скачать книгу бесплатно
– Нет, ничего не было, – ответил Олег.
– Либо он такой гигантский, – предположила Анька, – что подполз, чуть привстал на задние лапы и – ам! Дело в шляпе.
– Анечка, что за ужасы ты говоришь! – набросилась на нее Бордовая. – Я тебя не узнаю!
Да и сама Анька начала трястись, когда осознала сказанное ею.
Я же едва подавила усмешку.
Сан Саныч вытаращил глаза:
– Аня, что же это за чудище тогда такое? Если может стоять на задних лапах и отгрызать головы спокойно? Только в сказках такое… чудище лесное!
– А у нас песчаное, – гыгыкнул Витька.
– Нет, джунглевое, – поправил Вова, вытряхивая из длинных волос песок. Лучше бы голову вымыл. А то весь этот песок теперь на обеденном столе.
– Ребята, я вас не узнаю! – подскочила Любовь Поликарповна и начала крутиться вокруг своей оси, протягивая руки к каждому. – Как можно смеяться в такой момент? Вы все монстры! Нужно думать о спасении! Вдруг это существо придет сюда? Вы об этом не думали?
Все молчали, тогда она обратилась взором и руками к одному Олегу Владимировичу.
– Оно побоится, здесь много людей, – пришлось ему что-то ответить.
– Вы так хладнокровны все время! – рявкнула на него и села. – Ну а если не побоится, что тогда?
– Тогда мы все покойники, – согласился Вова, стряхивающий теперь песок со стола на землю, словно в послушание моим невысказанным упрекам.
– Все мы не умрем, – спокойно возразил Олег Владимирович. – Кто-нибудь обязательно останется.
Остров, день 6-й
Эту ночь мы не спали. Мы жались друг к другу, всматриваясь в непроглядную темень окружающей среды в наивных помышлениях успеть среагировать на приближение опасного, непознанного зверя и тем самым сохранить себе жизнь. При этом понимали, что не сумеем его разглядеть. От этого весь организм поглотил тревожный, неприятный страх. Когда я закрывала глаза и погружалась в короткий сон, мне чудилось, будто мою голову заглатывает мифическое животное наподобие индийской Макары – с головой крокодила, туловищем дельфина и рыбьим хвостом. Я тут же просыпалась, чтобы вновь ощутить себя одним из восьми соплеменников, трясущихся от ужаса и готовых в любую минуту начать неравную схватку с гигантским хищником в нелепой надежде его отпугнуть.
Так продолжалось до утра.
Когда уже зиждился рассвет, я малость прикемарила, а очнулась от звука громкого чавканья над ухом. Оказалось, что Скелет доедал последний банан, ни у кого не спросив разрешения. Вован взирал на то беспристрастно (очевидно, все еще был уверен, что все мы умрем, так зачем тогда есть), а Кудрявая – с чувством легкой зависти. Бордовая и Саныч дремали. Виктор ходил по берегу возле кромки воды – взад-вперед, как делают чаще всего душевнобольные, а Бравый Генерал восседал под свой излюбленной пальмой в десяти шагах от нас.
Еще через пару часов все окончательно избавились от состояния дремоты и никак не могли взять в толк, отчего не летит съемочная группа с полицией на борту. Каждые пять минут кто-то из нас бегал к ближним камерам с новыми сигналами «SOS», а когда загорелась кнопка прямого включения (значит, было уже 10 часов), столпились там все сразу, но это, похоже, не возымело должного эффекта. По крайней мере в последующие пять часов никто за нами не прилетел.
– Я же говорил! – радовался своей сообразительности Денис. – Они нас бросили! Теперь это реалити-шоу «Выживи»! В прямом эфире!
– Заткнись, – бросила ему Любовь Поликарповна.
Когда мы уже устали ждать и почти поверили Денису, чистое, голубое, с очень редкими серыми вкраплениями-облачками полотно небес пополнилось едва различимой пока точкой, а загадочную сегодняшнюю тишину острова вскоре разрезал звук скоростного вертолета.
– Летят! – обрадовались все и запрыгали.
Однако эйфория сменилась праведным гневом, как только вертолет сел.
И чего только не выслушал Фокс в течение следующих двадцати минут! В любом случае я была рада, что они все-таки прибыли. Наконец-то меня заберут отсюда. Домой… К маме… К едреной фене это шоу! И продюсеров туда же!
Каково же было мое в частности и всеобщее в целом удивление, когда ведущий сказал:
– Итак, тело мы забираем. Окончательную экспертизу проведут уже в Москве. Придется переснять голосование…
– В каком смысле переснять? – испугался Виктор. – Вы что, собираетесь продолжить шоу?
А вслед за ним и все всполошились:
– Не хочу никакое шоу! Заберите нас отсюда! Домой! Плевать на «Пежо»! Тут такое творится! Крокодилы!
– Тише, тише! – замахал на нас руками Фокс.
Далее творилось что-то вообще из ряда вон. Из вертушки вышли презентабельные дяди (наверно, директора продакшена или их юристы) и последовательно, опираясь на факты и документы, находящиеся в их папочках, доказали нам, что мы не имеем права покидать игру, так как самолично расписались под пунктом «что бы ни случилось на острове…».
В момент разразившейся потасовки (племя не могло так просто смириться с фактами, даже неоспоримыми) меня отвел в сторонку Муравьев.
– Что тут у вас стряслось?! – сразу накинулся, едва мы остановились. Глаза сияли странным огнем, выражающим тревогу и самый настоящий испуг. Никогда таким Сергея я не видела.
– Анне отгрызли голову.
Далее я вкратце пересказала события, мимикой показывая свое к ним отношение. Что и говорить, оно имело негативный окрас.
– Ладно, слушай, писать это долго будешь, а у нас нет времени. Я передам все на словах, – предложил Сережа и достал два письма от Юли и дяди Бори.
«Катюха! – гласило первое. – Один мужик с моего проекта говорил что-то про взрыв на острове через неделю (это было позавчера вечером). Надеюсь, братья примут меры, но на всякий случай говорю еще и тебе об этом! Будь осторожна! Он говорил еще, что у него есть баба на острове, которая «все сделает как надо». Скорее всего, они в одной лодке. А может, и нет. В общем, смотри в оба».
«Уважаемая К.! Камеры, в том числе указанные тобой, снимают, по моим данным, круглые сутки. Все эти потоки информации передаются от камер в строго засекреченную организацию, куда идут оттуда – неизвестно. Это крутые дяди, к которым не подступишься без определенных санкций самого высокостоящего руководства. Чтобы получить нужные сведения, тебе придется выкрасть карты памяти из камер. И как можно быстрее, они начнут перезаписываться, когда объем карты закончится. Передашь это Сергею, пока он не улетел. Нужно успеть. Твой Б.Н.
P.S. Под проект выделена территория размером в тридцать квадратных километров. Она ограничена металлической сеткой высотой в пять метров. Если на этой площади течет медленная илистая река, возможно, крокодил угодил в ловушку и вынужденно живет теперь с вами. Отмерь от следов сто шагов во все стороны – на большее расстояние крокодилы и аллигаторы не рискуют удаляться от водоема. Если водоема нет – нет и крокодила».
– Сережа, когда вы улетаете?
– Как только снимем новое голосование.
– А его начнут снимать сразу, как только прилетевшие осмотрят место происшествия и заберут тело… Времени очень мало!
Муравьев глянул на часы:
– Учитывая, что сейчас идет прямое включение, его вообще нет!
Я хитро прищурилась и подмигнула ему:
– Ну не скажи…
Глава 21
Итак, пока большинство людей скооперировано на месте Анниной смерти, внимание камер будет обращено именно к ним, а остальные будут пребывать в спящем режиме (как, кстати, телевизионщики в итоге выкрутятся? скажут зрителям, что это был розыгрыш?). Я спокойно смогу снять нужную мне камеру и достать флешку.
Как выяснилось, «спокойно» оказалось неверным словом. Я выбрала самую ближнюю камеру к тому месту, где впервые обнаружила огромные следы лап рептилии, и принялась на нее карабкаться. Не к добру будет помянут, но все испытания, через которые я прошла по вине Кожухова, принесли ощутимые плоды в виде полезного набора навыков, с помощью которых препятствие я преодолела быстро. Зато уже наверху пришлось изрядно повозиться. Боясь каждую секунду, что красная лампочка прямого эфира загорится, и вследствие этого стараясь максимально отдаляться от глазка камеры, я делала всяческие движение пальцами одной руки, в результате которых планировалось, что карта выпадет мне прямо в ладонь (другой рукой и ногами я тем временем цеплялась за ствол дерева). Но не тут-то было. Только когда я умудрилась держаться за пальму одними ногами (вот кому надо было идти на шоу «Спорт для неспортивных»), тогда обе руки сумели нажать на нужную кнопку, чтобы изъять вещественную улику. Взяв ее в зубы, но осторожно, чтобы не испортить драгоценную микросхему, я медленно спускалась вниз, пока, уже пребывая всего в одном метре от земли, не услышала голос Саныча:
– Катя, что ты делаешь? Не время добывать кокосы, сейчас начнется голосование.
Ответить я не смогла, так как рот был занят миссией. То есть… Ну вы поняли.
Я спрыгнула и обернулась.
– Что это у тебя в зубах? – удивился старик.
Я разжала челюсть, и карта памяти упала мне в ладонь.
– Сан Саныч, можно вас попросить об услуге?
– Конечно, – немного растерянно отозвался он.
– Во-первых, я прошу не задавать вопросов, во-вторых, я прошу вас переключить на себя внимание одной из камер в тот момент, когда все люди, находящиеся на месте смерти Анны разбредутся ставить ширмы под голосование.
– Но… но камеры и так переключатся на тех, кто будет делать комнату для голосований. Или ты как раз этого не хочешь?
– Дело в том, что в процессе работы люди не сосредоточены в одном месте. Пока одни пойдут к вертолету за ширмами, другие уйдут за лопухами, третьи – за бамбуковым ковром, четвертые займутся столом и черным ящиком…
– Я понял тебя. А ты где будешь?
Я глубоко вздохнула и спросила себя, а верю ли я этому человеку. Вопрос о доверии постоянно встает в нашей повседневной жизни. Перед тем, как пошушукаться с сотрудниками на работе, вы должны быть уверены, что эти люди не расскажут начальнику или другому человеку, о котором вы говорили, что они от вас услышали. Доверяя подруге тайну, вы должны быть уверены, что она не расскажет вашим родителям… И так далее. Но как часто люди доверяют другому свою жизнь? Наверное, это неотъемлемый элемент дайвинга и альпинизма, но ты доверяешь человеку физически, а не психологически. Ты знаешь, что в определенный момент у него должно хватить умения и сил вытащить тебя на поверхность. А психологически… Это значит, что человек, которому ты доверился, должен побороть в себе гадливую гомосапиенсовскую привычку молоть языком, лишь бы привлечь к себе внимание и повыситься в собственных глазах, и сохранить твою тайну, даже если она самая необычная на свете.
Я знала, что дед не из болтливых и отношения со мной ему важнее, чем внимание и признание другими. Иначе, если Шутник вдруг услышит, чем я тут занимаюсь… Мне не поздоровится. Однако оставалась совсем крохотная, микроскопическая вероятность, что Сан Саныч и есть тот самый…
Ну хватит!
Один раз любимый человек сказал мне, что я подозрительная до паранойи. С тех пор я стремлюсь исправиться.
– Я? Я буду доставать карту памяти из камеры, висящей перед местом смерти Анны.
– ??? – невысказанный вопрос так и застыл где-то посередине между глазами и бровями. Чтобы он там поместился, последние пришлось приподнять.
– Вы же слышали, это часть моей просьбы – не задавать вопросов. Так вы готовы мне помочь?
Думал он всего секунду.
– Да, Катюша, я весь твой.
Мы передислоцировались: я заняла позицию у подножия пальмы, скрывающей в своей ярко-зеленой листве камеру № 7, а Сан Саныч расположился возле камеры № 8, положение которой позволяло нам видеть друг друга, хоть и на некотором расстоянии.
Он показал мне крест из двух указательных пальцев, это значит, что его камера тоже не работает. Значит, кто-то сейчас тащит ширмы мимо одной из камер на пляже, внимание переключено на них. Пока это происходит, нужно успеть предпринять хоть одну попытку.
Я плюнула на ладони и ловко прыгнула на ствол. Благодаря стараниям Олега Владимировича у меня это получалось уже без напряга, я на них собаку съела, на пальмах этих.
Пока я приближалась к верхушке, на пляже что-то произошло, видимо, люди просто разошлись в разные стороны, либо удалились от камеры, короче, задрав голову кверху, я обнаружила красную лампочку.
– Блин…
Повернулась корпусом к другу Санычу, насколько это было возможно исходя из моего висячего положения, и молниеносно показала ему знак «ok» большим и указательным пальцами, что говорило: моя камера заработала. Молниеносно – потому что нужно было срочно возвращать правую руку на пальму, иначе можно и дрепнуться.
Одновременно этот знак являлся призывом к действиям, поэтому Сан Саныч приблизился к пальме и начал прыгать, я же, напротив, замерла, пригнув голову как можно ближе к стволу. Как только лампочка потухла, я полезла дальше. Очень медленно переставляла я руки и ноги и отчего-то старалась реже дышать, как будто камера могла зафиксировать изменение соотношения углекислого газа и кислорода в пользу первого. Или могла? Дышать после этой мысли и вовсе расхотелось.
Я не смотрела больше на деда, но его громкое пыхтение, бодро разлетающееся по округе, утверждало, что он старается на славу. Однако этого подлым камерам было недостаточно и, когда я уже поднялась так высоко, что могла дотянуться до нее рукой, неожиданно загорелась красная лампочка.
