скачать книгу бесплатно
– Вот мы и приехали! – объявил Сулла, спрыгнув с двуколки. Он обошел ее, чтобы помочь Никополис, которая вдруг сделалась серьезной и немного недовольной. – Я знаю, вид не очень привлекательный, но давай немного прогуляемся, и я покажу тебе место, ради которого стоило приехать.
Сначала он распряг мулов, спутал их, потом откатил двуколку с дороги под тень кустов, вынул корзину и поставил на плечо.
– Где ты научился обращаться с мулами и упряжью? – спросила Никополис, осторожно ступая среди деревьев следом за Суллой.
– Каждый, кто работал в римском порту, это умеет, – отозвался Сулла, не поворачиваясь. – Не торопись, нам недалеко.
Действительно, они хорошо провели время. Было начало сентября, когда двенадцать дневных часов длятся по шестьдесят пять минут. Они приехали на место за два часа до полудня.
– Это не дикий лес, – объяснил он. – В стародавние времена здешняя земля была распахана под пшеницу, но после того, как зерно начали завозить с Сицилии, Сардинии и из провинции Африка, крестьяне перебрались в Рим, и земля снова заросла лесом. Почва здесь бедная.
– Ты меня удивляешь, Луций Корнелий, – проговорила Никополис, стараясь не отстать от Суллы. – Как это получилось, что ты так много знаешь?
– Мне просто повезло. Запоминаю все, что слышу или читаю.
И тут они вышли на прелестную полянку, поросшую травой, усеянную поздними летними цветами – заросли розовых и белых ползучих роз, люпинов, тоже розовых и белых, на длинных стеблях. По поляне протекал ручей, довольно глубокий после прошедших дождей. Его дно было усеяно острыми камнями, которые разделяли его воды на глубокие тихие запруды и пенящиеся каскады. Солнце сверкало и отражалось на его поверхности, а кругом летали стрекозы и птицы.
– О, как красиво! – воскликнула Никополис.
– Я нашел это место в прошлом году, когда на несколько месяцев уехал из Рима, – сказал Сулла, снимая корзину с плеча и ставя ее в тень. – От моей повозки отвалилось колесо – как раз там, где дорога уходит в лес. Я вынужден был посадить Метробия на одного из мулов и послать его в Тибур за помощью. Ожидая его, я все здесь осмотрел.
Никополис не очень-то приятно было услышать, что презренный, противный Метробий первым увидел это восхитительное место. Однако она ничего не сказала – просто опустилась на траву и стала смотреть, как Сулла вынимает из корзины большой бурдюк с вином. Он опустил бурдюк в ручей, между камнями, которые не позволяли ему уплыть, потом снял тунику и сандалии – все, что на нем было.
Настроение Суллы оставалось приподнятым, оно согревало его изнутри подобно тому, как солнце грело его кожу снаружи. Он потянулся, улыбнувшись, и оглядел поляну с нежностью, которая ничего общего не имела ни с Метробием, ни с Никополис. Просто он был доволен, что хотя бы ненадолго избавился от неприятностей и разочарований, которые то и дело случались в его жизни. Доволен местом, где мог сказать себе, что время остановилось, что политики не существует, люди не делятся на классы и денег еще не изобрели. Моментов настоящего счастья было так мало и так редко случались они на его жизненном пути, что он отчетливо помнил каждый из них. День, когда замысловатые каракули на листе бумаги вдруг обернулись понятными мыслями. Час, когда один очень добрый и заботливый человек показал ему, каким идеальным может быть акт любви. Ошеломляющее ощущение свободы после смерти отца. И наконец, осознание того, что эта поляна в лесу была первым клочком земли, который он мог назвать своим собственным. Никому и в голову не приходило приехать сюда. Только ему. Вот и все моменты. Больше ничего. Счастья он не нашел ни в красоте, ни даже в самом процессе жизни. Счастье оказалось в овладении грамотой, в получении эротических удовольствий и в возможности никому не подчиняться. Еще – в недвижимости. Ибо эти вещи Сулла ценил, именно ими хотел обладать.
