-белом пространстве, занятом шевелящимся, подскакивающим и бегающим туда-сюда подмороженным трудовым коллективом ощущение яркого праздника. Меж них суетливо ходил в тулупе и подшитых валенках директор Данилкин. Встречал рабочий состав, который на данную минуту съехался с полей ещё не целиком. Двух тракторов с прицепами не хватало. Ветер не слабел, снег летел из тьмы во тьму со скоростью ружейных пуль. Но людям больно не делал. Потому, что боли они уже чувствовать и не могли. Устали и заледенели. Все органы чувств отупели вкрай.
– А!– Серёга Чалый со своего трактора раньше всех увидел сквозь рыхлую снежную стену свет фар. – Оба едут! Минут десять-пятнадцать им осталось.
– Давайте все в одно место сдвиньтесь! – крикнул Мостовой Кирюха. – Сейчас ребята подъедут и по домам на грузовичках! Прямо до крылечка всех!
В толпе дружно засмеялись. Правда, это были не единственные звуки. Тот, кто смеялся, он же и кашлял. Кто-то чихал и сморкался вдобавок. Но настроение у всех было прекрасное. Иначе – хоть стреляй, а смеяться не заставишь.
Подъехали трактора и от прицепов на свет пошел народ. Он выплывал из темноты под фары как сплоченное сборище привидений. Казалось со стороны, что все они светятся мертвенным желтым мерцанием. Так фары выделяли на одежде и лицах пластинки льдинок и бугорки снега вокруг шарфов, шалей и застывших как недавно изготовленное и отвердевшее стекло. Они тоже кашляли, сморкались и чихали, но не смеялись. Шутки не слышали. Моторы у тракторов больно громкие.
– Теперь все по одному проходите мимо меня к грузовикам. Кто на северную часть поселка – левые две машины, – Кирюха Мостовой для пущей доходчивости информации сложил ладони рупором: – Кто на западную, посерёдке два «газона» стоят, у кого на юге дома – третья машина справа. А две правых крайних – по центральному району развезут. Давай! Пошли по одному! Толпа вытянулась змеёй и граждане рабочие, пингвиньим шагом мелькали мимо Мостового, не забывая шлёпнуть его по плечу или ткнуть в бок. Кирилл на это внимания не обращал. Занят был. После каждого прошедшего мимо он делал отмашку рукой почти так же, как выпускающий гонщиков на шоссейных треках.
– Семьдесят шесть! – крикнул он громко, погромче воя ветра. – Все, стало быть! Ура!
