скачать книгу бесплатно
– А чем же еще? – Каттими не переставала удивляться. – Они же старцы!
Она бежала и после полудня. Кай посматривал на ее прикушенную губу и понимал, что хочет он того или не хочет, но вспоминает ту хрупкую девчонку, рядом с которой прошло его детство и которую он однажды не смог уберечь. Хотел ли он испытать что-то подобное тому, что почти уже стерлось из памяти за три года? Вряд ли. Скорее, расчет Такшана был точен. Несколько разговоров с несчастным существом сделали Каттими уже и не вполне чужим человеком для Кая, а с учетом того, что оставшиеся в живых его близкие были укрыты им на самом краю Текана, так и единственным относительно близким человеком. Вот только зачем Такшан замыслил это, Кай пока понять не мог. В первый же вечер он довольно легко открыл мудреный замок бронзового браслета, но тайны его не разгадал. Письмена были непонятными, возможного колдовства браслет не проявлял. Конечно, если не считать желания отбросить его куда подальше. Кай даже рискнул капнуть на чудное изделие кровью, но так ничего и не добился. Каттими только сказала, что от такой железки на руке ее слегка подташнивает и что если надпись на браслете какое-то заклинание, то последним словом должно быть имя заклинателя. К сожалению, Кай не только не знал этой письменности, но даже не понимал, с какой стороны ее следует начинать разбирать. И все-таки, какая-то тайна у него имелась, поэтому Кай оставил его на руке Каттими. А вечером две повозки Такшана отстали от обоза.
– Колесо заклинило, – объяснил нагнавший охотника Шарни. – Сказал, что исправит поломку и нагонит. Да что нам осталось, пара лиг и привал?
Едва он произнес эти слова, где-то далеко, на севере зазвучал рог. Может быть, Кай и не расслышал бы едва различимый звук, счел бы его воем ветра в сквозном дупле, но одновременно с ним вспыхнул браслет на руке Каттими.
– Ой! – вскрикнула она, останавливаясь.
– Что ты почувствовала? – спрыгнул, слетел с лошади Кай, потому что запылавшие на бронзе письмена пылали только под его веками, наяву они остались безжизненны и холодны.
– Словно вонзилось что-то в руку, – прошептала она испуганно.
– Ты в самом деле ощутила укол? – удивился Кай.
Рог еще звучал, когда Кай снял с запястья девчонки браслет. На ее коже следа не было, но, взяв браслет в руки, он и сам почувствовал что-то вроде укола. Впрочем, боль почти сразу исчезла, но письмена продолжали пылать. Кай бросил браслет на землю, письмена погасли.
– Что вы возитесь с этой безделушкой? – поморщился Шарни. – Для украшения она слишком тяжела, для браслета на руку воина слишком красива. Если там заусеница, ее нужно сточить камнем, но я бы…
– Послушай, – Кай повернул голову, но звук рога оборвался, – послушай, Шарни, есть ли в обозе хоть что-то живое, кроме людей и коней? Кошка, собака, ну что-то? Я бы поймал хорька или куницу, но у нас мало времени.
– У меня есть жирная хиланская утка, – побледнел Шарни. – Брату везу, он жуть как любит поджаренную утку на углях… Ты собираешься колдовать?
– Нет, Шарни, – Кай с тоской посмотрел на лошадь, на боку которой не было ни копья, ни ружья, – я собираюсь сражаться. Но утку принеси и дай команду всем подводам быстро править за мной. Через лигу будет урочище, тракт пойдет между двумя холмами. На одном из них нам придется принять бой. Кажется, засады там пока нет, но это и плохо.
– Почему? – оторопел купец.
– Если противник не устраивает засаду, он может считать себя очень сильным. – Кай вновь запрыгнул в седло, подхватил за руку Каттими, впервые усадил ее на круп лошади позади себя, снова защелкнул на ее руке браслет. – И я склонен думать, что все так и есть.
– Мы пропали? – в ужасе пролепетал Шарни.
– Если будешь слушать меня, а не орать, то необязательно, – прошептал, свесившись с лошади к самому уху толстяка, Кай.
– Один и тот же, – пискнула за спиной охотника Каттими.
– Что «один и тот же», – не понял Кай.
– Если два наговора греются друг от друга, значит, их составлял один и тот же колдун, – объяснила девчонка. – Вот и все. Зачем тебе утка?
– Я не повар, – отозвался Кай. – А также не колдун и не гадалка. Я охотник, и сдается мне, что нас загоняют.
Обоз, в котором осталось восемь подвод, забрался на заросший соснами холм через полчаса. Дорога осталась по правую руку, второй холм, на котором высились руины сгоревшей сигнальной башни и часть фундамента обрушившегося оплота, был поврежден недавним оползнем, а тот, который пронзали корнями золотостволые сосны, пришлось огибать через заросли дикой малины слева и забираться на его верхушку по пологому склону с тыльной стороны. Едва это удалось сделать, Кай приказал собрать всех лошадей и увести их за ельник, который начинался у подошвы с южной стороны холма. С лошадьми ушли отыскавшиеся среди возниц двое седых стариков. Но никто из них не решился подойти к черному коню охотника. Кай потрепал Молодца по морде, и тот побежал вниз с холма сам. Все, кто остались с Каем, были бледны, но тверды. Объяснять ничего не требовалось, рог уже могли расслышать все. Охотник огляделся, с ним осталось менее тридцати человек.
– Туззи ушел, – проговорила, шагнув вперед, белокурая кессарка, – остались я, Сай и новичок. – Лысый южанин и белобрысый селянин стояли у нее за спиной. – Туззи сказал, что это не его война.
– Но ваша? – уточнил Кай. – Вы же остались?
– Всегда кто-то должен оставаться, – ответила женщина. – Меня зовут Васа.
– Хорошо, Васа, – кивнул Кай, которому на мгновение показалось, что не только селянин Педан, но и Сай смотрит на него с ненавистью. – А теперь слушайте меня все. Судя по звуку рога, на нас идут тати. Кто именно, не знаю. Может быть, кусатара, может быть, лами, может быть, даже малла или еще кто, скоро увидим. Возможно, кто-то из нас погибнет, но мы можем отбиться. Вряд ли в этом лесу достаточно прокорма для большой орды.
– Нам хватит и сотни противников, чтобы остаться здесь навсегда, – заметила Васа.
– Надеюсь, что сотни не хватит. – Кай прислушался к новому раскату рога, взглянул на пылающий только для него браслет на руке Каттими. Неужели только для этого Такшан спровадил девчонку? Навести на обоз орду? Слишком просто это выглядело. Но права была Каттими: колдовал торговец, колдовал. – Сколько бы их ни оказалось, мы будем готовы. Начнем с главного: вокруг сосен, вниз по склону – папоротник до пояса. Не топтать его! Необходимо, чтобы он стоял, как стоит! И еще. Таркаши, Шарни, Усити, мне нужны все прочные веревки, что у вас есть, топоры и все, что может стрелять: самострелы, луки, ружья.
– Ружья? – недоверчиво хмыкнул Шарни. – Нет ружей. Пока нет.
– Дротики! – повысил голос Кай. – И доспехи, если они есть. И вот еще. Около часа или чуть больше у нас еще имеется. Этот час нам придется поработать так, как мы не работали еще никогда.
Кричать и заставлять трудиться никого не пришлось. Все делалось быстро и правильно. Каю даже казалось, что в глазах, которые смотрели на него, светилась надежда. Надежды не было только у него самого. Уверенность в том, что схватка неизбежна и выйдет из нее победителем тот, кто окажется сильнее, присутствовала. Так же как и уверенность в том, что победителя может не оказаться вовсе. Телеги были выставлены квадратом вокруг самой величественной сосны, ее нижние ветви срублены на высоту в шесть локтей. Ближе к верхушке Кай приказал подвесить мешок, в котором покрякивала утка Шарни с застегнутым на ее шее браслетом, попытавшаяся немедленно ущипнуть Кая в благодарность за тяжелое украшение. Чуть ниже было приготовлено место для ее хозяина, которому Кай клятвенно обещал, что ни один тати не сможет забраться так высоко на дерево, а если кто и заберется и даже попытается пленить торговца, тому следует просто-напросто прыгнуть вниз. Смерть при падении с такой высоты мгновенна и безболезненна. Нельзя сказать, что бедолагу обрадовала возможность подобного исхода, но лезть на дерево Шарни не отказался и даже прихватил с собой горшок с порохом и все кубки, чашки и чарки, что отыскались в обозе. Еще один горшок толстяк пожертвовал Каю, остальные были отнесены в ельник. Туда же оттащили и прочий товар, заставив Кая подосадовать, что лучше бы телеги сразу толкали наверх пустыми.
Веревок отыскалось немало, по крайней мере, до ста шагов во все стороны от центральной сосны на уровне колена были опутаны веревками все деревья. Большой пользы от скрытых под папоротником преград Кай не видел, но сейчас был важен даже временный выигрыш. На расстоянии трех десятков шагов вокруг сосны и телег был устроен вал из валежника, щедро просыпанный порохом, и два горшка с тлеющим огнем приготовлены на нижних ветвях той же сосны. Вдобавок среди товара Усити отыскались пяток капканов на крупного зверя и десяток на мелкого. Больше ничего острого найти не удалось, поэтому в последний перед закатом час все оставшиеся с обозом охранники и возницы рубили стволы молодых елей, забивали их в землю и острили им концы, пытаясь превратить холм в огромного ежа. Когда тьма поглотила все вокруг, им это почти удалось.
Места на ветвях заняли все, у кого отыскались луки, – Васа, Сай, Педан и трое намешцев вместе с оказавшимся вертким и цепким Усити. Прочих Кай разделил на два отряда и отвел вниз по пологому склону холма в оставленные проходы. С собой он взял восьмерых хиланцев, вооруженных мечами. В другом проходе притаился с огромным топором Таркаши и все девять гиенцев с пиками.
– А я? – спросила Каттими.
– Что ты? – не понял Кай и поморщился от напряженных смешков хиланцев.
– Мне тоже нужно что-нибудь! – растерянно прошептала Каттими. – Меч или копье… Мне приходилось махать мечом, отец учил меня. И я уже убивала тати! Я же рассказывала!
– Бегом, – медленно и отчетливо проговорил Кай. – За ельник к лошадям бегом. И носа оттуда не показывать! Все ясно?
– Пока что все, – прошипела Каттими, подтянула ремень, на котором без толку болтались кольца для меча и кинжала, и скрылась в наплывающем сумраке.
– Почему ты решил, что они полезут на холм через самую круть? – поинтересовался один из ветеранов, когда леденящий кровь голос рога отзвучал, кажется, всего лишь в паре лиг.
– Думаю, что они идут по метке, – объяснил Кай. – Метку оставил Такшан. Сейчас она на верхушке сосны. Чего им бояться? Или думаешь, что они в рог от страха дудят? Это они на нас страх нагоняют. По метке, по метке они идут. Это как в темноте идти на огонь, днем посмотришь, как продирался, диву дашься.
– Такшан? – удивился второй ветеран. – Неужели предал, мерзавец?
– Предал? – удивился Кай. – По мне, так любой, что живым товаром торгует, предатель своего племени. Но Такшан не предатель. Он враг. Или ты думаешь, что он человек?
– Так он сам разве не говорил, что полукровка? – воскликнул первый. – Ну да, брови как у кусатара, и ручищи велики, но все ж таки не до колен!
– Полукровок от связи с тати не бывает, – процедил сквозь зубы Кай. – Бывало, насиловали селянок в горных деревнях и кусатара, и лами, и наоборот случалось, да только что-то ни одна из пострадавших, насколько я знаю, не понесла. Если он и полукровка, то от соития кусатара и лами. Нет, приятель, тати – это совсем другая порода. Много дальше от человека, чем тот же осел от лошади.
– Это точно, – прошептал один из ветеранов. – И вот мы тут как ослы, только они не как лошади, а как волки. И вправду, какое уж там потомство…
Тати полезли на холм за полночь, но они не ждали своего часа, просто оказались дальше, чем слышалось поначалу. Когда до них и в самом деле осталась лига, рог звучал уже так, что звенело в ушах. А потом раздался топот. Топот не десятков, а как бы не сотен ног. И позвякивающие удары в бубны, и бой барабанов. И тяжелое дыхание, но не от тяжести дороги, а от тяжести тел. И глаза. Сотни глаз, которые помаргивали красным в тон тлеющего углями неба.
– Точно так же было восемнадцать лет тому назад за Хапой, когда загоняли кусатара в их норы, – прогудел над ухом Кая один из ветеранов. – Хорошо они бьются. До последнего идут вперед.
– Ну то они башни свои обороняли, а то на чужой земле озоруют, – с дрожью прошептал другой.
– Это ты зря, браток, – загундосил еще кто-то, – всю эту землю они считают своей. У них в языке даже слова такого – «люди» – нет. Всех нас называют ворами. И не только нас, но и мугаев с Гиблых земель, и лапани с Холодных песков, и даже некуманза из Дикого леса, хотя уж те-то вроде как исконные…
Холм словно ожил, запыхтел, зашевелился. Зашуршал папоротник, послышалось падение тел, оступившихся на первой веревке, затем взревел кто-то, попавшийся в капкан, поднялся вой наткнувшихся на заостренные колья, и началось. Зафыркали луки, первые стрелы нашли цели, рев слился с визгом, какой-то тонкий голосок запричитал, затянул что-то высокое и невыносимое, кто-то зарычал, как рычит зверь, и вот уже затрещала полоса валежника под ногами первых тати.
– Стоять! – рявкнул Кай на подавшихся было вперед ветеранов. В отличие от них он видел почти все, пусть даже различал нападавших по силуэтам. Неясно, что творилось на крутой стороне холма, но с его западной стороны к верхушке подбирались десятки тати. Некоторые ему казались похожими на того же Такшана, некоторые были странно худыми и гибкими, промелькнуло несколько коротышек и, что заставило Кая похолодеть, два или три великана, каждый из которых мог бы перешагнуть через ту же подводу, не подпрыгивая. Впрочем, нет. Роста-то великаны были большого, но длиной ног похвастаться не могли. Главное, что ни у кого из тати не было луков. Но дротики! У них были дротики!
– Мейкки! – зашипел на ухо Каю один из ветеранов. – Мейкки с ними. Звери, великаны с Северного Рога. Конечно, с палхами даже они не сравнятся, но все равно. Эх, этакую тушу так легко не зарубишь. Ну будут они жечь валежник или нет? Уж и до телег добрались!
Не успел ветеран договорить, как почти одновременно на ветвях сосны вспыхнули два огонька, две стрелы, две светящиеся линии вонзились в черную землю, и огненное кольцо сомкнулось. Валежника, сухого лапника удалось наворотить в пояс, уже потом в него натыкали коряг из ближайшего бурелома, пересыпали все порохом, – и вот весь этот сушняк обратился в пылающее пламенем кольцо. Разом стало видно все – и десятки на первый взгляд ничем не отличимых от людей силуэтов внутри кольца, и десятки же застигнутых пламенем на нем, и сотни, о ужас, сотни подбирающихся к нему снаружи! Крики сгорающих заживо тати, которые понеслись во все стороны пылающими факелами, слились в неразделимый общий вой, и поверх этого воя снова раздался оглушительный рев рога. Между тем с сосны продолжали лететь стрелы, то тут, то там что-то громыхало, вспыхивало пламя, пожирая сразу нескольких метателей дротиков, видно, Шарни начал расходовать кубки и чашки, но тати все прибывали и прибывали, и, когда ряды нападавших загородили спинами пламя, Кай наконец потянул из ножен меч, оглянулся на двух ветеранов, что были постарше прочих:
– Все прочие идут строем, как и принято. А вы, двое, держите мне спину. Пора. Таркаши?!
– За Гиену! – послышался дружный крик справа, и рубка началась.
За три года, что минули с первого дня Пагубы, Каю пришлось пережить многое. Один и в строю он схватывался и с разбойниками, и с тати, и с пустотной мерзостью, но никогда ему не приходилось сражаться в толпе, почти сплошь состоящей из врагов. Никогда ему не приходилось видеть одновременно все – и спереди, и сзади, и сбоку, и снизу, и сверху, как в ту секунду, когда ощущение тени над головой, перекрывшей пламя пылающего валежника тени, заставило его шагнуть в сторону, и тяжелая дубина опустилась на то самое место, на котором он только что стоял. Страшное, невообразимое существо, которое было в два раза выше человека, которое было одето как человек и даже обросло бородой и усами почти как человек, разве только голову несло не на плечах, а перед ними, словно вовсе не имело шеи, замерло в недоумении, и этого мгновения Каю хватило, чтобы оставить часть огромной руки навсегда стискивать рукоять тяжеленной палицы, а следующим взмахом меча обрушить огромное тело в пламя. Вот на него со странными, изогнутыми мечами и почему-то с сетью побежали сразу трое кусатара, за ними примеривался с дротиком кто-то чуть более высокий и узкоплечий в шляпе с пером, и Каю пришлось отбивать сразу два удара мечами, рассекать взлетающее над головой сплетение и метать в высокого нож, а потом уходить от тычка кинжалом едва ли не с земли и, уже снеся голову какому-то маленькому, чуть выше пояса, существу, ужасаться, не ребенка ли он убил? Потом охотнику показалось, что сзади уже никого нет. Он оглянулся и увидел, что за его спиной, прижавшись едва ли не к пламени, отбивается от двух кусатара только один ветеран, другого не видно, и что уже и телеги в центре круга пылают, и там уже никого нет, кроме горящих тел, и никого нет на нижних ветвях сосны, уже облизанных пламенем. Еще через пару секунд Кай понял, что двое кусатара напротив ветерана уже мертвы, и он сам сражается, встав с ним спина к спине, сразу с десятком тати, а потом и этот строй внезапно проредился: какой-то сумасшедший смельчак напал на его противников со спины и, мельтеша сразу двумя клинками, сумел сразить троих. Да это же Каттими!
– Куда? – зарычал, рванулся вперед Кай, поймал за шиворот девчонку, дернул ее на себя и тут же вбежал по опустившейся на землю дубине на огромный кулак и раскроил голову ото лба к подбородку очередному великану.
– За Гиену! – продолжал бушевать с топором на другом склоне холма Таркаши.
Кай оглянулся, увидел, что из восьми ветеранов на этой стороне холма стоят четверо, за его спиной хлопает глазами невредимая, перемазанная чужой кровью девчонка, и, давно уже забыв о боли в ноге, побежал вокруг почти прогоревшего кольца, побежал по трупам, потому что голой земли больше не было. На крутом склоне рубка не прекращалась. Кусатара все еще лезли вверх, и некоторые из них продолжали сражаться, даже будучи проткнутыми насквозь. Порой Каю казалось, что он с обозными воинами стоит на дне глубокого ущелья, а не на горе, и кусатара, и еще какие-то тати сыплются на его голову сверху, сыплются и не могут остановиться. И он уже не удивлялся, когда видел рядом с собой покрытую с головы до ног кровью Васу, которая сражалась, как и подобало дочери клана Кессар – так, словно стоит на палубе прыгающего по волнам корабля. Видел, как рубится лысый южанин, и готов был побиться об заклад, что пришел этот воин из клана Смерти, и с ненавистью он смотрел на Кая не просто так. Немало их было, мстителей с далекого запада за эти три года, и, если бы хоть чья-то месть удалась, не окружал бы теперь себя мельтешением черного клинка охотник Кай, известный в доброй части Текана под кличкой зеленоглазого Весельчака, слывущего баловнем судьбы. Тоже нашли везунчика: забраться в глухую чащу, чтобы напороться на отряд тати, – это везение? Где там Каттими? Где она, неугомонная? А ведь и вправду, славно рубится девчонка, да еще и двумя клинками сразу, но видно по ударам, что непривычна к кривым мечам. Что за школа у нее? Что-то знакомое, что-то очень знакомое, но не Сакува, не клан Смерти, не Кессар, что?
– Все! – заорал радостно перемазанный кровью, в разодранном кафтане и побитых сыромятных доспехах здоровяк Таркаши. – Все!
– Светает, – появился откуда-то из-под руки Кая такой же чумазый, покрытый к тому же и ожогами Шарни. – Господин охотник, не мог бы ты снять этот поганый браслет с шеи моей уточки? Думаю, что он не доставляет ей ни малейшего удовольствия.
Обоз потерял девятерых. По всему выходило, что не должен был выжить никто, но они потеряли только девятерых. Четырех хиланских ветеранов, один из которых прикрывал Кая со спины, троих гиенцев и двух намешцев. Почти все были убиты дротиками. Да, будь у них получше доспехи… Серьезно ранен оказался остроносый торговец Усити. Дротик распорол ему бок, чудом не разорвал печень, но страшным было даже не это, а то, что старик потерял много крови.
– Выживет, – уверенно сказал Таркаши после того, как Кай промыл старику горло и рану крепким вином, а затем наложил на разодранную плоть швы. – Он и не в такие переделки попадал. Я его давно знаю. В молодости он был отличным лучником в намешской дружине, да и теперь многим спуску не даст. Думаю, что ни одна из его стрел не прошла мимо цели.
Тати было положено несколько сотен. Кай не поверил, но сделавшийся неудержимо словоохотливым Шарни выудил из сумки замызганный, заляпанный кровью лоскут пергамента.
– Кусатара – триста пятьдесят семь трупов, лами – двести шестнадцать трупов, малла – семнадцать трупов, мейкки – семь трупов, еще какая-то пакость – двести одиннадцать трупов. Всего – восемьсот восемь. Я порученец ураи, а порученец все равно что ключник, охотник, а ключник без счета что мечник без меча.
– Пакость – это палхи, – прогудел оставшийся в живых один из старших ветеранов. – Вот они. – Он перевернул сапогом один из трупов. – Их легко отличать. Внешне вроде бы люди как люди. И руки у них как у людей, не то что у кусатара, до колен. И ноги как у людей, а не как у этих лами, вот уж страсть какая, точно норные жители – ноги короткие, руки короткие, а туловище подлиннее, чем у некоторых верзил. Да и рост – не чета дуплогрызам малла. Но у них во?лос на голове, считай, что от самых бровей начинается. А зубов у всех тати тридцать шесть. На четыре больше, чем у людей. Знатно мы их положили, никогда бы не поверил, но они ж словно в дурмане на холм лезли. Но старшего не взяли.
– Старшего? – не понял Кай.
– Всегда есть старший, – кивнул ветеран. – И в мелких ордах, а уж в больших, да где намешаны все породы, без него никак. Старший всегда в золотом колпаке, без оружия, с хлыстом, шаман, вроде колдуна. При нем дудельщик с рогом. Ну иногда и сам может дудеть.
– Дудельщика я зарубила, – пробормотала, протирая клинок тряпкой, Васа. – Где-то тут рядом. И в колпаке видела кого-то под утро. Но не здесь, он на другом холме стоял. Под руинами башни. Другое плохо. Смотри.
Она показала меч. На зеркале хурнайского клинка виднелись лиловые разводы.