Очарованная, Никополис наблюдала за ним, не понимая, в чем источник его счастья. Она восхищалась белизной его тела, освещенного солнцем, – зрелище, никогда не виданное ею раньше. Огненное золото волос окутывало голову, грудь, пах.
Это было уж слишком – не устоять! Она тоже решила обнажиться: скинула легкую столу и тунику, длинный подол которой был просунут между ног и закреплен спереди. Солнечные лучи целовали ее кожу.
Они вошли в одну из глубоких запруд, ахнув от холода, и стояли в воде, пока не согрелись. Сулла играл ее сосками, вдруг затвердевшими. Потом они вышли из воды, упали на густую мягкую траву и занимались любовью, пока не обсохли. После этого они поели – хлеб, сыр, яйца вкрутую, крылышки цыпленка – и все это запили холодным вином. Никополис сплела венок из цветов для Суллы, потом для себя. И стала кататься по траве – от избытка радости и благодарности за то, что она жива и здорова.
– Как хорошо! – вздохнула она. – Клитумна не знает, чего лишается!
– Клитумна никогда не знает, чего она лишается, – заметил Сулла.
– Может быть, – лениво отозвалась Никополис. Сомнения опять зашевелились у нее в голове. – Ей не хватает Луция Стиха.
И стала тихонько напевать песенку об убийстве, пока не заметила вспыхнувший взгляд Суллы – он начинал сердиться. Если честно, она не верила, что Сулла как-то причастен к смерти Стиха. Но когда она в первый раз намекнула об этом, то заметила реакцию Суллы и продолжала дразнить его из пустого любопытства.
– Ну хватит! – Вскочив на ноги, она протянула руки Сулле, который продолжал лежать на траве, растянувшись во весь рост. – Вставай, лентяй, я хочу погулять в лесу, чтобы охладиться.
Он покорно поднялся, взял ее за руку и пошел с ней под кроны деревьев, где земля была покрыта опавшими листьями, теплыми после дневной порции солнечных лучей. Идти босиком по такому ковру было наслаждением!
И вдруг! Целая армия крошечных изящных грибов, каких Никополис никогда не видела, не тронутых ни червем, ни копытом животного. Белые толстые, мясистые шляпки на изящных тонких ножках, от которых исходил восхитительный аромат земли.
– О боги! – воскликнула она, упав на колени.
– Пошли, – поморщился Сулла.
– Нет, ну не будь такой врединой только потому, что сам не любишь грибов! Пожалуйста, Луций Корнелий, ну пожалуйста! Пойди к корзине и принеси мне какую-нибудь тряпку. Я наберу для ужина, – попросила Никополис.
– Они могут оказаться несъедобными, – сказал он, не двигаясь с места.
– Ерунда, конечно они съедобные! Посмотри! Внизу на шляпках нет пластинок, нет бахромы вокруг шляпок, нет пятен, и цвет не красный. И пахнут они великолепно. И ведь это не дуб? – Она подняла голову и посмотрела на дерево, под которым росли грибы.
Сулла глянул на листья, изрезанные глубокими зубцами, и увидел знак неотвратимой судьбы, указующий перст своей богини удачи.
– Нет, это не дуб, – подтвердил он.
– Ну тогда пожалуйста… – ластилась к нему Никополис.
– Хорошо, делай как знаешь, – вздохнул он.
И вся эта армия грибов исчезла. Никополис собрала их все до единого, завернула в салфетку, принесенную Суллой, и уложила свой клад на дно корзины, где он будет надежно укрыт от солнца.
– Не понимаю, почему вы с Клитумной не любите грибов, – сказала она, когда они снова сидели на двуколке, а мулы резво бежали по направлению к своим стойлам.
– Мне они никогда не нравились, – равнодушно отозвался Сулла.
– Мне больше достанется! – хихикнув, сказала она.
– И что в них такого особенного? – осведомился Сулла. – Сейчас можно купить целую тонну грибов на рынках, и совсем дешево.
– Но эти – мои, – пыталась она объяснить. – Это я нашла их, я увидела, что они очень хорошие, я собрала их. Те, что на рынках, – старые, червивые, дырявые, они полны пауков и еще боги знают чего. Мои будут вкуснее, обещаю.
И они действительно оказались вкуснее. Когда Никополис принесла их на кухню, повар взял их не без подозрения, но даже и он должен был признать, что они безупречны – и на глаз, и по запаху.
– Слегка поджарь их в масле! – распорядилась Никополис.
Случилось так, что в то утро раб, отвечающий за покупку овощей, тоже принес с рынка огромную корзину грибов – таких дешевых, что вся прислуга получила разрешение съесть их. Чем они и занимались – целый день. Поэтому ни у кого не появилось желания стащить несколько из хозяйской корзины. Повар жарил их, пока они не стали мягкими, потом выложил на блюдо, добавил молотого перца, сбрызнул соком лука и отослал в столовую для Никополис. Та жадно их съела – за день нагуляла аппетит. У Клитумны был очередной приступ дурного настроения. Она, конечно, пожалела, что отказалась поехать на пикник, но посылать слугу, чтобы догнать их, было уже поздно.
Вынужденная слушать в течение всего обеда хвалебные речи по поводу пикника, она отреагировала на все очень плохо и к концу дня объявила, что спать будет одна.
Через восемнадцать часов Никополис почувствовала боль в животе. Ее стало тошнить, но желудок не расстроился. Боль была несильная, бывала и сильнее. Потом вдруг она увидела в моче кровь и впала в панику.
Сразу же позвали докторов. Домашние в тревоге метались по дому. Клитумна послала слуг найти Суллу, который рано утром ушел, не сказав куда.
Когда пульс участился и давление упало, доктора помрачнели. У Никополис сделались судороги, дыхание замедлилось, стало поверхностным, началась фибрилляция сердца. Она впала в кому. Когда это случилось, никто даже не подумал о грибах.
– Почки отказали, – сказал Афинодор из Сицилии, теперь самый преуспевающий врач на Палатине.
Все согласились.
К тому времени, как Сулла прибежал домой, Никополис уже умерла от внутреннего кровотечения.
– Надо сделать вскрытие, – сказал Афинодор.
– Согласен, – ответил Сулла, ни словом не упомянув о грибах.
– А это заразно? – жалостно спросила Клитумна, сразу постаревшая, больная и жутко одинокая.
Все сказали, что нет.
Вскрытие подтвердило диагноз: почки и печень вздутые, переполненные кровью. Околосердечная сумка, внутренняя поверхность желудка, тонкий кишечник, ободочная кишка полны крови. Невинные с виду грибы хорошо сделали свое дело.
Сулла организовал похороны (Клитумна была слишком подавлена) и шел в процессии как самый близкий родственник, впереди звезд римских театров комедии и мимов. Их присутствие понравилось бы Никополис.
А когда Сулла возвратился домой после похорон, его ждал Гай Юлий Цезарь. Скинув темную траурную тогу, Сулла присоединился к Клитумне и ее гостю в гостиной. Он видел Гая Юлия Цезаря всего несколько раз и совсем его не знал. Странным показалось Сулле, что сенатор посетил Клитумну в связи со скоропостижной смертью греческой проститутки, поэтому он держался настороже и был педантично корректен, когда его представляли.
– Привет тебе, Гай Юлий! – произнес он.
– Привет тебе, Луций Корнелий! – откликнулся Цезарь, тоже кланяясь.
Они не пожали друг другу рук, но когда Сулла сел, Цезарь сел тоже, явно успокоенный. Он повернулся к плачущей Клитумне:
– Дорогая моя, зачем здесь оставаться? Марция ждет тебя в нашем доме. Пусть твой управляющий проводит тебя к ней. Когда приходит горе, женщинам легче в компании друг друга.
Не сказав ни слова, Клитумна поднялась и засеменила к выходу, а гость сунул руку в складки своей темной тоги и вынул небольшой свиток, который положил на стол:
– Луций Корнелий, твоя подруга Никополис давно уже попросила меня составить ее завещание и сохранить его у весталок. Госпожа Клитумна знает о его содержании, поэтому ей не обязательно слушать, как я буду его зачитывать.
– Да? – растерянно переспросил Сулла. Он не знал, что говорить дальше, поэтому молча сидел, тупо глядя на Цезаря.
Цезарь перешел к сути дела:
– Луций Корнелий, госпожа Никополис сделала тебя своим единственным наследником.
Лицо Суллы не дрогнуло.
– Вот как?
– Да.
– По справедливости, она просто обязана была это сделать, – очнувшись, заметил Сулла. – Но это не имеет значения. Она растратила все, что имела.
Цезарь пристально посмотрел на него:
– Нет, не растратила. Госпожа Никополис была вполне состоятельной женщиной.
– Ерунда! – воскликнул Сулла.
– Нет, это правда, Луций Корнелий, у нее было состояние. Она не владела каким-либо имуществом, однако являлась вдовой военного трибуна, который разбогател на трофеях. То, что он оставил ей, она вложила в дело. На сегодняшний день ее состояние составляет больше двухсот тысяч денариев.
Можно не сомневаться – шок у Суллы был настоящий. Что бы ни думал Цезарь о нем до настоящего момента, он знал, что сейчас перед ним человек, который понятия не имел об этой информации. Сулла сидел ошеломленный.
Потом он откинулся в кресле, закрыл лицо руками, задрожал весь, ахнул:
– Так много! Никополис!..
– Так много. Двести тысяч денариев. Или восемьсот тысяч сестерциев, если тебе так больше нравится. Состояние всадника.
Сулла опустил руки:
– О Никополис!
Цезарь встал, протянул руку. Сулла взял ее, изумленный.
– Нет, Луций Корнелий, не вставай, – сердечно проговорил Цезарь. – Дорогой друг, не могу сказать, как я рад за тебя. Трудно переносить боль в первые часы… Но я хотел бы, чтобы ты знал: всем сердцем я желал, чтобы однажды удача улыбнулась тебе и твое материальное положение улучшилось. Утром я оглашу завещание. Встречаемся на Форуме во втором часу. У храма Весты. А сейчас разреши откланяться.
После того как Цезарь ушел, Сулла еще долго сидел не двигаясь. В доме было тихо, как в могиле Никополис. Клитумна, наверное, до сих пор в соседнем доме, у Марции, а слуги старались ходить неслышно.
Прошло уже часов шесть, когда он наконец поднялся, оцепеневший от неподвижности, и потянулся. Кровь начала циркулировать в венах, сердце загорелось.
– Луций Корнелий, наконец-то ты идешь к цели! – сказал он и засмеялся.
Тихий поначалу смех становился все громче и превратился наконец в крик, рев, вопль радости. Слуги пришли в ужас, заспорили между собой, кто из них осмелится войти в комнату к Сулле. Но прежде чем они решили этот вопрос, смех прекратился.
Клитумна постарела в одночасье. Хотя ей было только пятьдесят, смерть племянника ускорила процесс, а смерть дорогой подруги – и возлюбленной – завершила ее разрушение. Даже Сулле не удавалось вытащить ее из уныния. Ни мимы, ни фарс не могли ее выманить из дому. Нередкие гости, Скилакс и Марсий, не способны были вызвать на ее лице улыбку.
Ей было страшно. Ее пугало то, как сужался вокруг нее мир, как быстро покидали ее близкие люди. Дряхлость подкралась к ней незаметно. Если теперь еще и Сулла оставит ее – а благодаря наследству Никополис он был наконец свободен, – она окажется совершенно одна. Такое будущее вызывало у нее ужас.
Вскоре после смерти Никополис она послала за Гаем Юлием Цезарем.
– Нельзя ничего оставлять уже умершим, – сказала она ему. – Поэтому я должна переделать завещание.
Завещание было изменено и вновь отдано на хранение весталкам.
Но Клитумна продолжала хандрить. Слезы текли из ее глаз, как струи дождя, когда-то не знающие покоя руки лежали на коленях пластами сырого теста. Все пребывали в тревоге, все понимали, что сделать ничего нельзя. Надо ждать. Время лечит. Если еще есть время.
А для Суллы его время настало.
Последнее послание Юлиллы гласило:
Я люблю тебя, хотя месяцы, а теперь уже и годы показали, насколько безответна моя любовь. Как мало значит для тебя моя судьба! В июне мне исполнилось восемнадцать лет, и я уже должна бы быть замужем, но мне удалось отложить эту проклятую необходимость, вызвав болезнь. Я должна выйти за тебя, и только за тебя, мой ненаглядный, мой самый дорогой Луций Корнелий. Отец в растерянности. Он не может представить меня обществу как подходящую и желанную партию. Я же буду продолжать осуществлять свой план, пока ты не придешь ко мне и не скажешь, что хочешь взять меня в жены. Когда-то ты сказал, что я еще ребенок и эта моя детская любовь пройдет. Но тому уже почти два года. Я доказала, что моя любовь к тебе так же постоянна, как возвращение солнца каждой весной. Ее больше нет, твоей тощей гречанки, которую я ненавидела всеми фибрами своей души и желала ей смерти, смерти, смерти. Видишь, как действуют мои проклятия, Луций Корнелий? Почему тогда ты не понимаешь, что все равно не избежать тебе меня? Ни одно сердце не может быть так наполнено любовью, как мое, и не вызвать ответного чувства. Ты любишь меня, я знаю, что любишь. Сдавайся, Луций Корнелий, сдавайся. Приди ко мне, преклони колени у моего ложа боли и скорби, позволь мне положить твою голову себе на грудь, чтобы ты поцеловал меня. Не приговаривай меня к смерти! Оправдай меня, дай мне жизнь. Женись на мне.
Да, для Суллы наступило его время. Время покончить со многими вещами. Время избавиться от Клитумны, Юлиллы и всех прочих человеческих привязанностей, которые связывали его дух, тянули вниз и отбрасывали такие жуткие тени по углам его разума. Даже Метробий – и он тоже должен уйти.
Итак, в середине октября Сулла постучал в дверь дома Гая Юлия Цезаря в час, когда хозяин заведомо был дома. Он надеялся, что женщины находятся на своей половине. Гай Юлий Цезарь был не из тех отцов семейства, чтобы позволять своим женщинам толкаться среди его клиентов или друзей. Сулла не желал видеться с Юлиллой. Каждая его клеточка, все мысли, вся энергия должны быть сосредоточены исключительно на Гае Юлии Цезаре и на том, что он должен сказать ему, не вызвав при этом подозрения или недоверия.
Сулла уже виделся с Цезарем при оглашении завещания Никополис. Он вступил во владение завещанным так легко, без угрызений совести, что стал вдвойне осторожнее. Даже когда он представлялся цензорам Скавру и Друзу, все прошло гладко, как хорошо отрепетированная театральная постановка. Цезарь настоял на том, чтобы пойти с ним, и был гарантом подлинности документов, которые представлял цензорам для проверки. По завершении процедуры Марк Ливий Друз и Марк Эмилий Скавр – собственной персоной! – встали, протянули ему руки и искренне поздравили его. Это было как сон. Неужели он больше никогда не очнется от этого сна?
Так, без малейших ухищрений, незаметно, его знакомство с Гаем Юлием Цезарем переросло в нечто отдаленно напоминающее дружеские отношения.
В доме Цезаря он ни разу не был. Виделись они только на Форуме. Оба сына Цезаря находились в Африке со своим зятем Гаем Марием. За те несколько недель, что минули после смерти Никополис, Сулла познакомился с Марцией, так как та считала своей обязанностью навещать Клитумну. Нетрудно было заметить, что Марция краем глаза поглядывает на него. Сулла подозревал, у Клитумны недостало благоразумия промолчать о несколько специфических отношениях между Суллой, ею и Никополис. Он очень хорошо знал, что Марция считала его опасно привлекательным, хотя и дала ему понять, что классифицировала его привлекательность где-то между зловещей красотой змеи и изяществом скорпиона.
Потому и беспокоился Сулла, когда стучал в дверь дома Гая Юлия Цезаря. Он не решался более откладывать следующую стадию своего плана. Необходимо действовать до того, как Клитумна оправится от потери. А для этого он должен быть уверен в Гае Юлии Цезаре.
Парень, дежуривший у двери, отворил сразу же и без колебаний впустил его. Сулла догадался, что внесен в список тех, кого Цезарь готов принять в любое время.
