скачать книгу бесплатно
– Да! Мы их… ну, этих… с кем… познакомились… поодиночке расспрашивали! Ну, чтобы не сговорились! – Антон огорошил меня познаниями в искусстве ведения допросов. – А потом Володька по селу пробежался и посмотрел.
– Действительно, в самом центре деревни растет большой старый дуб. И на нем висит человек. Повешенный за шею! – продолжил рассказ Володя. – Прямо напротив большой дом – бывший сельсовет, а теперь на нем фашистский флаг развевается. Возле крыльца часовой с винтовкой. Больше никого с оружием я в селе не видел. Немцев тоже нет. А на обратном пути эти… трое выскочили откуда-то и за мной побежали.
– С вами все ясно… Благодарю за службу, товарищи!
– Служу трудовому народу! – проорали довольные похвалой мальчишки.
– Следуйте к месту дислокации! Только… я вас прошу… осторожнее! Еще кого-нибудь не приманите.
– Да мы… да мы бы от них оторвались! – обиженно крикнул Антон.
– Игорь, мы бы ни за что их к своим не привели! – кивнул Володя.
– Верю, ребята, верю! Но все равно – будьте предельно бдительны! Там сейчас за старшего старшина Петров остался. Скажите ему, что я пошел в Татариновку, и поступите в его распоряжение! Все понятно? Выполняйте!
– Есть! – синхронно рявкнули юные разведчики и со всех ног рванули к убежищу.
Проводив их взглядом (и мысленно перекрестив), поворачиваюсь к пленным.
– Ну, а теперь, шановни панове, поговорим с вами… Надеюсь, вы не будете притворяться не знающими русский язык?
Парни не подняли головы.
– Не слышу, блядь! – внезапно заорал я, сопроводив крик легким ударом приклада в бочину одному и тут же зарядив ногой в живот другому. Оба завалились на спину, вопя от боли. Вопя, на мой взгляд, совершенно непропорционально силе ударов. Поэтому я добавил им с ноги еще по паре раз, чтобы издаваемые звуки соответствовали примененному воздействию. – Ну что, суки, будете говорить?
– Що тоби треба-то? – простонал один.
– Для начала – встать!!! На колени, блядь, ноги скрестить, руки на затылок! – проревел я. И когда парни, охая от боли, приняли предписанную позу, сказал спокойным голосом: – Расскажите-ка мне, что происходило в Татариновке вчера и сегодня!
И они начали наперебой, сбиваясь и поправляя друг друга, рассказывать всю историю перехода своей деревни на сторону противника. Принципиально их версия событий не отличалась от уже слышанной от Караваевых. Однако в их рассказе присутствовали некоторые подробности. Оказалось, что староста числился членом какой-то организации, названия которой парни не знали. И в той же организации состояли еще несколько мужиков из их деревни. В основном – зажиточных. Правда, в прошлом году «гепеу» (так они выразились) арестовало двух главных заводил «народного сопротивления» – бывшего полицейского и бывшего хозяина лавки. Но, видимо, своих подельников они не сдали – больше арестов в Татариновке не было. Вскрылась и еще одна интересная деталь – приезда бывшего старосты в деревне ждали. Не конкретно вчера, а вообще… Готовились, собирали оружие, составляли списки неблагонадежных. Ядро боевого отряда (именно так парни и сказали!) состояло из восьми мужчин, вооруженных охотничьими ружьями. На ночь возле сарая, где держали председателя колхоза, а теперь и деда Игната, выставлялся пост. При этом караульный одновременно должен приглядывать и за входом в дом старосты.
– Да тут у вас целый контрреволюционный заговор! – рассмеялся я. – И куда только «кровавая гэбня» смотрела? Не деревня, а рассадник врагов советской власти! Ладно, хлопчики… Вам сколько лет?
– Пятнадцять рокив, – переглянувшись, ответил один из парней.
– Жить хотите?
Жить они, естественно, хотели. Поэтому, по-прежнему наперебой, споря и переругиваясь друг с другом, они нарисовали прутиком на земле план деревни и объяснили, где находятся дома активистов тайного общества. Как я и предполагал, дом старосты (бывший сельсовет) находился в самом центре, на небольшой площади, главной достопримечательностью которой являлся старый дуб, на котором, по легенде, когда-то повесили татар, от чего и пошло название деревни. Самим обстоятельством казни местные жители очень гордились, считая его проявлением самостийности и незалежности.
