скачать книгу бесплатно
Дитрих
Максим Лобов
В далеком будущем запрещены все профессии и занятия, связанные с искусством. Дитрих Нойманн, боец отряда, ведущего поиск и подавление нарушителей, при очередном рейде находит в квартире мусорщика старую флейту. Вскоре перед ним разворачивается история его семьи и Дитрих вынужден сделать нелегкий выбор, который изменит его дальнейшую жизнь навсегда.
Максим Лобов
Дитрих
ПРОЛОГ
Карета скорой помощи с трудом пробивалась через заграждения, груды мусора, костры и группы людей. Внутри на кушетке лежала девушка, с ее головы капала кровь. Одежда была порвана и тоже в крови. Рядом сидел фельдшер.
– Ничего, ничего. Скоро приедем, потерпи, все будет хорошо. – приговаривал он, время от времени проверяя пульс и поправляя бинты.
Вдруг они резко затормозили и остановились. Карете преградил дорогу патрульный фургон, окрашенный в темный цвет с эмблемой Бюро на двери, сзади почти вплотную подъехал другой такой же, делая невозможным дальнейшее движение.
– Откройте дверь! – донесся голос с улицы.
Усиленный громкоговорителем, он оглушал и казался неестественным.
– Это приказ!
Снаружи кто-то рванул дверь, в глаза ударил яркий свет прожекторов. Раздалось несколько коротких автоматных очередей. Фельдшер увидел, как тело девушки дернулось и обмякло. Проваливаясь в темноту, он услышал вскрик их водителя и еще несколько выстрелов. Майор Краузе осмотрел автомобиль:
– Ликвидирован государственный преступник! – громко объявил он. – Сержант! Дождитесь спецтранспорт и проследите, чтобы этих людей доставили к нам. Возвращаемся!
После того, как они уехали, боец забрался внутрь, тронул девушку за руку. Не получив никакого отклика, он осторожно пошевелил ее еще раз, уже сильнее. Девушка едва слышно застонала. Боец отложил винтовку, снял шлем и быстрыми хлопками прошелся по одежде девушки. В боковом кармане куртки был какой-то предмет. Он запустил в карман руку и вытащил маленький томик стихов. Пробежал глазами несколько строк. В другом кармане обнаружился тряпичный сверток. В нем была старая флейта. Боец глядел на нее, словно не зная, что это за вещь. Но он знал.
Внезапно боец ощутил на себе взгляд. Девушка смотрела на него – ее лицо было разбито и глаза скрылись в узких щелках, – и этот взгляд проникал, как бы спрашивал о чем-то и побуждал к действию. Ее губы чуть шевельнулись. Он снова взял руку девушки, ощутил слабое пожатие. Затем лицо девушки словно… остановилось.
Вдалеке послышались сирены, они приближались и их рев рвал воздух. Боец разрядил винтовку, снял бронежилет. Положил флейту и томик стихов во внутренний карман куртки.
“Скорее, скорее.” – думал боец, уходя все дальше в сумрак переулков.
Теперь все изменилось.
Глава 1
Раннее утро. Небо не видно из-за тяжелых облаков. Третий час мы обыскиваем квартал – в полуразрушенных трущобах прячутся те, кто не принимает Порядок. Наш командир, майор Краузе, говорит, что Порядок должен быть всегда и каждый должен ему подчиняться. Если ты не подчиняешься Порядку, ты опасен. Я в этом не сомневаюсь.
Дитрих Нойманн, боец штурмового отряда. Служу в войсках, как когда-то служил мой отец и как до этого его отец. Наш отряд вызывают только на операции противодействия Сопротивлению и за четыре года после училища я многое успел повидать. Было ли время, когда Сопротивления не было? Я не знаю. Кажется, оно было всегда. Ведь всегда есть кто-то, кто сопротивляется Порядку. Но если раньше в Сопротивлении состоял, скажем, некий поэт и он писал стихи против Порядка, то сейчас ты в Сопротивлении, если ты просто поэт.
Пока не очень понятно? Я объясню.