– Конечно, это не пустотная мерзость, ржавчиной сталь не осыплет, но приделанные среди тати были.
– Точно так, – снова зашуршал пергаментом Шарни, – пятнадцать трупов имеют такие признаки приделанности, как быстрое разложение, черную, осыпающуюся пеплом кровь, ну и разное. У кого когти, у кого шпоры на ногах, у двух так даже рога. Почти все кусатара.
– Вот как, – задумался Кай и нашел взглядом селянина, который ожесточенно оттирал пуком травы топор от крови. – Педан! Ты след читать можешь?
– Я охотник, – гордо ответил парень, смешался и добавил чуть тише: – Обычный охотник, по дичи.
– Иди на тот холм, – Кай махнул рукой через дорогу, – посмотри, кто там стоял, что оставил после себя. Хорошо посмотри, но быстро. – Он перевел взгляд на Васу, пробормотал негромко: – Плохо, что палхи здесь. – Нашел глазами бродившую среди трупов Каттими. – Никогда людоеды ни с кем не объединялись. Да и приделанные в одном строю с обычными тати…
– А мейкки? – развел руками ветеран. – Их же всегда числили за дальнюю страшилку, не все даже верили, что подобные твари взаправду топчут камень Салпы. А они ведь не просто топчут, а с оружием, в общем строю, да еще и в одежде. Что ж получается, не звери они, что ли?
– Подожди. – Кай устало присел на край полусгоревшей телеги. – В голове не помещается. Восемьсот восемь? Как мы устояли?
– Все просто, – снова зашелестел пергаментом Шарни, – во-первых, вся эта свора наступала не сразу, а постепенно. Даже те, что потом лезли к сосне с разных сторон, на холм поднимались с севера. Из них сто восемь тушек остались торчать на кольях. Ну некоторые скатились вниз, шеи переломали, но таких с десяток. Сгорело общим счетом полторы сотни. Это вместе с пострелянными, что попали в огонь, да и порохом которых посбивало. Полтораста трупов со стрелами. И что же выходит? Сколько там на мечи да на пики приходится? Половина? Меньше четырех сотен! Это ж ерунда!
– Горазд ты, Шарни, поверженного врага сотнями отсчитывать, – поморщился Кай.
– Только твоих под сотню, охотник, – с уважение прогудел ветеран из Хилана. – Я за твоей спиной шел, видел. Не хотел бы я сражаться против твоей мясорубки. И девка твоя, кстати, хороша. Четверть от твоих взяла, хотя под утро сдавать стала, вымоталась. Дешево ты ее сторговал у Такшана, дешево, если правду про горсть серебра мерзавец Таджези трепался. Хотя за самоуправство я бы ее выпорол. Вот и прикидывай. Все вроде сходится. Но в чистом поле и ты бы нас не выручил. Раздавили бы. Да и тут, будь у них луки да голова на плечах.
– Будь у тебя голова на плечах, не повторял бы всякую чушь, – процедил сквозь зубы Кай. – Не торговал я девчонку у Такшана, а выкупал. Теперь она ничем не хуже тебя. Да и была не хуже.
– А я что? – почесал затылок ветеран. – Я ничего. Повезло бабе, что говорить. Натерпелась она. Этот длиннорукий чуть ли не при всех ее… Как так, ребенок же еще, считай… Ну не мое дело. Однако я сам удивляюсь, как мы тут… того… К тому же не все эти тати словно пьянь дурная из трактира валили, с пяток компаний среди них не столько мечами махали, сколько сети раскидывали. Словно на рыбалку явились!
– Я видел одну сеть, – заметил Кай, сглатывая накатившую ненависть.
– Остальные до тебя не добрались, – усмехнулась Васа. – Хотя, может быть, они и не тебя вылавливали?
– Вот! – вдруг завопила издали, с середины склона Каттими, выволакивая из-под трупа кусатара причудливый чеканный рог. – Смотри, охотник, на нем те же письмена, что и на браслете! И закорючки в конце те же! Похоже, я была права, это один и тот же умелец наговор плел! А это видел? – Она резво сбежала с холма. – Я отыскала себе два меча работы клана Неку. Простенькие, но то, что надо. И кинжалы, и ножи. Ножи еще посмотрю. Жалко, самострела ни одного нет, да и с кольчугами тати не дружат. Но доспех я себе еще найду. У меня папа…
Ветеран хиланец развел руками. Лицо Васы скривила улыбка. Шарни даже подпрыгнул от бьющихся за его сомкнутыми губами слов.
– Каттими, – Кай говорил с трудом, усталость словно наливала веки свинцом, – ты ведь тоже вымоталась?
– Вымоталась, – кивнула она, и Кай тут же разглядел, что от нее снова остались одни глаза, – ну так ведь все одно здесь оставаться нельзя? А нужно еще и похоронить наших…
– Это точно, – кивнул Кай и, стиснув зубы, поднялся. – Давайте-ка напряжемся еще чуть-чуть. Намешцы? Кто там у вас пока заменяет Усити? Я видел лопаты в его товаре. Тащите их вниз, туда, где дорога подходит к холмам. Будем копать могилу. Шарни, проверь трупы. Деньги все собрать, поделить на всех, с учетом погибших, да отложи немного, боюсь, придется что-то с такшанскими девками делать. Я этого негодяя теперь уж никак с его товаром не оставлю. Таркаши, дай команду парочке своих собрать все оружие. Его тоже сюда. Толковое что попадется, можно разобрать, остальное сложим у могилы. Прочие пусть вьючат товар на лошадей, телег больше нет. И дозорных поставьте! Может и Туззи вернуться, и Такшан объявиться.
– Дозоры будутю – Стоявшая тут же Васа сокрушенно осматривала себя. – Тут вода поблизости есть?
– Через пару лиг. – Кай нахмурился. – Скоро выдвинемся. Тем более что хоронить всю эту пакость не будем. Только своих.
– Да, – крякнул седой ветеран. – Хорошее место. Раньше эти два холма назывались Глухой задницей. А вот когда правый холм оползень подточил, да вышка покосилась, так стали прозывать Кривой задницей. Так что мы взяли верх в битве при Кривой заднице. Ну и всех тати здесь и оставим. Им тут и место.
– И вот еще что… – Кай пошатнулся, разглядел побледневшую Каттими. – А ну-ка, девка, веди сюда мою лошадь. В левом подсумке снадобья и тряпки. Надо бы всем обработать раны, думаю, что непорезанных вовсе не осталось…
Охотник пришел в себя на берегу ручья. Солнце палило красным пятном в зените, вода негромко журчала, ветерок холодил грудь. Кай поднял голову. Он лежал в одном исподнем, на груди, на руках и ногах, на шее и даже на голове пятнились кровью повязки. Ярлыки и глинка сбились на шнурах поверх них.
– Где браслет? – испугался охотник.
– Этот, что ли? – Каттими сняла с запястья изящный серебряный браслет – пять овальных, залитых желтой эмалью медальонов, пять в форме серебряных рогов, – нацепила на правую руку охотнику. – Рану перевязывала, мешал. Так ведь он девичий? К тому же клана Сурна?
– Память, – объяснил Кай. – Память об очень хорошем человеке. Его уже нет, а я вот есть. Живу за двоих.
– Девушка? – вздохнула Каттими. – Когда?
– Три года уже, – прошептал охотник, попытался встать, облизал губы.
– Вина? – Каттими поднесла к губам Кая мех. – Кубков нет, Шарни всю мелкую посуду на холме перевел. Да не дергайся, все твои деревяшки да черепки на месте. Понавешают же на себя всякого… Серьезных ран, кроме прошлых, нет, зато несерьезных больше чем надо. Многовато крови ты потерял. И не смотри на меня так, не смотри. Если что и разглядела, то все меньше, чем ты увидел, когда меня к тебе Такшан отправлял.