скачать книгу бесплатно
Пока Артём говорил, брови девушки хмурились все больше, взгляд становился серьёзней.
– Довелось ли тебе видеть человека с идентичной твоей внешностью?
– Нет.
Снова вспышка. Незнакомка сидела напротив, опустив глаза и смотря куда-то сквозь пол. Спустя несколько минут молчания она вышла из помещения, сказав что-то роботу, которого накануне парень слегка покалечил: на его корпусе зияли царапины.
Долгое время Артём даже не мог сказать, сколько, поскольку вокруг не было ни окна, он просидел возле экрана с картинками множеств алфавитов. По всей видимости, роботы искали временной промежуток, из которого парень к ним попал. Наконец, когда Артём уже был совершенно измождён, на пресловутом экране он увидел знакомые знаки. Он никогда не думал, что настолько любил родные буквы, в данный момент был даже готов признаться в любви той толстенной и противной тётке, как он её называл за глаза всю свою сознательную жизнь в школе, за то, что она научила его читать. Контакт был найден.
Часть 8
Будущее настолько размыто, что человек не способен предугадать даже следующую его секунду. Ошибочно полагая обратное, он может нарваться на потеху высших сил, которые любят позабавиться над гордецами.
Атэ проснулся от того, что его шатали в разные стороны чьи-то толстые руки. Его охватили ужасные ощущения, которые он не мог описать. Эти ощущения заставляли его крючиться и закутываться в непонятную ткань. Ничего подобного ранее парень не испытывал. Он с трудом раздражением сморщился и открыл глаза, чтобы узнать, что с ним происходит. Это был шок.
Кругом доселе непонятное слово «грязь» витало в воздухе и даже в клетках – элемент древних книг, лишь представляемый им раньше, но теперь окружавший его вокруг, оно вертелось в голове, заставляя сходить с ума. Совершенное отсутствие эстетики и симметрии, всё было убого – именно убого. Равнодушное сердце, наверное, в первый раз в жизни сделало кульбит из-за отвратительного по своей природе чувства – чувства страха. Это сделал император. Хотя… ему это зачем? Атэ сразу понял, что оказался в прошлом, и невероятно сильно в этот момент захотел домой, к Лане. Но… кто сумел изобрести машину времени? Ведь исследования лишь начали в этой области, прорыв не мог быть настолько близко… Своим состоянием он напоминал затерявшееся среди множества людей дитя, опасавшееся двигаться. Атэ отказался верить. Парень прекрасно знал, что всё, ВСЁ это может быть лишь его фантазией. Он криво усмехнулся своему страху. Верно. Это Лана таким образом решила проучить его за былые выходки. Подключила к нейронному компьютеру, спроектировала псевдореальность и сидит, смеётся, читая его мысли. Тем временем сморщенное человекоподобное существо перед ним что-то сказало. Атэ снова поморщился: сестра специально издевается над ним: она прекрасно знает, как Атэ ненавидит несовершенства. Он громко крикнул:
– Лана, хватит! Я всё понял! Приношу вам свои извинения, впредь я стану сдержаннее в отношении вашей персоны и обязуюсь ужинать с вами вовремя! Только прекратите это бессмысленное безобразие! Это ужасно!
Тем временем в низкое, перекошенное сверху помещение, по меркам Атэ, просто крохотное, вошли ещё существа. Они были больше похожи на людей. Они снова что-то говорили на непонятном языке. Атэ начал паниковать – почему сестра продолжает этот цирк? Самое большое «нечто» подошло и положило на плечо парня руку. Тот её сбросил, он ненавидел, когда к нему прикасаются. Это было уже слишком!
– Лана, прекрати немедленно, – Атэ вскочил и побежал в открытые отверствия этого уродливого лабиринта из прошлого, – это уже не смешно! ВЕРНИ МЕНЯ НАЗАД! ГДЕ Я,ЧЁРТ ПОБЕРИ?
Существа странно смотрели на Атэ. Атэ не понимал их взглядов. Самое большое человекоподобное снова подошло к парню, на этот раз шло тихо и осторожно, аккуратно произнося непонятные слова и медленно жестикулируя повернутыми к Атэ, поднятыми вверх ладонями. Существо со светлыми волосами, чуть пониже – парень никогда не видел светловолосых людей, говорят, они вымерли очень давно, почему-то вздрагивало. Оно… всхлипывало? Непонятки привели Атэ в бешенство. Он потомственный аристократ, а не программа развлечения на т-шоу!
Он кричал ругательства, начал бросаться на окружающих его незнакомцев, неизвестно, сколько это длилось. Атэ громил вокруг себя несимметричную мебель, его бесил этот отвратительный коктейль запахов. Стены встречали сильное тело подростка неласково, оставляя синяки, но Атэ ничего не замечал. Противные неэстетичные предметы летели в неэстетичных существ. Его связали. Потом пришли ещё уродливые существа, правда одеты были почти одинаково, если не считать обуви и прически. На них были белые халаты… балахоны…? И белые квадратоподобные шапки. Они связали его в такую же белую ткань, и на руках вынесли из уродливого помещения, за пределами которого был…
Атэ не поверил своим глазам, это невозможно. Вокруг на множество расстояний пустырь. Редкие здания вдалеке цепляли взгляд, но тут же исчезали из виду за своей мелочностью, только сейчас до него дошло: всё реально. Такое нельзя было спроектировать. Точно, император, медальон! Он начал вырываться с ещё большей силой, крича о том, что ему срочно нужен медальон императора, как вдруг район поясницы пронзило острое, неизвестное до этого чувство – боль – то самое, что теперь станет спутником Атэ на протяжении всей его жизни. В глазах резко потемнело, тело сковало онемение, парень обмяк и потерял сознание.
Часть 9
Около часа назад
Софья Алексеевна сонно зевнула, проходя в кухню сквозь самодельные шторки-завеси от противных мух, так надоедавших её свекрови каждое лето. Здесь было так спокойно, уютно и по-домашнему. Дом заполнил запах свежевыпеченных ватрушек, даже творог в которых делался вручную бабушкой Людой. Софья Алексеевна тихонько посмеялась – у матери мужа одна любимая коровка – Сонька, с именем в честь невестки. Причём этот факт нёс только хороший оттенок: свекровь любила свою невестку. А Софья Алексеевна, в свою очередь радовалась, ведь ей так повезло с родителями Олега. Здесь не было нервной работы. Не было нескончаемых отчётов и смет, вечно недовольного начальника и постоянно завидующих ей незамужних коллег-подружек.
Женщина работала главным бухгалтером в частной строительной компании. Ещё на втором курсе университета её заметил Олег – повеса институтского масштаба – и у них завязался роман. Отличница и медалистка, президент студсовета скоро забеременела. К счастью, она пришлась по вкусу высокопоставленным родителям её парня, Олег был не против, и вскоре состоялась свадьба. Для Софьи её жизнь казалась сказкой – она по-настоящему любила своего мужа ровно в той мере, в которой для неё исчерпывалось понятие «любовь». Да и внушаемые с детства честность и порядочность не допускали в её голове мыслей о неправильности своего положения. У неё есть всё: дом, семья, ребёнок, достаток: чего желать ещё? Она жила счастливо. Так думала Софья Алексеевна и была права.
Одно только обстоятельство доставляло непрестанную головную боль – выходки избалованного сына. Артём отказывался подчиняться. У него был крутой нрав и скверный характер, порой женщина его опасалась, ведь бешенство, которое иногда сквозило в глазах подростка во время семейных ссор поистине пугало. И, главное, не было понятно, что упустили родители и сделали не так, когда это случилось? Артём был хорошим ребёнком. Книги по семейной психологии и педагоги, частые походы к специалистам лишь ухудшали и без того непростую ситуацию. Олег Николаевич и сам срывался, срывалась и Софья Алексеевна, терпение с каждым днём заканчивалось скорее. Неизвестно откуда взявшаяся в одночасье ненависть парня к родителям в одночасье разрушила многолетнее семейное счастье.
На улице было так здорово, тёплые лучи осеннего солнца мягко касались лица и прогоняли плохие мысли прочь. А эти ватрушки… Отсюда так не хотелось уезжать. Женщина уговорила мужа привезти сына сюда, подальше от них и плохой компании. Пусть они отдохнут друг от друга. Уставший от постоянной ругани Олег Николаевич согласился. Сомнения в правильности поступка ушли, когда Артём вчера вдруг начал разговаривать со своей семьёй. Он смеялся и стеснялся шуток деда, вёл себя совсем как маленький. Словно они ненадолго вернулись в прошлое.
– Я пойду, разбужу эту сову, – сказала бабушка Люда, ставя на стол свежие ватрушки.
– Большое вам спасибо, – лениво и благодарно улыбнулась Софья Алексеевна. – А Олег далеко ушёл?
– Да нет, вот они, с Гришкой, в погребе возятся, видать огурцы мои ищут после вчерашнего, – махнула рукой женщина.
И действительно, откуда-то снизу, под кухней, слышались голоса. Софья проводила взглядом уходящую в соседнюю комнату свекровь, подперев рукой сонную голову. Она лениво зевнула и с аппетитом принялась уминать булочки, на минуту разрешив себе вернуться в детство.