Вот уже довольно продолжительное время правительство сильно озабочено количеством еды и воды в расчете на одного жителя. Население растет. Ресурсы истощаются. Все силы брошены на воспроизводство продуктов питания и обеспечения жизнедеятельности, а рождаемость строго учитывается. Все подчинено строгому плану воспроизводства ресурсов. По-другому нельзя. Правительство должно знать, сколько людей нужно кормить и как эти же люди участвуют в производстве еды.
Главное – были запрещены все профессии и занятия, которые прямо не способствовали этим целям. Литература, музыка, поэзия, живопись, искусство одним словом. Писатель стал нахлебником, лишним ртом. Музыкант – праздным тунеядцем. Художник – бесполезным потребителем ценных ресурсов.
Но люди живут и становятся художниками, поэтами и музыкантами. Кто-то под страхом наказания не дает своим талантам выйти наружу – этих мы не трогаем, хотя знаем о них. Но есть и такие, ради которых приходится часами прочесывать дом за домом, квартал за кварталом. Их судьба незавидна и определена Законом о Противодействии Сопротивлению. Вот так.
По рации объявили о завершении операции. Кого-то поймали и под конвоем увезли в Бюро. Мы сворачиваемся. Как же тут грязно! Наскоро сколоченные даже не дома, а какие-то лачуги. Кругом только нищета и запустение. Понятно, где как не здесь обитать Сопротивлению? Надо проверить их при отходе. Дом, второй, третий…
Последнее жилое строение на этой улице и все. Я захожу внутрь, громко предупреждаю о применении оружия на поражение. Никакого ответа. В дальней комнате слышен хриплый звук телевизора. На брошенном на пол матрасе сидит молодой парень. Банки с пивом, неубранная посуда, одежда разбросана.
– Имя! Род занятий! Быстро! – я поднимаю винтовку.
– Штефан Шурке. Мусорщик. – ответил парень и через секунду как бы с веселым удивлением добавил, – Как и ты!
Он расхохотался.
Я оглядываю комнату более пристально. Ничего особенного, хотя это что такое? Из-под матраса торчала флейта. Самая настоящая флейта. Далеко не новая и видавшая виды, но…
– Подними.
Я мотнул дулом. Штефан Шурке отогнул край матраса, достал флейту и поднялся.
– Твоё?
– Нет.
– Собирайся. И не вздумай дергаться.
– Я подобрал ее на улице, я же мусорщик!
Я не люблю, когда мне врут. Глухо лязгнул затвор.
– Я расскажу! Я расскажу! Не стреляй только!
– Говори!
– Это не моя, это её!
– Кого – её?
– Девка в соседнем доме. Ева. Она умеет!
– Дальше.
– Да что говорить-то? Мы соседи, знаю ее с детства. Всю их семейку знаю!
– Откуда ее флейта у тебя?
– Она и подарила.
– Подарила, значит?
– Ну да, да! Но это давно, говорю же, мы соседи с детства. Они это скрывали, а она мне рассказала один раз… И играла потом. А когда они ушли, оставила мне ее. Я не играл! Я не как они!
Я молчу. Надо принять решение.
Мусорщик нервничал, не зная, куда деть руки с флейтой, но старался сдерживать свой страх. Он снова хохотнул и сказал:
– А я тебя знаю. Ты Дитрих? Дитрих Нойманн? Ты жил на Апфельбаум-штрассе?
Вот это было неожиданно. Кто такой этот мусорщик, что он знает мое имя?
– Сядь. Я тебя знаю?
– Мы ходили в одну школу, там еще был портрет твоего отца на доске почета. Ты не помнишь? Мы играли вместе иногда.
Шурке… Был один Шурке. В шумной компании мальчишек он был самым незаметным, но часто оказывалось, что именно от него зависел исход игры. Благодаря ему мы знали, где прячутся другие, где у них штаб и… И другие тоже знали, где был наш штаб.
– Шурке! Предатель Шурке.
– Разведчик Шурке.
Я опустил автомат и взял флейту из рук мусорщика. Затем повернулся к двери.
– Сиди тихо. Я тебя еще найду, Шурке.
Глава 2
Рейд, мусорщик, школа, соседка, флейта.
Мусорщик, флейта, соседка.
Я не могу перестать об этом думать даже месяц спустя. Флейта лежит у меня в ладонях – когда я дома, я беру ее или кладу на стол перед собой. Потертая краска, сколы. Клеймо завода уже неразличимо. Сколько ей лет? Сколько людей прикасалось к ней? И, главное, что они на ней играли?
Почему у меня вообще возникают эти вопросы? Разве мне не все равно? Разве я не должен уничтожить запрещенный объект или сдать его в Бюро?
Нет, я не могу это сделать. И не могу даже подумать о том, чтобы попытаться сыграть хотя бы ноту. Но это и правильно. Пусть флейта пока помолчит.
Пока пусть говорит кое-кто другой.
– Ты?! – Шурке был неподдельно удивлен.
– Впусти меня. Я пришел один.
– Как знать, как знать. А что это ты не в форме?
– Хватит. Есть разговор.
Шурке отступил и я вошел в дом. За месяц здесь ничего не изменилось. Только из ванной доносился шум воды и женский голос что-то пел. К нему ходят женщины? Как к нему могут ходить женщины? К Шурке-крысе? Ладно, не мое дело.
Шурке ждал. Это было в его манере. Если он понимал, что от него что-то требуется, он просто выжидал. Он сидел на том же матрасе и пил пиво. Взглядом указал на табурет. Я сел, подстелив обрывок газеты.
– Как мне найти Еву, твою соседку?
Шурке осклабился.
– Я так и думал, что ты будешь спрашивать меня о ней. Не знаю! Они уехали. Вся семья.
– Куда?
– Почем мне знать? Я мусорщик, а не адресная служба.
– Шурке!
– Что Шурке? Без камуфляжа и винтовки задавать вопросы получается уже не так убедительно, да?
– Не может быть, чтобы ты не знал.
Шурке сделал долгий глоток из банки. Помолчал.
– Отвали, Дитрих. Вот когда я тебя просил, ты не…
– Да, я не прикрыл тебя тогда, но…
– …не прикрыл меня. А что тебе стоило просто промолчать? Разве кто-то бы пострадал? Мы же были всего лишь дети! Играли кто как умел. Мне нравилась роль двойного агента. Пускай шпиона. Подумаешь, вас нашли быстрее. Это же игра! Но это ты указал на меня. Вас было трое на одного. Так с чего мне сейчас с тобой любезничать?
– Что ты хочешь от меня теперь, Шурке? Извинений? Но мы были всего лишь дети, сам сказал. Дети бывают жестоки, особенно когда их предают. И тогда момент справедливости требовал выхода!
Я вдруг осекся, увидев, с какой насмешкой и ненавистью смотрел на меня Шурке.
– Мне жаль, Шурке. Хотя не сам ли ты выбрал себе роль?
– Да. Но трое на одного – это слишком.
– Я уже сказал. Мне жаль.
– Ладно. Там будет видно. Так что тебе надо?
– Ева. Твоя бывшая соседка. Где она?
В тишине кто-то произнес:
– Это я.
Я обернулся на голос. В дверях стояла девушка. Мокрые волосы были зачесаны назад. Она подала руку и повторила:
– Ева. Ева Шмидт. Приятно познакомиться. Что Вам нужно?
Глава 3
Мы шли по дорожке парка, что был неподалеку. Воздух еще не проникся осенним холодом, но листья уже начали желтеть и опадать. Шурке на некотором расстоянии плелся сзади – для охраны, как он сказал. Говорила Ева.
– Знаю его, сколько себя помню. Он почти все время проводил у нас. Так и росли вместе. В одиннадцать лет отец научил меня играть. Рассказывал мне о великих музыкантах, об их музыке. Мать я не знала, она пропала вскоре после моего рождения. Остались фотографии, правда ее не очень хорошо там видно и ноты, немного совсем, но кое что. Этого хватило для обучения, а дальше сама, на слух. Штефан не знал сначала ничего, а потом я ему сама рассказала. Он мне как младший брат, хотя он и старше меня.
– Ева, Вы не боитесь, что Шурке…
