Путь Моргана

скачать книгу бесплатно


Минуту Ричард сидел молча, покусывая нижнюю губу скорее в задумчивости, нежели в тревоге. Наконец он пожал плечами.

– Ладно, поживем – увидим, – произнес он. – А пока я должен подумать о насущных потребностях. Мне понадобятся тряпки, чтобы подложить под кандалы, тряпки, чтобы мыться и вытираться. – Он поморщился. – Если понадобится, последние я буду стирать под струей воды и использовать их влажными. У этих бедняг не осталось сил, чтобы воровать, но если я вывешу тряпки на просушку, их кто-нибудь да утащит. Придется заплатить кому-нибудь из тюремщиков, чтобы он подстриг мне волосы. А еще мне нужно мыло. И несколько смен одежды – рубашки, чулки, белье. И чистые тряпки, как можно больше. Немного денег на легкое пиво. Ручаюсь, вода сюда поступает из колодца Пагсли, она непригодна для питья. Именно поэтому здесь столько больных. – Он перевел дыхание. – Понимаю, все это стоит денег, но клянусь: как только я выйду на свободу, я начну возвращать долги.

В ответ кузен Джеймс-аптекарь открыл сундук с загадочным видом ярмарочного фокусника.

– О тряпках я уже позаботился, – сообщил он. – Если я сумею договориться с тюремщиками, тебе разрешат оставить сундук в камере. Сиди на нем или привязывай его веревкой к ноге, как Дик кассу. Разумеется, надзиратель просмотрел его содержимое. – Джеймс усмехнулся. – Но не нашел ни напильников, ни ножовок. Как ни странно, мне разрешили пронести в камеру бритву и ножницы. Должно быть, тюремщикам нет дела до того, если узники перережут друг другу глотки. А вот и ремень для правки бритвы и точильный камень. – Вынув ножницы, он протянул их Дику. – Подстриги его, кузен.

– Подстричь Ричарда? Я не смогу! – в ужасе воскликнул Дик.

– Придется. Тюрьмы кишат паразитами. В коротких волосах они плодятся не так быстро. А еще я прихватил гребень с частыми зубьями. Ричард, подстриги волосы на всем теле или сбрей их.

– У меня почти нет волос на теле, их будет достаточно подрезать.

А кузен Джеймс-аптекарь продолжал суетиться, засунув обе руки в сундук и вытаскивая оттуда нечто тяжелое и громоздкое. Наконец он выволок странный предмет и с торжествующим видом водрузил его на крышку сундука.

– Разве это не чудо? – спросил он.

Ричард, Дик и Уилли недоуменно уставились на предмет.

– Конечно, чудо, кузен Джеймс, но объясни, что это такое, – наконец попросил Ричард.

– Фильтр, – гордо отозвался кузен Джеймс-аптекарь. – Как видите, его каменная часть представляет собой чашу с коническим дном, которая вмещает три пинты воды. Вода просачивается сквозь камень и капает в подставленное снизу медное блюдо. Что происходит в самом камне, я не знаю, но вода, собирающаяся в медном блюде, лучше родниковой. А значит, – продолжал он с энтузиазмом истинного ученого, – она чистая и насыщенная кислородом, поскольку и родниковая вода тоже пробивается сквозь пористые породы! Я слышал, что итальянцы – на редкость умный народ! – давно пользуются этими фильтрами, но мне такой долго не попадался. И только год назад мой друг капитан Джон Стейнс вернулся на родину из Бразилии с грузом бобов какао для Джозефа Фрая и кошенили для меня. Он заходил за пресной водой на остров Тенерифе, изобилующий родниками. Кто-то показал ему это устройство, надеясь выгодно продать его в Англии. Такие фильтры вывозят в те районы Испании, где вода загрязнена. Капитан отдал фильтр мне, поскольку Фрай способен думать только о производстве шоколада. Я испытал фильтр, наполнив его водой из колодца Пагсли, – как ты верно заметил, Ричард, она непригодна для питья. И неудивительно, ведь деревянная труба от источника проходит через четыре кладбища.

– Как же ты испытал фильтр, Джим? – полюбопытствовал Дик, с видом мученика срезающий густые вьющиеся локоны Ричарда.

– Разумеется, сам пил воду, пропущенную через фильтр.

– Так я и думал.

