государственные дети

Максим Пенкин

государственные дети

авторское письмо.

С того момента, как ворота детского дома уже навсегда оказались за моей спиной, прошло уже много лет. В начале одиннадцатого класса меня и моего девятилетнего брата забрали в приёмную семью. Да, и подростки тоже оказываются кому-то нужны. Я отчетливо помню эти минуты: мы идём по двору школы, усаженному черноплодной рябиной, а нам вслед смотрят директриса и завуч. Мне хотелось повернуться и взглянуть на них в последний раз – они точно ждали этого, но, если мне не изменяет память, я не стал. Почему, не знаю. Сев в машину, я ещё раз окинул взглядом нежно-розовые стены нашего общежития, но понимание, что я их больше не увижу, ко мне не пришло. Это было похоже на очередную поездку домой на каникулы, хоть и не к родным людям.

Четыре невыносимо долго тянувшихся года теперь остались позади. В это было сложно поверить, ведь я успел прикипеть к этому месту так сильно, что представить жизнь вне его стен казалось чем-то немыслимым. Но это случилось, назад дороги уже нет. Точнее она есть, только совсем не привлекает. В 2015 после смерти нашей бабушки, когда меня и моего брата было решено отправить в детский дом, моя родная тётя говорила мне: «Соглашайся, там тебе образование хорошее дадут, кормить будут, в поездки возить. С такими родителями у тебя здесь жизни никакой не будет». Если бы тогда от меня что-то зависело.

Как сейчас помню ту серую «Волгу», в которой я делал селфи по пути в детский дом и выкладывал их на свою страницу Вконтакте. «Еду в Сосновку», «Еду, еду, еду», «Всё ещё еду» – так я подписывал фотографии. И улыбался на них. Мне хотелось приехать как можно скорее, потому что в своих мечтаниях я создавал образ весёлого детского лагеря – в них я бывал много раз. Каково же было моё разочарование после первого прожитого дня в этом учреждении: у меня пропала куртка, меня отчитала старшая воспитательница, еда невкусная, телефоны надо сдавать, футболки нельзя – только рубашки, сланцы нельзя – только тапочки, старые, советские, и совсем не весело. Я тихо плакал в подушку после отбоя и жевал морковку, которой меня угостила нянечка дошкольный группы, и плакал: «Заберите меня отсюда, я не хочу, мне тут не нравится». Конечно, это слышали все мальчики – в комнату три на пять метров умудрились вместить двенадцать кроватей. Тогда я ещё не особо понимал, что меня ждёт впереди, да и не особо думал об этом. Я просто скучал по прошлой жизни, по бабушке с дедушкой, по старой школе и по городу. И много плакал.