Крыша мира

Максим Шепелявый

Крыша мира

Все пути начинались от наших дверей.

Что это? Сон? Реальность? Я сплю? Все живое, реальное, осязаемое. Я стою возле дома Митяя. Запахи свежей зелени, свет фонарей, теплый воздух, пространство, – все ощутимо и ярко. Летний, вечерний ветерок, тепло, идущее от нагретого бетона. Все очень реально и остро, ярче чем многие из дней жизни. Я стою у подъезда и гляжу наверх, на знакомые с детства окна. Давно я здесь не был. Давно хотел заскочить, проезжая мимо района, дойти до дома, зайти внутрь этого подъезда.

Желтые огни окон, плотная зелень сильно разросшихся за эти годы кустов сирени, свет низкого фонаря, отсвечивающий сталью на листьях, серый асфальт в пятне света у моих ног. Это во сне все или реальность?

Квартира Митяя наверху, на последнем этаже. Я не был у него много-много лет, с тех самых пор как нас всех разнесло взрывной волной, разорвавшей нашу общую юную жизнь в клочья. Нас никогда уже не собрать. Даже если оказывался рядом, в районе, я больше никогда даже не заходил в подъезд. Двадцать пять лет назад мы едва не закончили все стрельбой друг в друга. Еще полшага за последнюю черту и все закончилось бы. Чья-то из нас жизнь бы закончилась. Еще тогда. Кончилось бы кровью и смертью. Возможно моей.

Я поднимаюсь по лестнице. Почему-то пешком на девятый этаж. Есть же лифт! Бетонные ступени, дико знакомый цвет стен, узор трещин на краске и побелке, двери, обитые драным дерматином, мельчайшие подробности – мои глаза все это видели годами, все мое детство и юность. Это навсегда, навечно, не могло измениться, навечно внутри меня, на сетчатке моих глаз. Я поднимаюсь и почему-то оказываюсь на крыше. Мы лазили часто на крышу через люк на площадке последнего этажа. Огромная длиннющая крыша панельной девятиэтажки в десять подъездов. Посреди огромного пространства кровли с бетонными бортиками стоит небольшая мансарда. Здесь же не было такого! Митяй что, выкупил крышу дома? Светят ночные огни, видна половина нашего района. Наклонные стены мансарды из оцинковки с глубокими проемами окон и огромным балконом-террасой встроенным прямо в эту мансарду. На балконе куча молодых парней с девчонками. Под светом низких фонарей в руках сверкают фужеры с искрящимся шампанским, из ярко освещенной комнаты за их спиной звучит музыка. Там вечеринка. Музыка очень знакомая, та самая что была на дискотеках в мои двадцать лет. На крыше вокруг домика стоят диваны, как когда-то стояли в фойе кинотеатров, двухсторонние, изогнутые. Это один диван, бесконечной длинны, вьется как лабиринт. В дальней части крыши непроницаемо темно. Вечерние желтые огни рядом со мной, над диваном и маленькими столиками. Чувство праздничной яркости и приватности. Закрытая вечеринка. Это не для всех. Только для избранных, только для своих. Для тех, кто так и остался своими. Меня никто сюда не звал. Не званных гостей мы не жаловали. Ох как не жаловали. Теперь я не званный. Не зван никуда.

Здесь много народа. Очень шумно. Бурно разговаривают, обнимаются, выпивают. Девчонки сидят на коленях у парней. Никто меня не замечает, не обращает на меня внимания. Могу ли я сюда войти? Это же только для своих? Я не свой, давно не свой. Нигде. И был ли когда-то своим?

Я протискиваюсь между змеящихся рядов дивана, между множества ног, между не замечающих меня парней и девчонок. Как я здесь оказался? Чужой, посторонний, отстраненный. Один, без всех. Не званный, не приглашенный.

Передо мной свободное место на диване. Я почти падаю на него из плотной толпы тел. Рядом тоже пару пустых мест. Вокруг идет великолепная вечеринка, все веселятся и увлечены собой и друг другом. Все такие классные, веселые, настоящие, естественные……. Как вечно молодые и вечно дикие животные огненно-раскаленной африканской саванны. Дико привлекательные в своей почти животной, упругой беспечности. Беспечно бессмертные в бесконечном мгновенье жизни.

Огненный шар солнца, опускается на дно саванны. Буйволы, зебры, антилопы, жирафы и страусы бредут в клубах поднятой копытами пыли к горизонту, гепарды, ягуары, леопарды крадутся меж холмов и чахлых деревьев. Все в беспечном неведении ждущего их рокового момента. Они не знают ничего о неумолимой смерти, ждущей их в каждом мгновенье.

Свет фонарей и низко развешанных гирлянд дробится и погружает меня в оцепенение покоя. Я все больше смотрю внутрь себя и одновременно вижу все вокруг.

Вдруг появляется Костик. Прямо возле меня. Он одет как настоящий богач. В великолепном дико дорогом костюме и в галстуке, в таких в каких я его никогда не видел в жизни. Костян присаживается рядом со мной. Он, как это и было всегда, вальяжно разваливается на диване, балованно, по-барски. Все тот же Костян. Только он всю жизнь был в потрепанных джинсах и простецкой рубахе.