скачать книгу бесплатно
– Ты какой-то тихий сегодня, Ник, – заметил Стивен, отвлекая Николаса от мыслей об Эмили и возвращая его в реальность.
– Извини, я просто занимался кое-какими имущественными делами и, видимо, слишком увлекся, – ответил Николас.
Он бросил бумаги на свой письменный стол и присел на его край, скрестив руки на груди. Камердинер суетился с его измятым жилетом и галстуком и тихонько ворчал о том, как «следует герцогу заботиться о своем внешнем виде».
Но Николас опасался, что не сможет всегда и во всем быть истинным герцогом. Прошло уже много лет с тех пор, как его отец скончался от лихорадки в Неаполе у своей новой жены, и с того времени так много всего произошло, многое изменилось. Тем не менее Николас продолжал учиться играть свою роль, старался выполнять все свои многочисленные обязательства.
– Это было довольно скучно, и я устал, – сказал он.
– Ник, ты? Устал? Такого не может быть! – воскликнул Стивен. – Ведь только ты всегда мог переплыть через озеро, а потом проскакать верхом пять миль, и все это еще до завтрака. Держу пари, ты всю ночь играл в карты и бродил по девицам. Да, от этого можно устать. Вот, выпей немного бренди, это приведет тебя в чувство.
– Да, я выпью бренди, только если ты оставишь хоть немного. Знаешь, ты бы немало удивился, если бы узнал, чем я на самом деле был занят прошлой ночью. – Николас опустился в кресло рядом со Стивеном и потянулся за бутылкой.
– Что, никаких картежных страстей? Никакого публичного дома?
– Нет, если таковым не считать бал у леди Орман.
– Ты был на светском балу? – недоверчиво спросил Стивен. – Я потрясен. Тебе действительно нужно выпить.
– Да уж. Наши сестры постоянно твердят о том, что я должен исполнить свой долг и жениться, вот я и подумал, что прием у леди Орман – отправная точка поисков.
– Они не задумываются о твоем долге, Ник. Просто с тех пор, как они вышли замуж, у них в голове сплошные мечты и романтика, вот они и хотят, чтобы так было у всех. И особенно это касается нас с тобой.
– Хм, – Николас сделал большой глоток обжигающего бренди, – так ты приехал в город, чтобы найти себе жену?
– Черт возьми, нет! Я еще слишком молод, чтобы жениться, хотя Шарлотта и утверждает обратное. Я здесь ради аукциона в Таттерсолз. Говорят, в каталоге значится подающая надежды кобыла. Хотя, осмелюсь предположить, примерно то же было и у леди Орман.
Николас засмеялся, вспомнив выстроившихся в ряд хихикающих, одетых в белое дебютанток и их мамочек, жаждущих встретить здесь подходящего молодого герцога. И Эмили Кэрролл, которая, казалось, совсем не заинтересована ни этим глупым хихиканьем, ни поисками подходящей партии.
– Так оно и было, – сказал он. – А я уже и забыл, что Лондон в сезон балов – это одна грандиозная ярмарка, где все выбирают себе подходящих лошадей. Я слишком долго прозябал в деревне.
– Это было необходимо. Имущественные дела отца в ужасном состоянии после его смерти, вот тебе и пришлось все приводить в порядок. Задача непростая и незавидная.
– А я бы и теперь предпочел оставаться там, – пробормотал Николас.
– Я только что оттуда, и поверь мне, там не намного лучше, чем в городе. По пути в Лондон я заезжал в Деррингтон повидать Шарлотту и Дрю.
– И как там наша сестренка?
– Огромная, словно дом, и в постоянных заботах о ребенке, который вот-вот появится. Однако у нее хватило энергии и на то, чтобы распространяться о прелестях брака и семейной жизни. И кстати, она завела еще двух мопсов. По-моему, четыре – это уже слишком.
– Что ж, буду благоразумен и постараюсь держаться подальше от Деррингтона.
– Мудрое решение, по крайней мере, некоторое время лучше воздержаться от визитов. – Поколебавшись мгновение, Стивен спросил: – Ну и как, была ли на балу молодая леди, которая смогла привлечь твое внимание?
Зеленые глаза леди Эмили снова возникли в его воспоминании, такие яркие и задорные. И совсем не холодные. Николас отогнал от себя ее образ и сделал еще глоток.
– Только не говори, что ты тоже изображаешь свата, Стивен.
– Нет, конечно. Я абсолютно не гожусь для этой роли. Я просто подумал, что… возможно, было бы неплохо, если бы нашелся кто-то, кто помогал бы тебе. Кто-то понимающий и добрый. Ну и милый, конечно.
– Какая разумная женщина захочет войти в нашу семью? Твои шутки и выходки не задержали бы ее здесь надолго.
– Я вполне мог бы себя контролировать, так же как и Шарлотта, и все остальные, если бы появился кто-то, на кого ты хотел бы произвести хорошее впечатление. Кто-то, кому и мы должны были бы понравиться.
– Пока никого нет. Но я учту твои слова.
Он действительно принял их во внимание, отчасти поскольку уже привык к заботам и активному участию сестер в этом вопросе, однако Стивен ни в чем подобном прежде замечен не был. Но уж если даже он считает, что Николасу требуется «помощь» в его герцогских делах, значит, его переживания и одиночество слишком очевидны.
Николаса это не устраивало, он всегда старался ограждать своих близких от тревог и волнений. Возможно, женись он сейчас, все бы успокоились, по крайней мере до тех пор, пока не нашли бы новый повод для беспокойства.
– Нам нужно куда-нибудь выбраться сегодня вечером, – предложил Николас, – ты так редко бываешь в Лондоне, нужно получить от него все, что возможно.
– Надеюсь, ты не потащишь меня на какой-нибудь душный бал или музыкальный вечер?
– Нет, если, конечно, ты не горишь желанием попасть на бал леди Арнольд. Мы могли бы отправиться в клуб, поиграть в карты. Или посетить при желании заведение миссис Ларкин.
– Превосходно! А у меня есть билеты на маскарад в Воксхолле.[3 - Воксхолл-Гарденз – увеселительный сад в Лондоне, одно из главных мест общественного отдыха и развлечений с середины XVII до середины XIX в. Был популярен среди всех слоев общества и известен как место романтических свиданий в темных аллеях.] Я слышал, у синьоры Растрелли великолепное сопрано, а она как раз будет там выступать.
– И, бьюсь об заклад, не менее великолепная грудь. Стивен рассмеялся:
– И это тоже, конечно. Вскоре Стивен отправился в номера, отказавшись остановиться в Мэннинг-Хаус. Николас остался наедине с бухгалтерскими счетами и головной болью от выпитого бренди. «Хорошо, что брат в городе», – подумал он, усаживаясь за стол. Возможно, немного веселья и развлечений – как раз то, что ему сейчас нужно. Немного выпивки, одна-другая партия в карты, немного итальянских оперных див с великолепной грудью. Ему необходимо вновь почувствовать себя тем самый Николасом, но не только герцогом.
Однако предстояло побыть еще немного герцогом. Он просмотрел толстую стопку свежих приглашений. Сезон балов подходил к концу, но это не помешало городу погрузиться в заключительную неистовую волну раутов и балов, прежде чем все разбегутся, разъедутся, каждый в своем направлении. Он отложил в сторону несколько приглашений, которые собирался принять, вместе со счетами и письмом от своего управляющего имением в Скарнли-Эбби по поводу ремонта. Впрочем, вскоре он сам собирался нанести туда визит.
Он открыл нижний ящик стола, чтобы достать еще писчей бумаги, и вдруг заметил, как в глубине, куда почти не попадал свет, блеснула маленькая шкатулка, украшенная золотом и эмалью. Ее насыщенные цвета – красный, синий и золотой – так притягивали, что он невольно потянулся за ней.
Обычно ему удавалось противостоять соблазну взять ее, и она оставалась в ящике, надежно спрятанная от глаз между бумагой и коробочкой с сургучом. Но сегодня какая-то неведомая внутренняя сила заставила его достать шкатулку и взять ее в руки.
Металл в его ладонях быстро потеплел, но он продолжал пристально смотреть на нее, прежде чем открыл. Улыбка нежно-розовых губ и мягкий взгляд карих глаз изображенной на шкатулке женщины манили и пленяли его. На миниатюре ее темные распущенные волосы ниспадали на плечи, почти скрывая алый бархат платья, сама же она улыбалась.
Валентина. Его жена, которой больше не было с ним.
Николас нежно провел большим пальцем по маленькому портрету, но ощутил лишь грубую шершавость краски без малейшего намека на теплоту ее кожи. И снова она улыбалась, как всегда, безмолвно. Все то, слишком короткое время, что они были знакомы, им было весело.
Во власти воспоминаний он опустил портрет и спрятал лицо в ладонях. Как правило, он не позволял себе думать о ней. Так давно это было, хотя по-прежнему слишком болезненно, чтобы вспоминать. Непонятно, почему сегодня она казалась такой близкой.
Он встретил Валентину Маньяни во время своего образовательного тура по Европе, вскоре после того, как умерли его отец и мачеха и на помощь приехал их сводный брат Бреннер. Это была их первая встреча с сыном мачехи от первого, разрушенного брака. В то время Николас был еще молод, зелен, словно весенняя травка, и собирался выпускаться из университета. Бреннер посчитал, что путешествие по странам континента и возможность задуматься о своих обязательствах пойдет Николасу на пользу.
Так и случилось. Поначалу он мучительно скучал по семье, так как никогда прежде не уезжал так далеко и надолго, но потом искусство, культура и красота природы окончательно увлекли его и помогли забыть о своей потере, он присылал домой множество скульптур и картин для украшения герцогских поместий. Постепенно начал осознавать себя как личность, таким, каким он был отдельно от семьи.
Затем он отправился в Верону, город Ромео и Джульетты, где в один прекрасный день встретил Валентину. Это произошло на рынке, она делала покупки для дома. Высокая, с золотисто-медовой кожей, шелковистыми черными волосами и темными глазами, светящимися жизнью. Она посмеялась над его неловкими попытками говорить по-итальянски с торговцами и помогла купить фруктов и хлеба. Он был очарован ею, околдован каждой деталью – счастливым смехом, краешком красной плиссированной нижней юбки, выглядывавшей из-под коричневого платья, пылкостью и жизнелюбием. Она и его вернула к жизни.
В тот день он провожал ее до дома, всю дорогу нес ее корзину с продуктами, наслаждаясь мелодичным голосом, который учил его новым итальянским словам, и с каждым шагом влюблялся в нее все отчаяннее. Он познакомился с ее мамой и выпил с ними чаю. Семья их была весьма уважаема в городе, ее отец – юрист, но определенно они не принадлежали к родовитой знати. А значит, она не подходила на роль герцогини.
Николас открыл глаза и невидящим взором осмотрел свою библиотеку, огромную, плохо освещенную комнату, заставленную полками, уходящими в потолок, полными книг в кожаных переплетах, и уставленную старой тяжелой мебелью. В углах притаились привезенные из того памятного путешествия статуи – бледные мраморные боги и богини, взиравшие на него своими мертвыми глазами. Он рассчитывал привезти домой гораздо большее, чем просто искусство, холодный камень. Он хотел привезти с собой жизнь и смех. Вернуться с женой.
Он ухаживал за Валентиной стремительно и страстно. В конце концов, он принадлежал к той категории людей, которые готовы на все во имя любви. Кровь его кипела, никогда и ни к кому больше не испытывал он таких чувств, ни до встречи с Валентиной, ни после нее. Николас бесконечно жаждал ее присутствия рядом, улыбки и поцелуев, хотел проводить с ней каждую минуту, и она отвечала ему тем же. Они подолгу гуляли по городу, предаваясь пылким поцелуям в тихих переулках и пыльных галереях. В их семейной гостиной он слушал ее игру на арфе, в то время как вокруг бегали ее братья и сестры.
Ее дом напоминал его собственный в поместье Вельбурн, где по комнатам носились его братья и сестры и повсюду слышался их заразительный смех. Даже если в обществе ее бы не приняли, его семья бы непременно полюбила Валентину и всеми силами помогла бы сделать ее счастливой даже в хмурой сырой Англии. В этом он был абсолютно уверен. И он женился на ней, обвенчавшись в небольшой часовне в Вероне. Он поднял ее кружевную вуаль и поцеловал в теплых лучах света, проникавших сквозь витражное стекло, и это был самый счастливый момент всей его жизни.
Однако счастью не суждено было продлиться долго. В свой медовый месяц они отправились на загородную виллу в бесконечные дни, согретые золотым солнцем, и теплые ночи, полные страсти. Еще до того, как они вернулись в Верону, Валентина забеременела. О возвращении в Англию до того, как и она, и ребенок смогут выдержать дорогу, не могло быть и речи, поэтому Николасу пришлось немного подождать и написать своей семье и о женитьбе, и о рождении ребенка чуть позже. В противном случае они бы примчались очертя голову, а ему так хотелось побыть с Валентиной наедине еще хотя бы некоторое время.
Он был мужем чуть больше года. И всего лишь час отцом крохотного сына. Потом не стало ни ребенка, ни Валентины. Смех и свет исчезли из его жизни так же внезапно, как и пришли в нее. Он остался один.
Нет, конечно, он не был одинок. У него оставались его семья, долг и этот проклятый титул. После похорон жены и сына он незамедлительно покинул Италию и отправился домой, оставив свое сердце под кипарисом на кладбище за пределами Вероны. Дома он целиком и полностью посвятил себя своим близким. Его краткое супружество так и осталось тайной, он не смог найти сил и рассказать об этом даже сестрам. Он бы не выдержал их жалости.
С годами боль притупилась. Он научился лелеять память о Валентине, не предаваясь отчаянию. Только очень редко, в дни, такие, как этот, он доставал ее портрет и пытался представить, что она снова рядом.
С каждым разом это давалось тяжелее. Она уходила все дальше в прошлое. Тем не менее сохранялось отчетливое чувство страха, особенно когда ему в очередной раз напоминали о его долге и необходимости жениться и произвести на свет детей. Как он мог заставить еще одну женщину пройти через ту боль и страх, которые пережила Валентина, когда родился их сын, и ту агонию, когда он умер у нее на руках? Как он мог заставить женщину страдать и видеть ее муки, зная, что он сам виноват в них?
Николас никогда больше не смог бы полюбить другую так, как любил Валентину, а жениться, не испытывая к девушке хотя бы симпатии и уважения, ни за что бы не стал, как не стал бы вовлекать в это того, кого считал хорошим другом.
Вот Стивен, пожалуй, мог бы жениться, несмотря на уверения в обратном, и завести детей, которые унаследовали бы титул. Хотя это звучало неправдоподобно. Он слишком занят разработкой схемы своего ипподрома, чтобы задумываться о собственной женитьбе.
Николас аккуратно спрятал шкатулку с портретом в глубоком темном ящике стола. Это прошлое, оно позади, ему приходилось помнить об этом. И он еще не готов отвечать на все эти приглашения прямо сейчас. Он оставил их на столе, подошел к окну и стал смотреть на улицы, открытые ветрам, наблюдая за прохожими. Ему всегда было интересно, куда они так торопятся, какие цели двигают ими, ведут куда-то.
Иногда и они останавливались, чтобы заглянуть в его чугунные кованые ворота, без сомнения также одолеваемые любопытством, чем же занят герцог за этими огромными стенами, как он живет? Мэннинг-Хаус был одним из самых крупных зданий в Лондоне, громоздкий и весьма непрактичный особняк светлого камня, с множеством окон, который построил дед Николаса. Он выглядел величественно, окруженный садами, в нем имелись просторный зал для танцев и огромная столовая, которая могла вместить, пожалуй, весь королевский двор. Но его совершенно невозможно было прогреть, и хорош он был лишь для уже подросших племянников и племянниц Николаса, которые с удовольствием носились друг за другом по широким коридорам.
Дому требовалась хорошая хозяйка, чтобы преобразить старомодные комнаты, привести их в порядок и подготовить для балов и приемов, достойных его величия. Мысли о преобразованиях отодвигали тени прошлого и заставляли задуматься наконец над проклятым насущным долгом.
Николас потянул за край тяжелой бархатной портьеры, занавешивая окно. Быть может, если бы он не смог видеть происходящее на улице, оно не увлекало бы его так сильно. Уже почти задернув шторы, он нечаянно заметил открытый экипаж, медленно скользивший вдоль улицы. Две элегантно одетые молодые леди сидели в нем и оживленно болтали. Одна из них слегка повернула голову, и бледный солнечный луч скользнул по ее светлой пряди, нежной белой щеке. Не может быть, леди Эмили Кэрролл.
Она смеялась над тем, что говорила ее подруга, и ее щеки украшал прелестный румянец. Она поправила непослушную прядь, и Николас заметил изящное движение ее руки, обтянутой перчаткой.
«Как она прекрасна», – подумал он в изумлении. Нет, он всегда знал, что леди Эмили красива, она славилась чертами своего прелестного лица, совершенную симметрию которых не заметить невозможно. Они потрясли его еще прошлым летом в Вельбурне, но он позабыл об этом, заподозрив, что не понравился ей.
Сейчас, когда ее лицо сияло улыбкой, а в волосах играло солнце, он вновь поразился ее красоте. Что ее так рассмешило? А что бы он мог сказать, чтобы вызвать ее улыбку? Настоящий вызов. Однако наследники рода Мэннинг не привыкли отступать.
Экипаж свернул за угол, судя по всему направляясь в парк. Приближался тот самый час, когда все представители светского общества седлали лошадей, забирались в свои экипажи и гордо шествовали друг перед другом.
Николас отошел от окна, оставил на столе бумаги, с которыми планировал работать, и стремительно покинул библиотеку. Бумаги подождут.
– Запрягайте мою лошадь! – крикнул он. – И поскорее!
Глава 4
– Смотри, Эмили! Это же Мэннинг-Хаус. Разве он не прекрасен? – воскликнула Джейн, указывая на огромный особняк, мимо которого проезжал их экипаж. – Словно сказочный дворец.
Эмили засмеялась, рассматривая окна, мерцающие в свете солнца, словно бесконечные ряды бриллиантов, вставленных в белый камень, главным образом для демонстрации богатства хозяев, способных оплатить любые оконные налоги.[4 - Оконный налог взимался с каждого окна начиная с шестого; действовал в Великобритании с 1696 по 1851 г.] Ей вспомнилась строчка, выученная когда-то на уроках истории династии Тюдоров: «Хардвик-Холл[5 - Хардвик-Холл – замок в Англии конца XVI в., более половины стен которого составляют стеклянные окна.] известен всем, окон больше здесь, чем стен».
Так или иначе, сложно представить, что герцог жил в этом холодном мавзолее.
– Только если это сказка о Снежной королеве, приносящей зиму из своего ледяного замка, – сказала она. – Он выглядит ужасно неуютным.
– Зато чрезвычайно хорош для грандиозных балов, – решительно заявила Джейн, не отрывая глаз от особняка. – Можешь ты хотя бы представить себя хозяйкой такого приема? Герцогиней?
– Нет, даже представить не могу, – ответила Эмили, смеясь. – По-моему, это просто ужасно. Все постоянно смотрят на тебя, докучают просьбами о приглашении на очередной бал…
– Именно герцогиня Мэннинг будет законодательницей мод и вкусов светского общества. Она сможет ввести в моду любой новый фасон. Разве это не восхитительно? – Джейн глубоко вздохнула, оглядываясь на исчезавший из виду Мэннинг-Хаус, когда их экипаж сворачивал за угол.
Смех Эмили стихал, и какое-то смутное подозрение закрадывалось при виде чуть прищуренных глаз подруги.
– Джейн, у тебя что, какие-то виды на герцога Мэннинга?
– Ах нет, что ты! – воскликнула Джейн. Она улыбнулась, и хитрая расчетливость исчезла из ее взгляда. Она поправила украшенную перьями шляпку на своих золотисто-каштановых вьющихся волосах и снова уютно устроилась в экипаже. – Нет, я не так наивна и слишком легкомысленна, чтобы из меня можно было сделать герцогиню. Это скорее по твоей части, Эм.
– По моей части? – изумилась Эмили. – Это вовсе не так. Из меня бы получилась никудышная герцогиня.
– Чепуха! Ты рождена для королевской жизни, с твоей-то внешностью и пленительной грацией. Но раз уж поблизости нет подходящего принца, герцог, пожалуй, отличный вариант. Тем более такой красавец, как Мэннинг. – Джейн наклонилась к ней и прошептала: – Неужели при виде его голубых глаз тебе не хочется растаять?
Ей, конечно, хотелось. Всякий раз, когда он смотрел на нее, она лишалась дара речи и жаждала лишь одного – тотчас же провалиться на месте. Но она не призналась бы в этом никогда и никому, даже Джейн. Даже самой себе.
– Ну да, он довольно милый, – осторожно сказала она.
– Довольно милый? – усмехнулась Джейн. – Да он настоящий греческий бог. Мои родители были бы в восторге, если бы я смогла заполучить его, но этого никогда не случится. Думаю, мне придется довольствоваться каким-нибудь провинциальным баронетом, вроде Уильяма Джеймсона. Он, кажется, вот-вот сделает мне предложение. Что же насчет тебя?
Эмили рассмеялась:
– Меня сэр Уильям ни капельки не интересует.
– Конечно нет, а кто интересует? Какая ты хитрая! Должен же быть кто-то, кто тебе нравится?
– Да нет никого такого.
– Я не верю в это.
– Поверь, моя дорогая Джейн. В этом сезоне я не встретила никого, кто бы мне действительно понравился. Возможно, мне тоже придется отыскать себе провинциального сквайра. Может, какой-нибудь милый викарий подойдет?
Она шутила, но, возможно, священник был бы как раз тем, кто ей нужен. Серьезный, искренний молодой человек, который по вечерам читал бы ей у камина, просил бы ее помочь с проповедями, поощрял ее благотворительную деятельность в ближайших окрестностях и никогда бы вдруг не набросился, как сделал когда-то мистер Лофтон. И было бы просто идеально, если бы у него была такая же плутоватая улыбка, как у герцога…
Эмили решительно кивнула:
– Вот кто мне нужен.
– Викарий? Родители ни за что не позволят тебе этого. Ты же красавица, дочь графа!
Пугливая дочь разорившегося графа.
– Время покажет.
Их экипаж въехал в Гайд-парк, вливаясь в поток карет, повозок и лошадей, выстроившихся к часу фешенебельного сборища.
– Не переживай, Эм, сезон балов еще не окончен. У нас есть время найти кого-нибудь лучше, чем сэр Уильям, – сказала Джейн и, достав из ридикюля маленький квадратный листок бумаги, продолжила: – Может быть, здесь?
– Что это, Джейн? Любовная записка?
Джейн хихикнула:
