скачать книгу бесплатно
– Но и вы нам тоже близки. Ведь цель у нас-то одна?
– Цель-то одна, – сокрушая эти наивные мысли, говорил Аркадий Павлович. – Да стратегии разные. Я бы даже сказал, что у отдельных борцов с режимом её совсем нет. Хотя, что попусту об этом болтать. Если решили, значить тому и быть. Всё-таки это лучше, чем быть членом молодёжного крыла Всеединой партии.
– И вы нам обещали помочь связаться с чегеваристами, – напомнила Марина.
– Да обещал. И слово моё крепко.
– Ой, – умилилась Ульяна. – Прямо как в старинных заговорах: и слово моё крепко. Только осталось закончить: аминь.
Аркадий Павлович странно посмотрел на неё, как бы говоря: и эти тоже принимаются за борьбу. Потом вдохнул и сказал:
– Сегодня вечером сюда должен прийти Митя, этот самый, что тебе, Ульяна, пароль сообщил. Вот он тоже собирается стать чегеверистом. Марина с ним уже знакома. У него скоро должна с ними произойти встреча. Ну, вот! Присоединяйтесь… Однако, мне уже пора. Как бы не заподозрили в чём. Вы же пока здесь оставайтесь. Запритесь и открывайте только на условленный стук. Если что, Марина знает, как выйти. Всё поняли? Прощайте.
И взяв керосиновую лампу, он отпер дверь и вышел. Как только
послышались его шаги, поднимающиеся вверх по лестнице, Маринка заперла дверь и сказала Ульяне: – У меня прямо мурашки по телу пошли. Это же надо же, не сегодня-завтра может решиться наша судьба. Митя сказал, что им как раз нужны смелые и решительные девушки.
Потом, подойдя к Ульяне, опять обняла её, но только очень нежно.
– Если бы они тебя пытали, я не знаю, что с ними бы сделала! У! – и она грозно потрясла кулакам. Из-за плеча мелькнул хвост её небольшой косички-колоска. Ульяна была тронута до слёз. И, улыбнувшись, шепнула её на ушко: – Кошка. Дикая сиамская кошка.
Рыцарь без страха и упрёка
9-е декабря. Среда
Il a dit qu?il cherchait le Saint Graal depuis la moitie
de sa vie, mais il ne ressemblait ? un fou.
Eug?ne Brel. Les fant?me du boulevard Voltaire.[3 - Он сказал, что уже полжизни ищет Святой Грааль, но при этом вовсе не походил на сумасшедшего. Эжен Брель. «Призраки бульвара Вольтера». (фр.)]
Когда Жуков и Рябинин на своём гремящем драндулете, после двух часов тряски по просёлку, опять выбрались на большак, солнце уже встало и светило в лицо. Но от этого веселей не было. Практически до самой бензоколонки молчали, безразлично куря папиросы. Каждый думал о своём. Жуков о том, что чего так жадно ждали, пришло. Только не очень-то от того радостно. Рябинин – о том, что будут привлекать армию, и тоже на это не радовался. А должен бы. Органы власти на местах будут ослаблены. Ведь весь вопрос стоял, как скоро управится армия с волками, а заговорщики с местной охраной. Было ли им жалко мужиков, которые были загрызены? А как же! Не люди они, что ли? Только те сами дураки, что согласились вшестером выступить против полчища хищного коварного зверя. И что за дурь! Из Гороховца их послали в Вязниковский район, а охотников из последнего, как говорил тот здоровяк, послали в Гороховской. Бардак! За этими размышлениями так и докатили до бензоколонки. Увидев её, Рябинин присвистнул.
АЗС представляла собой избу с печным отоплением, перед которой располагались четыре колонки. Эта бензоколонка, как и, соответственно, все нефтяные запасы родины, принадлежала некоему смуглому олигарху-инородцу. У заправочной станции сидел бородатый старик с дранным треухом на голове и двустволкой за спиной, ремень которой прижимал грязный военный ватник на груди. Он, постоянно сплёвывая, беззаботно курил козью ножку. Подъехав впритык к одной из колонок, Жуков, открыв дверь и, спрыгнув, весело крикнул: – Ты чо-же, борода, куришь возле огнеопасного места? Да и дым из твоей избушки – тоже фактор риска. Сам знаешь, шальная искра устоит тут тебе стихийное бедствие.
– Хе, – искренне усмехнулся старик. – Не боись, ничего не будет. Не то ныне положение звёзд. А если и будет, значит, судьба такая. – Потом, кинув окурок на снег и затоптав его валенком, пояснил. – Я фаталист. Как Печорин.
– Так, ладно, Печорин. Заправь-ка мне этого зверя. Да не каким-то дизелем, а Н 50.