– Значит, так, шановни панове… Сейчас я отправлюсь в вашу незалежную деревню, а вас оставлю здесь. Не радуйтесь – я вас к дереву привяжу и кляп в рот засуну. Сами не развяжетесь, да и не найдет вас тут никто – если я вас не освобожу, то сдохнете гарантированно. Поэтому последний вопрос: что вы забыли упомянуть, из-за чего я не вернусь?
Парни переглянулись и опустили головы. Ага, я, кажется, прав – что-то они мне не сказали.
– На обоих въиздах у село мужики сидять. И так сидять, що их и не бачити – один в сараи ховаеться, инший в лазни. И в будь-який час можуть тривогу пидняти, якщо хто чужий у Татариновку увийти захоче[40 - На обоих въездах в деревню мужики сидят. И так сидят, что их и не видно, – один в сарае прячется, другой в бане. И в любое время могут тревогу поднять, если кто чужой в Татариновку войти захочет (укр.).].
– Ну, чего-то подобного я ожидал – странно бы было, если бы посты не выставили… А вот скажите мне еще, шановни панове: собаки в деревне есть?
– Е, як не бути? – удивленно глянули на меня «панове».
– И на чужих они лают?
– Брехают, звичайно, як не брехати?
– И если я с огородов полезу, то лай поднимется такой, что глухие проснутся?
– Да, може бути… – парни переглянулись. Видать, никогда не думали об эффективности подобной «сигнализации», воспринимали как само собой разумеющееся.
А я подумал о наличии четвероногих охранников в самый последний момент. Житель-то я городской, а если и выезжаю за пределы кольцевой дороги, то исключительно на дачу, где больших собак никто не держит. А сейчас я просто вспомнил, как в соседнем с моим домом гаражном кооперативе по ночам гавкали прикормленные сторожами дворняги. На каждую проезжающую мимо машину, на каждого проходящего мимо ворот человека. А в деревне таких «брехунов» наверняка не меньше чем по одной на каждое подворье. Полезу через огороды, путаясь в сараях, курятниках и заборчиках, – гвалт поднимется до небес. Значит, надо найти другой способ проникновения…
Тут мой взгляд упал на раненого. Он, похоже, уже откинулся – побелел, как простыня, и черты лица заострились. Пульс уже можно не щупать – и так все понятно, вон какая лужа крови натекла. Сразу наложить жгут своему человеку я бы не забыл, а вот чужому – как-то не сообразил. Но меня больше заинтересовал не сам покойник, а его рубашка – она так и осталась чистенькой, если не считать небольших пятен от пыли, заработанных в момент падения. Рубашка броская – косоворотка белого цвета в национальном стиле, с вышитым воротником и этим… как его? – не помню, вокруг застежек, короче.
А если… Парень был крупнее меня, но в темноте, которая наступит через час-полтора, небольшая разница в комплекции не будет так уж сильно бросаться в глаза. И то, что рубашка больше на пару размеров, – так оно, может, и к лучшему – надену поверх своей, чтобы скрыть портупею и подсумки. Так… а что еще может помочь мне «издалека и со спины» походить на деревенского? Сапоги? Хм… а это мысль! В моих летних туфлях с веревочной подошвой долго по пересеченной местности не походишь – они и так уже на ладан дышат после вчерашней прогулки. Я сравнил ноги – сапоги на размер больше, что некритично, если носить на портянки, а не на носки. Ну и, конечно, головной убор! На покойнике его нет, наверняка потерял при падении, так на пленных надеты какие-то картузы, с них и сниму. Кстати, и рубашки тоже можно с них снять, не обязательно раздевать труп. Впрочем… А не взять ли мне одного из этих парней с собой проводником? Если войти в деревню с ним, то и собаки, возможно, лаять не будут? Лучше взять обоих – типа: ушли трое и вернулись трое. Но двоих мне будет гораздо сложнее контролировать – я ведь не Рэмбо какой.
План постепенно определился – как стемнеет окончательно, возьму одного из пленников, привяжу на него гранату, веревочку от запала в руку. Приходилось слышать, что у немецких гранат время срабатывания чуть ли не десять секунд, вполне можно убежать, но деревенский-то об этом не знает. И поведу парня на поводке – он у меня вместо пропуска будет. Если на кого из местных наткнемся – отболтается, пока я рядом тихонько постою. Авось меня сразу не расколют. Планчик, понятное дело, насквозь авантюрный, но ведь по ночам у них народных гуляний по улицам не бывает. Проскочим!
Глава 10
В путь двинулись в сумерках. На мне красовались косоворотка-вышиванка, сапоги и картуз. Их прежний владелец остывал рядом со своим незадачливым товарищем, надежно привязанным к дереву обрывками собственной рубашки. Про кляп я тоже не забыл.
– На святое дело идем! Товарища из беды выручать! – скрывая легкий мандраж, с улыбкой сказал я Петру – своему вынужденному напарнику.
Но тот в ответ угрюмо промолчал – понятно, что культовый сериал не смотрел. Все его внимание занимала веревочка, тянущаяся из-под полы к моей руке. Гранату я привязал сзади к его брючному ремню. Вторая осталась у меня, прикрытая трофейной рубахой. Одежка вообще оказалась практичной – надежно скрыла весь мой арсенал, ну, кроме висящей на плече винтовки. Очень хотелось верить, что сразу меня не вычислят, позволят подойти на дистанцию удара ножом.
До деревни дошли минут за двадцать – тут и двух километров не было.
– Ну и где дозорный скрывается?
– Ось в тому сарае! – Петр носом показал на стоящее за околицей покосившееся строение (руки я ему за спиной связал). – Пидглядаэ через щили.
– Как подойдем, позовешь его! Только тихо, шепотом! Спросит зачем – скажешь, что нужна помощь, твой друг ногу подвернул, недалеко отсюда лежит. Как его зовут, кстати?
– Тот, що помер – Федор, а якого ти привязав – Мыкола.
– А кто на посту дежурит, ты знаешь?
– Дядьку Матвей повинен бути. Його тильки опивночи зминять.
– Это хорошо, до полуночи у нас еще пара часов есть. Ну, двинулись, что стоишь? – Я легонько натянул веревку, выбирая слабину. – Идем быстро, но спокойно.
Мы подошли к околице быстрым шагом, но без суеты. Особой опасности ведь нет – друг всего лишь поскользнулся и упал… неудачно. Ну да, больно ему, но так ведь сам виноват – растяпа. Я настолько вошел в образ, что сам почти поверил в страдающего неподалеку от собственного головотяпства парня. В указанном Петром сарае явно кто-то сидел – из широких щелей между досками валили густые клубы махорочного дыма. Двойка с занесением в грудную клетку такому часовому!
– Дядьку! Дядьку! – позвал курильщика Петр.
Скрипнула дверь, в открывшемся проеме показалось усатое лицо.
– Це ти, Петро? Що тоби треба?
– Та Мыкола ногу пидвернув, вправити не допоможеш?
– Та де вин? – Матвей вышел из сарая. – Чого ви его сюда не притягли?
– Так вин не захотив, казав, що дуже нога болить!
Шаг, еще шаг… Видать, часовому скучно на посту – и он обрадовался возможности поболтать. Я, пользуясь его дуростью, подошел вплотную. В последний момент он догадался, что перед ним чужак, – выражение лица изменилось, но хорошо заточенный немецкий штык-нож уже вошел под ребра. Глухо хекнув, Матвей начал заваливаться на спину, и мне осталось только слегка подкорректировать траекторию его падения, чтобы тело не наделало шума. Затем я сделал контроль – резанул глотку, сгоряча не рассчитав остроты лезвия и практически отхватив мужику голову.
Петр дернулся было бежать, но натянутая веревка остановила его порыв. Дрожа, как в лихорадке, парень выпучил глаза и судорожно блеванул себе под ноги. Ничего, перетопчется, сучонок… Небось как комсомольца вешали, так гоголем ходил.
– Чего встал столбом? Дальше веди! – я пнул Петра под задницу, посылая его вверх по улочке. Трофеями, оставшимися на уничтоженном караульном посту, займусь потом. Если жив останусь…
Проход через деревню прошел, как я и предположил, – незаметно. Никто нам по пути не встретился, а собачки только лениво-дежурно побрехивали, да и то не все, а, видимо, страдающие бессонницей. Не прошло и пяти минут – на фоне чуть более светлой западной стороны неба показалось дерево. Да, дуб, но не гигантский, а просто большой. Был бы огромным – я бы его еще с околицы увидел. На толстой нижней ветке действительно висел человек. Напротив стояла классическая изба-пятистенок, отличающаяся от своих соседок только наличием нестандартного высокого крыльца. Козырек крыши украшал флаг, разглядеть символику да и цвет которого в темноте представлялось затруднительным.
Возле крылечка пульсировал красный светлячок – еще один любитель покурить на посту. Мы неторопливо подошли к калитке. Особого беспокойства часовой не проявил – чего бояться? Он в самом центре родного села, кругом тихо, собаки не лаяли, караульщики на околицах тревоги не поднимали.
– Эй, хто там? – расслабленно окликнул нас часовой.
– Це я, Петро! – ответил мой «пропуск». – А це ти, дядьку Андрий?
– Я! – часовой кивнул, не вынимая папиросу изо рта, от чего красный светлячок описал в темноте фигуру, похожую на китайский иероглиф «Дза-тунь», любимый фанатами фэньшуя. – И чого вам не спицца? Чого бродите?
– Так тут людина до пана старости прийшов, поговорите хоте! – как и договаривались, сказал Петр, между делом открывая калитку и делая шаг к крыльцу. Я, естественно, последовал за ним, стараясь, чтобы меня скрывала от Андрея фигура «напарника».
– Поговорити хоче? А хто вин такий? – безмятежно спросил часовой, даже не вставая со скамейки.
– Эх, как были вы крестьянами, так ими и остались! – сказал я, сделав шаг из-за спины Петра и коротко пробивая прикладом чуть выше огонька папиросы. – Вам хоть копье дай, хоть ракетную установку! Проебете и то и другое!
После звука удара послышался приглушенный треск. То ли переносица, то ли шея. Часовой сполз со скамейки, глухо брякнула стоящая рядом двустволка. Для контроля я еще раз ударил Андрея прикладом в голову, на этот раз со всей дури. Мерзко чавкнуло. Ну, теперь он точно покойник… Душегубствовал я отнюдь не из мелочной кровожадности, а исходя из простого армейского принципа не оставлять за спиной живых врагов.
А теперь нанесем визит старосте! Можно, конечно, втихаря освободить деда Игната и свалить подальше, но почему не совместить два богоугодных дела? Под вторым я имел в виду очистку Земли от всякой мрази.
На случай присутствия в доме гостей я достал из-под рубашки гранату. Даже если там никого, то увесистая колотушка на длинной ручке – само по себе оружие. Да и пугануть можно.
– Пошли, помощничек! – тяну за веревочку Петра. – Иди вперед, дверь открывай!
Пройдя длинными темными сенями, Петр толкнул тяжелую дверь и тут же полетел вперед от могучего удара в спину. Веревочку от запала гранаты я выпустил из рук заранее. За стоящим под окнами длинным столом сидели два человека. Дородный лысый мужчина в полувоенном френче, с залегшими возле рта брюзгливыми складками, и мой недавний знакомый, мародер-любитель Гончарук. Причем бывший сержант уже успел переодеться в гражданку и щеголял красивой синей рубашкой.
Оба вытаращились, словно к ним на огонек забрел невиданный зверь. Схватить стоящее рядом оружие – две винтовки – они даже не попытались. Гончарук первым получил по башке гранатой и рухнул с лавки, а вторым ударом я сломал старосте ключицу.
– Хорошая вещь – граната! – доверительно сообщил я мужчине, смотревшему на меня расширенными от боли и страха глазами. – Правда, саперная лопатка лучше, даже если не точить. Однако рубани я тебя лопаткой, ты бы уже кони двинул. А мне с тобой поговорить нужно… Что тебе этот гад сказал?
Похоже, еще один герой решил в молчанку поиграть. Хрясь! Лежавшая на краю столешницы ладонь старосты расплющена молодецким ударом. Аж миски подпрыгнули! А в мисках деревенские разносолы – сало, соленые огурцы, квашеная капуста, свежий хлеб. Венчала композицию полуведерная бутыль с самогоном. У меня даже слюнки потекли, и в пустом брюхе громко заурчало. Но жрать некогда – надо сначала дело сделать, за которым пришел.
Спихнув с табурета тихонько скулящего пана, я обошел стол и осмотрел прислоненные к стене винтовки. Одна оказалась трехлинейкой, видимо той самой, что я вручил Пасько, а вот вторая… Надо же – опять раритет! Винтовка Бердана! Ну, она мне без надобности – хрясь! – ложе разлетается в щепки от контакта с головой начавшего подавать признаки жизни Гончарука. Дезертир затихает, и, похоже, уже навсегда.
– Так, а что это пан староста пытается левой рукой на правом боку достать? – обратил я внимание на странные телодвижения мужчины. – Ах, так у тебя там кобура висит! Недоработка с моей стороны! Сразу не проверил. А ну как ты все-таки пальнул бы? Ну, ничего, сейчас исправлюсь!
Сдергиваю с мужика ремень вместе с кобурой.
– Что у нас там? Гм, неплохо! «Люггер»! Он же «парабеллум». Интересная машинка, хотя и на любителя! – вешаю ремень через плечо. – Хорошо снабжают своих холопов арийцы.
– Сам ты холоп, кацапский выблядок! – пробурчал пан староста, баюкая разбитую руку. – Эх, попадись ты мне…
– О, голос прорезался! – восхитился я. – А то мне показалось, что ты язык откусил! Насчет «попадись»… А разве я сейчас не здесь? Или ты можешь только вдесятером на одного?
Черт! Не удержаться – беру со стола соленый огурец и принимаюсь с аппетитом им хрустеть. А хлебушек-то как пахнет! Ох, ты! Тут и колбаска домашняя имеется! Блин, заканчивать надо этот балаган, собирать жратву в мешок – и к своим, к своим! Меня там, раскрыв клювики, пять десятков голодных щеглов ждут.
– Итак, повторю вопрос, пан староста: что успел тебе рассказать этот человек, ныне покойный? Будешь молчать – вторую руку разобью. А потом коленками займусь, ступнями, локтями… Или сразу с яиц начну!
– Вин казав, що недалеко звидси в лису ховаються дити червоних командирив. И що треба их зловити и здати нимцям.
– Ты кому-нибудь еще об этом сказал? Немцам сообщил?
– Не успел… – с ненавистью прошипел староста. – А то бы вас, выблядков, немчура бы уже танками давила. Как вчера бошки под гусеницами хрустели… любо-дорого было слышать!
– Ах ты, гнида… – я замахнулся на старосту гранатой, но в последний момент остановил удар. – Если ты там был, то наверняка знаешь номер подразделения! Кто это сделал?
– Поквитаться хочешь, щенок? – усмехнулся староста. – Да тебе жить осталось пара дней. Долго в здешних местах прятаться не выйдет! А дружков твоих вонючих, как червей, давили доблестные панцерманы пятнадцатого танкового полка одиннадцатой танковой дивизии под командованием обер-лейтенанта Хельмута Робски!
– Рота? Батальон? Впрочем… на хер такие подробности! Номера дивизии вполне достаточно… Наверняка такие твари у них не одни… Бошки, говоришь, хрустели?.. Ты не надейся – быстрой смертью не умрешь… Я тебя, суку, теперь долго убивать буду!
– Да кто ты такой? – поразился староста.
– Ты все равно не поверишь… – улыбнулся я. – Петя, а ты куда собрался? Ну-ка, возьми веревочку да свяжи пана старосту! Где взять? Так вон она, под лавкой лежит! Небось для нас приготовили, козлы… У самого руки связаны? Так давай я тебе обрезание сделаю! Испугался? – Я перерезал путы на дрожащем от страха парне. – Крепче вяжи, крепче! Кляп не забудь! Да-да, можно из полотенца. А теперь веди во двор!
После тусклого света керосиновой лампы мне показалось – на улице абсолютная чернота. Поэтому я несколько секунд постоял на крыльце, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Петр неуверенно топтался рядом. Наконец я начал различать контуры домов, дуб с висящим на нем покойником.
– Пошли, родной! – я легонько ткнул парня в плечо. – Где тут у вас зиндан?
– Что? – не понял Петр.
– Тюрьма, говорю, где? Сарай, в котором дед Игнат заперт!
– А, это… Это там! – Парень обогнул угол дома и прошел на задний двор. Здесь стояло еще несколько построек. Дверь одной из них оказалась приперта колом, и Петр указал именно на нее. – Тут они!
– Кто… они? – растерялся я.
– Дык… дед Гнат и Пал Палыч, председатель… наш, – с запинкой ответил Петр.
– Ты, давай, колышек отвали и дверь открой! А теперь в сторонку отойди, и не дай бог дернешься – прирежу на хер! Вот к стеночке встань и ноги пошире расставь! Еще шире, твою мать!
Поставив парня в позу «землемера», я осторожно заглянул в открытую дверь сарая и… еле успел отдернуть голову, когда в нее из чернильной тьмы прилетел какой-то предмет.
– Пасько, мать твою за ногу! Ты совсем охренел, старый пень! А вот я сейчас тебе туда гранату кину!
– Игорь, ты? – донесся изнутри сарая недоверчивый голос.
– Нет, блин, ангел в тюбетейке! Выходи давай! И председателя выводи!
– Отошел уже Пал Палыч, царство ему небесное, – дед Игнат, крестясь, вышел из «узилища». – Жаль, хороший был человек, справедливый, хоть и недалекого ума. Так ты за мной пришел, Игорь?
