скачать книгу бесплатно
– А на ремонт печей разве тратится меньше? По-моему, никто не хочет в заводоуправлении поднапрячься – оттого все и страдают.
– А ты попробуй скажи это директору!
– И скажу.
– Давай, говори!.. Посмотрим, что из этого выйдет…
– Раз понимаете, что вина не только наша, почему соврали, что печи угробили мы? – Ковальский уже не мог остановиться.
– Чудак! – хохотнул Захарычев. – Неужели при народе буду доказывать, что директор не прав? Ты что?
«Да этот такой же, как Бузулукский. Его не переговоришь. И совести ни на грош… Они и обедают в столовке часто вместе… Два сапога – пара…» – Ковальский в упор смотрел на собеседника.
Решение пришло неожиданно:
– Ну, вот что, ни одну печь теперь не смейте трогать без ведома начальника цеха. И все переводы только днём, до 18.00 часов. В выходные запрещаю все переключения. Будем учиться работать наново.
– Круто как! Ты знаешь хотя бы, что говоришь?
– Знаю, – уже спокойнее произнёс Александр. – Технологией должны заниматься специалисты, а не ловкачи…
– Голова садовая, ты хоть знаешь, кто такие специалисты? Вот Кузьма Прутков считал, что специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя.
– Всех балагуров в заводоуправлении не переговоришь! Вас тут сорок сороков – Ковальский резко закрыл за собой дверь.
– Ковальский, ты – чудак! Не понимаешь, что говоришь и делаешь! – громыхало за тонкой дверью.
…Вернувшись в цех, Александр написал соответствующее распоряжение начальникам смен, предупредив, что неисполнение его карается отстранением от занимаемой должности незамедлительно.
После вечерней планерки Долгов спросил:
– Александр, ты видел, как довольно ухмылялся Бузулукский?
– Да, он необычный сегодня какой-то был…
– Вот-вот… Понял, что ты подписал себе приговор. Не сегодня-завтра надо будет переключать печь – возникнет большой шум. Тебе не устоять – сомнут. Это – тупик! Неужели Бузулукский будет нашим начальником? Дурдом!
Ковальский промолчал. Долго после его ухода сидел в кабинете. В тиши после официального окончания рабочего дня думалось продуктивнее.
Заверещал телефон. Звонила аппаратчица Ксения Леонидовна Глушицкая. Манерная, она даже в рабочей одежде была похожа на невесть как попавшую в цех барыньку.
– Мы очень хотим, чтобы вы нас поняли и пошли навстречу.
– В чём дело? – произнёс, потирая висок, Ковальский. – Говорите.
– Не готовы так вот сразу…
– Вы о чём?
– Мы с Наташей Белозёровой не можем исполнить ваше распоряжение…
– Какое? – недоумевал Ковальский.
– О переводе из смены «А» в смену «В». Мы не можем…
– Что значит – не можете? Все же могут?
– А мы – нет.
– Почему?
– Мы завтра работаем, придём к вам в кабинет, там скажем.
– Приходите в девять утра.
– Хоро…
Ковальский положил трубку.
* * *
«Одни заморочки! Хочешь жить – умей вертеться! Вот именно – «вертеться». И в этом верчении уходит главное», – уныло размышлял Александр.
– Ковальский, будь похитрее. В сущности, ты ведь не защищён, ибо не хитроумен. Это при такой-то должности! Тебя легко взять живым и схрумкать, – так говорил Суслов при их последней встрече.
– Почему же до сих пор цел? – не без иронии спросил тогда Александр.
– Всех обескураживает твоя работоспособность. И, как бы это сказать, прямолинейная самоотверженность – вот! Пожалуй, это! Рука не поднимается на такое. Но, если кто-то крепко тебя скушать возжелает, – будет сделано. Ты партизанишь, многое не согласовываешь, своевольничаешь. Прощается, пока не сделал ошибки! Понимаешь?
– Да уж куда мне?
– В сущности, ты, Ковальский, – ископаемое.
– Что?
– Ископаемое. Самородное. Мощное, но вымирающее.
– Не понял.
– Чего же не понимать-то. Ты и в этом весь, как на ладони.
Кто сегодня герой нашего времени, а?
– Ты о чём?
– О том. Кто больше лялякает, тот и герой. Демагог становится героем, понятно? А ты – молчун. Притом, упёртый такой.
– Да, я заметил: общественную активность развивает чаще всего посредственность. А что ей остаётся делать? Ей тоже хочется места под солнцем…