– Поскольку я недавно начал вывозить каменные фильтры с Тенерифе, то сразу вспомнил о тебе, – заключил кузен Джеймс-аптекарь, засовывая фильтр обратно в сундук. – Он тебе пригодится, Ричард, хотя и прослужит недолго. Через девять месяцев пробный фильтр стал давать мутную воду с резким запахом. Но ты сразу заметишь, что фильтр загрязнился, – при этом внутри каменной чаши образуется липкий бурый налет. Впрочем, – продолжал он, – вместе с первой партией фильтров мне прислали письмо, где говорится, что грязные фильтры можно очистить, вымачивая их две недели в чистой морской воде и еще неделю просушивая на солнце. – Он вздохнул. – Увы, в туманной Англии это невозможно.

– Кузен Джеймс, – провозгласил Ричард с благодарной улыбкой, – я готов целовать тебе руки и ноги!

– Это ни к чему, Ричард. – Аптекарь поднялся, отряхнул руки и вдруг помрачнел. – Я принес сундук сегодня, – осторожно начал он, – поскольку никто не знает, когда тебя увезут в Глостер. Следующая выездная сессия суда состоится не раньше Великого поста, поэтому вряд ли тюремщики станут спешить. Но может случиться, что ты покинешь Бристоль уже завтра. А Джеймс-священник просил передать, что он зайдет проведать тебя.

– Буду с нетерпением ждать встречи, – отозвался Ричард, у которого от радости закружилась голова. Он поднялся, и Дик, сидя на корточках, аккуратно собрал волосы. – Отец, вымой руки уксусом и дегтем, как только вернешься домой, а до тех пор не вздумай касаться лица. И умоляю, принеси мне чистое белье и мыло!

Назавтра узников никуда не увезли. Ричард и Уилли пробыли в бристольском Ньюгейте до начала тысяча семьсот восемьдесят пятого года. Отчасти это промедление было благом – родные могли позаботиться о них, а отчасти – проклятием: родные Ричарда видели, как ему тяжело.

Решив повидать Ричарда, Мэг однажды пришла в тюрьму. Но разыскав сына среди сонма узников, больше похожих на призраков, увидев его лицо и стриженую голову, она лишилась чувств.

Но это было еще не самое худшее. Вскоре после Рождества Ричарда навестил кузен Джеймс-аптекарь.

– С твоим отцом случился удар.

Глаза Ричарда мгновенно утратили блеск. Даже после смерти Уильяма Генри они иногда бывали безмятежными, в них вспыхивали задорные огоньки, а теперь глаза угасли. Они по-прежнему были живыми, но казались глазами стороннего наблюдателя.

– Он умрет, кузен Джеймс?

– Думаю, нет. Я прописал ему строгую диету. Будем надеяться, что ни второго, ни третьего удара не последует. У него отнялась левая рука и нога, однако он может говорить и мыслит здраво. Он рвался к тебе, но мы решили, что в таком состоянии неразумно отпускать его в Ньюгейт.

– А как же таверна? Отец не выживет, если ему придется ее покинуть.

– В этом нет никакой необходимости. Твой брат прислал к нему в ученики своего старшего сына, славного паренька, не такого падкого на деньги, как сам Уильям. Думаю, мальчуган был только рад покинуть родительский дом. Жена Уильяма безнадежно скупа – впрочем, это ты и сам знаешь.

– Должно быть, именно она не пускает Уилла проведать меня. А он, наверное, горюет о том, что теперь некому точить ему пилы задаром, – бесстрастно ответил Ричард. – А как мама?

– Как обычно. Она знает лишь одно средство от всех бед – работу.

Ричард не ответил, только устроился поудобнее и вытянул перед собой ноги. Уилли молчаливой тенью жался к нему. Борясь со слезами, кузен Джеймс-аптекарь пытался увидеть Ричарда взглядом постороннего человека, что было не так уж трудно. Как ни странно, Ричард стал еще привлекательнее, чем прежде. Или раньше его привлекательность не так бросалась в глаза? После того как Дик состриг его кудри, оставив волосы длиной не более половины дюйма, короткая стрижка подчеркнула изящную форму черепа, высокие скулы и римский нос на гладком лице. Если в его внешности что и изменилось, так только рот: нижняя губа по-прежнему осталась чувственной, но Ричард держал губы плотно сжатыми, и они утратили свои безмятежные очертания. Тонкие, изогнутые черные брови нависли над глазами.

«Ричарду минуло тридцать шесть лет, – думал аптекарь, – Бог подверг его испытаниям, как Иова, и все же Ричард не сломался, не пытался обмануть или оскорбить Всевышнего. За последний год он потерял жену и единственного ребенка, все свое состояние, репутацию, родных – таких, как его эгоистичный братец. Но себя Ричард не потерял. Как плохо мы знаем тех, кого считаем знакомыми как свои пять пальцев, кто провел рядом с нами всю жизнь!»