Бабушка Людмила начала будить внука, тихонько расталкивая его. Тот только ещё больше свернулся в одеяло, и она невольно улыбнулась: какой ленивый, посмотрите на него! И он показался ей очень худеньким. Но спать дольше уже было вредно, как-никак, давно за двенадцать, пора обедать, а Артём всё ещё спит.
– Тёмочка, внучек, вставай давай, всё, хватит спать!
Наконец парень приподнялся, недовольно морщась, и… ошарашенно огляделся. Бабушка Люда вначале подумала, что это дед Григорий с Олегом решили вдруг научить ребёнка «как правильно пить», но осеклась, когда тот вдруг начал кричать что-то на непонятном ей языке. Это было похоже на помешательство, Артём носился по дому, будто он по чужому, что-то невнятно орал неизвестно изъясняясь, а потом пришёл в неистовство. Он гневно и с явным отвращением громил вещи и мебель вокруг себя. У него изменился даже взгляд. Только когда сотрудники лечебницы, приехавшие на вызов Софьи Алексеевны, связали парня, женщина наконец отошла от шока и обратила внимание на такую, казалось бы, весьма явную, но в подобной ситуации не бросавшуюся в глаза вещь: одежда Артёма была странной, очень странной. Белоснежный костюм с золотыми оборками и неясной, мелкой символикой. Если бы её внук накануне при ней не зашёл в комнату в домашней одежде и не уснул ровно на том месте, где она его разбудила, она бы скорее подумала, что этот незнакомый ей парень – потерявшийся брат-близнец Артёма. Иначе и в голове не укладывалось внешнее сходство с разницей в поведении. Но как такое возможно? Не похоже, чтобы невестка была в курсе существования такового, если судить по её реакции на текущую ситуацию, да и, по всей видимости, кроме бабушки Людмилы никто не обратил внимания на такую заметную деталь.
Софья Алексеевна находилась в полнейшем замешательстве: что с её сыном? Почему он так себя ведёт и не узнаёт свою семью? Неужели… он свихнулся?
Его увезли в психиатрическую больницу.
Часть 10
Язык – нечто удивительное в истории, возникший из ниоткуда, он двинул развитие цивилизации вперёд, став основой любой мысли. Для появления общества необходимы лишь две вещи, если исключить из них условия комфортного существования окружающей среды, – это интеллект и взаимодействие. Одно обусловливает другое, и наоборот. А язык – основа взаимодействия, следовательно, основа и общества как такового.
Артёма ещё никто не заставлял так учиться. Лана, так звали ту незнакомку, не давала спуску ни в чём. Его лишали еды за ошибки, да и еда здесь была так себе. Парень тосковал по спокойной и сытой жизни с родителями. Постоянное одиночество среди сотен умных железяк выливались в ночные слёзы. Он корил себя за то, что ведёт себя, будто сопливая девчонка, но ничего не мог с собой поделать. Это были его маленькие истерики – обида на жестокую судьбу. Да, он не был ангелом, скорее, чертёнком, но уже ненавидел высшие силы за то, что с ним так поступили. В конце концов, он человек! Хоть и дрянной, но человек ведь!
Теперь он считал своё прошлое царской жизнью, он был там свободен. Лана приказывала роботам применять малый ток в качестве наказания за отсутствие прилежания к учёбе.
Длинные коридоры родового замка казались огромной и мрачной больницей закрытого типа. А Артём с детства терпеть не мог больницы. Эти углы, эта проклятая правильность раздражали его. Он не понимал, почему подчиняется Лане. Да кто она такая, чтобы указывать, как ему жить? Но её слова всё ещё звенели в ушах. «Ты теперь не балованный ребёнок из прошлого, а аристократ в девятом поколении. У тебя есть обязательства». Да. Сейчас он чужак в этом мире. Мысли текли вяло, едва принося смысл в размышления. Мозг, расслабленный тусовками и идеями подросткового нигилизма, лихорадил, отказываясь воспринимать кучу знаний, что отчаянно втискивали в голову. А она теперь постоянно болела, виски часто трещали. От тупых стен пустого помещения глухо отражались звуки частого дыхания. Артём встал. Почему-то сейчас ему хотелось увидеть паука. Обычного сарайного паука, коих он забавы ради сотнями передавил, паука, чья отвратительная паутина грязным отрепьем висела в углах придорожных сортиров по сторонам шоссе.
…Точно. Они со старшаками тогда сильно напились, и Артёма долго рвало. Родители телефон ещё отобрали и в доме заперли на неделю, отец устроил знатную головомойку. Весёлое было время, как думалось ему. Никаких мерзких и плаксивых баб, парнями ездили на рыбалку под орущий в стометровом радиусе реп. Пьяное тело трясло, но отступать не хотелось. Хотелось только свободы, ненормальной, необузданной, глупой. И даже давленная трава, оставившая след своей жизни узором зелёного липкого сока на холодных и трясущихся от алкогольного отравления ладонях, казалась сейчас непривычно родной и убивала эту дурацкую непонятную тоску. Сколько он не видел неба и солнца, вспомнить не мог. По щекам Артёма потекли слёзы, тянуло курить и выпить. Шатаясь, он побрёл к запертой двери. Заметивший его яйцеподобный робот услужливо пробормотал:
– Господин, вам не спится? Могу ли я чем-нибудь помочь?
Артём повернулся к нему. На экране этой железки красовались смайлики, вроде инстаграмских… Они что, пытаются подражать его эпохе? Войти в доверие? Создать привычную среду обитания? Да кто он для них, крыса подопытная?! Это стало последней каплей. Парень нахмурился:
– Да. Ты можешь мне помочь.
Он взял на руки маленького, но довольно тяжёлого, как оказалось, робота, забывшие тренировки мыщцы дрогнули от напряжения впервые за долгое время, и дивайс со всей силы был брошен в запертую дверь. Сердце бешено забилось – кто бы знал, что от звуков ломаного пластика можно получить столько адреналина? Удовольствие и жажда уносить отсюда ноги мгновенно разнеслись по телу вместе с кровью.
Артем бездумно нёсся по бесчисленным коридорам. Всё равно, если поймают. Какая разница?
Людям часто хочется умереть, а побег даёт ощущение смерти – своего рода американские гонки. Отчего-то мозг вдруг решил работать, мысли потоком обрушились на сознание. Лана больше не казалась заботливой сестрой пропавшего Атэ, чью жизнь так старательно пытались тесным костюмом натянуть на Артёма. Он внезапно понял, что для какой-то цели ей был необходим и Атэ – иначе для чего она тщательно прятала факт его исчезновения и была готова подменить брата фальшивкой? У неё есть свои цели, и это никоим образом не является актом помощи пространственно-временному мигранту. То-то она так ужаснулась в их первую встречу!
Шок осознания элементарных вещей слегка прошиб: он мог догадаться и раньше. Сколько времени упущено, он ответить не был в состоянии Знания о мире роем клубились будто вокруг и внутри. Математика, физика, химия, общие свойства бытия и основы философии, инженерия… при движении рукой перед изредка закрывающимися во время моргания глазами представали формулы и расчёты, модель натягивающихся сухожилий и трущихся друг о друга молекул, постоянно дрожащих, как он сам во время декабрьских морозов, когда они с родителями застряли в детстве на трассе по дороге в Ижевск, и долго-долго мёрзли…
Бежать, бежать. Точно так, как и в тот день, когда Артём впервые разуверился в жизни и людях. Почему вспомнился именно этот отвратительный день, переломивший его судьбу, он не знал. Наверное потому, что чувства были те же. И принцип решения такой же – детский и трусливый. Голые пятки липко и звонко шлёпали о полимерный глянцевый пол. Он выдохся – коридоров было слишком много. Идентичные друг другу, они петляли и путались, словно гадюки в змеином клубке. Но вот Артём добрёл до странного зала в готическом стиле. Это было невероятно, словно парень оказался в дорогущем музее: картины на стенах, никакой невесомости, расшитые ковры, липнина. Улыбка Моны в полутемноте превращалась в злобную усмешку, будто она знала, что беглец придёт к ней ещё очень и очень давно…
Часть 11
Автомобиль катился по ухабинам неасфальтированной дороги, словно кривая бочка с огурцами по склонам скорченного холма. Из-под земли по обочине вырастали редкие прохожие, сгорбленные тяжестью округлых целофановых пакетов из местного ларька. Глухой гул машины мерно вливался в уши множеством движений шестерёнок, клапанов, поршеней и вращением чуть заезженных колёс, создавая ощущение, будто находишься в пропахшей бензином консервной банке. За окнами кинолентой сменяли друг друга однообразные пейзажи сеновалов и полей, на которых едва ли накануне выкапывали картошку местные. Вывороченная наизнанку земля теперь скорее походила на кожу ботоксной красавицы после тщательного пиллинга, была такой же пустой и неестественной. Софья Алексеевна тихонько всхлипывала, вздрагивая немного худощавым телом. Её сын и вдруг сумасшедший? А если он наркоман?! Всё это она сама виновата, это она, как мать упустила ребёнка, но куда важнее, что же делать теперь? Она пойдёт в храм, она поставит свечку, помолится о его здоровье, должно получиться, обязательно получится, наверное. Наверное…
Олег Николаевич степенно и спокойно смотрел на дорогу, не поворачивая головы в сторону жены. Как точна и изобретательна бывает смерть – она способна убить не только тело, но и душу человека, заставив его медленно поедать самого себя. Обычно такое состояние называют депрессией, психической болячкой, коих множество открывают перед взглядом обывателя медицинские энциклопедии. Их холодные странички пахнут типографской краской, равнодушно повествуя о причинах тысяч мучений, переполненные их описанием, под конец давая или не давая план излечения. Особенным становится то, что надежда на избавление страданий одних основана на страданиях других, ушедших в глубину эпох, проложивших эту тропинку, по которой заболевшие могут найти здоровую жизнь. Точно так, как и больные неизлечимыми заболеваниями прокладывают дорожку выздоровления больным будущего. Олег Николаевич ничем не болел. Он строил предположения и плел логические цепи причинно-следственных связей, приведших к такому исходу событий. Более того, мужчина даже знал истинную причину, и был бы совершенно прав, если бы только на месте Атэ действительно был его сын. И всё же, если существует такая болезнь, при которой больной сам себя убивает унынием, то Олега Николаевича можно вполне назвать мёртвым. Его личность – это смесь чувств, давно отцветших и превратившихся в гнилой гербарий, который он глубоко прятал от чужих глаз, в том числе и от семьи, и привык так жить. Артёму однажды не посчастливилось увидеть истину, но Олег Николаевич тщательно позаботился о сохранении тайны, в том числе и от самого Артёма. С тех пор прошло несколько лет спокойной жизни, так с чего вдруг всё случилось именно сейчас? Непонятно. Гербарий внутри нашёптывал: всё уляжется. Ложилось раньше, ляжет и сейчас. Просто нужно чуточку подождать. Он устало выдохнул и наконец обратился к жене:
– Соня, успокойся. Я позабочусь о том, чтобы всё было хорошо. Клиникой заведует мой знакомый, Артём ни в чём не будет нуждаться и получит достойное лечение. Просто сказывается переезд и его компания. Такое случается среди подростков. Ему придётся некоторое время провести в больнице, но об этом никто не узнает, я обещаю.
Софья Алексеевна только кротко кивнула и через несколько минут задремала, свернувшись в старый плед на заднем сиденье. Убеждения человека порой играют с ним злую шутку, поэтому люди склонны обращаться к религии, ведь ей под силу дать смысл, отсутствие которого побуждает их к сумасшествию и к извращённым домыслам. Навязчивые идеи, вышедшие из этих самых домыслов могут превращаться в стены, ограждающие сознание от истины, заключающие в тюрьму привычек. Так и Софья Алексеевна была твёрдо убеждена во многих вещах и принципах, не допуская себе возможности мыслить в ином ключе, потому сейчас уповала на провидение, прогибаясь под Судьбу и принимая её всецело, искренне виня во всём себя. Одним из таких принципов была семейная любовь.
Большая часть страданий, что выносит человек в течение своей жизни объясняется неосознанностью этих страданий или принятием их за неимением возможности жить по-другому. Женщина не осознавала, что страдает. Бывает, человеку кажется, будто всё идёт неправильно, и проблемы тяжёлым камнем давят к земле, тогда зачастую он обращается к любви. Любовь представляется ему источником, из которого возможно черпать силы в трудные моменты. Но подчас любимый человек не может дать эту силу, от того, что и не любил никогда в ответ. В природе существуют разные виды взаимоотношений, в том числе паразитические. Отдавая всего себя кому-либо, механически хозяин начинает ожидать моральной поддержки, когда плохо. Но любимый вдруг оказывается паразитом, и, не получая опоры, несчастный падает в осознание, того, что никому не нужен, словно в бездну, наполненную кипучим отчаянием. Пресловутое желание быть необходимым, жить ради кого-либо не даёт покоя. Старый мир рушится, крепкая доселе семья становится дешёвой и бессмысленной цепочкой различных обстоятельств, возникает понимание: прошлое – это следствие чужих стереотипов, додуманных мечтами юности. Перед глазами розовые пони тают в воздухе, уютное гнездо превращается в холодную квартиру, где удаётся только спать и изредка разговаривать с родными.
Возможен и симбиоз – взаимовыгодное существование – люди любят друг друга и оказывают поддержку, которая порой бывает жизненно необходима, хотя лишь стоит промахнуться в выборе – и появляется риск быть застреленным собственной ошибкой прошлого. Настоящая любовь не менее опасна. Если она действительно настоящая, то является обоюдоострой, в полной мере способной как душевно воскресить, так и нанести непоправимую рану. Оберегая от безумия, любовь и сама сводит с ума. Софья Алексеевна ждала поддержки, нуждалась в ней, будто в глотке свежей воды, ведь сердце давно подсказывало, что муж её не любит.
Часть 12
Время – это разумная стихия. Уникальная стихия – её способностью является уничтожение прошедшей реальности. Будто жизнь человека – это ступеньки, которые появляются ровно там и когда нога его наступает на ход мгновений и исчезающая ровно там и когда стоящая нога позади поднимается, чтобы наступить вперёд. Множеству людей свойственно повторять за будничными разговорами и расхожую фразу о том, что прошлого не изменить. Но важно помнить, что время – это разумная стихия, а с разумом возможны переговоры.
Атэ, едва придя в себя, сразу пожалел об этом. Ещё вчера у него было огромное поместье, еда по расписанию и множество интересной информации в открытом доступе, занимавшей весь его досуг. Занятия по медитации и когнитивному сосредоточению, противные пробирочники слонялись туда-сюда без дела, раздражая своим присутствием. Надоедливая Лана вертелась вечером по замку, напоминая о долге перед родителями и государством, который должен отдавать каждый аристократ по указу Анго. И нет здесь скучного идеального города, каждый переулок которого симметричен относительно центра. Здесь нет мягких спальных капсул, здесь нет ничего. Всё казалось осточертелым, Атэ хотел уснуть снова и не просыпаться больше. Тело млело с каждым днём, не желая шевелиться. Парень впал в немое безразличие. Он часами смотрел в одну точку, не понимая, что происходит вокруг, отказываясь воспринимать весь этот абсурд. Где-то рядом щёлкнуло, послышались глухие шаги. Такой же, как и накануне, только ещё более сморщенный человек в белой грубой ткани похлопал его по щекам, затем посветил странной палочкой в глаза. А потом приходили много людей. Часто. Сидели, говорили на непонятном языке, уходили и приходили снова. Много дней. Атэ регулярно приносили, как он понимал, местную еду. Но она не вызывала ничего, кроме отвращения и чувства тошноты. Ещё была боль, эти люди кололи металлические иглы в руки, и делали это постоянно.
Тело привыкало к боли, ощущения которой с течением времени перестало заботить, скорее, воспринималось, как должное. Разум Атэ, замкнутый в чужой среде, без возможности делиться мыслями, парил далеко за пределами не только маленькой серой палаты психбольницы, но и времени. Он летел в прошлое, в воспоминания о детстве, проведённом в учении и упражнениях, о родном доме, о прошлом, которое на самом деле находилось далеко в будущем. Организм истощался вместе с жизненным огнём в глазах, недели теряли счёт. Иногда взгляд, скользящий, по поднятой исхудавшей руке, затем цеплявшийся за некрасивую люстру посреди белого потолка, силился увидеть сквозь стены, небо и пространство того, кто всё это придумал и воплотил в жизнь. И мимолётные мысли превращались в немой отчаянный вопль: «Зачем?!»
Часть 13
Звонок ровно в без пятнадцати девять утра мгновенно выпустил из душных переполненных классов среднестатистической городской школы десятки кричащих детей, сразу же заполнивших столовую, на прилавки которой только-только выложили горячие булки. Почти всегда хмурые, привыкшие к ажиотажу после первого урока полненькие женщины не спеша обслуживали огромную толпу вечно голодных школьников, сминавших в протянутых вперёд руках затёртые купюры и звеня бренчащей мелочью ото всех сторон.
Лидия Матвеевна не любила стоять возле стола вверенного ей класса, да и вообще не любила стоять перед кем-либо. Не одну тысячу дней она может припомнить, как один похожих на этот. Пожалуй, уже вошло в привычку так жить, из года в год выбираясь в отпуск в одно и то же место, время, и работая 10 месяцев в году, меняя лишь свою одежду в соответствии с погодой на улице. И на лице её читались отпечатки этой череды идентичных друг другу суток. Стоило бы отнять у женщины её работу или семью, и мир её бы рухнул, ведь в нём не осталось бы наполнения.
Говорят, физический мир не имеет цвета, что цвет – это реакция мозга на игру уловленных хрусталиком глаза отражённых лучей. И, хотя за много лет бумажной работы зрение Лидии Матвеевны упало довольно сильно, она как никто другой видела, насколько стремительно всё катится в Тар-тар. Глубоко продуманная система программирования сознания подрастающего поколения играла слаженно, вгрызаясь в детские умы заучиванием преподносимых им на блюдце ещё детсадовских порций ложных истин. Но настолько далеко женщина не заходила в своих размышлениях, чтобы осознать всё зло её работы, которой она посвятила большую часть жизни. Лидия Матвеевна вполне довольствовалась честно заработанной ею платой и вручёнными за трудовые заслуги наградами, чем искренне гордилась, а иногда даже подумывала, что, в общем-то, любит свою работу, несмотря на появившуюся нервозность и подёргивания. История этой, да и многих тысяч других таких же женщин, проста, банальна и стандартна. В ней не присутствовало ничего сверхъестественного, никаких умопомрачающих баек и головокружительных приключений, ничего особенного. Мамин выбор педагогического института (за неимением других вариантов), жизнь по накатанной, замужество и беременность на последнем курсе, еле сданный диплом в силу интересного положения и тридцать пять лет однообразной работы, что перестала хоть как-то вдохновлять уже спустя полгода.
Стук недорогих заношенных каблуков под тяжестью грузного тела заглушался криками младших школьников, ошалело носящихся по коридору будто в неистовстве. Закрывшись внутри душного кабинета, Лидия Матвеевна рассчитывала провести оставшиеся пятнадцать минут в тишине. Она сняла очки в толстенной оправе и устало потерла пульсирующие виски, в которых молотом отражалось эхо бьющегося немолодого сердца. Украдкой метнувшись в сторону высокой стопки неразобранных тетрадей, взгляд учителя остановился на корявой подписи валявшегося на краю бокового стола дневника: «Артём Арин». Совершенно нового, к слову сказать! Лидия Матвеевна с содроганием вспомнила этот каждодневный её ужас – грубость и хамство, ответить на которые нечем, и нельзя, припомнила, как, стоя перед ним, представляла, как бьёт его нахальную физиономию, чтобы хоть как-то отыграться и не поддаваться на открытые подростковые провокации. К счастью, его наконец перевели куда подальше, и Бог с ним.
Существуют люди, их совсем немного, чья работа – есть призвание. Призвание – врач, учитель, программист и даже каменщик. Но как раз призвание – не есть их работа, настоящая работа их состоит в том, чтобы истинно держать благое ремесло в высшем мастерстве и совершенствовать его, быть теми, на ком оно держится, как ремесло, хотя зачастую они и не замечают своего высокого значения в радости от плодов собственной работы. Но есть и те, кто пришёл в ремесло по накатанной. Они никогда не любили своего дела, привыкли к нему, как к ежедневному блюду и кормились им же, гордясь несколькими достижениями, с боем отобранными у нераскрывшихся талантов. И мыслить дальше было страшно, а вдруг разум выйдет за пределы, которые им же и возведены? Что же будет тогда? Вот и было страшно.
Лидия Матвеевна относилась к категории последних, и проблема, нарушавшая её рабочую привычку – поведение Артёма. Он, словно бельмо на глазу, черная строка в отчётах на планёрке, главная причина притязаний со стороны начальства. Наконец-то его нет рядом! Женщина уже на третий день вздохнула спокойнее, работа пошла по тысячу раз прокатанной дороге, чья колея успела стать родной. Таким вот образом однообразие придавало физическому мирку в голове Лидии Матвеевны, пусть и надуманных, но довольно ярких красок.
Часть 14
Купол неба блеснул точками далёких звёздных огней, что светили в отсутствие облаков, озаряя иссиня-фиолетовую высь. За стеклянной дверью стояла девушка. Артём едва ли не снёс её, завидев довольно поздно. Каштановое каре, едва касавшееся плеч, прямыми линиями обрамило холодные глаза, прямо смотрящие на парня, спутав и так неясные его намерения.
– Совсем больной или да? Куда собрался? – раздался тонкий голосок в темноте.
Артём слегка сконфузился от звука чистого русского языка, что постепенно стал забываться за изучением местного диалекта. Но более всего поразила простота общения – таких оборотов здесь не употребляют. Тогда откуда эта неизвестная ему девчонка знает, как общаются его сверстники?
– Прогуляемся?
Артём за всё время своего пребывания на новом месте не имел ни единой возможности взглянуть на здешнее небо, вдохнуть здешний уличный воздух. На занятиях дроиды долгие часы декларировали своими неестественными голосами законы мироустройства, говорили о том, что существование современной цивилизации максимально адаптировано к природе, не нанося ей вреда и внушительная часть площади городов представляет собой самые обычные, естественные заросли. Однако, все эти знания являлись исключительно теоретическими, воображёнными. И всё же, Артём был шокирован: здание замка сплошь покрывал густой плющ, обнимая его. Огромные растения покоились везде, куда бы ни падал взгляд. Дорожки крепились на редких подставках, чтобы не мешать флоре. Слуха касались настоящие звуки леса, вокруг разносилось стрекотание сверчков, появлявшееся в объявшей всё ночной тишине, будто поплавок на водной глади, не имевшее сил всколыхнуть её хотя бы немного. Тихие глухие шаги лишь немногим отвлекали от спокойствия и умиротворения, которого, пожалуй, Артём испытывал всего несколько раз за всю свою жизнь. Он и не заметил, как сложенные руки девушки незаметно появились рядом с его ушами, щелчками пальцев выводя из транса.
– Мой тебе совет, парень, вернись назад и прояви прилежание в учёбе: пусть тебе доверяют настолько, чтобы допустили в Академию. Атэ там обучался. Этот ботаник всю жизнь в книжках провёл и к себе не подпускал, так что общаться с ним была не судьба. А с тобой я бы поболтала.
– Ты чё несёшь… – устало выдохнул Артём. Ему так надоела эта неразбериха, что не было больше ни сил, ни желания вообще о чём-либо мыслить.
– Я тебе дело говорю, и не груби мне, как никак помочь пытаюсь. Одно скажу – на рожон не лезь. У сестрички Атэ на него явно планы были. Да и до сих пор есть, как я погляжу. – голос незнакомки казался резковатым, она делала вид, что не замечает внезапно появившегося раздражения.
– Да ты кто такая?
– Ты гопник, что ли? – скептически нахмурила брови девушка. – Моё имя – Рин. И не ори на меня, пожалуйста. Иначе будешь сам здесь со всем разбираться.
– Хорошо, ты права. Тогда объясни мне, что тут происходит?
– А сестра что? Или сам не догадался, что в будущее попал?
– Догадался, спасибо. Какого чёрта я сюда попал, вот в чём вопрос.
– Вот я тоже думаю… – девушка подпёрла рукой подбородок, опершись на колено, едва они присели на скамью. – Ты бесполезный, простой избалованный ребёнок. Ценности особой не представляешь. Скорее всего, это Атэ нужен твоему миру. Но тут есть ещё один нюанс, – Рин многозначительно подняла указательный палец, говоря ещё тише – император стал себя странно вести. Я довольно давно за всем этим наблюдаю. По всей видимости, он эту заварушку и устроил.
– Погоди, наблюдаешь? Я же вроде в закрытом бункере жил. Или ты туда доступ имеешь? Да и про императора как узнала? – также шёпотом спросил Артём.
– Я имею способности, а с ними в доступе нужды нет. Тебе нужно скрыть факт своего побега. Ты типичен, твои возможности слишком ограничены – скорее всего, они скоро установят тебе расширитель памяти, а при твоих нынешних нагрузках психосбои вполне логичны, так что тебе поверят, если соврёшь про галлюцинации. Ещё предположу, что тебя могут подвергнуть сеансу сильнейшего гипноза, попробуют внушить, что ты Атэ. Предупреждён – значит, вооружён. Не попадись, а потом прикинься, будто действительно поверил. Всё зависит от тебя. По моим размышлениям, это твой единственный способ сохранить свою настоящую личность. Тёма, ведь? Ничего, если буду звать тебя Арти? Мне так удобней, да и с именем Атэ больше созвучно.
– Могу спросить? Ты тоже из прошлого? Где жила?
– Жила, как уже понял, в России. Не сказала бы, что тоже из прошлого, родилась ведь здесь. Да я тебе потом расскажу.
– Почему помогаешь мне?
– Логичный вопрос. Просто интересно, что же в итоге произойдёт. Особой цели нет. К тому же, мы своих не бросаем. – Позади Артёма что-то грохнуло. – Тебе пора. До встречи, Арти!
Часть 15
Все изобретения человечества, по сути, есть интерпретация мыслей. Знаки, символы и желания людей – всё это есть их жизнь, что выражается даже в предметах быта.
Родители Олега Николаевича вот уже два месяца жили в квартире вместе с невесткой. Софья Алексеевна взяла сначала отпуск, а потом и больничный на нервной почве. Лицо её день ото дня бледнело, вес падал. Работал только Олег Николаевич.
Машинально переключая новостные каналы, смердящие одинаковостью лиц, Софья Алексеевна пила чай с лимоном. Здоровье сильно пошатнулось из-за хандры, поэтому мелкие болячки стали частой проблемой. Женщина ёжилась в одеяло, шмыгая носом, пока по дому хозяйничала свекровь.
Людмила Ивановна, разрезая яблочный пирог, целиком и полностью была погружена в свои мысли. Как ни пыталась она отогнать от себя эти, на её собственный взгляд, абсурдные сомнения, всё же, они сумели взять верх – старушка не верила, что из её дома увезли её внука. Как ни крути – не он. Взгляд не тот, и одежда чужая.
Пока семья паниковала, бабушка Люда вернулась в комнату, где спал Артём и хорошенько её обыскала. И нашла. Её родовой медальон, что достался от матери – лежал посреди кровати, отличаясь от того, что сейчас висел на шее Людмилы Ивановны только странными, по всей видимости, драгоценными камнями и блёкло мигающими индикаторами. Вряд ли это было совпадением. Второго такого быть просто не могло, эту подвеску заказывали по оригинальному чертежу. Копия…?
