скачать книгу бесплатно
Я молча сажаю ее на стул. Плевать я хотел, как этот держиморда будет жить. Новенькая девка вскакивает с офисного кресла. Эти чертовы секретарши меняются у меня, как стекляшки в калейдоскопе, не выдерживают моего характера. Сбегают, или я их увольняю в припадке ярости. Чаще всего второе.
– Это моя дочь. Следи за ней, глаз не спускай. У меня сейчас важное совещание онлайн. Час меня не беспокоить. И еще, принеси мне договор с корейцами Как там тебя?..
– Мила, – черт, и эта лепечет как раненая курица. Все, как под копирку. Через неделю она начнет мне строить глазки, юбки будут становиться все короче и короче, а речь растянутой и невразумительной. Но в данный момент она еще просто не поняла, как себя вести. – Когда вам подать договор?
– Вчера, – ухмыляюсь, глядя на дочь, уже исследующую приемную. Сейчас она похожа на маленького охотничьего сеттера. – Мила, мою дочь зовут Марина.
– Я вас поняла. Марина Макаровна под надежным присмотром, – криво улыбается чертова девка, только что под козырек не берет, слава богу. Я б не вынес такого перфоманса. Что за день такой? И няня эта проклятая сломала ногу очень не вовремя. Праздники, я дал выходные прислуге, надеясь, что пятидесятилетняя дама справится с ребенком и сможет сварить дурацкую кашу. Сам я дома не собирался питаться.
– Договор, – рычу я, дергая воротник рубашки, дышать снова нечем.
– Па, все будет хорошо, – улыбается моя девочка, – я прослежу. Иди, а то тебя ждут там дядьки эти уже наверное важные. Я порисую и в окно погляжу. Тут красиво.
Маришка раздувает щеки, изображая важняков, и я едва сдерживаю истерический смешок. Слежу за взглядом дочери, устремленным в окно.
Да, красиво, и очень шумно и пафосно. Исторический центр города летом утопает в зелени, но сейчас выглядит весьма уныло.
Я закрываю дверь в свой кабинет и обваливаюсь в кресло, предварительно достав из ящика стола бумажный пакет. Надо привести мысли в порядок. Вспышки немотивированной агрессии стали моими частыми спутниками.
Компьютер мелодично «дзынькает», приглашая меня в конференцию. Навесив на лицо дежурную улыбку, включаюсь в нудную беседу.
– Я не дам вам ответ сегодня, – челюсть уже сводит от приторной улыбки, в голове мутится. Я смотрю в окно, в руках верчу Паркер, с трудом сдерживаясь, чтобы не переломить его пополам, – у нас выходные дни. Без моего юриста и финансового консультанта этот разговор бессмыслен.
– Макар, время уходит. Ты же сам акула. Какие консультанты? Знаешь меня сто лет, а так и не научился доверять.
– Акула – каракула, блин. Вова, я себе-то не всегда доверяю, – больше не скрывая оскала, кривлюсь, как от зубной боли. Движение за окном привлекает мое внимание. Маленькая фигурка в очень знакомой курточке выскакивает на дорогу, протягивая руки к какой-то мелочи лежащей на асфальте, прямо перед несущейся на нее машиной. В моем горле застревает крик.
– Маришка, – сиплю, на ватных ногах выскакивая из кабинета. Хрен с ним с договором, и с этим зажравшимся хлыщом, Владимиром Гавриловичем, только думающем, как кинуть меня. Давно ли его по имени отчеству стали называть. С тех пор, наверное, как он научился раздувать свои брылястые щеки. Чертова баба, как ее там звать? Стоит в дверях, непонимающе глядит на меня, хлопая уродливыми, похожими на метелки, ресницами.
Я едва не сношу ее. Бегу к выходу, слушая дробный цокот каблуков за своей спиной. Придушу эту дуру потом. Главное, чтобы моя дочь была цела, только бы моя девочка не пострадала.
– Макар Семенович, я на секунду…
Расталкиваю собравшихся как стервятники на падаль, зевак и закрываю глаза, боясь увидеть самое страшное.
– Папа, – господи, спасибо тебе. Дочь бросается ко мне, прижимая к груди маленький, пищащий, грязный меховой комочек. – Папочка, я его спасла.
Перевожу взгляд на кучу тряпья, валяющуюся на дороге, перед уродливой машиной, именно той, что перекрыла мое место и понимаю, что из этого вороха недорогой одежды торчат обутые в легкие сапожки, ноги. Белые колготки лишь подчеркивают неидеальности и полноту конечностей. Трогательная белая шапка отброшенная в сторону, вымазана грязью, и кажется оскверненной.
– Я побежала спасать Капитана Америку, я же супердевочка, – зачастила малышка, поглаживая по голове маленького кабысдоха, у которого кажется уже есть имя. Даже и не понял я кто это – песик, котенок. Потом разберусь, что за блоховозку подобрала моя дочь. Выкину к чертовой бабушке. Только заразы в доме нам не хватало. – А тут… Короче, меня спасла супергероиха. Прилетела прямо, представляешь. У нее были белые крылья и еще она очень сильная. Остановила машину.
Я слушаю дочь, рассеяно рассматривая бледное лицо спасительницы, которую готов на руках переть до больницы. И я ведь видел ее где-то, очень давно. И лицо у нее такое, которые со временем стираются из памяти, и ты не можешь вспомнить, при каких обстоятельствах вы познакомились. Тонкая струйка крови стекает с уголка ее губ, похожих на бледно розовый бант. Она некрасивая, полная, какая-то неухоженная. Но я ее знаю. Такое ощущение, что целую жизнь.
– Макар Семенович, я на секунду отошла за договором, – блеет за спиной чертова дура. – Вы же мне приказали.
– Пошла к черту, – рычу я, падая на колени перед суперженщиной. Мне страшно. Я хочу, чтобы она ожила. – Уволена.
– Па, ты всех уволил сегодня, – шепчет Маришка, ведя пальчиками по бледной щеке женщины. – Это неправильно. Тетя Мила совсем не виновата. Она работала свою работу.
– Жива, – говорю сам себе и поднимаюсь на ноги. – Скорую вызови, быстро, – приказываю хлюпающей носом Миле. Она тут же бросается исполнять, судя по противно булькающим звукам набора в смартфоне. Народу вокруг толпа. Но отчего-то никто даже не подумал позвонить медикам. Уроды.
– Эй, мужик, эта мразота машину мне помяла, кто будет платить? Жирная лошадь. Вылетела, как будто ей соли на хвост… – молодой щенок надвигается на раненую женщину, и я вижу в его руках монтировку. На глаза падает красная пелена. – Не можете за личинкой своей уследить, не плодитесь. Уроды.
Рука действует отдельно от разума. Я слышу хруст ломающегося хряща, костяшки обжигает болью. Если сейчас меня никто не остановит, я переступлю черту. Я это знаю. Чувствую. Ярость в мозгу сверкает и переливается всеми цветами радуги. Этот подонок, валяющийся сейчас в грязи, судя по одежде и повадкам, обыкновенный мажор. Ему не жалко ни женщину, которая лежит словно сломанная кукла, ни девочку, которая скулит на одной ноте от страха. Папин-мамин сын, воспитанный на жирных сливочках, тряпках из бутиков и уверенности в собственной неприкосновенности.
– Машину пожалел, – улыбаюсь я уголком губ, и понимаю, что выгляжу сейчас как Ганнибал Лектер. – А знаешь, стремная у тебя тачка. Ты же знаешь, дружочек, что тут нельзя гонять на уродливых корытах?
Кивает, глядя расширившимися глазами на монтировку, поднятую мной с земли монтировку. Надо же, он быстро ползает оказывается. Теряю интерес, и не двигаюсь даже слыша рев мотора. Подонок сбегает, но я его найду.
Тихий стон, полный боли остужает меня. Я с силой бросаю свою оружие в лобовое стекло спортивного седана и теряю интерес к ублюдку. Женщина наконец открывает глаза. Я склоняюсь к ней и едва сдерживаю рык. Она смотрит на меня глазами цвета изумрудов. Невозможными глазами, которых не существует в природе.
Глава 2
Вера
– У вас глаза моей дочери.
Я размыкаю веки, и хочу снова зажмуриться. Мечтаю провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть лицо склонившегося ко мне мужчины. Куда я снова влезла?
– Если это подкат, то вы грязный извращенец, – ухмыляюсь, и тут же морщусь от боли в разбитой губе. Выгляжу наверное бомбически сейчас. Судя по ощущениям, сейчас я похожа на мисс Клювдию из мультика про уток. Хотя, головой-то я видать приложилась. Какая разница, что подумает обо мне странный мужик, осматривающий мое распластавшееся по асфальту, не худенькое отнюдь, тело? Интересно, красавчик видел меня в роли свадебной куклы на капоте? Черт, да не интересно мне это. Я опоздаю в ресторан и Валька меня освежует. Так что мне сейчас гораздо интереснее сколько времени я провалялась на ледяном асфальте под пристальным взглядом этого извращуги? Еще часа четыре до встречи с подругами у меня есть. Успею добежать до канадской границы. Черт, о чем я думаю? Я же вытолкнула из-под колес ребенка. И где он сейчас, точнее она – малышка с маленьким зверьком в руках. Неужели?.. – Девочка, где девочка? С ней все в порядке?
– Было бы странно подкатывать к полумертвой женщине. Я конечно извращенец, но не до такой степени. Да и ваши колготки не будят во мне фантазий. Разве что шапка… – ухмылка, как у чеширского кота, какая-то абсолютно дикая, повисает в воздухе, постепенно тая. Надо же, шутник. – Не дергайтесь. Сейчас приедет «скорая», вдруг у вас внутренние повреждения, – приказ в голосе мужика, отчего-то, приводит меня в ярость.
– Вам-то какое до этого дело? – пыхчу, пытаясь собрать конечности в кучу.
– Папа просто переживает, – детский голосок взрывает пространство, и я чувствую, как меня отпускает лютый страх. – Ты супергероиха, ведь правда? А папа сказал, что супергероих не бывает, зато полно толстых…
– Маришка, замолчи, – стонет мужчина, и я наконец-то могу его рассмотреть. Небритый, похожий на медведя, глаза уставшие, больные. И копна растрепанных темных волос, судя по всему ранее, аккуратно уложенных, но теперь топорщащихся во все стороны, как «взрыв на макаронной фабрике».
– Вы спасли мою дочь. И я не могу позволить вам вести себя безрассудно, – надо же, не может он. Значит называть меня толстой может, а позволить вести себя неподобающе канонам и благоразумию не имеет возможности. Наглый, нахальный, самоуверенный мерзавец, считающий себя хозяином жизни. Это все написано на, словно выточенной из камня, физиономии. И как только у него получилось стать отцом такой красивой малышки? Сам-то похож на дикого вепря. Смотрю на девочку и чувствую, что сердце пропускает удары. Моя дочь сейчас такой бы могла быть.
– У вас просто шок. Сознание не теряют без причины, – продолжает занудничать мой новый знакомый. Не объяснять же ему, что эта оказия всегда со мной случается в моменты сильных душевных волнений, выплеска адреналина в кровь и страха. С детства мама таскала меня по врачам, считая припадочной. И болит у меня сейчас только часть организма, чуть пониже спины, на которую пришелся основной удар. Но моя подушка безопасности вполне способна вынести и более сильные потрясения.
– Шок у вас, судя по всему, – парирую я, не понимая почему вредничаю и стараюсь вывести из себя такого заботливого кавалера. И почему мне страшно хочется сбежать? Может потому, что маленькая девочка, стоящая рядом с медведем будит страшные воспоминания о моей потере? И они больнее, чем травмы полученные в этом происшествии, и гораздо глубже.
У меня наконец – то получается подняться на ноги, и мир вокруг начинает раскручиваться, словно огромная карусель. Делаю шаг, и понимаю, что сейчас свалюсь снова к дорогим бареткам красавчика, и тем самым подтвержу его правоту. Только не это. Валька как в воду смотрела, про трамвай-то. Сейчас у меня ощущение, что я все же сыграла в Анну Каренину. Сильные руки подхватывают, не дают рухнуть. По телу разливается приятное тепло. Черт, да что ж такое? Мужик прав, у меня шоковое состояние. Иначе чем объяснить помутнение рассудка? Его прикосновения приводят в чувство, заставляют дышать. Как раз в этот момент я слышу вой сирены скорой помощи. А потом все заканчивается. И я чувствую спиной только ледяное покрытие носилок, и словно сквозь вату слышу обрывки фраз.
– В какую больницу повезете? – спрашивает наглый хам.
– На Революционной.
– Здесь думаю хватит на то, чтобы обеспечить женщине нормальные условия.
– Еще как, командир, – отвечает невидимка. Наверное фельдшер со скорой.
– Я навещу вас, – это хам шепчет уже мне. – Вы мне жизнь сегодня спасли. Дочь – все, что у меня есть.
– А у меня нету, никого и ничего. И вы мне не нужны, – выдыхаю в пространство и вдруг вспоминаю. Я его видела. Давно, в другой жизни. И тогда на его лице были написаны гордость, торжество и безграничное счастье. Я стояла на пороге роддома пять лет назад, боясь, что потеряю связь с планетой и улечу в космос. Наверное поэтому и запомнила отца с охапкой цветов, красивую, но злую женщину и пищащий сверток в руках детской медсестры. Врезался мне в память, но сейчас он мало похож на себя прежнего. Морщинки в уголках губ, потухшие глаза его изменили не в лучшую сторону. Странная штука жизнь. – Не приходите. Не затрудняйте себя. Я ничего особенного не сделала. И вы не должны мне ничего. Это просто нормальный человеческий инстинкт. И на вашем месте я бы не размахивала монтировкой на глазах у дочери.
Я и вправду не хочу его видеть, и малышку не хочу. Слишком болезненные воспоминания. Слишком страшная встреча. Все слишком, чересчур.
– Вы не на моем месте, – рычит вепрь.
Он прав. Я никогда не буду на его месте. Потому что у меня нет того, что имеет он.
– Конечно, – соглашаюсь. Потому что спорить с зазнайкой глупо, да и в принципе он недалек от истины, – поэтому просто скажите, сколько сейчас времени?
– Странный вопрос, – хмыкает мой собеседник. – К четырем уже подходит. Вы торопитесь?
Я закатываю глаза. Времени до встречи с подругами почти не осталось. Правда больница, в которую меня собираются везти находится в двух шагах от дома. Эх. Не светят мне сегодня обновки. Придется надевать платье, в котором я ходила на Мойвино дефиле. Девчонки меня четвертуют.
– Только попробуйте сбежать! – нахальный голос выдергивает меня из моих мыслей. Он смотрит на мой мыслительный процесс, насмешливо приподняв бровь. Или у меня на физиономии написано, что я не собираюсь прохлаждаться на больничной койке. – Я вас все равно найду, и выдеру как сидорову козу.
– Ну что вы, – хлопаю я ресничками, пытаясь принять вид невинной овцы. Найдет он меня, как же. Самоуверенный хлыщ. – Буду лежать, как привязанная, пить кисель больничный и вспоминать нашу встречу.
– А вы язва, – кривится он, и от этого становится более человечным, что ли.
– Я стараюсь, – награждаю его и малышку, которую этот странный мужчина нежно прижимает к себе, прощальным взглядом, прежде чем двери автомобиля с лязгом захлопываются. Надеюсь, что больше я их не увижу. Эта маленькая куколка прекрасна, но она не моя. Не моя.
Глава 3
Макар Ярцев
Голова гудит как корабельный колокол, когда я наконец прихожу в себя. Маришка рисует своих любимых сверхсуществ, высунув язык, кажется на договоре с корейцами. Странно, обычно девочки любят принцесс и единорогов. А у моей дочери какой-то сбой в системе. Мелкий шерстяной уродец ползает по моему столу, и судя по лужице на дорогой древесине, уже чувствует себя хозяином если не жизни, то положения. Баловень судьбы, блин.
– Я отвезу тебя к бабушке, – проталкиваю слова сквозь пересохшие связки, проклиная себя за малодушие. Но мне срочно нужно расслабиться, иначе мой мир грозит взорваться.
– Только не к ней, – глаза малышки наполняются слезами, и маска тканая начинает покрываться мокрыми пятнами. – Папочка, пожалуйста. Я больше не буду без разрешения спасать несчастных. Только не отвози меня к Виолетте. Я ее боюсь.
– Бабушка тебя любит, – сам не верю в свои слова. Но надо же что-то сказать, оправдать свое предательство. – И скучает по тебе.
Она прижимает притихшего зверя к себе, черт это же котенок. Только очень худой, еще не открывший подернутые мутной пленочкой глаза и скорее всего блохастый. И этот мелкий уродец видимо чувствует, что его спасительнице плохо. Начинает тихо хрипло рыдать в тон со всхлипывающей Маришкой.
– Нет, она меня ненавидит. Кормит кашей с комками и тушеными овощами. Заставляет читать большую книгу, в которой я ничего не понимаю, и спать под простыней. А знаешь как холодно? И Капитана Всесильного она выкинет, потому что он может описать ее ковер, по которому даже мне нельзя ходить, – шепчет доченька. А я понимаю, что мне придется теперь уживаться с усатым-полосатым. Ну не смогу я отобрать у дочери эту паршивую радость.
– Он же вроде Капитаном Америкой был? – ухмыляюсь, пытаясь рассмотреть цвет мурлыки.
– Я передумала. Мы же в России живем. У нас героев по-другому зовут. А Всесильный подходит. И супергероихе он понравится, точно. Мы же ее не бросим? Она показалась мне страшно грустной.
– Ей просто было больно, – морщусь, вспоминая толстуху, и снова гоню прочь от себя мысли о глазах чертовой бабы. Странное совпадение.
– А супергероев лечат астероидной пылью, я знаю. В больнице есть такая? – интересуется Маришка. Господи, откуда в ее маленькой головке столько космического мусора? Ей бы о куклах думать, нарядах всяких.
– Не вытирай нос рукавом, – дрянной из меня воспитатель, но все же. И отец дурной. Не оправдал я… Так чего хочу от маленькой девочки? – Я его отвезу к ветеринару. Завтра заберем. Лишаев нам не хватало и блох в доме. Мариш, у меня дела есть. Да и супергероиху надо навестить. Она же тебя спасла. А маленьким девочкам нечего собирать заразу по больницам. Детка, завтра утром я тебя заберу. И мы целый день будем вместе.
Я вдруг снова вспоминаю взгляд спасительницы и чувствую, что схожу с ума. Страх сверхъестественный, ничем не подтвержденный, выкручивает душу, как рваную тряпку. Мне кажется, что моя жизнь делает какой-то головокружительный кульбит. И к чему он меня приведет – неизвестно.
– Правда? Обещаешь? – недоверчиво спрашивает Маринка, вжимаясь в меня своим маленьким хрупким тельцем. Сердце заходится от жалости и чувства вины. Она уже не верит мне. И правильно делает.
– Обещаю, – выдыхаю я в растрепанную, курчавую, рыжую макушку. – Но сначала завезем кота в клинику. Твой Всесильный сейчас скорее Паршивый.
– Ура! – маленьким рыжим зайчонком подскакивает моя дочь, прощая мне все мои грехи сразу и безоговорочно.
Мать недовольна. Мы стоим на пороге, купленной мною, огромной квартиры, словно нищие побирушки. И даже я чувствую, что не хочу переступать порог этой лощеной, но абсолютно ледяной берлоги. Матушка любит стиль «Версаль». После получасового пребывания в золоченой красотище, у меня начинает сводить зубы. Маришка не похожая на себя, сидит на краешке плюшевого трона и боится шелохнуться. Может схватить ее в охапку и слинять, роняя лоферы?
– Макар, девчонка опять одета, как нищенка, – кривит губы маман. Интересно, как быстро она забыла, в чем ходила лет десять назад на работу в супермаркет. – Мари, спина должна быть ровной.
– Мама, ей всего пять, – тру подбородок, это высшая степень некомфортности. – Она не должна сидеть, словно проглотила аршин.
– Она должна делать то, что ей говорят старшие, – клокочет мамуля. Я чувствую приближение мигрени и гляжу на часы, ища предлог скорее сбежать.
– Ты торопишься? Куда интересно?
– Меня ждет деловой партнер, – лгу. Ждет меня Борька. Он ждет меня в пафосной харчевне, хозяином которой является, для того, чтобы реанимировать и оживить. Но не рассказывать же мамуле, что сегодня я собираюсь погрязнуть в грехах. С башкой окунуться в адский чан, чтобы отключиться от этой чертовой действительности.
– Папа поедет в больницу, – пищит Маришка. – К супергероихе. Она меня спасла. И капитана Всесильного тоже. А папа теперь боится, что она свалит…
– Фу, Марина, что за выражения? Ты, отец. Твоя дочь разговаривает как биндюжник… – Переводит на меня полный негодования взгляд. – И почему, интересно, ты мчишь сломя голову к незнакомой бабе, а помочь брату родному для тебя просто нож острый? Гоша просто немного запутался, это не повод его отталкивать.
Морщусь, мать опять села на любимого конька. Игоречек, ее любимый сын, за которого она готова голову сунуть в огонь. И при этом она абсолютно слепа. Маленький мальчик вырос в поганца, совершенно слетевшего с тормозов.
– Может потому, что твой любезный Игорек игрок. И просаживает все, сколько ему не дай в подпольных игровых залах? Мама, открой глаза. Я больше не намереваюсь потакать нездоровым пристрастиям обнаглевшего великовозрастного тунеядца. Все, что он от меня получил, должен возместить. Расписки в сейфе, так что…
– Ты брал с родного брата расписки?
Мать приподнимает бровь, но я не даю ей даже шанса. Вскакиваю с насиженного места. Бежать надо не оглядываясь, заткнув уши, чтобы не слышать.
– Я не договорила, – несется мне в спину матушкин крик, похожий на визг циркулярки. Черт. Я снова зацепил ее любимчика, и этого она мне быстро не простит. Бедная Маришка. Завтра отвезу ее в самый дорогой магазин игрушек. Искупать вину покупками непедагогично. Но если я сейчас не передохну, то просто взорвусь.
Перевожу дух уже в машине. Откидываюсь на сиденье и глубоко дышу. Голова начинает кружиться от переизбытка кислорода.
Через десять минут я стою у стойки больничной регистратуры и пытаюсь не задохнуться… Все больницы пахнут одинаково – безысходностью, хлоркой и поганой жратвой. Хочется заткнуть нос платком и бежать из этой юдоли скорби.
– Как это ушла? – рычу я в окошко. Медсестра смотрит на меня как на огнедышащего ящера. Я наверное сейчас и похож на тираннозавра.
– Ногами. Написала отказ и фьють, – хмыкает бабища, явно закаленная в боях с пациентами и их родственниками. – Да нормально все с девкой. Ушиб небольшой на заднице, и губа разбита, делов-то. Завтра козой уже скакать будет. Повезло бабе.
– Адрес есть ее?
– Э нет, красавчик. Это закрытая информация. Лишаться работы я не намерена.
– А так? – интересуюсь голосом змея-искусителя, выкладывая перед цербершей крупную купюру.
– Фантик прибери за собой, красавчик. Адрес ему. Может еще вареньем кой-чего намазать? Нет, Клав, ты видела, – орет она куда-то в недра закутка за ее спиной.
Окошко перед моей физиономией захлопывается с такой силой, что я чувствую себя дураком, впервые залезшим на карусель. Аж щеки раздувает от потока сквозняка, вызванного противной бабой. Жалею, что не ношу в кармане бумажный пакет. Помогает он, конечно плохо, но все же справляется с желаниями стереть все с лица земли. Эта дура из регистратуры не понимает, что находится на волосок от моей, раздирающей душу, ярости. И что еще немного, и уродской больницы я не оставлю камня на камне, если не справлюсь с собой.
Слава богу, в кармане оживет мобильный. Я дышу через нос, пока роюсь в его поисках.