– Щас я те заправлю, – пообещал Печорин и, подойдя, к машине, прищурился. – Да, для этой модернизированной абракадабры с вертикальным взлётом подойдёт только Н 50.
– Вот талон на бесплатное топливо, – сунул Егор в руки деду синюю с печатью бумажку. Дед, пощупав бумажку, скользнул безразличным взглядом по её поверхности.
– Пойдёт. Бери пистолет и всовывай, куда все мужики всовывают. Хе, хе. – скабрёзно засмеялся дед-фаталист, обнажая пять-шесть зубов.
– Ты по этой части, видать, большой профессионал. – Сыронизировал Жуков.
– А как же! Можешь верить, не верить, а у меня в штанах не хуже этой штуки, – показал дед на пистолет, который Жуков уже всовывал в топливный бак.
– Тебе с такими талантами нужно на женскую фабрику, а не бензин наливать унылым дальнобойщикам.
– А вот эту зиму покукую здесь и к весне, может быть, куда-нибудь в этом роде и подамся.
Алексей вместе с Жуковым спрыгнул на грязную наледь, образовавшуюся возле колонки, и был свидетелем этого диалога. Он с любопытством разглядывал этого озорного деда. Видимо, дед со всеми приезжавшими шутил таким образом. А чего ему остаётся делать, подумал Рябинин? Торчит целыми днями – со скуки сдохнешь. Вот, чтобы внести какое-то разнообразие в своё тягостное пребывание на АЗС, где не особенно часто останавливаются машины, где и Жуков ещё ни разу не останавливался, ему и приходится, ради поднятия настроения, заводить разговоры на подобные темы. Тем временем старик лукаво посматривал на Жукова с Рябининым, видно, изучал, какой эффект произвели на них его остроты. А Жуков, следя, как заливается бак, о чём-то задумался. Рябинин от нечего делать грыз кончик спички. Это затянувшееся молчание словоохотливому деду порядком начало надоедать. И поэтому, когда уже бак почти наполнился дизелем, напоследок он решил ещё раз похвалиться своими сверхчеловеческими возможностями.
– Эх, поблизости деревенька есть. Да только там одни трухлявые. Надоели. Я вот думаю, надо перебраться на бензоколонку, что рядом с Вязниками. Там молодых-то кобыл поболее будет. Эх, покуражусь! У меня там прямо штырь какой-то. По ночам покоя не даёт.
– Смотри, только, дядя, не очень задерживайся, – посмеялся Жуков. – А то волки придут, да от зависти и отгрызут твой штырь-то.
– А что, вправду, ребятки, волк с севера прёт? – уже не смеясь, спросил дед, и ушанку надвинул на макушку. Над красными скулами тускло блестели когда-то голубые глаза. – Кто говорит да, кто говорит – нет.
– Да как тебе сказать, чтобы не расстраивать, – продолжал глумиться над бахвалом Егор. – Сегодня ночью недалеко от Солёного Жмыха оставили три трупа, у которых, между прочем, когда они ещё не были трупами, имелися двуствольные стволы.
– Да ты что! – дед аж присел от неожиданной вести.
– Так что, батя, по ночам к вдовам не шляйся, – ухмылялся Жуков. – А сиди-ка в своей избушке. Хотя опять же, как ты говоришь, всё зависит от судьбы. – Закончил Егор. После этого перекрыл подачу топлива и вынул пистолет из наполненного бака и передал его в безвольные руки обомлевшего старика. Рябинин уже забирался в кабину, а Жуков занеся ногу на подножку, повернулся к сникшему деду, и весело выкрикнул:
– Ничего, Печорин, главное держи хвост или что там у тебя? пистолетом. Авось судьба помилует.
И влезши в кабину, закрыл дверцу, завёл мотор и направил машину на восток, оставив остолбеневшего старика наедине с охватившими его тревогами.
Сидя в машине, держась за обмотанный изолентой руль и смачно жуя папиросу, – Жуков сказал: – Через пятнадцать километров будут Вязники. Это я к чему? Прежде чем доехать до Гороховца, не мешает узнать от наших людей – не ждёт ли нас там какая-нибудь ловушка?
– С чегой-то это ты вдруг? – спросил товарища Алексей.
– Да так – коротко ответил Егор. – Сорока на хвосте принесла.
Минуту ехали молча. За окнами простирался лесотундровый пейзаж.
– А если серьёзно, – откликнулся Жуков. – Ещё в Солёном Жмыхе охотник тот… Чёрт, как же его звали? А! Зотов. Здоровый такой. Так вот перед нашим отъездом он вроде заикнулся, что в Гороховце в связи отбытия артиллерийской части в сторону Владимира, местные полицаи успели прошерстить многие подпольные квартиры, опасаясь, чтобы наши не смогли своими действами парализовать работу местных органов власти, когда они, если придётся, будут организовывать оборону против волков. Видимо, какая-то эсэбэшная сволочь просочилась в наши ряды, что, кстати, бывает очень редко.
– Что же ты мне раньше не сообщил, – сказал ошарашенный Рябинин и озабоченно сгрёб в кулак свою светлую бородку.
– А кто его знает, правда эта или здесь двойная игра тех же эсэбэшников, – ответил, кусая нижнюю губу, Егор. – Чо тя зря было беспокоить. Вот до Вязников доедем, и из верных источников всё узнаем.
Окрестности Вязников встретили путников лесом, перемешанным соснами и елями. Странно было видеть их высокими, не согнутыми сорокаградусными морозами. Снег пышно лежал на их иглистых ветках и блестел на уже поднявшимся солнце драгоценными самоцветами, напоминая картинки со старинных открыток. И видя всё это, просветлялась душа и оттаивало сердце, и возникала слабая надежда о неумираемости величественной природы, которая наперекор всем катастрофам и катаклизмам ещё способна оживать, неся истерзанному чувству человека умиротворение, радость, любовь. В нижнем ярусе, пытаясь защититься от холода и ветра, ютились несчастные берёзки, осины и рябины, бедные падчерицы лесотундровой зоны. Шла берёза льда напиться, Гнула белое плечо. Увы, гнула, не разгибая.
– А когда-то здесь росли сады, – произнёс задумчиво Егор. – Вишня, яблоня, слива. Арктические циклоны всё убили. Славяне очень чутки к красоте природы. Воспринимают её как живое существо. Это всё технократическая цивилизация способствовала всеобщей катастрофе, чьи плоды мы пожинаем сейчас.
– А сам-то ведь работаешь на произведённой этой цивилизацией машине! – ухмыльнулся Алексей.
– Да я ведь не против самих машин, – глубокомысленно ответил Жуков. – Машина должна помогать человеку, облегчая его труд. Именно, труд. А не умножать некоторым фантастические прибыли. Ведь своей жаждой к получению сверхприбылей они в начале прошлого века практически уничтожили природу-мать. Сидя на собственном суку, его же и рубили. Эх, мозги куриные!.. Что такое! Смотри-ка, Лёха?
Впереди им сигналила фарами какая-то легковушка. Хоть солнце ещё слепило лучами глаза, но сигналы и через двести метров было трудно не заметить. Алексей спросил: – Может, подвох?
– Да не, – спокойно ответил Жуков. – Если бы мы им были нужны, они сразу бы нагнали полицейских, оцепили бы квадрат. Я по сторонам ничего такого не заметил. Это наши. Уже оповестили о нашем задании по рации. Вот они нас, наверно, и хотят предупредить об опасности. Ба, и машина знакомая! Точно. Розовый Опель с антенной. И номер. Ну, вот не успели мы решить к кому нам с вопросами ехать, а нас уже нужные люди с ответами дожидаются. Телепатия! Хочешь-не хочешь, а поверишь в эти штуки.
Подъезжая к стоящему на обочине и вмятому в двух местах Опелю, Рябинин увидел высокого худощавого человека вглядывающегося вдаль. Как только тот увидел, что большегруз Жукова тормозит и съезжает к краю дороги, человек тут же выключил фары.
– Это Альберт Константинович, Первый Педагогический консул. Заведует в области вопросами образования, – сказал, останавливая машину Егор. – Поэтому так цивильно и одет. Поэтому и машину имеет.
– Шишка, – нашёлся только сказать Алексей, с интересом рассматривая его шикарную дублёнку с большим воротом и такую же дублённую ушанку с меховым отворотом впереди и повязанными сзади ушами. Ноги незнакомца согревали толстые ботинки на внушительной кожаной платформе.
– Не сомневайся, он наш, – сказал Жуков, заметив на изучающей физиономии Рябинина черты подозрительности. – Вылазь, парень.
Почти одновременно Жуков и Рябинин открыли дверцы, ступили на нижнюю ступеньку и спрыгнули на дорогу. Перейдя дорогу, они приблизились к Альберту Константиновичу. Это был мужчина лет сорока пяти, чисто выбритый. Хотя губы улыбались, но тёмно-синие, со стальным отсветом глаза, были серьёзны и внимательны.
– Здравствуйте, Егор, – протянул он белую аристократическую руку,
освобождённую от перчатки, небритому Жукову. Тот в ответ подал свою, заскорузлую, и они поздоровались.
– А это наш новый товарищ, – отрекомендовал Жуков Алексея. – Алексей Рябинин. Проверен в деле.
– Душевно рад знакомству. Я Злобин, Альберт Константинович.
И Злобин протянул свою руку. Рукопожатие было долгим и крепким, и Рябинину это понравилось, убеждая его в том, что перед ним, несмотря на холеный вид и официальный лоск, человек искренне разделяющий взгляды Велесова братства.
– Ох, заждался я вас, братцы, – передёрнулся замёрзшим телом Злобин. – Давайте скорее сядем в мою машину. В салоне у меня значительней теплее.
Когда путники сели в его Опель, то они действительно почувствовали, что печка хозяина довольно-таки прилично работает, по крайней мере, способна поддерживать кровообращение в их бренной плоти, настраивая теплом на какой-то домашний лад. Да и светящиеся на вполне исправной панели зелёненькие циферблаты, стрелки и цифры ласкали глаза, вызывая в памяти сиюминутные безмятежные впечатления. Стёкла были с подогревом, поэтому им не угрожала морозная наледь, и через них всё было отлично видно, не то, что на стёклах у Жукова, которому каждый раз приходилось их очищать от морозных художеств металлической щёткой. Да, здесь не как у Жукова – полный комфорт! Какие отговорки не придумывай, а товарищ-то высшего сорта. Вон у него и телефон имеется, заметил Алексей. Хотя, впрочем, и стоило ожидать, коль антенна торчит из крыши. Злобин и Жуков уселись на передних местах, Рябинин расположился на заднем, кожаном, тёмном, правда с большой заплатой из светлого дерматина.
Кратко и сухо сообщив о ликвидации подполье в Гороховце и услышав в ответ от Жукова, что это им уже известно, хозяин «Опеля», не поинтересовавшись откуда Жуков получил эти сведения, предложил всем закусить из его запасов. Голодные Жуков и Рябинин не заставили себя долго уговаривать. Злобин взял с заднего сидения большой бумажный пакет, в котором оказались в большом количестве говяжьи котлеты, сыр, белый хлеб, картофель в пластиковых коробках, а так же уже початая пол литровая бутылка коньяка. Когда все втроём плотно пообедали и выпили по пятьдесят грамм для большего согрева, а, может, и для бодрости, Злобин сказал: – Кто захочет пить – вода у меня находится в двух пятилитровых канистрах. Они там же находятся, откуда же мы взяли пакет с едой, только на полу. Алексей видит. А теперь расскажите о вашей дороге. Чувствую, было какое-то из ряда вон выходящее событие в вашей пути.
Жуков обстоятельно начал обо всём рассказывать, помогая себе жестами и уморительной мимикой. Кратко объяснил причины задержки, о нежелании встречи с постом, о Солёном Жмыхе и, конечно же, о бесславном бое гороховецких охотников с волками.
– Так, так, – задумчиво произнёс Альберт Константинович. И Рябинин увидел в зеркале заднего вида отражение резко обозначающейся морщины на его переносице. – Вон как значит! Далековато этот клин выделился! Обошёл Ковров справа. Вышел на тракт. Вы ведь часть его видели на тракте? Потом они его перешли и… куда дальше двинутся? На Гусь? На Муром? Или на Владимир?.. Однако, они могут создать опасность для движения поездов. Так, так, так. – Злобин так усиленно думал, что даже начал тереть переносицу. – Если их так много, чудовищно много ( ведь никто толком их количество подсчитать не может), – вновь он начал вслух распутывать нить своих рассуждений. – Против них двинут армию. Что для себя мы можем здесь выгадать? Что?.. Ртутьев смотрит на волков, как на манну небесную. Чуть ли не молится на них. Думает, что они в одночасье решет все проблемы, все противоречия! Вот уж не думаю, что так.
– А как? – осторожно спросил Жуков и от волнения потянулся за папиросой.
– Курите, курите, – отрешённо проговорил Альберт Константинович. – Вы спрашиваете как?.. Да, в общем, никак.
Вспыхнувшее пламя зажигалки задрожало, как ветром тронутый лепесток, и изо рта Жукова чуть не выпала папироса. Но он тут же овладел собой, прикурил и быстро пустил дым, будто пытаясь затуманить слишком очевидные ответы, которые способны сокрушить последние надежды.
– Ведь в штабе представляется очень просто, – продолжил уже, что-то понявший Злобин. – Ну, придут волки, на них оттянут часть войск. И пока войска будут доблестно вести схватку с волками, наши попытаются захватить с помощью сочувствующих военных и полицейских областные органы власти и всякие там телеграф, почтам. То же самое в районах. А там, глядишь, перекинется и на соседние области. Вот такая схема революции! Как наивно! – ударил себя ладонью по колену этот мыслящий с самим собой человек.
– Поймите, – вдруг опять заговорил он, обращаясь уже не к Жукову с Рябининым, а какому-то незримому слушателю. – Этих волков никакая армия не сокрушит. Вы скажете, это нам на руку. В том-то и дело, что при таких масштабах нашествия никто не останется с барышом – ни мы, ни власти. Вообще нашим областным властям не мешало бы иногда интересоваться, что происходит в смежных с ними областями, а не ждать указаний из Центра. Ведь эти волки, вдумайтесь, прошли из Ненецкого округа (а может ещё, откуда-то. Я даже не удивлюсь, если узнаю, что они свалились с Луны), так вот, они прошли через Коми, Вологодчину, Костромскую, Ярославскую, Ивановскую области! Там ведь тоже против них задействовали армию. Но они как-то ускользали. Это огромное количество волков ускользало! Понимаете? Прямо оборотни какие-то! По следам олений – оборотни! Убили самую ничтожную часть. Но в тех местах они и не пытались оставаться. Как говорится, тамошнее население только лёгким испугом отделалось, которого, как известно, из-за сурового, часто субарктического климата, там и не так много. Это, что касается областей, граничащих с нами с севера. Но восточные области! Их ведь эта волчья миграция лишь слегка задела! Как нарочно, вся эта орава, не поддающаяся исчислению, ввалилась в нашу область. Как же! наша мудрая губернаторша обеспечила их кормом. Сама выбила из Центра разрешение на размещение в области самого крупного поголовья сохатых. Думала этим поддержать высокий экономический рост. Эх, овечий ум! Думала, еда и шкура для одежд вселит в народ оптимизм, поднимая его до энтузиазма стахановских пятилеток, и он будет работать с утроенной силой. Но вышло по-другому. Пришли незваные гости («Мы оставляем хлеб в полях нескошенным. Мы ждём гостей незваных и непрошенных.») и говорят, нет, дорогуша, это не твоя, а наша добыча. А чем областная власть может ответить на это хищный рык?.. Или надеется, что олени пойдут дальше, а за ними и волки? Но как раз-то самое любопытное тут то, что олени дальше, южнее, почему-то не идут. Может, климат уже не тот, или ягеля мало, или какие-то магнитные поля, чёрт его знает, только они не идут и всё, хотя их враг уже везде перешёл северные границы области, и как вы только что сказали, в Ковровском районе глубоко вклинился в область, перейдя трассу Владимир-Нижний Новгород. Это уже пахнет не революцией, а… Апокалипсисом местного масштаба.
– Извините, Альберт Константинович, – жутковато улыбаясь и прикуривая потухшую папиросу, которая у него погасла во время слушания, осторожно спросил Жуков. – Вы тут обмолвились, что, мол, этих волков практические нельзя уничтожить? Это что же? Мистика?
– Да, мой друг, Егор, можно назвать и так. Если бы здесь были социал-коммунисты, я не стал их злить, наступая на их слишком материалистическую мозоль, но вы, кажется, ведист. А ведист видит во всех природных объектах – в камнях ли, реках, птицах, зверях – живые души, которые где-то в вершинах звёздного океана в заветный срок сливаются с нашими душами в едином Духе.
– Извините, – так же жутко улыбаясь, но уже не куря, попытался резюмировать ход мыслей Злобина Егор. – Значит, ничего делать… не надо? Из ваших рассуждений получается так.
Альберт Константинович, (Рябинин увидел в зеркале устало опущенные вниз углы его рта) немного помедлив, ответил: – Не всякие рассуждения являются плодом истины. Тем более рассуждения, основанные на эмпирических данных. Даже если эти данные могут быть вопиющими, с примесью мистики, то есть с не до конца понятными нам причинами. Поэтому всё остаётся на уровне прежнего решения. – Тут он усмехнулся. —В этом плане очень оригинально будет сочетать революцию и Апокалипсис местного масштаба. Теперь пока оставим волков, хотя это уже вряд ли получится. Ну, по крайней мере, оставим настолько, насколько это возможно. В Гороховец Алексею ехать нельзя. Практически всё подполье разгромлено. Служба Безопасности превзошла саму себя.
– А остальные оппозиционные движение? – сдерживая волнение в голосе, спросил Жуков и шумно заёрзал на кожаном сидении.
– Я же сказал, практически все. И социалисты, и анархисты. Впрочем, группу Жарова не удалось ликвидировать. Но их там очень мало и они, практически, в Гороховецком районе не имеют веса.
– Чем же всё-таки было вызвано такое быстрое их внедрение в подполье. Раньше же таких удачных операций у них не было? – вдруг спросил, всё время молчавший Рябинин.
