скачать книгу бесплатно
– Что ж. Скажи ему, что, насколько помнит его старая мама, у нее два сына, и уже несколько недель она ничего не слышала от того, которого выносила.
– Мы любим тебя, Тереза, – сказал он.
Была глубокая ночь, Йель понял это, даже не глядя на часы, когда он услышал, как открывается дверь, а затем холодильник, и увидел сквозь слипшиеся веки свет в прихожей.
– Чарли? – сказал он.
Ответа не последовало, так что он сел, свесив ноги с кровати. И в дверном проеме возник силуэт Чарли. Пьяный.
Будь Йель не такой заспанный, он бы накричал на него, но он едва ворочал языком.
– Что, блин, случилось?
– Я мог бы спросить то же.
– Нет уж. Ты не мог бы. Я иду… иду наверх на пять минут, и… Какой сейчас, блин, час?
Он схватил будильник, повернул к себе табло с красными цифрами: 3:52.
– Что с тобой случилось?
– Мы загудели после набега.
– После чего?
– Набега.
– Нагрянули копы?
Это было первое, что пришло ему на ум, но он сразу отбросил эту мысль.
– Что? Нет. После того, как мы были у Нико.
Йель оглядел комнату, пытаясь понять, не спит ли он.
– Слушай, – сказал Чарли, – я не знаю, куда ты исчез, но, когда мы пошли к Нико, тебя не было. Надеюсь, ты прекрасно провел время. Надеюсь, все было великолепно.
– Вы пошли к Нико, – сказал Йель как в бреду.
– Устроили набег на его квартиру.
– О…
– Мы пошли… Ты же знаешь, его родители решили не пускать Терренса. Но у Терренса был ключ, и он… ты ведь к тому времени уже ушел?
Чарли продолжал стоять в дверном проеме. Казалось, ему стоило немалых усилий складывать слова в предложения, даже образовывать слоги. – У него был ключ, и он показал его Ричарду, и Ричард сказал, что мы все должны пойти туда немедленно. И мы пошли. Фиона нас прикроет. И забрали его вещи. Смотри.
Он стал разматывать что-то со своей шеи. Йель видел Чарли одним силуэтом и не мог рассмотреть, что это, понятно было только – что-то очень длинное.
– Это шарф Нико?
Он пытался сложить историю. Как все разом оставили выпивку и пошли на Кларк-стрит, завладеть личными вещами Нико. Как они фактически грабили квартиру, из самых благородных побуждений. А его там не было.
Нико повсюду носил этот полосатый оранжевый шарф. Зимой именно по этому шарфу его можно было узнать на улице даже издалека.
– А как же официанты? Мальчики с подносами?
– Полагаю, они отчалили. Мы просто переместили вечеринку. Но ты был занят бог знает чем.
– Чарли, я лежал плашмя. Минут пять, наверху.
Может, прошло полчаса, но разве это имело значение?
– Я знаю, где ты был. Это была главная тема разговоров.
– И никто не зашел за мной?
– Мы не хотели мешать тебе.
Чарли, похоже, злился – прямо кипел, того гляди взорвется.
– Мешать лежать с расстройством желудка?
– Все видели, как ты пошел наверх с Тедди.
– Тедди? – ему хотелось рассмеяться, но он сдержался, а то получилось бы, что он оправдывается. – Тедди ушел. Он вышел на улицу, когда началось слайд-шоу.
Чарли стоял молча. Возможно, он что-то обдумывал, а может, сдерживал рвоту.
– Даже если бы он не ушел, – сказал Йель, – на кой он мне? Слушай. Я пошел наверх потому, что хотел побыть один.
– Я его видел, – сказал Чарли медленно, неуверенно, – во время слайд-шоу.
– Ты имеешь в виду на фото? Тедди в образе Шер? Чарли, сядь, – Чарли продолжал стоять. – Слушай: меня мутило, и я спустился минут через пять, может, десять. Максимум, пятнадцать. И я подумал… даже не знаю, что я подумал. Все ушли, и я остался совсем один. Это был самый, блядь, странный момент в моей жизни. И я все еще не понимаю, почему ты пришел домой через десять часов.
– Я… Мы потом загуляли.
Судя по голосу, Чарли был, как ни странно, разочарован – похоже, он копил столько злобы на Йеля за то, что тот изменил ему с Тедди, что теперь не знал, куда ее девать.
– Фиона сказала, ты был с Тедди.
– Значит, все, кто это видел – это Фиона?
– В основном.
– Фиона напилась. И, боже мой, она на ногах не стояла.
– Вас обоих не было. Вы оба исчезли в одно время.
– И она видела, как мы занимались этим? Как он нес меня наверх, словно невесту?
– Нет, она просто… Я спросил, где ты, а она сказала, наверху. И я сказал: «Что он там делает?» А она сказала: «Думаю, он там с Тедди».
Он замолчал, словно только что понял, как нелепо это звучит.
– Ну, хорошо.
– Но она и потом это говорила.
– Ну, она напилась.
– Ложись спать, – сказал Чарли. – Я приду через минуту.
Йель не ожидал, что уснет, но когда снова открыл глаза, было шесть утра, а рядом свернулся клубком Чарли. На его тумбочке стояли два полных стакана воды и пузырек аспирина, помимо привычного флакона с витамином В и женьшенем; он подготовился к похмелью. И в обычный день Йель предпочел бы не видеть эту картину, но сегодня – особенно. Ладно хоть свою газету Чарли сдал на этой неделе в типографию пораньше, чтобы они все могли пойти на вечеринку. Утром водители развезут тираж, пока сотрудники будут отсыпаться или обниматься с унитазом.
Он смотрел, как ребра Чарли поднимаются и опадают под бледной кожей. Его плечи, лицо и руки усеивали светлые веснушки, но грудь была чистой, как слоновая кость. Его кожа была такой нежной, словно не знала ни солнца, ни ветра, и когда под ней показывалась кость – локоть, колено, ребро – казалось, что-то чужеродное проступает под шелком.
Йель принял душ и оделся, стараясь не шуметь. Завтракать не хотелось.
На полу лежал оранжевый шарф Нико, вместе с одеждой Чарли. А на кухонной стойке, в магазинной сумке, обнаружились полупустая бутылка водки, голубые топсайдеры[17 - Низкие мягкие туфли на резиновой подошве, изначально придуманные для передвижения по палубе, но сейчас – популярная летняя обувь.] Нико, пустая почтовая открытка из Ванкувера, оловянные запонки в бархатном футляре, «Листья травы». Йель хотел бы быть там. Не чтобы завладеть какой-нибудь памятной вещью, но чтобы просто коснуться всего, подумать о Нико, узнать о нем то, чего раньше не знал. Если узнаешь новое о том, кого больше нет, он не исчезает бесследно. Он становится больше, реальнее. Топсайдеры никогда бы не налезли на огромные ступни Чарли; они были в пору Йелю. Как это похоже на Чарли: даже когда он был вне себя, подозревая, что Йель развлекается с кем-то другим, он позаботился о подарке.
Йель скинул тапочки и натянул туфли. Они оказались в самый раз, его большие пальцы вжимались в прошитую и морщинистую кожу, но ему это нравилось, словно Нико пожимал его ступни. Туфли не очень сочетались с его штанами хаки, но смотрелись вполне сносно.
Он доехал надземкой от Белмонт-стрит до Эванстона, прислонясь головой к окну. Не так давно у него на макушке наметилась лысинка – нечестно, ему же всего тридцать один! – к счастью, ее скрывали темные вьющиеся волосы. Прильнув к окну под определенным углом, он чувствовал, как прохлада стекла просачивалась в его череп, остужая все тело. Вчера было слишком тепло для пальто; а сегодня без пальто лучше на улицу не высовываться. Но все равно прохладный воздух был ему приятен, как и прогулка по холоду от станции до галереи. Было начало восьмого, на улицах никого, кроме бегунов.
Галерея занимала первый этаж небольшого здания, бывшего учебного корпуса, а собственно выставочный зал расположился в переделанном холле. Обогрев работал с перебоями, и стены пропускали голоса, но здесь была своя атмосфера. На данный момент у них имелось пространство только для маленьких выставок, и они надеялись перерасти это место в течение нескольких лет и (здесь на сцене появился Йель) разыскать для этого необходимые средства. Отчасти привлекая спонсоров, отчасти подмазываясь к ректору и совету университета.
Кабинет Йеля казался меньше из-за темных книжных полок по всем четырем стенам, и ему это нравилось. Он приносил книги из дома, по коробке за раз, но все равно большинство полок пока пустовали. Или, скорее, были заполнены пылью и старыми кофейными кружками. Йель намеревался нанять стажера в следующем квартале и уже представлял, как поручит этому энергичному юнцу уставить полки аукционными каталогами и прочесать букинистические магазины в поисках приличных книг по искусству.
Его второстепенной задачей на эту неделю было собрать свою картотеку, чем он и попытался сейчас заняться: розовые карточки для коллег, голубые для бывших спонсоров, зеленые для потенциальных спонсоров, желтые для коллекционеров, белые для прочих контактов. Аккуратно заправляя одну карточку за другой в пишущую машинку, он перепечатывал адреса. Но то, что представлялось ему поначалу бездумным занятием, оказалось ужасно муторным делом. Архивы, доставшиеся ему, были в основном без дат, так что иногда он не мог понять, какой из двух адресов действителен. Напечатав четыре разных телефонных номера на одной карточке, он остановился и понял, что надо бы просто прозвонить эти номера и представиться. Но было еще раннее утро, и он отложил карточку в сторону.
В девять до него стали доноситься шаги и запах кофе. В 9:30 в открытую дверь Йеля отрывисто постучал Билл Линдси. У Билла, директора галереи, были длинные уши и влажные, беспокойные глаза. Типичный представитель старой академической школы, с непременным галстуком-бабочкой и заплатами на локтях. Йель не сомневался, что он скрытый гей, который никогда не отважится на каминг-аут.
– Ранняя пташка! – сказал Билл.
– Прости?
– С утра на ногах.
– А. Не мог дождаться, когда кончатся выходные.
– Ты знаком… – Билл вошел и продолжил тихим голосом. – Ты встречался с Сесилией Пирс?
– Несколько раз.
Вопрос был нелепый. Сесилия работала начальницей отдела отложенных пожертвований[18 - Отложенные пожертвования – распространенная практика сбора средств, когда пожертвования в виде денег, имущества, машин передаются по завещанию после смерти дарителя.] при университете – ее работа была с одной стороны подобна работе Йеля, с другой – бесконечно масштабнее.
– Она звонила в пятницу, когда ты уже ушел. Думаю, она собирается заглянуть. Так вот, мой тебе совет: если ты с Сесилией не согласен, не говори ей об этом. Лучше задай вопрос. Типа: «Вас беспокоит, что это может повлечь за собой то-то и то-то?» Я это говорю потому, что не в курсе, что ей у нас понадобилось. У нее же эти, великие идеи.
– Спасибо, что предупредил.
Билл обвел глазами комнату.
– Я бы, пожалуй… хм-м. У тебя же нет личных фотографий, нет?
– Что, с Чарли? Нет, конечно.
Что воображал себе Билл – портрет из фотостудии? Йель попытался нейтрально улыбнуться.
– Хорошо. Просто… Она нормальная, ничего не хочу сказать. Но я с ней ни в чем не уверен. Не поймешь, что у нее в голове.
В полдень, как раз когда Йель собрался выйти на обед, в дверном проеме возникла Сесилия Пирс с Биллом. Сесилия укладывала волосы, как принцесса Диана, так же мягко и объемно. И хотя она была заметно старше Дианы – явно за сорок, будь на ней жемчуга и тиара, она могла бы сойти за ее двойника. Однако эта женщина вызывала оторопь. Возможно, дело было в том, как она бегло оглядывала собеседника, словно завуч, норовящая сделать тебе замечание за неподобающий внешний вид.
– Мистер Тишман, – сказала она, подходя к его столу и протягивая сухопарую руку. – Я надеюсь, вы завтра свободны.
Речь ее была на редкость быстрой.
– Вполне. В какое время?
– На весь день. А может, и ночь.
Ни следа смущения. Либо она не придала значения невольному подтексту, либо уже все поняла про Йеля. Позади нее Билл в дверном проеме склонил голову набок в замешательстве.
– Я предоставлю машину, – сказала она, – если у вас нет своей. У вас есть машина?
– Нет, я…
– Но вы водите?
– У меня есть права.
– Выезжаем, наверно, часов в девять.
Йель почувствовал, что лучше ему не спрашивать, куда они поедут.
– Как мне одеться? – спросил он.
– Тепло, я полагаю. Она в округе Дор.
Йель знал об округе Дор, кусочке Висконсина, вдававшемся в озеро Мичиган. В его представлении это было место, куда отправлялись в отпуск семьями, чтобы пособирать ягоды.
– Мы едем к спонсору? – спросил он.
– Дело не терпит, иначе я бы не свалила это на вас, – она передала ему папку, которую держала под мышкой. – Не имею ни малейшего понятия, насколько ценно это произведение. По крайней мере, она точно при деньгах. Но она хочет говорить именно с вами. Можем завтра разработать стратегию. Ехать туда четыре с половиной часа.
Когда она ушла – Билл Линдси сочувственно взглянул на него и пошел провожать Сесилию – Йель открыл папку. Сверху лежала ксерокопия рукописного письма, написанного в сентябре, наклонным вычурным почерком. Письмо начиналось словами: «Уважаемый мистер Тишман». Значит, Сесилия два месяца держала у себя письмо, адресованное ему лично. Оно пришло, когда его уже приняли в галерею, но еще до того, как он начал непосредственно работать. Это Билл передал ей письмо? А теперь она вручает ему ксерокопию за день до поездки. Йель расскажет об этом Чарли, когда придет домой. Праведный гнев – это надежный способ растопить лед отчуждения. Он начал читать письмо:
Я была замужем за доктором Дэвидом Лернером, выпускником Северо-Западного 1912 года. Он умер в 1963 году, имея за плечами военную службу, медицинскую степень от Джона Хопкинса и карьеру в онкологии. Он с теплотой вспоминал о том времени, когда играл за «Wildcats»[19 - «Wildcats» – команда Северно-Западного университета по американскому футболу. Входит в конференцию студенческих команд «Большая десятка». Выступать за футбольную команду – крайне почетно в американском университете.], и хотел сделать что-то для школы, и я держала это в уме, составляя свое завещание. Моя внучатая племянница, Фиона Маркус, подсказала мне обратиться к вам, и я надеюсь, это письмо найдет вас в добром здравии. Как я понимаю, галерея Бригга собирает постоянную коллекцию.
