скачать книгу бесплатно
Лазарь
Максим Солт
На космической станции Буревестник ведётся разработка секретной вакцины от вируса вырождения человечества. В результате неизвестной аварии сообщения со станции перестают поступать. Леонид в составе экспедиции отправляется наместо, чтобы выяснить причины радиомолчания и устранить неисправность. По прибытии команда сталкивается с непредвиденными обстоятельствами и ситуация выходит из-под контроля.
Максим Солт
Лазарь
Пролог
Геннадий Алексеевич прильнул к микроскопу, положил пальцы на винт и нежно, словно касаясь коллекции редкого фарфора, повернул его. Он стоял, согнувшись в неудобной позе, глядя в окуляр. Боясь даже шелохнуться. Если кто-нибудь в эту минуту вошёл бы в комнату, то подумал бы, что он превратился в статую.
Стоял он так уже давно. Далеко не один час. Единственное, что отличало его от каменного изваяния, это то короткое движение, когда он убирал глаза от прибора, поворачивал голову и смотрел на стену, не меняя позы. Размышляя. После такой недолгой передышки он снова возвращался к микроскопу.
Отвлекаться Геннадий Алексеевич никак не мог. Он пристально рассматривал то, что в ближайшие двадцать минут обещало стать самым великим открытием в его жизни. Тем, ради чего он летел на этот осколок. Тем, что принесёт ему всемирную, нет, даже всегалактическую известность! Он, наконец, сможет собрать вещички и уехать жить в Новую Европу, прикупив себе маленький уютный домишко где-нибудь в пригороде бывшей Германии. Может, даже в Мюнхене.
Геннадий Алексеевич с ювелирной точностью подкрутил винт, и рука его замерла. Улыбка сама расползлась по лицу, коснувшись ушей.
Мужчина отодвинулся от прибора и выпрямился.
– Ага-а-а! Во-от он-о…вот оно! Так я и знал, так и знал! Ну, теперь бу-у-у-дет вам! Леонтьев лентяй! Леонтьев фантазёр! Леонтьев чудной! Теперь-то вы у меня попляшете! Ох, как попляшете! С прискоком да на каблуках! Сам Чеканов обо мне по всем волнам вещать будет! А Курпатов мемуары напишет! Наконец-то! Выкусите, падлы!
Голос учёного сначала задрожал, потом, нарастая, перешёл на повышенные тона, и только когда он понял, что уже чуть ли не кричит, стих. Всё-таки пока ещё не стоило так распинаться. Вот сделает он это открытие на глазах у всего коллектива, зарегистрирует его в патентном бюро, чтобы никто его право на него оспаривать даже не посмел! Вот как принесёт его человечеству на блюдечке, как снимут о нём репортаж! Напишут его имя в зале славы и книге Хроник рукой бездушной машины! Вот тогда! Вот тогда-а!
Геннадий Алексеевич недобро хихикнул, снял перчатки и положил их в контейнер со специальным раствором. Пусть найденный на осколке биоматериал и нейтрализовал вирус, лучше было не рисковать. “Безопасность превыше всего!” – гласила развешанная по всей станции, заключённая в тоненькую алюминиевую табличку надпись. Сей принцип Геннадий Алексеевич предпочитал не нарушать. Ведь именно он, в конце концов, настоял на том, чтобы это предупреждение развешали везде, где только можно было.
Стоя на месте и продолжая улыбаться, учёный почесал затылок, качнул головой и начал мерить комнату длинными пружинистыми шагами, пощёлкивая пальцами скрюченной руки. Так длилось несколько долгих минут, в течение которых в голове у него зрели планы на будущее. Звучали фанфары, гремели овации, и целые стадионы аплодировали ему, когда он заявлял о новом прорыве в медицине. О прорыве, который поможет спасти миллионы жизней. О прорыве, за который его будут благодарить ещё долгие годы, а то и десятилетия! О прорыве, который он самолично, без помощи кого бы то ни было, совершил на Богом забытом осколке за тридевять земель от родной Земли!
Геннадий Алексеевич подошёл к стеклу и посмотрел вниз. В зале возились люди в белых лабораторных халатах, проводя эксперименты, записывая полученные результаты, переливая дымящиеся растворы из одной колбы в другую. Растворы, обещающие стать ничем! Ибо никто из них, даже Ульянова, не годится для таких открытий! Ах, Ульянова. Молодка, красоточка под ноготок: стройная, длинноногая, с худыми пальцами. Ещё и недурна на ум! А какие они с ней теории строили! Однажды даже к таким выводам пришли, что только охать и ахать можно было! Надо будет повторить, – подумал учёный. Особенно теперь, когда он сделает тако-о-е открытие! Она сама к нему прибежит и захочет всё узнать в мельчайших подробностях. А уж он-то расскажет. Всё ей расскажет! Вот тут-то бутылочка привезённого с Земли коньяку и пригодится…
Геннадий Алексеевич рванулся было к зеркалу, но замер на полпути и, сменив направление, кинулся к раковине. Совсем открытие ему голову вскружило! После работы с материалом нужно было вымыть руки. Безопасность превыше всего! Закончив с мытьём, он чуть ли не вприпрыжку подбежал к зеркалу и, оголяя залысины, причесал ещё мокрыми руками копну седых волос. Улыбнулся сам себе, выпятив грудь.
Глядя на своё отражение, на минутку забылся, кашлянул, прогнал одолевшие его похабные мыслишки и вернулся к окну. Вы! Кричал он в застенках своего разрывающегося от охватившей его эйфории сознания. Вы все ничтожные рабы! Никто из вас никогда ничего не добьётся! Никто выше лаборанта не подымется! Потому что вы! Да-да, ВЫ! Абсолютно бесполезные! Никчёмные! Бестолковые туне…
Громко зазвенело, и на панели заморгала красная лампочка. Геннадий Алексеевич подпрыгнул на месте и чертыхнулся. Мысли о прорыве вмиг улетучились, по шее пробежала неприятная колючая дрожь, и вызванное предвкушением триумфа, всепоглощающее тёплое чувство в груди исчезло.
Кто бы там ни был! Кто бы не посмел прервать момент моего триумфа! Берегись! Подумал он и нажал на кнопку.
– Да! Крикнул учёный, не скрывая своего раздражения.
– Геннадий Алексеевич?
– Ну!
Мужчина наклонился над панелью, схватил рукой микрофон и потянул его на себя. Микрофон как был на месте, так и остался. Зато рука соскользнула, и учёный по инерции выгнулся назад. Поскользнулся и стукнулся пятой точкой о твёрдый пол. Уже сидя на полу, ощущая, как горит у него причинное место, он вспомнил, что крепление микрофона здесь стационарное. И какой дурак его таким сделал?! Нет, чтобы как на всех нормальных станциях!
Ругнувшись, он вскочил и подлетел к микрофону. Он готов был выплеснуть всё, что накопилось у него на душе, но ему пришла идея получше.
– Вас вызывает Алёна Андреевна. Говорит, ждёт от вас доклада уже четвёртые сутки.
– Да-а! Да! Подождё-ё-т!
– Но…
Вот сейчас! Да, сейчас!
И тут он вспомнил, что сам настоял на том, чтобы у него, доктора Леонтьева Геннадия Алексеевича, как у ведущего учёного проекта “Лазарь”, микрофон был именно стационарным. И как он мог об этом забыть?
– Алексей! Слышишь меня?
– Да, Геннадий Алексеевич.
– Так вот, слушай! И слушай внимательно! Потому что однажды ты вспомнишь эти слова! Тогда, когда я уже покину это место, а ты будешь один среди всех этих…этих…в общем, будешь хотеть большего! Лучшего! Вот тогда-то ты и вспомнишь то, что я сейчас скажу! Включай громкую связь!
– Э-э, вы уверены?
– Конечно, уверен! Ты что, меня за идиота держишь?!
– Нет, Геннадий Алексеевич, просто громкая связь только для…
– Я знаю, для чего нужна ГРОМКАЯ СВЯЗЬ! Прокричал Геннадий Алексеевич, вплотную прильнув губами к микрофону. Он знал, что у Алексея в наушниках сейчас трещит так, что щекочет уши.
– Включил!
– ЭЭЭЭЭВРИКА! Завопил учёный во всё горло воем разъярённого медведя.
Все в зале моментально всполошились. Максим, занимающийся в этот момент раствором для удаления пятен испарений скалистых грибов, сжал зубы и замер с двумя реагентами в руках. Светлана Алексеевна, которая уже битый час скучным монотонным голосом университетского лектора диктовала заметку для отправки на Землю, от неслыханной наглости запоровшего её труды, окаменела. Лаборант Любочка вздрогнула и разбила колбу. Благо пустую. А единственный из всего окружения чёрный американец Начо, побледнел так, что стал сливаться с коллективом. Не испугалась только Ольга Ульянова, и то только потому, что сидела в наушниках, прослушивая записи Светланы Алексеевны для передачи их на цифровой носитель.
Вопль услышала даже Алёна Андреевна, сидя в кабинете управляющего станцией с недовольным лицом и желанием кого-нибудь немедленно отчитать или лучше придушить после сообщения от комитета. Вечно этим иродам всё не нравилось! Ещё и этот…этот! В порыве эмоций Алёна Андреевна не смогла произнести имя. Заколебал всех! Как только она об этом подумала, этот самый “этот” завопил на всю станцию. Женщина вскочила, ураганом вылетела за дверь, каблуками рабочих туфель достучала до главного зала и замерла.
– Мои дражайшие коллеги! Как я рад, что все вы здесь сегодня собрались! Крикнул учёный.
– Геннадий Алексеевич, что вы себе позволяете?! Заканчивайте проповедь! Крикнула Алёна Андреевна.
Она не была уверена, что мужчина услышал её, ведь он всё-таки был этажом выше, ещё и прятался за толстым стеклом. И вопил так, что колонки разрывались.
– Сегодняшний день войдет в историю человечества! Сегодня! Да-да! Именно сего-о-одня! Спустя шесть долгих лет, что мы с вами пробыли здесь! Мы можем порадоваться друг за друга, похлопать по плечу и, ну-у некоторые из вас могут даже обняться! Да-да Начо и Люба, я о вас.
Цвет лица американца с бледного вернулся к естественному, а лицо Любочки сейчас можно было сравнить с цветом спелого томата в разгар июля.
Тем временем Геннадий Алексеевич продолжал:
– И распрощаться с этим местом! Ведь сегодня я! Именно я! Леонтьев Геннадий Алексеевич! Сделал открытие, которое раз и навсегда позволит покончить с вирусом вырождения человечества, именуемым вирусом Годро! Сегодня! Именно сегодня мы сделали шаг навстречу новой жизни! Изменили ход истории и сотворили невозможное!
Глава 1
1.1
Леонид проснулся и сел. Ладонью смахнул выступившие на лбу капельки холодного пота. Было ещё темно. Свет на станции включат не раньше, чем через двадцать минут. Он знал это наверняка. Знал, потому что уже который день просыпался ровно в одно и то же время. В 5:40 по-галактическому. Ему снился один и тот же сон, который врезался в память, словно вырезанные в камне слова. Слова, которые останутся там навечно.
Он знал, что уже не уснёт. Можно было даже не пытаться. Будь у него даже целых три или четыре свободных часа. Пробовал уже. Всегда одна и та же история. К тому же свободных часов у него не было. Нужно было отработать оставшиеся, и билет домой у него в кармане. Он встал с кровати, хрустнул шеей и в полной темноте начал делать зарядку. Шея, плечи, руки, спина, поясница, потом ноги. Приседания, отжимания и на турник. Пара подходов по двадцать пять подтягиваний и как огурчик.
Когда он уже начал одеваться, на станции дали свет. Леонид услышал басовитое гудение, и над головой у него слабо засветилась лампочка, – обязательное освещение, которое в течение следующих пятнадцати минут будет становиться ярче. Своего рода будильник. Не всем на станции было легко. Особенно тем, кто здесь впервые. Часто новоприбывшие поначалу то спали по несколько часов, а потом подолгу ходили и мучились бессонницей с синющими кругами под глазами, то дрыхли по пятнадцать, просыпаясь и совершенно не соображая, что происходит и где они вообще. В итоге работа совсем не ладилась. Вот и решили включать свет заблаговременно, чтобы люди помаленьку просыпались и приходили в себя, настраиваясь на работу. По заверениям врачей, – так организму было проще приспособиться.
Изменение биоритмов, энергетических полей, постоянное вращение станции. Многих буквально выворачивало по несколько дней к ряду. Особенно после долгого криосна. Но рано или поздно привыкали все. Только в крайне редких случаях совсем неприспособленных отправляли обратно. Старались этого не допускать, и иногда с “проблемными” работал штатный психолог. Да и занятия на тренажёрах помогали. Все на них раз в месяц и так аттестацию проходили. Чтобы вестибулярка не расслаблялась и тело не отвыкло от нагрузок. Отправлять обратно – удовольствие дорогое. Никому это не надо. Только для самых безнадёжных случаев. Тогда прилетало по шапке тем, кто таких неприспособленных сюда отправлял. Комиссия же всё-таки была, подготовка. Обвиняли какого-нибудь новичка или всех задравшего до нельзя докторишку – и на увольнение. Тихо, без шума и суеты. А на самом деле что? В основном безнадёжными были те, кто залазил по блату или делал карман председателя тяжелее. В общем, всё как всегда.
Закончив со сборами ровно за сорок пять секунд, Леонид уселся за стол перед компьютером. Сегодня с восьми до двенадцати у него по плану был обход станции и проверка систем. Потом перерыв, а с часу до шести калибровка орудий и защитных полей. Скучная, рутинная работа. Но он сам на неё согласился. Более того, даже напросился. Такие, как он, в прошлом с автоматом на перевес и в бой давно уже были не нужны. А так он хоть на что-то годился. Обучился, поработал несколько лет на Земле, а потом удалось вот устроиться. Тут, конечно, тоже не сахар, и чуть ли не за всё подряд вычитают. Но так и должно быть. Это всё-таки не Земля. Здесь нужно быть начеку. Одно неловкое движение – и половина экипажа окажется за бортом. Как вон на АС-1242А было. Та ещё история! До сих пор комитет её в пример ставит. Зато платят хорошо. Поэтому все сюда и суются.
На Земле семья. Жена любимая, дети. Кормить надо. Будущего для маленьких хочется лучшего, а не вот это вот всё. В дешёвый колледж на никому не нужную специальность, чтобы получить диплом, который нигде не котируется.
Мои дети будут жить хорошо, и у них будет всё. Так решил для себя Леонид ещё четырнадцать лет назад, когда Маша, – тогда они ещё женаты не были, сообщила ему, что беременна. Странно оно так. Ты думаешь, что готов, а на деле выясняется, что совсем нет. Да кто вообще может быть готов к детям? Это же жизнь с ног на голову! И всё-таки в тот момент в тебе что-то меняется. Ты становишься другим. Держишь спину ровно. Понимаешь, что так, как раньше, больше жить нельзя. Берёшь себя в руки и начинаешь делать то, чего никогда раньше бы не сделал. Почему? А кто его знает. Пойди, спроси природу. Она ж не ответит.
Вот и Леонид тогда понял, что пора что-то менять. Сейчас детей двое. Пашка да Анка. Любит он их сильно. Поэтому и здесь. Поэтому и полетит сюда снова, если понадобится. Ещё много раз полетит. Пока может. Пока берут.
По правде говоря, хотелось верить, что больше не придётся. На Земле, как и в родной стране, дела налаживались. Говорили, что скоро жизнь лучше станет. Может оно и так. Может теперь там и можно нормально жить. И ушлым политиканам верить. Доверять своих детей, и жену, и жизнь свою, и счастье семьи своей. Но Леонид, как человек старой закалки, в это сильно не верил. Подумывал даже на Континент рвануть или в Новую Европу. Европу он не любил, слишком уж там доморощенно, искусственно. А вот на Континент очень даже может быть. К тому же образование там хорошее. В будущее они смотрят. Кто туда учиться улетел, через лет семь уже на таких должностях сидят, что не верится. Да-а. Изменилось всё. По-другому стали люди жить. По-другому.
Перед мысленным взором скачут дети, машет рукой Машка. Леонид сидит на стуле перед монитором и улыбается. Ну ничего. Немного осталось и дома. Совсем чуть-чуть. Тёплое воспоминание сменяется яркими вспышками. Перед глазами всплывает картина сна. Пять лет прошло, а вспоминается, как будто вчера было. Леонид стукнул кулаком по столу и сжал зубы. На щеках у него выступили желваки.