– Черт! – вспомнила я нечистого, гнев кипел во мне со страшной силой, хотелось ударить по пальме кувалдой. Ее счастье, что у меня ее с собой не было.
С превеликим усилием я начала движения вокруг пальмы, но вскоре поняла, что развернуться в другую от глазка камеры сторону, увы, не удастся. Слишком велика вероятность моего красивого и быстрого падения. Так как я уже прошла на себе, что это такое, и особого удовольствие мне сие мероприятие не доставило, повторять подвиг как-то не улыбалось.
Зато небольшой сдвиг вокруг ствола, который все-таки получилось совершить, помог мне лучше видеть моего дорогого пожилого друга. Ввиду того что держалась я уже из последних сил, знаки пришлось подавать не пальцами, а языком:
– Больше движений! – крикнула я ему, уже не заботясь о том, что вся страна сейчас слышит мой гадкий, надрывистый голос.
Остров, оказывается, тоже не был глухим, оттого прекрасно расслышал ор и двинул в мою сторону некоторых представителей своей фауны – хищную Любовь Поликарповну и косолапого Вована.
Увидев их через пару минут, вышедших откуда-то из зарослей с огромными лопухами в руках, я выдала уже более непристойное словцо, нежели до этого, и не стану его здесь повторять.
Саныч, однако, их еще не видел, а потому продолжал отплясывать на все лады. Он уже приналадил пальмовый лист вокруг талии наподобие аборигенской юбки, полагая, очевидно, что стильная камера обязана разбираться в нынешней моде и всенепременно оценит его навыки искусно одеваться на острове, отблагодарив допуском до прямого эфира, но как будто бы немного сомневаясь в собственных предположениях, он все-таки еще и пританцовывал ламбаду, крутясь на одном месте, дабы камера, окончательно влюбившись в деда, как завороженная, следила только за ним и позабыла про меня.
Честно говоря, если бы она так поступила, я б ее поняла всецело: не смотреть на семидесятилетнего старика, напялившего поверх закатанных брюк пальмовый лист, расстегнувшего до середины груди рубашку, машущего руками, крутящегося и танцующего ламбаду одновременно, да еще и подпевающего самому себе, чтобы не забыть мотив, – было невозможно. Даже я не могла оторваться от эдакого зрелища и открыла рот, это – я имею в виду временную немоту – дало мне возможность остаться для новоприбывших незамеченной.
– Вов, ты только посмотри на него! – всплеснула руками Поликарповна-хищница. – Звезда эфира, блин!
Ее приятель дремуче гыгыкнул, еще более уподобившись медведю.
Дед вздрогнул, словно получив пощечину, и обернулся к ним.
– Что это вы здесь делаете? – спросил срывающимся на писк голосом.
– Мы-то? Это ты что делаешь, пока мы трудимся во благо нашего племени?
Здесь Санычу удалось побороть смущение и собраться с мыслями. Ответил:
– Это помощь в организации фальшивого голосования с целью сокрытия чудовищного преступления ты называешь трудиться во благо племени?
– Ой, ну не надо патетики! Ты-то что тут вытворяешь?
Эта фраза помогла деду окончательно собраться и, вспомнив о возложенном на него задании, придумать новый способ завоевания симпатии надзирательницы камеры: он схватил в охапку Любу и принялся выплясывать уже с ней на пару. Поликарповна пищала и отбивалась, сперва сильно, затем уже скорее для проформы, что и говорить, мужчины давненько не таскали ее на танцпол. А молодость вспомнить ой как хотелось!
Вован «проформы» не понял и кинулся выручать старшую подружку.
Это все мне было на руку. Уже трое людей перед объективом совершали дикие, обезьяноподобные движения, и я со спокойной душой полезла во внутренности моей камеры. Покопавшись, извлекла нужный предмет, и через каких-то полминуты после этого, когда я уже робко начала передвигаться по направлению к земле, появился жутко деятельный дядька, весьма похожий своей сверхактивностью на Фокса, но сильно отличавшийся от него же по внешнему виду (никаких аляповатых цветов, строгий черный костюм с галстуком), и заорал на них, чтобы немедленно прибыли на место голосования, так как время – деньги, и они уже замучились ждать.
– Ох уж эти спонсоры, – сказала я карте памяти и, дождавшись, когда все четверо отчалят вперед на безопасное расстояние, в быстром темпе продолжила спуск.
Что и говорить, прибыла я на голосование последней. Ведущий жутко ругался, но я махнула на него рукой, переняв его же привычку общения, а языком молоть не хотелось, так что Фокса не удостоила даже словесным ответом, в котором он, впрочем, не сильно нуждался. Выпустив пар, начал:
