Компрессия

скачать книгу бесплатно


– Тебя в самом деле упекли, – кивнул Кидди. – Заключенный не знает, что он находится в компрессии. Это называется – отбой памяти. Воспоминания о погружении в компрессию замещаются специально подготовленным видеорядом. Но при твоем втором погружении ты будешь знать.

– Сколько здесь прошло времени?

– Два дня, – сказал Кидди.

– Не может быть, – скривился Ридли. – Я делал зарубки… на стене. Двадцать лет. Прошло двадцать лет. Разве их можно вместить в два дня?

– Компрессия, – пожал плечами Кидди.

– Хорошая пытка! – усмехнулся Ридли. – Хорошая пытка! Ты еще не передумал, начальник? Не отказываешься от своих слов? Смотри! А то ведь я доберусь до тебя! Когда обратно?

– Сегодня же, – твердо сказал Кидди. – Тебя накормят, хотя питательные вещества и так поступали в твой организм, приведут в порядок. Потом ты отправишься туда же, где уже был.

– Еще на два дня? – оскалил крепкие зубы Ридли.

– Еще на двадцать лет, – отчеканил Кидди.

– А потом? – спросил заключенный.

– Потом будет перерыв. Месяц, два. Настоящий месяц. Требуется время, чтобы рассмотреть возможность твоего помилования. С тобой будут общаться психологи. Тебя будут наблюдать врачи. От этого месяца или двух будет зависеть многое. Вот только он настанет через двадцать лет. Не раньше.

– Ты знаешь, как я провел эти двадцать лет? – спросил Ридли.

Кидди ответил не сразу. Впервые ему показалось, что убийца действительно заинтересован в ответе.

– Я знаю стандартные условия содержания заключенного… в компрессии, – запнулся Кидди. – Двадцать лет – это много, но при необходимости я могу увидеть любой твой день из этих двадцати лет.

– Хотел бы я, чтобы ты увидел все мои дни, – широко улыбнулся Ридли. – Чтобы ты вышел на пенсию, сидел в маленьком домике перед экраном и день за днем без перерыва просматривал все мои двадцать лет. Или сорок лет. Подряд. Не отрываясь.

Он был абсолютно спокоен.

«Необходимо повторное сканирование мозга, – подумал Кидди. – И, возможно, более подробный отчет о проведенной компрессии».

– Я увижу все самое важное, – ответил он вслух.

– Я подскажу тебе, что самое важное, – оторвал голову от каталки Ридли. – Я сделал флягу! Ты можешь себе это представить? Я сам сделал флягу! Плевать, что я ее сделал… в этой самой компрессии. Я сделал ее. Ты понимаешь? Это было десять дней назад. Понимаешь?

– Я понимаю, – кивнул Кидди.

– Если ты обманешь меня, Кидди, я найду тебя и сделаю флягу из тебя, мерзкий ублюдок! – неожиданно выругался заключенный.

– Хорошо, – безучастно ответил тогда Кидди. Теперь он смотрел на отвратительное, улыбающееся лицо убийцы на экране монитора и хмурился.

– О чем вы грустите, Кидди? – Котчери коснулся его локтя, но тут же убрал руку, словно остерегся грубого окрика. – Результаты более чем прекрасны. И не слушайте этого вашего медика, дай таким волю, они все подчинят статистике! Зачем же подвергать тюремному варианту компрессии обычных людей? Именно этот вариант программы предназначен для отбросов общества!

– Разве вы не говорили, что собираетесь расширять сферу ее использования? Разве не говорили о больных, о стариках, о тех, кому не хватает времени на обучение?

– Я не отказываюсь от своих слов, – прищурился Котчери. – Только вот дело-то в чем – ни больные, ни старики, никто иной не будут проводить дни в тюремной камере или в затерянном замкнутом мире, в заброшенной в пустоте зоне, как предусмотрено в конкретной программе. Зачем им вынужденное уединение, общение с самим собой? Пока наша программа рассчитана только на заключенных, но если бросить канал связи с земным опекуном… Рано или поздно все получится. Сейчас это слишком дорого, но когда-нибудь те же умирающие старики действительно будут жить наполненной, чудесной жизнью! Не верите? Похоже моего красноречия недостаточно. Устроить, что ли, вам встречу с вашим другом? Стиай Стиара многое мог бы рассказать вам о его перспективах!

– Устройте! – резко обернулся к Котчери Кидди. – Стиай когда-то был весьма здравомыслящим парнем. Только сначала закончим программу испытаний с Ридли. Подождем месяц, другой. Проверим все. Потом тестирование пройду я.

– Тоже хотите отдохнуть в изолированном домике двадцать лет? – ухмыльнулся Котчери. – Представляете? Вы проведете черт его знает где двадцать лет, а среди сотрудников базы никто ничего даже и не заподозрит! Вас не хватятся! И ваша прелестная Магда не будет знать, что вы могли и забыть о ее существовании за двадцать лет! Я внесу изменения в результаты тестирования, и вы даже доказать не сможете, что моею милостью отдыхали от праведных трудов в уединении двадцать лет! Не боитесь?

– Я не склонен к розыгрышам, – отрезал Кидди. – В программе испытаний указана программа личного тестирования – неделя в компрессии! И имейте в виду, что я намерен отнестись к испытанию со всей серьезностью. Более того, когда оно закончится, я просмотрю записи каждой собственной минуты в компрессии! К сожалению, я не могу проконтролировать таким же образом двадцать лет этого Ридли, но основные моменты должен увидеть.

– Вы увидите программу Ридли, – сухо кивнул Котчери. – Машина не обманет вас. Да, были попытки членовредительства, испытуемого интересовало, как быстро заживают порезы и ушибы, но вот к суициду склонностей у Ридли не обнаружилось. Он довольно хладнокровен и терпелив, как оказалось. Впрочем, пусть этим интересуются психологи и медики. Вы сможете увидеть любой день из тех, что составили двадцать лет Ридли Бэнкса.

– Отлично, – поднялся Кидди. – Через час Ридли отправится в следующее путешествие, и мы получим ответ еще на один вопрос: как переносится компрессия, если заключенный знает о ней во время компрессионного сна. Два дня, плюс два месяца его адаптации, плюс мое личное тестирование. Глядишь, через три месяца пойдет отсчет контрольных десяти лет.

– Вы по-прежнему не согласны ходатайствовать о сокращении этого срока? – осведомился Котчери.

– Пока я не готов говорить об этом, – сухо бросил Кидди и шагнул к выходу.

– Тогда сократим этот срок хотя бы на пару месяцев? – крикнул ему в спину Котчери.

– О чем вы? – обернулся Кидди.

– О Ридли Бэнксе, – медленно произнес Котчери. – Программа испытаний скорректирована. Изменения согласованы с вашим министром. Вы сможете приступить к личному тестированию раньше. В ближайшие дни. У нас две капсулы.

– Что вы имеете в виду? – не понял Кидди.

– Ридли Бэнкса никто не собирается будить, – объяснил Котчери. – Он будет находиться под наблюдением, но это путешествие в один конец. Это испытание предела компрессии. Посмотрим, сколько он продержится. Посмотрим, как будет реагировать его физиология на жизнь длиной в несколько сотен лет. Исключительная возможность, не правда ли? Наши исследователи об этом могли только мечтать. Нынешний эксперимент слишком важен. И знаете, что самое главное? У меня есть распоряжение министра о засекречивании этой части испытаний! Вот, ознакомьтесь!

19

Холодная вода обожгла, и на мгновение Кидди уверился, что сном были не эти несколько ужасных часов в раскаленной пустыне, а те минуты между его пробуждением и купанием в океанских волнах. Спящие в креслах, укрытые пледами Билл, Моника, Стиай и Миха. Глухой, словно доносящийся через закрытые двери прибрежного бунгало рокот волн. Голос Сиф, который словно не нес информацию, а являлся первородным щебетом, облекающим ощущения в смыслы, минуя слова. Вкус напитка из начатого пузыря, который утолил жажду первым же глотком, но продолжал и продолжал литься в глотку. Боль ожога на лице, руках, плечах, спине, которая проходила от прикосновений. Опять голос Сиф, опять щебет. Короткая прогулка по сырому песку. Упругие икры, округлые ягодицы, прямые, но гибкие плечи, тонкая шея Сиф. Как она сбрасывала одежду. Все было сном вплоть до того момента, когда Кидди и сам разделся и как заговоренный двинулся вслед за спасительницей навстречу холодным волнам, которые омыли ее бережно, а Кидди безжалостно сшибли с ног.

– Умеешь плавать? – поймала она его за руку. – Не шути с волной, она может поддаться, а потом утащить на глубину!

Кидди резко выпрямился, словно его спящие моторы получили долгожданную энергию, стер с лица ладонью соленые брызги и тут же нырнул в набегающую волну, яростно забил руками, чтобы выбраться на ее гребень, но вскоре кувырнулся через голову и, отплевываясь, оказался на песке.

– Довольно! – рассмеялась Сиф. – Сегодня не самый лучший день для купания. Это только способ охладиться. Смыть ожоги. Кожа слезала у тебя с плеч!

– Ведь это был сон? – наконец обрел дар речи Кидди.

– Какая разница, сон ли это был или нет? – прищурилась Сиф. – А если и сон? Ты думаешь, что выжил бы без меня там?

– Разве нет? – не понял Кидди. – Почему я не проснулся, как обещал Билл?

Она пожала плечами, задумалась на мгновение.

– Ты слишком тяжелый. Даже тяжелее, чем Билл. Ты смог провалиться даже с утвердителем. Но он привел тебя… безошибочно.

– Куда привел?

Кидди задал вопрос машинально, отзываясь на не вполне ясную фразу, потому что даже будь смысл слов Сиф абсолютно доступным, он все равно бы не понял ни слова. Желание всколыхнуло бывшее только что истерзанным тело и проявило себя самым очевидным образом. Сиф не стала отвечать ему. Она закрыла глаза и замерла, прислушиваясь к чему-то. Кидди разглядел мурашки на ее груди и протянул руку:

– Пойдем.

Сиф кивнула и пошла рядом с ним к брошенной одежде, не вздрагивая от неожиданно резких порывов ветра, словно эти мурашки не касались ее вовсе. И даже когда Кидди укутал ее в плед и прижал к себе, замирая от ощущения плоти под тканью и прикосновения к ткани собственной плоти, она прильнула к нему не в поиске тепла, а в другом желании – тоже очевидном и недвусмысленном.

– Почему? – только и спросил ее Кидди, когда она уже обессиленно лежала рядом, прильнув к нему грудью, и с улыбкой просеивала между пальцами песок на его живот. – А как же Стиай?

– Ничего глупее ты спросить не мог? – тень досады промелькнула в ее голосе. Точнее нет, не досады – недоумения. Впрочем, она рассеялась тут же. Кидди промолчал. Он не знал, что должен говорить, и должен ли говорить хоть что-то. Более того, он даже не смог бы тут же вспомнить, что она сделала с ним или что он сделал с ней. Он, конечно, мог по секундам повторить все собственные движения, тем более что они были просты, как движения неофита, впервые добравшегося до женского естества, мог вспомнить вкус каждой клеточки ее тела, но он не мог бы вспомнить, что происходило с ними.

– Что это у тебя? – Он вдруг заметил пластырь телесного цвета на плече.

– Так. – Она сдвинула брови. – Отметина. Не забивай себе голову, считай, что у меня подход к собственному телу такой же, как у моего папочки. Лучше скажи, о чем думаешь теперь?

– О пустяках, – отчего-то сказал правду Кидди. – Какая-то ерунда в голову лезет. Брюстера вспомнил.

– Я его знаю, – кивнула Сиф. – Стиай знакомил нас с Рокки и Брюстером. Рокки маленький, но твердый. Он пытается быть мягким, но у него не получается, и не получится. Брюстер интересный, но пуганый и обиженный. Утомительно выковыривать его из раковины. Впрочем, я и не пыталась. Зачем он мне?

– Пуганый? – не понял Кидди. – Не знаю… А вот насчет раковины – ты права. Он всегда пытался спрятаться в чем-то. В каком-то деле. Даже его медицина – большая раковина. Его семья – раковина. Его ухмылки и болтливость тоже раковина. Но он хороший врач.

– Что ты о нем думал? – прищурилась Сиф.

– Он увлекался фильмами. Не нынешними, а древними. Плоскими. Самыми первыми лентами. Собирал их, изучал. Обрабатывал, раскрашивал, придавал объем, пытался озвучивать. Так вот обнаружил один казус. Когда программа восстанавливала по артикуляции голоса актеров немых фильмов, частенько оказывалось, что они говорили какую-то ерунду.

– То есть? – не поняла Сиф.

– Ну например, идет любовная сцена, герой заламывает руки, произносит что-то пафосное, а дешифратор восстанавливает какую-то чушь, чуть ли не ругань или просто бессмысленный набор звуков. Непонятно, как актеры удерживались от смеха, произнося всякую белиберду.

– Напрасно он взялся за это дело, – перевернулась на спину Сиф. – Всякая попытка разобраться в чем-то досконально обычно приводит к разочарованиям.

– И все-таки, – Кидди коснулся ладонью еще помнившей боль ожога шеи. – Что это было?

– Билл ведь все объяснил. – Сиф повернула голову и стала говорить, прижимаясь губами к его коже: – Сон. Сон, скрепленный утвердителем.

– Но ведь ты спасала только меня? А как же остальные?

– С ними все в порядке. Не волнуйся.

– Мне, выходит, просто не повезло? – усмехнулся Кидди, чувствуя, как его тело словно распадается на части – ее дыхание, обжигающее кожу, новое желание, тепло от Сиф и холод от ветра. – Первый раз в жизни увидел сон, но сразу же попал в какой-то кошмар, а до обещанной башни не только не добрался, но даже и не увидел ее. Или мне, наоборот, повезло?

– Ты не виноват, – прошептала Сиф. – Ты слишком тяжел для снов. Но все можно исправить. Можно привыкнуть. Попасть в сон – это как попасть в тональность. Это тренируется. А башня оказалась для тебя слишком далеко. Она была за горами.

– Ты хорошо знаешь ту местность? – удивился Кидди.

– Ты попал в мой… – Сиф запнулась. – …в мой сон. Я его хорошо знаю. Ты провалился сквозь те сны, которые готовил Билл, и попал в мой. Может быть, из-за утвердителя. Не знаю. Мой сон… настоящий. Я не знаю, какие сны у твоих друзей, даже с утвердителем они могут быть почти настоящими, а могут быть прозрачными, как утренняя дымка над водой, но утвердитель все равно привел бы их к настоящему сну. А башня… Билл не создавал сна, он пока еще не может этого, он только дал всем созвучие к собственному сну. К сну Билла. Билл специально приводит всех в башню: чем больше человек придет в нее, тем она будет прочнее. Она пронзает чужие сны, как острый шип протыкает листья.

– Не понимаю, – признался Кидди. – А что значит быть слишком тяжелым?

– Тяжелый проваливается, – объяснила Сиф и неуверенно добавила: – Билл тоже тяжелый, но он цепкий, а ты – гордый.

– Понятнее не стало, – рассмеялся Кидди. – Хотя гордый лучше, чем трусливый. Хорошо, а как ты нашла меня?

– Я почувствовала тебя. – Сиф вытянулась, уперлась носками в подъем стопы Кидди, прижалась и задышала ему в ухо: – Почти вот так. Я тебя научу… потом. Это просто. Захотела, почувствовала, нашла. Только в таком порядке.

– А как же все остальные? Увидели башню и добрались до нее?

– Конечно, – улыбнулась Сиф. – Только не думай, что им достался ночной лес. У каждого свой сон, общая только башня.

– Почему… – Кидди приподнялся на локте. – Почему ночной лес?

– Там, – Сиф наморщила лоб, – есть жизнь. Но она невозможна днем. Солнце сжигает все. Там все есть – деревья, птицы, трава, звери. Целый лес. Но днем он скрывается в толще песка. Выбирается только ночью. Но я бы не советовала тебе оказаться там ночью. Это еще страшнее.

– Подожди… – Кидди нахмурился. – Я начинаю путать сон и явь. Не хочешь ли ты сказать, что сон, скрепленный утвердителем или нескрепленный, это нечто зафиксированное во времени и в пространстве? Клянусь тебе, для меня так же ясно, что сон находится здесь, – Кидди постучал себя по голове, – как то, что Земля вращается вокруг Солнца? Разве это сознательная иллюзия? Плод работы дизайнеров, художников, аниматоров? Какой лес? Я скорее соглашусь, что двое могут одновременно видеть один сон, чем поверю в реальность пережитого!

– Разве я требую от тебя веры? – Она смотрела на него с веселым удивлением. – Конечно, я могла бы тебе сказать, что в самом определении «реальность» кроется условность, продиктованная позицией наблюдателя, но зачем?

– Чтобы знать! – Кидди нахмурился. Слова Сиф казались ему туманом, который скрывает, проглатывает истинные очертания произошедшего. – Вот лес. Откуда ты знаешь о лесе?

– Все знать нельзя. – Она смотрела на него успокаивающе. – Нужно чувствовать. Это как любовь. Ты же не можешь знать всех женщин, достаточно их чувствовать. Знать дано немногих. Может быть, ни одной.

– Подожди. – Кидди посмотрел в небо. – Я действительно никогда не видел снов. Но это не было сном!

– Ут-вер-ди-тель, – по складам произнесла Сиф. – Он не только дает ощущение реальности, он рассеивает туман, зыбкость, пронизывающую наши сновидения. Считай его самого волокном сна. И вот, когда зыбкость развеивается, выясняется, что сны бесконечно разнообразны, но очень часто похожи друг на друга даже у разных людей. И этот лес доступен многим. К счастью, люди заглядывают в него без утвердителя под языком.

– И… – начал Кидди.

– И просыпаются в холодном поту. Мне уже приходилось бывать в… ночном лесу.

– Не понимаю, – признался Кидди.

– Я помогала Биллу строить башню и облазила окрестности вокруг нее.

– Чем больше я получаю объяснений, тем меньше понимаю, – потер лоб Кидди. – Предположим, что это так. Предположим, что в каком-то сне Билл строит башню и даже имеет возможность, уснув снова, продолжить строительство. Предположим, что умозрительное приобретает, пусть только на время сна, свойства реальности. Но как, как тогда ты пересекла пустыню? Я что-то видел перед прыжком…

– Не говори, – остановила его Сиф. – Не говори о том, что не смог разглядеть, пока не разглядишь. Для того чтобы понять, нужно пережить.

– Пережить? – Кидди недоуменно сел. – Вот я и пережил, и что?

– С моей помощью, – она положила ему подбородок на плечо. – А сам?

– Как тебе это удалось?

– Это не так уж и трудно, – ответила Сиф, натягивая на обнаженные плечи плед. – Главное правило все то же – захотела, почувствовала, нашла. Глагол может меняться. Захотела, почувствовала, пробежала по раскаленной пустыне. Правда, Билл упрощает. Он говорит, что главное – хотеть именно то, что реально получить. Вот, к примеру, как тебя. Гораздо труднее не получить то, чего не хочешь. Но тоже возможно. Но самое трудное – не потерять то, что получил. А я не согласна. Мне кажется, что главное – хотеть то, чего хочется, не задумываясь о реальности. Неужели ты думаешь, что я рассчитывала тебя получить?

– Даже не знаю, должен ли я обижаться, – напряженно пробормотал Кидди.

– Спроси об этом у своего чувства бездны, – подмигнула ему Сиф и вскочила на ноги. – Наши уже проснулись!

– Сиф! – донесся окрик Стиая.

– Я здесь! – звонко закричала она. – Сейчас иду!

– Сейчас Билл спросит, почему мы не были в его башне, – нахмурился Кидди.