Ричард вдруг ослепительно улыбнулся, его глаза блеснули.

– Не тревожься за меня, кузен Джеймс. Тюрьма не в силах погубить меня. Я просто должен пережить это испытание.

Поскольку из Бристоля в Глостер предстояло перевезти лишь нескольких заключенных, Ричарда и Уилли известили о поездке за два дня, в первую же неделю января.

– Можете взять с собой то, что сумеете унести в руках, – разрешил тюремщик Уолтер, когда узников привели к нему, – но ни на йоту больше. Никаких тележек и тачек!

Он не намекнул, как их повезут, и Ричард воздержался от вопросов. Уилли открыл было рот, но тут же поморщился от боли – Ричард вовремя наступил ему на ногу.

Сказать по правде, Уолтер весьма сожалел о том, что Ричард Морган, который за три месяца пребывания в тюрьме помог ему нажить кругленькую сумму, покидает Бристоль. Родные кормили Ричарда и Инселла, а это означало, что каждый день у Уолтера прибавлялось по два пенса; отец Ричарда раз в неделю присылал Уолтеру галлонную бочку хорошего рома, а аптекарь каждый раз совал ему в руку целую крону. Если бы не эти подарки, Уолтер счел бы Ричарда Моргана буйнопомешанным и продержал бы его в больнице Святого Петра, пока его не увезли бы в Глостер. Морган и вправду спятил!

Каждый день он мылся мылом и ледяной водой из трубы; справив большую нужду, вытирался тряпкой, а потом стирал ее, остерегался садиться на грязное ведро, стриг волосы, ни разу не побывал в тюремном погребке, почти все свободное время читал книги, присланные священником церкви Святого Иакова, и самое странное – каждый день наполнял огромную каменную чашу водой из трубы и пил только ту воду, которая стекала в подставленное под нее медное блюдо! Когда Уолтер полюбопытствовал, что делает Ричард, тот ответил, что превращает воду в вино, как на свадебном пиру. Безумец! До него далеко даже мартовскому зайцу!

Заранее узнав о предстоящей поездке в Глостер, Ричард успел подготовиться к ней.

Кузен Джеймс-священник принес ему новое пальто.

– Как видишь, твоя кузина Элизабет пришила к пальто толстую шерстяную подкладку, – кузина Элизабет приходилась Джеймсу женой, – и приготовила две пары перчаток – кожаные без пальцев и вязаные с пальцами. А то, что лежит в карманах, – это от меня.

Неудивительно, что пальто показалось Ричарду невероятно тяжелым: в обоих карманах лежали книги.

– Я выписал их из Лондона через Сендолла, – объяснил кузен Джеймс-священник. – Эти книги напечатаны на тончайшей бумаге, я решил не забивать тебе голову религией. Здесь только Библия и молитвенник. – Он сделал паузу. – Беньян – приверженец баптизма, если его можно назвать религией, но его «Путь паломника» – великая книга, поэтому я дарю ее тебе. И вот еще Мильтон.

В карманах нашлись еще трагедии Шекспира, одна из его комедий и «Жизнеописания» Плутарха в переводе Джона Донна.

Ричард взял ладонь преподобного Джеймса и приложил ее к щеке, закрыв глаза. Целых семь книг небольшого формата, на тонкой бумаге, в мягком переплете!

– Ты не просто подарил мне пальто, перчатки, Библию, Беньяна, Шекспира и Плутарха – ты сумел позаботиться о моем теле, душе и разуме. Не знаю, как благодарить тебя.

Кузена Джеймса-аптекаря тревожило прежде всего здоровье Ричарда.

– Вот новый каменный фильтр, хотя менять его еще рано, – посмотри, камень немногим тяжелее пемзы! Вот деготь и новое твердое мыло – ты расходуешь мыло слишком быстро, Ричард, чересчур быстро! Моя особая битумная мазь исцеляет все – от язв до чешуйчатого лишая. Чернила и бумага – я обвязал пробку проволокой, чтобы чернила не вылились. А вот еще кое-что – ты только взгляни, Ричард! – воодушевился он, как всегда, довольный возможностью опробовать новое изобретение. – Это вставки, которые заменяют отточенные перья, в них вставляют деревянные ручки. Я выписываю их из Италии, хотя придуманы они в Аравии, где гусиные перья – большая редкость. Еще одна бритва – на всякий случай. Коробочка солода – он предотвращает цингу и пригодится тебе, если ты не сможешь покупать свежие фрукты и овощи. И целая куча тряпок. Моя жена и твоя мать нарезали их из старых простыней. Корпия и квасцы, останавливающие кровотечение. Бутылка моего патентованного тонизирующего средства, в которое я добавил драхму золота – на случай, если у тебя появятся нарывы. Если же средство кончится, а нарывы или чирьи пойдут снова, пожуй кусочек свинца. Остальное место занимает одежда. – Деловито уложив вещи в сундук, он нахмурился. – Боюсь, кое-что тебе придется разложить по карманам пальто.

– Они уже набиты, – отозвался Ричард. – Преподобный Джеймс принес мне книги, я не могу оставить их здесь. Если будет сломлен мой дух, кузен Джеймс, физическое здоровье мне ни к чему. За эти три месяца я не сошел с ума только потому, что постоянно читал. В тюрьме сильнее всего тяготит безделье. Отсутствие какого-нибудь занятия. Во времена Беньяна – да, Джеймс подарил мне «Путь паломника» – узники могли выполнять полезную работу и даже продавать свои изделия, чтобы прокормить жен и детей, как делал сам Беньян двенадцать долгих лет. А здесь тюремщики не выводят нас даже на прогулки. Без книг я наверняка лишусь рассудка. Поэтому я должен взять их с собой.

– Понимаю.

Общими усилиями им удалось разместить в сундуке все драгоценное имущество. Два крепких замка закрылись только после того, как Уилли сел на крышку; ключ на веревке Ричард повесил себе на шею. Когда он поднял сундук, оказалось, что тот весит не меньше пятидесяти фунтов.

Сундук, приготовленный для Уилли, был поменьше и полегче.

– В нашем языке не найдется слов, чтобы выразить мою благодарность, – произнес Ричард, глаза которого наполнились любовью.

– И я благодарю вас, – подхватил Уилли и расплакался, несмотря на строгий взгляд Ричарда.

И они расстались, чтобы встретиться в Глостере во время Великого поста.

На рассвете шестого января Ричард и Уилли сложили вещи в сундуки и проковыляли в коридор, где ждал Уолтер вместе с незнакомцем, вооруженным дубинкой. Узников втолкнули в помещение, где три месяца назад их заковали в кандалы; Ричард решил, что с них снимут оковы на время поездки, и вздохнул с облегчением. Нести сундук было тяжело и без цепей. Но не тут-то было. Печальный кузнец, хозяин этой камеры ужасов, взял полосу железа шириной в два дюйма и закрепил ее на талии Ричарда. Его запястья тоже охватили наручники, а двухфутовые цепи пропустили через замок на животе. Только после этого цепь между щиколотками убрали и заменили ее двумя цепями: одна тянулась к замку на поясе от левой щиколотки, а вторая – от правой. Ричард обрел возможность передвигаться с обычной скоростью, но ему не хватило бы проворства, чтобы сбежать.

Четыре цепи сошлись чуть выше его пупка, там, где висел замок.

Изловчившись, Ричард поднял сундук и с радостью обнаружил, что цепи на запястьях поддерживают его, а вес равномерно распределяется по ним.

– Возьми сундук, как я, Уилли, – посоветовал он другу. – Так будет лучше.

– Придержи язык! – рявкнул Уолтер.

Пронизывающе-холодный воздух улицы показался Ричарду божественным нектаром. Раздув ноздри и широко раскрыв глаза, Ричард двигался, слыша за спиной шаги сопровождающего, который до сих пор не проронил ни слова. Кто он – судебный пристав из Бристоля?

Выход из зловонного подземелья стал для Ричарда настоящим праздником. Он знал, что Глостер – небольшой городок, следовательно, условия в тамошней тюрьме должны быть более сносными, чем в бристольском Ньюгейте. Разумеется, и в сельской местности случались преступления, но все газеты писали, что преступников манят крупные города. Кроме того, Ричард утешался мыслью, что большая часть срока заключения осталась уже позади: выездную сессию суда в Глостере назначили на конец марта.

О, свежий воздух! Низкое темное небо предвещало снегопад, ветер холодил уши Ричарда, не прикрытые волосами. Шляпа-треуголка надежно защищала его темя, но ее поля были загнуты вверх и потому не могли согреть уши. Впрочем, какая разница? Ричард с радостной улыбкой шагал по Нэрроу-Уайн-стрит, громыхая цепями.

Хотя было еще совсем темно, жители Бристоля обычно вставали рано; люди принимались за работу вскоре после рассвета, рабочий день продолжался восемь часов зимой, десять часов весной и осенью и двенадцать часов летом. Двум узникам, сопровождаемым хмурым незнакомцем, попадалось немало прохожих. С гримасами ужаса горожане спешили перейти на другую сторону, не желая даже приближаться к преступникам.

Двери медеплавильного завода Уосборо были открыты, изнутри вырывался рев и жар пламени. Очевидно, здесь по-прежнему ковали плоские цепи для новых корабельных помп. С тех пор как Ричард потерял все свои деньги, он не заглядывал на завод.

– На Долфин-стрит, – коротко приказал пристав, дойдя до угла. Значит, придется свернуть не к «Гербу бочара», а на север, к Фруму. Ричард понял, куда они направляются – к Глостерской заставе.

Эта догадка вызвала у него новый вопрос: кто оплачивает поездку? Их с Уилли перевозят из одного графства в другое, кто-то должен возместить дорожные расходы. Неужели власти Глостершира сочли его и Уилли настолько опасными преступниками, что согласились пожертвовать несколько фунтов на поездку за сорок миль и на оплату услуг пристава? Может, за все платит Сили? Разумеется, он. Наверное, Сили сейчас злорадно усмехается, подумал Ричард.

С Долфин-стрит они свернули на Бродмид, к заведению Майкла Хеншоу, откуда грузовые повозки отправлялись в Глостер, Монмут, Уэльс, Оксфорд, Бирмингем и даже в Ливерпуль. Здесь узников втолкнули в загон, заваленный конским навозом, и разрешили поставить сундуки на землю. Уилли пыхтел и отдувался.

«По крайней мере, – думал Ричард, – три месяца безделья не лишили меня сил. Бедняга Уилли просто слишком слаб, вот и все. Но если я проведу в тюрьме еще три месяца, то стану хилым, как он, если, конечно, в глостерской тюрьме мне не представится возможности работать и есть досыта. Но если я стану работать, кто будет сторожить мой сундук, отгонять от него воров? Мой деготь и фильтр им не нужны, но тряпки и одежду растащат за считаные минуты, и кто-нибудь обнаружит потайной карман с золотыми гинеями. И мои книги пропадут! Ведь я не единственный заключенный в Англии, умеющий читать».

Огромный фургон, куда велели забраться Уилли и Ричарду, имел парусиновый тент, натянутый на железные дуги. Тент защищал путников от буйства стихий, и это было кстати: надвигалась снежная буря. В фургон впрягли восемь битюгов, способных протащить его по грязным колеям дороги, соединяющей Бристоль и Глостер. Фургон заполняло множество ящиков и бочонков, и возница велел узникам пристроить где-нибудь свои сундуки.

– Они вправе держать свою собственность при себе – таков закон, – непререкаемым тоном возразил пристав. Забравшись в фургон, он отомкнул замки на поясах преступников и прикрепил цепи к дугам, поддерживающим парусиновый навес. Прикованные к дугам, Ричард и Уилли с трудом смогли устроиться на ящиках и вытянуть перед собой ноги. Пристав покинул фургон, удивив Ричарда: неужели он не станет сопровождать их до Глостера? Но пристав уселся на козлы рядом с возницей, и вскоре фургон заколыхался, трогаясь с места.

– Уилли, подвинься, – обратился Ричард к своему скорбному спутнику, готовому разразиться рыданиями. – Помоги мне придвинуть к стенке фургона мой сундук, а потом придвинем к ней и твой. Нам надо к чему-нибудь прислониться. И не вздумай лить слезы! Иначе я за себя не ручаюсь.

По этой разбитой, немощеной дороге лошади тащились черепашьим шагом, время от времени фургон по оси увязал в грязи. Ричарда и Уилли заставляли вылезать из-под тента и толкать фургон, и Ричард невольно улыбнулся, обнаружив, что той же участи не избежал и пристав. Снегопад усилился, однако было еще слишком тепло, чтобы грязь подмерзла. К концу первого дня проголодавшиеся и изнывающие от жажды путники преодолели лишь восемь миль из сорока.

Но возница был рад и этому. Наконец фургон остановился перед постоялым двором «Звезда и плуг» в Алмондсбери.

– Я дам вам матрасы и одеяла, – пообещал возница узникам, выказывая добродушие, которого не замечалось за ним в Бристоле. – Если бы не вы, мы бы до сих пор торчали в грязи. А ты, Том, заслужил кварту эля – хозяин постоялого двора варит его сам.