Экспедиция на осколке ФА-12. Взрывоопасные материалы. Почему не предупредили? Почему, чёрт подери, никто ничего не сказал?! Всё тогда пошло наперекосяк. Никто и подумать не мог, что может случиться что-то подобное. Сказали: материалы. Материалы и есть материалы. Всегда на ящиках маркировка ставится, если внутри что-то опасное лежит. Но в тот раз ничего не было.
Совершенно секретно? Так это называется? Ариетта без руки осталась. Вылавливали её потом вместе с желторотым новичком, которому повезло, что вообще цел остался. Если бы не унесло так далеко, то, может, иначе бы всё сложилось. Дело бы ограничилось простым протезом. Сейчас такие давно ставят. Модный, современный. Со всеми функциями. И хоть дальше на работу. Увы. Разгерметизация, чтоб её. До самого плеча всё отмерло. Ну и где ваша хвалёная государственная поддержка? Уже два года обещают всё сделать, а она сидит себе, вида не подаёт, что что-то не так. А ведь у неё семья, дети. И ничего. Приняли такой, какая есть.
Но Леонид знал. Знал, что она его в этом винит. И они тоже. И справедливо. Его это ошибка. Его грех смертный. Он ведь командовал группой. Он должен был знать. Должен был предположить. Должен был учесть.
Конечно, должен был! Но какого хрена в отчёте ничего не было?!
Леонид снова стукнул кулаком по столу и зажмурился. Эти сны и воспоминания однажды сведут меня с ума. Вернусь, схожу к мозгоправу, – решил он. В прошлый раз это помогло. Два года никаких снов. Теперь вот снова началось.
Ариетта хоть выжила. Андрея порвало на мелкие кусочки, не собрать было, а Славка вон без ног сидит. Спился. К чёртовой матери спился. И уже не вернуть его. Он своего мнения не скрывает. Так и сказал ему тогда, два с половиной года назад, при встрече, что ненавидит его. Всей душой ненавидит. И он это заслужил. И стоило его тогда уволить со службы. Выбросить к чёртовой матери на обочину дороги, но нет. Дело замяли. Списали на несчастный случай. Два инвалида на пособии, а ему повышение.
Чтоб их!
И ему с этим жить. И живёт. И коль не семья ни жил бы. Главное, дотерпеть до Земли. Там врачи. Они помогут. Если здесь выяснится, что началось, тогда комиссия, отчёты и торчать ещё месяц, а то и дольше. Минус к зарплате, потом ещё следующего челнока ждать. Так ещё могут и в досье поставить, что не годен. Тогда пиши пропало.
Лампочка на потолке засветилась в полную силу. Значит, уже шесть. Значит, пора помаленьку на работу. Леонид подошёл к шкафчику, взял зубную щётку, пасту. Полотенце. Пошёл в душ.
Раздался звонок. Леонид застыл в проходе, одной ногой уже шагнув за порог. Звонок раздался снова. Он вернулся к столу и сел, совершенно не понимая, кому он мог понадобиться. Звонили редко, в основном пользовались сообщениями, а тут с утра пораньше и звонок.
Надпись на экране гласила, что звонил командир станции Бердяев. Леонид нажал на кнопку “принять вызов” и подождал, пока изображение на экране перестанет дрожать и выровняется.
– Здравию желаю! Крикнул Леонид, глядя на знакомое лицо.
Георгий Афанасьевич Бердяев. Вот ведь! Начальник целой станции! Кто бы мог подумать? А когда-то на Земле вместе служили. Если бы не он, то Леонид бы здесь не сидел. До момента встречи и последующего за ней предложения работы не виделись они, наверное, лет восемь. То слух был от общих знакомых, что он снова в армию подался, да не абы куда, а в космические войска. То говорили, что продался Новой Европе, а то даже на Континент уехал. На объект какой-то секретный.
Однако слухи оказались только слухами. Здесь он был. Не уезжал никуда. Два года по санаториям ездил, нервы восстанавливал, что совсем немудрено после двадцати трёх лет службы. Да не там, где халява, а в горячих точках. Такое бесследно не проходит. И это было заметно. Разница между ними была года четыре, а Бердяев весь седой, морщинистый. На текущем посту вряд ли моложе станет. Ох уж эти нервы. Не в таком же возрасте старость встречать!
– Лёнь, ну прекращай ты уже с этим, – послышался голос из динамика. Мы не на Земле и давно не на службе.
– Так точно!
Начальник скривил лицо, тяжело вздохнул и покачал головой.
– Да ну и чёрт с тобой. Утро доброе. Ну что? Готов к труду и обороне?
– Как иначе-то, Георгий Афанасьевич?
– Опять ты за своё.
– Да понял я, понял. Ну, как обычно, Гош. Готов к чему бы то ни было. Посреди ночи меня разбуди, я готов буду. Жизнь приучила.
– Оно, ты знаешь хорошо. В наше-то неспокойное время. Тут ко всему надо быть готовым. В общем, я к тебе не без повода. Что там у тебя сегодня? Очередной обход, настройка, чтение отчётов и составление рапортов?
– Да.
– Отменяется. Тут дело срочное. Приказ из комитета пришёл. Нужно на осколок один наведаться. Там станция наша стоит. Буревестник. Проект Лазарь. Может, слышал.
– Кое-что слышал.
– Что не слышал, расскажу при встрече. Они на связь уже четвёртый день не выходят. Помех не наблюдается. Аварийный канал тоже чистый. Неясно, что там с ними. Может, антенна барахлит. Может ещё чего. Сам знаешь, как оно бывает. Но смотаться надо.
– Гош, ну я же…
– Знаю, знаю. Ты через две недели домой лыжи навострил. Но кроме тебя отправить больше некого. Что мне прикажешь делать? Ждать? А потом этого…как там его…Гуриева отправлять? Да он мне такую белиберду в рапорте напишет, что я мозг сломаю читать. Уж тем более в комитет отправлять. С меня три шкуры сдерут за подобную халатность. Лёнь, выручай. Срочное дело. Придётся тебе.
Леонид вздохнул. Он посмотрел на аккуратно приклеенную к шкафчику семейную фотографию. Снимок, где он, Машка и дети на фоне дикого водопада. Три года назад это было. Летом. Красота необычайная.
Соскучился я, – думает Леонид. Очень соскучился.
– Личная просьба, Лёнь. Без тебя никак. Знаешь же, что премию за экспедицию выпишут. Придумаю что-нибудь, удвоим. Деньги лишними не бывают. К тому же у тебя семья. Жена, дети. Вернёшься, – подарков напокупаешь. В санаторий наш свозишь. Путёвка тебе в любом случае обеспечена после такого, сам понимаешь.
– Да в том-то и дело, Гош. У меня семья, дети. После экспедиции мне две недели плюсом на станции мариноваться, если не больше. Устал я. Почти два года уже здесь торчу.
– Ну, это понятно. В общем, как я и сказал, просить больше некого, так что ты уж постарайся мне не отказывать. Не хочется в комитет писать, чтобы кого другого вместо Гуриева прислали. Им это не понравится. А Гуриев…он же дуб дубом! Неужели ты меня так не любишь, а?
Леонид выждал паузу. Он уже знал, что согласиться ему в любом случае придётся. Всё-таки, когда просит начальник, то это вовсе не просьба, а приказ, и его нужно выполнять. Тут ничего не поделаешь. К тому же отказывать Гоше ему не с руки. Мало ли что? Вдруг в следующий раз брать не захотят, а полететь надо будет, так он обратится к нему и эту самую, как он выразился, личную просьбу припомнит.
– Ла-адно. Слетаю я на этот чёртов осколок. Но! Как и обещал! Двойную премию и путёвку в санаторий. На всю семью.
– А то-ж. Слово сдержу. Ты иди давай, куда собирался. Вижу же, с полотенцем на шее сидишь. Потом собирай отряд, завтракайте и ко мне. Жду ровно в восемь.
– Понял.
– Конец связи.
Леонид сидел и молча глядел на экран ещё несколько минут, переваривая услышанное. И как он всё это жене объяснит? Ладно, придумает что-нибудь. На крайняк скажет, как есть. К тому же двойная премия – это неплохо. Очень неплохо. Машка поймёт. Поддержит. Она у меня умница, – думал про себя Леонид. И детям придумает, как объяснить.
Надо, значит надо. Чего толку думать, когда уже согласился? К тому же выбора у него всё равно не было. Надо, значит надо, – повторил про себя Леонид, переступая порог каюты.
1.2