– Я думаю, они ещё до волчьего нашествия успели многое пронюхать, так как, – вновь углубился в думу Альберт Константинович, и на виске его обозначилась жилка. – Так как Гороховецкие группы действовали неосторожно, часто глупо козыряя бессмысленными акциями. Вот и результат. Эсэбэшники воспользовались их промахами. Но, как опытные ловцы, видимо, решили не торопиться тянуть вершу, чтобы она со временем наполнилась остальной добычей. А тут, вовремя, не вовремя ли, подошли волки. Медлить уже было нельзя. Ведь на северо-востоке района их скопилась громадное количество. Перед борьбой с ними, власть и решила сделать упредительный удар у себя в тылу. Ведь им было ясно, как божий день, что этим нашествием обязательно воспользовались бы все противоправительственные группы. А тут ещё артиллеристскую часть с «Градами» отправили ближе к Владимиру. Поэтому они решили сразу ударить по всем известным им группам. Одного дня хватило, чтобы учинить этот разгром. Теперь пойдут допросы, основная часть не выдаст, но малодушные начнут работать со следствием. Но всё равно эсэбэшникам трудно будет выйти к ядру. Каждая группа действует изолированно. Лишь отдельные главы сообщаются с центром, но они ни под какими пытками не выдадут пороли, явки и квартиры. Такая вот ситуация в Гороховском районе на сегодняшний день. А теперь к делу. Значит, что? Егор вы отправляйтесь один до Гороховца, у вас путёвка, и, по нашим сведениям, подозрений, на вас быть не должно. Ведь вы не общались с местными подпольщиками. Хотя всё равно – будьте осторожны и бдительны. Как отвезёте груз, сразу возвращайтесь. Работы сейчас будет хоть завались.
– Понял, – коротко произнёс с нервной хрипотцою в голосе Жуков.
– А как же я? – подал звук, ещё не понимавший суть проблемы Рябинин.
– А вы, Алексей, поедете сейчас со мной во Владимир. В эти критические дни люди, владеющие оружьем, должны находиться в центре. На местах хватает нужных людей. А во Владимире жидковато. Почти миллионный город всё-таки. Так, Егор, всё ясно? Без импровизаций. Удачи.
Только Жуков собрался выходить, как начал чертыхаться: – А, чёрт! Инструкции, наверно, уж не нужны.
– Это уже макулатура. Немедленно уничтожьте, – обрубил Злобин, знающий о них из рассказа Жукова. – Смотрите не вляпайтесь с ними. Заверните в подлесок погуще и незаметно сожгите вместе с дровами, чтобы было впечатление, будто вы греетесь у костра.
– Да уж по этой части, можете не учить, – сказал Жуков и, натягивая кепку на лоб. – Ну, Альберт Константинович, (пожал руку) прощайте. Не унывай, Лёха. – и крепко-крепко пожал Рябинину руку. У Алексея защемило в груди.
– Сдружились мы с тобой в дороге, – рассмеялся Жуков. – Ну, да ладно. Даст Бог, свидимся ещё. Прощайте, други!
И с этими словами открыл дверцу «Опеля», запуская в салон колкий морозный воздух. Потом немного постоял, о чём-то раздумывая, и уже, рассеивая все сомнения, плотно её захлопнул.
В Успенском соборе
9-е декабря. Среда
Всякое дыхание да славит Господа.
Из 150-го псалма.
Утром десятого числа, хотя был и будничный день, но на специальной площадке перед Кафедральным собором скопилось множество иномарок госслужащих и бизнесменов – всё прославленные автомобильные бренды государств, которых уже не существовало. Их во время великого переселения европейцев в Росланд пригоняли тысячами, словно отару баранов, как плату за новое гражданство. Все эти знаменитые авто за копейки получили от государства олигархи. И теперь их внуки и правнуки торговали ими направо и налево, хотя всем машинам было уже и по шестьдесят, и по семьдесят, и по восемьдесят, и даже по сто лет, и поэтому многие из них угарно дымили, были помяты в разных местах, с нерабочими подфарниками, с выбитыми стёклами, заменённые фольгою, и многими другими дефектами. Но, тем не менее, были покупаемы и представляли для их хозяев предмет особой гордости, как и в те далёкие светлые времена.
Вот стоит огромнейший джип «Тойота» без обоих бамперов, с заменёнными вместо них блестящими трубками (видимо, аксессуары из элитной сантехники), с выбитой фарой, которую ныне украшает лампа какого-то осветительного убора, и мятой крышей. Но владелец его на седьмом небе от обладания этим супервнедорожником. Ведь, кажется, ни у кого у городе такой роскоши нет. А вот элитный «Фольксваген» без задних сидений, с выбитым ветровым стеклом, заменённым другим, топорно привинченным болтами и с вмятиной на капоте. Вроде бы и зариться не на что. А её владелец задирает нос перед обладателями более скромных машин. Боже, сюда даже затесался люксовый американский «Кадиллак»! Правда, задняя часть была некогда смята в гармошку, которую с огромным усилием расправили в автосервисе, и на переднем мосту немного разные колёса, но владелец его, старый сатир, вчера вечером возил на нём на вечеринку обомлевших девчонок. Кто бы ещё их когда прокатнул на автомобиле класса люкс…
Что ни говори, нынче много понаехало машин. Одна роскошней другой. Но в чём же причина этого машинного столпотворения? Не воскресенье же, в конце концов. А причина одна. Митрополит Владимирский и Суздальский Захарий ныне служит молебен о ниспослании божественной силы против волчьего нашествия. Потому чиновники в таком количестве и поехали на службу, и если не ради благочестивой просьбы и веры в божье могущество, то уж точно покрасоваться со свечками в руках, лишний раз поротозеть на знаменитый Страшный Суд Андрея Рублёва и усладить свой слух профессиональным хоровым пением. Ради такого невиданного в истории митрополии случая митрополит Захарий, после обиходных ектений и песнопений, произнёс специально заготовленную проповедь, в которой, как и приличествовало ответственному пастырю, строго призывал паству усиленно каяться, ибо нашествие волков послано нам в наказание, ибо укорённые в грехе, не имеем любви, разучились молиться, не творим милостыню, не слушаемся священноначалие, впадаем в содомские грехи, расслабленно мечтаем, ходим, чтобы рассеяться, в храмы других конфессий.
При этом митрополит, сводя гневные, выпирающие костными дугами брови под святительской митрой, и твёрдо сжимая правой, украшенной перстнями рукою митрополичий посох, остановился и сделал попытку своими близорукими глазами в огромных очках увидеть в первом ряду молящихся губернатора. Увы, её не было. Чёртова кукла, чуть не выругался Захарий. Опять молится где-нибудь у католиков, или у конфуцианцев, или у не забранными американцами на Марс мормонов, думая этой тщетой умилостивить истинного Бога. Вот возьму и отлучу от церкви. И эту Лизкову, которая гороскопы ей составляет. Избегающим своего пастыря овцам, вырывающимся из своего загона кобылицам анафема! Тьфу, тьфу! Под вытканным искусными мастерицами саккосом возмущённо трепетало пасторское сердце. Всегда спокойное лицо исказила негодующая гримаса. В воздухе, густо пропитанным ладаном, зрели страшные обвинения Иоанна Златоуста, готовые упасть за головы чиновников и их областной начальницы. А это уже переходило известные рамки и могло вызвать скандал. Да и проповедь сама уж больно затянулась. Это мигом просёк толстый и румяный, как херувим, протодиакон. В нарушение чина службы он самовольно взял с аналоя Апостол и, пока Митрополит не успел бросить слова гнева, начал густым басом читать скупые и сухие поучения святого Петра. Апостольские мудрые фразы немного привели в чувство Захария и уже потом, перед тем, как он должен был читать Евангелие, он смиренно дал для поцелуя свою душистую руку полным губам протоирея. Теперь митрополит уже полностью успокоился, но протодиакону за самовольство всё равно не избежать епитимии. Когда же терпеливо служка держал перед митрополитом раскрытое тяжёлое старинное Евангелие, а митрополит читал о добром самаритянине, он, читая давно знакомый текст, всё думал о странности человеческой природы. С одной стороны, людей, облечённых властью, должны слушаться подчинённые, с другой стороны, сами эти люди подают дурной пример неповиновения духовной власти, ибо духовная власть всякой власти власть. Когда он кончил читать, полный сокрушения, удалился к горнему месту. А протодиакон зачем-то ни к селу, ни к городу своим сочным басом запел «Многая лета». Хор голосисто подтянул. Нет, нет, думал митрополит, никакого уже благочиния в храме нет. Он взглянул через открытые Царские врата сначала на старинные фрески, образцы духовной красоты, потом на пустые лица чиновников и ужаснулся «Их же лица бездумны, бессмысленны! Неужели их благодать никогда не коснётся!»
Но владыка был несправедлив. Нет, лица чиновников не были бездумны. Это было у него было минутное наваждение, навеянное сокрушением, печалью. Наоборот, каждый из первых рядов напряжённо о чём-то думал, изрядно шевеля извилинами. Например, немного косившая глазами Валентина Львовна Махно, отвечающая за работу с религиозными организациями различных конфессий, легкомысленно одетая в тёмно-розовую с начёсом шубку и такие же брючки, с вьющимися из-под свето-розового колпака небрежных золотистых волос Гретхен, думала, «Не стоило бы владыке так придираться, что кто-то иногда ходит в не в православный храм, а в другой. Всё равно у государства в приоритете Православная церковь. Бог с ними с другими. Особенного вреда от них нет. Главное, чтобы главы религиозных объединений призывали к почитанию начальства. К тому же такое конфессиональное разнообразие помогает взглянуть на истину с другой стороны. Ведь когда в руках вертишь алмаз, сколько он разноцветных переливов посылает взору! Вот и Инесса Власьевна… Хотя навряд ли она склона рассматривать истину с различных сторон. Ей это абсолютно не нужно. Ибо она слишком утилитарно смотрит на религиозную практику, и ждёт от молитв и обрядов какой-то сиюминутной материальной пользы. Потому и бродит по храмам всех конфессий. Помолилась здесь – не дал Бог, чего просила, помолилась там – но и там Бог не дал, тогда, может, ещё где-то стоит попросить? Так и скитается по всем мыслимым и немыслимым конфессиям, включая сектантские общины, переливая из пустого в порожнее. Господи, прости ей это прегрешение». И, вздохнув, истово перекрестилась. А вот Ричард Степанович Малевич, начальник тыла УМВД, в строгой чёрной шинели полицейского полковника, на плечах которой блестели золотые пагоны, был занят более насущными мыслями: «Подпольные антиправительственные организации с каждым днём всё выше поднимают голову. Вот вчера вечером одна штучка в театре, ничего уже не боясь, призывала чуть ли не к свержению правящего строя… да не чуть, а прямо. Мы хотели всё от неё узнать. И узнали бы, но шеф Службы Безопасности, Альфонский, уговорил, что её лучше отпустить, её, мол, следы и так приведут куда надо. Не знаю, не знаю, что у них там выйдет. А сама-то девчонка из какой-то глухой чуть ли не средневековой деревни. Оказывается и там вредоносные цветы растут. А мы за этими поселениями и не следим, считая, что там живут пещерные люди. Вот тебе и пещерные люди! А у нас катастрофически не хватает кадров, чтобы послать туда участковых.» И тоже, тяжело вздохнув, перекрестился, да ещё и поставил свечку Николе Угоднику. А у Аскольда Бенедиктовича Фишера, директора Областного сбербанка, своя думка. Моргая красными и лысыми, как у игуаны, глазами, он поносил чуть ли не матом собравшуюся здесь чиновную рать, а заодно и остальных сильных мира всего. «Опустошили, кровопийцы, весь банк. Ведь всё равно же сбережения держали в долларах. Что ему сделается! В кризис он только будет жиреть. Нет же, они считают, что лучше вкладывать его в недвижимость да в блестящие побрякушки. И что получили? Из-за бешенного спроса на недвижимость и ценные товары, цены на них взлетели в несколько раз! Что у людей голове? Труха или всё же подобие мозгов? We are the hollow man, We are the stuffed man[4 - Мы полые люди,Мы чучела, а не люди.(англ.) Т. Элиот «Полые люди».]. Может быть, во всей этой скверной истории мне ещё удастся остаться на плаву. Может даже, ещё и с прибытком останусь. Валютных резервов, благодаря нашей накопительной политике, достаточно. Доллар подорожал. Не плохо бы было, если Главный банк из Центра ещё бы его поднял. Тогда вообще зажил бы как у Христа за пазухой. Но в любом случае отдельным предприятиям, как бы им не было туго, необходимы будут кредиты. Главное договориться о процентах. Пускай берут хоть в рублях, хоть в долларах. Лучше в долларах. Хотя здесь имеется известные риски, так как финансовый ресурс будет браться не из реальных сбережений, а эмиссии необеспеченной валюты. Но как говорится, кто не рискует, тот не пьёт шампанского». И неспешной походкой, вызывающе блистая добротным тёмно-зелёным драповым пальто на тёплой подкладке, направился со свечой-колотушкой к иконе Спиридона Тримифунтского, святого патрона всех банкиров и бизнесменов.
И так каждый о своём. Тиммо Аалтонен, мэр Владимира, о том, как бы волки не напали на его личные свинофермы, находящиеся в Камешковском районе. Никита Ростиславович Верный, отвечающий за финансы области, думал о грядущем крахе финансовой системы. Елизар Матвеевич Кравчук, экономический зубр, думал, что промышленный спад неизбежен. Только каким низким будет это падение. Аполлон Кузьмич Мухамиддинов, отвечающий за продовольствие, думал, всех ли оленей пожрут волки, или что-то оставят. Иван Васильевич Кривонос, главный охотовед, уже считал, что одними охотничьими хозяйствами не обойтись. И остальные думали в подобном духе. После молебна, предварительно получив архипастырское благословление, выходили их собора хмурыми и озабоченными, не получив от службы терапевтического эффекта. Неужели и в правду их покинула благодать? Но есть ещё одно надёжное средство от уныния. Это завтрак в хорошем ресторане. И вот, понемногу успокаиваясь в предвкушение сытных блюд и витаминных соков, все они, уже перешучиваясь друг с другом, садились в свои элитные иномарки и, обдавая свежий морозный воздух выхлопной гарью, уносились к вожделенным бифштексам и коктейлям.
Цивилизация!
9 декабря. Среда
Норвегией правил в то время Харальд Серый
Плащ, сын Эйрика Кровавая Секира, внук
Харальда Прекрасноволосого. Мать его звали
