скачать книгу бесплатно
Чудовище
8-едекабря. Вторник
The bank – monster has to profits all the time.
It can ?t wail. It ?ll die.[1 - Банк – чудовище – должен получать прибыль всё время. Чудовище не может ждать. Оно умрёт. (англ.) Д. Э. Стейнбек. Гроздья гнева.]
J. E. Steinbeck. TheGrapesofWrath.
В этот же день в десять утра в холле центрального сбербанка встретились двое чиновников: Никита Ростиславович Верный, зам губернатора по финансам и кредитной политике и Вера Харитоновна Лизкова, зам по идеологии и работой с молодёжью. Лизкова, грациозно скинув с себя новую норковую шубу, отдала в руки малому с кошачьими усами, выполняющему в холле различные, в том числе и швейцарские функции.
– Дорогая, Вера Харитоновна, я только что от патронессы, – заверещал Никита Ростиславович, одетый в соболиный полушубок. – Она рвёт и мечет, говорит, что без экстренных мер, волки могут обрушить всю экономику нашей славной Владимирской земли. Я надеюсь, это не шутка? А то, может, этих волков нагнали, чтобы на Новый год, кроме остальных забав, можно было бы ещё и поохотится?
– Да, уж, Никита Ростиславович, на Новый год мы тут все позабавимся! – сказала Лизкова со злой иронией на поношенной физиономии. – Освобождённая от шубы, она осталась в выгодно подчёркивающее её округлости алом шерстяном платье с кружевными подолом и манжетами.
Верный, Дон Жуан со стажем – недаром имел изящную эспаньолку и зелёные с поволокою глаза – про себя отметил: фигура что надо, но характер у бабёнки скверный, очень скверный. Наверно, потому и живёт одна, каждые полгода меняя любовников. И уже вслух обращаясь к собеседнице:
– Нет. Вы, в самом деле, думаете, что всё так скверно?
– Мне кажется, эти волчьи пасти, – трунила она над замом по финансам. – Сожрут всю банковскую систему. Хорошо, что в основном собственность я имею в недвижимости. А то так можно зубы на полку положить.
– Э, постойте, постойте, – старался собраться мыслями Верный.—Эти волки, что они могут такого страшного натворить? Я думал раньше, что подобные бедствия, например, типа войны, наоборот могут банкам принести прибыли?
– Не знала, что человеку, курирующему финансовую деятельность, придётся объяснять трюизмы. – Скалила свои ровные, но уже потемневшие от никотина зубы, эта ехидна в юбке. – Поймите же, как известие станет достоянием народных масс, а это произойдёт не сегодня-завтра, все они ринутся в районные сбербанки, забирать сбережения, которые они там поместили. В отдельности вклады их ничтожно малы, но в совокупности все их вложения представляют большую сумму. Но самое страшное будет тогда, когда свои огромные вклады в деньгах будут забирать госчиновники, бизнесмены и остальная элита. Ведь в критических ситуациях, увы, такова психология человека, люди, не доверяя банкам, предпочитают держать деньги «в чулке».
– Но ведь тогда… всё полетит в тартарары. Банки разорятся, – воскликнул уже обеспокоенный Никита Ростиславович. – Рубль упадёт в цене. Золотой запас, о котором, кстати, Центр ничего внятного сообщить не может, его не спасёт. Только доллар отделается чихом.
– То, что он повысится в десять раз, вы называете чихом?! Святая простота! Или вы прикидываетесь таким?. Не пойму я вас что-то.
– Вера Харитоновна, вы меня опозорили хуже некуда. Американцы на Марсе (но сведущие люди мне объяснили, что их отправили не на Марс, а в какую-то область сужения, в чёрную дыру, что ли), а валюта их осталась здесь. Что я? не понимаю, что ли, что наши вожди, из-за привычного его сосуществования в нашем отечестве, не решились его аннулировать. Но должен же быть какой-то приоритет к национальной валюте! На кой ляд нам эти зелёные бумажки, когда страны, породивших их уже не существует.
– Ну и что, – с хриплым смешком урезонила Лизкова. – Это ровным счётом ничего не значит. Доллар вездесущ и вечен, как господь Бог. От этих президентов, особенно от лупоглазого Франклина, масона четвёртой степени посвящения, который, кстати, и не был никогда президентом, – не избавиться, как от бесов, которые не уничтожит никакая молитва угодника. Святые здесь бессильны. И вот уже вместе с рублями его печатают в Центре. И этот приоритет остался за Священным печатным станком Росланда. Так решили кто-то в Калифорнии, поставили печать и подписали. И этого оказалось достаточно. И ведь что удивительно? Без малого тридцать лет в Китае отпечатанный у нас доллар имеет такое же хождение, как их юань. И ничего с этим не поделаешь. Такова конъектура на сегодняшней момент. Видно, опять они там, в Центре повысят доллар. Но кому по-настоящему кому не позавидуешь, так это мелким и средним предпринимателям, которые взяли крупные кредиты. Опять пойдёт волна самоубийств.
– Но, дорогая, Вера Харитоновна, может, не так всё скверно, – всё ещё пытался противиться грозному сценарию Никита Ростиславович, скидывая полушубок на кресло и ослабляя на шее узел малинового галстука.
– Может, и не так, – но моё правило: в двери стучит беда – готовься к худшему, – сказала Лизкова и, достав пачку сигарет с чёрным драконом, сунула одну сигарету в ярко накрашенный рот, потом крутанула колёсиком по кремню зажигалки и от вспыхнувшего огня прикурила, манерно глубоко затянувшись, втягивая нарумяненные щёки, и отошла в сторону окна, где росла чахлая пальма с необычайно волосатым стволом.
Вдруг, быстро открывая скрежещущие с мутными стёклами двери банка, в холл буквально вбежал мэр Владимира Тиммо Аалтонен. На нём был забавный национальный зимний наряд народов севера. Вплоть до колен его закрывала оленья шуба с вытисненными на ней национальными узорами. Сапожки всё из той же оленьей шкуры так же на голенищах были украшены какими-то причудливыми узорами. Маленькая голова утопала в специфическом чепце из песца, где по бокам болтались длинные шнурки с пушистыми шарами. У мэра были дико, как от передозировки свечей красавки, выпучены глаза. Он остановился между Лизковой и Верным, не зная к кому из них обратиться.
– Что с вами, Тиммо Илларионович? – выпуская сизую струю и подходя к нему, озадачилась, глядя на его костюм Вера Харитоновна. – Уж не собираетесь ли вы нам станцевать нанайский народный танец? Или сымитировать что-то вроде борьбы нанайского мальчика с медведем. Ха, ха. Ой, извините.
– Это правда, что волки собрались напасть на Владимир? – не обращая внимание на её ёрничество, выпалил не на шутку перепугавшийся мэр.
– Ну, ну, – успокойтесь, примите валокордин, у меня в сумочке есть, – нежно заворковала зам по идеологии. – До Владимира вряд ли они дойдут, а вот районы, от них могут пострадать.
– Вера Харитоновна, это чистая правда? До Владимира они не дойдут? – с улыбкой облегчения спросил Аалтонет. – Вы ничего не скрываете от меня?
– Клянусь всеми богами, которым молятся во Владимире, это истинная правда, – поклялась Лизкова, положив правую руку с длинными ногтями на сердце.
– Фу-у, воды здесь где-нибудь можно взять?
Верный щёлкнул пальцами, и через минуту небрежно одетая и некрасивая девушка с завитыми соломенными волосами, сотрудница банка, несла мэру стакан воды. Не снимая свой шаманский колпак, он жадно выпил воду и отдал стакан обратно, от волнения позабыв поблагодарить сотрудницу.
– А меня, представляете, Елизар Матвеевич огорошивает «Через три дня во Владимире будут волки», такого страху нагнал. Какие волки! Что за бред! Мне надо город готовить к Новогодним праздникам.
– Здесь, Тиммо Илларионович, я вас вынуждена огорчить, – сказала Лизкова, туша бычок о стенку кадки, где росла пальма. Потом она положила окурок в кадку, вынула зеркальце и, глядя в него, пожамкала губами, чтобы равномерно распределить помаду. – Масштаб нашествия такой, что праздники придётся отменить. – И наивно глядя на мэра: – Или вы полагаете, что Владимир как частное как-то отделён от Владимирской области как целого? Туго у вас с диалектикой, однако.
– Но кстати, о решительных действиях, о которых обмолвилась губернатор, – вдруг решил ввести в разговор оптимистическую струю Никита Ростиславович. – Наверно, будут задействованы войска. Или это военная тайна?
– Никакой здесь тайны нет, – ответила всегда верно ориентирующаяся в гуще событий зам по идеологии. – Инесса Власьевна мне сказала, пока попробуем обойтись членами Обществ охотников и местными фермерами. С войсками есть известные риски. Они будут использованы только на крайний случай. Тьфу, ты! Совсем вы меня с толку сбили. Я же пришла сюда свои сбережения забрать. Надо скорей что-то приобретать, например, алмазы в «Спальне Венеры».
– Зачем вам алмазы? Всё равно они там фальшивые, – удивился зам по финансовой политике.
– Ну и что?.. Они что, по-вашему, денег не стоят? А при кризисе, глядишь, увеличатся в цене. Потому что и в кризис всегда найдутся люди, которые жаждут наслаждений. Вспомните Древний Рим. Катулла. Или кто там у них был в кризис? И неважно, что антураж этих наслаждений будет обставляться блестящей и фальшивой мишурой.
И с этими словами пошла в зал с кассами, вызывающе виляя задом.
Когда она отошла на достаточное расстояние, чтобы она не могла слышать, Верный, глядя на неё маслеными глазками, восхищённо проговорил:
– У «Фиалкокудрой» Сафо есть стих. Сладкое яблочко алеет на ветке высокой… Забыли сорвать его люди. Нет, не забыли сорвать, а достать не сумели. Поэтому яблочко-то уже не ахти какой свежести. И всё-таки баба то, что надо. И далеко не дура! Мм. (Верный блаженно закрыл глаза .) Умница! Представляете, всё ей сходит с рук – и спекуляции и взятки.
– Так она же подруга губернатора, – простодушно ответил мэр, так и не снявший своего колпака. – Составляет ей гороскопы, гадает по руке и на кофейной гуще.
– Вот именно. Это называется, найти правильный подход… – и вдруг обернувшись к мэру, поинтересовался. – Не сочтите за нескромное любопытство, а вы-то зачем пришли?
– Я хотел увидеть срочно Веру Харитоновну ( встретившийся мне навстречу Аполлон Кузьмич сказал, куда она пошла) и услышать от неё подтверждение или опровержения своих опасений.
– А-а! Ну и что? Всё вам теперь ясно.
– Ничего не ясно! – сказал Аалтонен и повернул к выходу.
– Кстати, остановил его Верный на десятое число в час дня в «Малахитовом зале» будет заседание с губернатором. Вы тоже приглашены.
Мэр покорно мотнул головой и открыл дверь банка.
– Вообще-то мне тоже не мешает закрыть свои книжки. Собственно, за этим и пришёл, – сказал сам себе Никита Ростиславович. – Странно, почему мэр не пошёл к кассам, или новогодняя свистопляска выбила из него последние крупицы здравого смысла?
Лишь он собрался повернуть в зал, как услышал скрип двери и увидел входящих в холл зама по науке, Валентиновну Львовну Махно и зама по экономической политике, Елизара Матвеевича Кравчука. Опа! Усмехнулся зам по финансовой политике, клянусь свиньёй-копилкой, которую мне подарила в пять лет бабушка, эти тоже возьмут все сбережения. Какая быстрая реакция у наших замов! А к обеду, глядишь, подтянется остальная братия «королевской гвардии». Прощай, мой милый старенький банк! В течение стольких лет ты был мне надёжной опорой! Вечером тебя опустошат, как внутренности мумии фараона, только в отличие от фараона тебе это ритуальное потрошение ровным счётом не вернёт былого блеска и святости. Бедный, бедный Аскольд Бенедиктович! Твоё детище умирает прямо на глазах от алчности власть предержащих! Я вместе с тобой скорблю. Но, увы, это законы рынка! И никакой святости! Лишь ритуальные жертвы, где звучат печальные голоса хора из «Аскольдовой могилы».
И быстро зашагал в сторону зала с кассами.
Невисячие сады Семирамиды
8-е декабря. Вторник
С муравьями и шелестом листьев,
Этот замкнутый сад лабиринт.
Владислав Герасимов.
В центральном ботаническом саду, где из-за слабого освещения и недостаточного тепла хило цвели тропические растения, Инесса Власьевна поливала из лейки её любимый куст розовых гортензий. На губернаторе было синее крепдешиновое платье в белый горошек, с накинутым на шею розовым кокетливым фартучком. Находясь в этом месте Ржевская, казалось, отходила от всех душевных тревог. Пусть настурции, всевозможные орхидеи, гардении, прекрасные цветущие кактусы, лианы, монстеры, фикусы не так изящны, не так велики, а порой некоторые из них удручают своим болезненным видом, но всё равно директору сада Ашоту Вартановичу Мирзояну довелось совершить подлинное чудо, можно сказать ботаническую революцию местного масштаба. Благодаря его прививкам и обогащением химического состава почвы, которая благотворно влияла на корни изнеженных видов, многие и многие растения радовали зрение своей неземной красотой.
– Да, когда я здесь пребываю, мне кажется, я вновь обретаю утраченный Эдем, – воодушевлённо сказала себе Инесса Власьевна.
В данный момент в саду, высоком стеклянном помещении площадью около двух тысячи метров никого не было. Губернаторша проходила по дорожкам, усыпанных гравием, и не могла налюбоваться на экзотический пейзаж. Если бы было можно вечно жить где-нибудь на Юге!.. Но увы, многие некогда прекрасные острова уже стали морским дном. О, роскошные Гавайи, где вы? А Канары? А острова Полинезии? Вам только остаётся сказать печальное прости. На лазурном берегу некогда существовавшей Франции гуляет холод. Юг же Азии слишком дик. Тем более мы с ними находимся практические в состоянии войны. Остаётся предаваться только мечтам! Только мечтам. И этот тропический рай самое лучшее место для подобных занятий. Ах! Как всё здесь мило, идиллично!
Вдруг постучали в дверь. Не дожидаясь ответа, в приоткрытую дверь заглянул горбатый нос и полные чувственные губы Ашота Вартановича, скорей похожего на шеф-повара армянского ресторана, чем профессионального ботаника, защитившего диссертацию о буквальной идентичности строения цветочного пестика и женского полового органа.
– Инэсса Власэвна, к вам просыт зайты Родыон Романовыч.
– Да, спасибо, – я ему как раз назначила встречу, – не отрываясь любоваться от ботанической растительности, сказала она. – Пусть заходит.
Директор ботанического сада исчез, и вместо него в дверях показалась упитанная дрожащая под мятым мешковатым костюмом фигура добрейшего Родиона Романовича Митрохина, зама по культурной политике. Он неловко протиснулся в дверь и, чего-то смущаясь, пошёл навстречу патронессе.
Когда он подошёл к ней на расстояние метра, она в это время, неуклюже сев на корточки, от чего её солидный таз ещё больше раздался в размерах, рыхлила тяпкой землю вокруг небольшого лилового рододендрона.
– Извините, Родион Романович. Две минуты и я буду готова для важного с вами разговора.
Однако она возилась не две минуты, а целых десять, полностью поглощённая своим занятием. Наконец, губернаторша закончила и попросила Митрохина, чтобы он ей помог встать.
– Ой, спасибо, – произнесла она, отряхивая короткие пальцы от комочков земли. Она прошла к ближайшей раковине и тщательно вымыла там руки.
Потом она вдруг увидела, что на китайской розе слегка поникли бутоны, ахнула и устремилась к ней. Остановилась возле неё и стала ей сетовать:
– Что же ты, милая моя! За тобой ухаживаешь, поливаешь специальным раствором, а ты вновь за своё! Нет, подружка, так не пойдёт. Чтобы через три дня ты снова радовала мои глаза!
Митрохин, который всё это время покорно следовал за нею, был вынужден выслушать и эту причуду шефа.
– Что ни говорите, Родион Романович, – вздохнула Инесса Власьевна.
– Цветы, особенно вот эти, экзотические цветы – существа иного свойства. И материя их более тонкая, и благоухают они чарующе. Порой мне кажется, что это космические пришельцы. И если это так, то я представляю, как прекрасна их далёкая планета!
Не зная чем поддержать эти романтические фантазии шефа, Митрохин уныло ковырял толстой подошвой своего ботинка гравий.
– Родион Романович, – вдруг обратилась она к нему. – Не находите ли, что здесь очень красиво? Ведь вы же ответственный по культуре, той сфере, которая порождает пусть искусственную, но красоту! Отнимающую аромат у живого цветка. Как вы думаете, нужна человеку райская красота?
Губернатор была явно в ударе, и это сильно смущало Михрохина. Он не нашёлся ничего лучшего сделать, как бессмысленно и беззвучно пошевелить толстыми губами.
– Я вам по секрету скажу, – перешла на более умеренный тон Ржевская. – Пусть Дворец Правления во многом убог, пусть в банке чахлые пальмы, пусть в ресторанах подчас беззубые официанты, пусть дома элиты не так изящны, как это было в начале века. Что поделаешь, климатические катаклизмы внесли свои поправки. К сожалению, мы ограничены энергией и способами добывания ресурсов. Но ради того, чтобы здесь был вечно цветущий рай, я готовая на некоторые растраты. Ведь красота спасёт мир, как сказал Толстой.
– Достоевский, – поправил Митрохин. И тут же пожалел своих слов.
Карие глаза губернатора заволокло серой пеленой.
– Впрочем, я вас сюда попросила прийти не для экзаменирования меня на цитаты великих.
Родион Романович хотел было возразить, что он её вовсе и не экзаменировал, а просто поправил, Господи, с кем не бывает, но всё же прикусил язык.
– От вас в эти напряжённые дни очень много зависит, – вдруг перешла на другую тему губернатор, и Митрохин услыхал в её голосе жесткую интонацию. – Ваши помощники во всех районных городах и, разумеется, здесь во Владимире должны посредством театрального искусства отвлечь людей от проблемы, связанной с волчьим нашествием. Нам не нужны лишние проблемы, когда противоправительственные группы, пользуясь ситуацией, попробуют из всех сил взбаламутить людей, извратить любые действия правительства, опорочить глав силовых ведомств, использовать злобу отдельных недовольных в своих гнусных целях. Я знаю силу искусства. Восемьдесят лет назад было телевидение, интернет. Они магически воздействовали на массы. Но катастрофа уничтожила сами условия для существования этих средств воздействия. Но, слава Богу, ещё существует театр.
– Который теперь называется Театральным балаганом, – перебил губернаторшу Митрохин, и опять пожалел, что сунулся со своим замечанием, которое от него вовсе не ждут.
– Да, Театральный балаган, – напористо, гордо выпячивая свой бюст, заголосила нотой выше Инесса Власьевна. – Так решили в Центре! И я считаю, правильно решили. Массам не нужны в большом объёме серьёзные пьесы, сложная музыка. Их достояние – этот лёгкие песни, цирковые номера, беззаботные танцы. Нет, нет, не бойтесь. Кто хочет пусть слушает классическое искусство, читает толстые книги, им никто не запрещает.
– Но в библиотеку ходят только по спецпропускам, – опять сунулся Митрохин. Но он уже не чувствовал неловкости, его от чего-то понесло. – Занятия классической музыкой не происходят вообще. Детей учат играть на музыкальных инструментах их родители, которых в свою очередь научили их родители. Серьёзную музыку можно услышать лишь на старых кассетах и дисках, если они ещё не развалились от древности. Живопись познают по тем же древним слайдам. Вроде театр оставили. Но, Боже, какие ужасные пьесы идут, являющиеся лишь рупором партийной пропаганды.
– Что вы себе позволяете, – нетерпеливо ударив ногой о пол, взвизгнула губернаторша. – Вы идёте против эстетических принципов, утверждённой Всеединой партией. Наши ресурсы ограничены и мы не может услащать вкусы отдельных утончённых особей в том объёме, в котором им хотелось бы. Главное для нас это гармония в обществе, чтобы массы не требовали слишком многого. Они и так счастливы от примитивного искусства, зачем им забивать мозги какими-то ребусами? Во время катастроф имеет силу только незатейливое и простое. Типа палеолитических росписей пещеры Ляско. Так обществу легче объединится перед угрозой. А единицы, которые ходят эгоистично противопоставить себя обществу априори становятся изгоями. Это в лучшем случае. Если же они продолжают мутить воду, их уже уничтожают. И вот сейчас, когда огромное количество хищников вошло в область, все эти защитные функции общества должны выполняться неукоснительно и более жёстко. Ибо реальность угрозы слишком велика. Поэтому каждый должен не гоняться за призрачными мотыльками, не умиляться на свои химеры, способные его завести незнамо куда, а пребывать на своём месте. Рабочий должен находиться у станка, военный у охраняемых объектов, деятели искусства на сцене! Родион Романович, я уважаю ваши взгляды, но, несмотря на это, я ныне от вас – таково нынешнее положение дел – требую до последней буквы выполнения моего приказа по организации народных представлений. Я не случайно вас сюда пригласила. Чтобы вы не просто поняли, а наглядно ощутили, что есть красота для избранных, а есть красота для всех остальных. Большинству достаточно и кривляния паяца, и оно что-то может для себя подчерпнуть в этом представлении. Ведь у него завтра у кого десяти– у кого одиннадцатичасовой рабочий день, тонкая душевна организация, которую воспитывает серьёзное искусство, ему лишь пойдёт во вред, а соответственно и промышленности. Чтобы хорошо точить болванки, согласитесь, незачем слушать Баха. Здесь главное его развлечь, отвлечь, а не вводить сумбур в его душу. Только нам, немногим, положено сложным искусством развивать своё образное мышление и созерцание. Ведь мы – элита. Управленцы. Отсюда, в наши задачи входит осмысливать и анализировать общие процессы. Без разумного меньшинства не возможно существования, увы, часто, безрассудного большинства. Но впрочем, хватит вести эти разговоры. У меня уже порядком голова разболелась. Итак, моё последнее слово. Убедила я вас или не убедила, но вы будете вынуждены подчиниться приказу. Ибо этого требует целесообразность, дисциплина и закон. Или у вас ещё будут ко мне возражение?
Закончила Ржевская, самим бескомпромиссным тоном, отметая всякие возражения. Митрохин с раскрытым ртом, как пойманная рыба, судорожно ловящая воздух, слушал безжалостную тираду губернатора и не мог придумать, чтобы ей ответить. А ответить нужно было. Но он в течение речи Ржевской растерял последние доводы.
– Ну, если возражений нет, – спокойно, как ни чём ни бывало, сказала Инесса Власьевна. – То я не смею вас больше задерживать.
И, вдруг охнув, пошла к очередному тропическому красавцу, не устраивающую её на этот раз своей раз вегетативной динамикой.
Бедный Родион Романович, багровый от стыда и смущения, бессмысленно оглядев эту тропическую красоту не для всех, нервно почесав вдруг страшно зачесавшуюся ляжку, двинулся к выходу, с трудом соображая, где в области найти столько артистов, которые смогли бы развлечь своим мастерством массу безыскусных работяг.
Охотничья ватага
8-е декабря. Вторник
Стану я раб такой-то, к востоку лицом, к западу
хребтом, на все четыре стороны поклонюсь.
Пособите и помогите мне, рабу такому-то, за охотою
ходити, белых и серых зайцев ловити; куниц и лисиц,
и серых волков, дорогих зверей рысей загоняти и
залучати, чтобы бежали по своей ступи и по своей
тропе, безопасно, на сторону не отмятывались и взад
не ворочались.
Заговор на удачную охоту.
За сто двадцать вёрст от Владимира, где-то в Вязниковском районе, компания весёлых и отчаянных охотников зябко толпилась на лыжах за небольшим леском, прячась от неприятного, сушащего рожу ветра. Было десять вечера, и в вечерней темени вдалеке тускло кое-где светились огоньки деревни Солёный Жмых, которая находилась далеко в стороне от тракта, от того самого тракта, по которому, безжалостно дребезжа и на ходу теряя детали, носились гибридные, собранные из различных машин грузовики, а то и тракторы. На местных же просёлках можно было только видеть несчастных унылых лошадей, волочащих дровни и звонкие собачьи упряжки.
Вот по одному из такому просёлку, усеянному расклёванными воронами конскими яблоками, на одних из таких дровнях, впряженных в двух низкорослых и гривастых бурятских лошадок, сюда, к чёрту на кулички и прибыли представители Охотничьего общества «Вольный стрелок», что базировался в пригороде Гороховца, надеясь поживиться за счёт областной казны. Именно сюда, по данным пилотов разведывательного цеппелина, должна скоро подойти одна из стаи волков.
– Ох, скорей бы! Заждалися! – А не мешало бы крякнуть для храбрости. А? – Не, Филатыч не разрешит. Говорит, задание партии. – А может, просто куражится? – Это Яшка его разозлил. Постромку порвал, когда врезался оглоблей в столб. Говорили ему, не умеешь править, не правь. Хорошо каким-то ремнём прикрепили хомут к вальку. – Игнат, ты лошадей-то хорошо привязал? – А как же! Вон они, Филатыч. Берёза хоть низкорослая, но крепкая. – Что толку, что крепкая! Если почуют зверя, бедненькие, измучаются, до земли копытами пробьют лёд. – Больно много ты знаешь, Хлур! Это же бурятская порода, у них в крови отчаянность, волк им нипочём. Чую, наши лошадки не раз бывали на волчьих облавах. – Филатыч, а кроме нас, кто-нибудь ещё сегодня будет охотится? – Лавруша, ты меня удивляешь таким вопросом. Раскинь своими мозгами, если они у тебя, конечно, есть: с севера идёт целое полчище волков, которое со стороны и северо-запада, по границе с Ярославской, и с востока, по границе с Нижегородской областью, пытается окружить нашу область, и что, по-твоему, только одни мы будем охотится на такую ораву? Неужто нельзя самому додуматься? – Говорят, армию хотят подключить. – А ты глупости, Лукьян, не верь. Всё это бабьи сплетни. У армии и своих делов хватает. Тоже мне сказал! Армию! За хороший паёк можно много найти охочих людей. – А вот, ей-богу, предложили бы мне цистерну водки, я бы один их всех перещёлкал. – Один?! Ну, ты Яшка загнул! – Как, Филатыч, справился бы я? —Лучше помалкивай, петух общипанный. – А чо ж, молчать-то. Чем больше болтаешь, тем больше дури выходит. Ну и пусть се выходит. Может, так и за умного сойду. – Все засмеялись, некоторые до слёз, которые тут же превращались в ледяные горошинки.
Прекрасное настроение не портил ни сорокаградусный мороз, ни предстоящая опасное предприятие. Одену в руку рукавицу Горячую, как волчья пасть. Ведь в случае удачи, всех ждало вознаграждение в виде ящика водки, сала и свежего хлеба да благодарности от обладминистрации, подписанной самой Ржевской.
Вожаком ватаги был выбран дед Чушев. Одетый в овчинный тулуп и такой же овчинный треух, он держался несколько высокомерно, и то сказать, не мальчик, как-никак восьмой десяток пошёл, на шутки старался не отзываться и не матерился, а только поучал пять вверенных ему мужиков, которые были такими же бывалыми промысловиками, имели такие же пристреленные двустволки и были одеты в такие же тёплые тулупы, треухи и унты.
