скачать книгу бесплатно
– Ну, допустим, ты-то нет, тебя мы с мамой прямо из роддома забрали, ты отказная и в детдом даже не попала. Мама меня взяла в шесть лет, Веру я попросила забрать, её там обижали, ей почти три было, а тебя случайно взяли. Мама ездила на ревизию в роддом, а там как раз отказались от слабенькой недоношенной девочки, думали, умрёт. Мама тебя забрала и сказала, что не поедет ни роддома, ни детдома инспектировать, потому что не потянет больше детей одна.
– Так ты знала, что дядя Фрол тебе никто? А про бумагу знала? Что тебя "продали" Фролу? – спросил Сергей.
– Конечно, знала, я её ещё и подписала, эту бумагу.
– Ты понимаешь, что никакой юридической силы нет у этого документа? Я тебе это как юрист говорю!
– Понимаю, Серёженька, ещё как по-ни-ма-ю. Главное, чтобы человеческая сила была у нас, а без юридической прожить можно. Он ведь маму-то нашу пять лет тащил, в лепёшку расшибался, всё самое современное ей искал – врачей, лекарства. И вообще не дядя он нам, и маме не брат никакой. У них любовь была большущая. Он ей хотел замки дарить, у него были и замки, и деньги, а она отказывалась, говорила, что от дурных денег прока не будет. Вот и не стало прока. Она потом много сокрушалась, что её Бог наказал за то, что они с ним вместе счастливы были при живой его жене.
– Я Машеньку любил очень. Ничего у меня в жизни лучше не было, чем тот маленький кусочек счастья с ней, – сказал старик, прослезился и, повернувшись к сыну, добавил: – Борька, ты уши заткни, не слушай. Нюша вся в неё пошла, такая ж дурёха добрая, и из всего, что я в жизни сделал, только один поступок был по-настоящему мудрый – то, что мы тогда эту бумагу подписали. Да, Катенька, и ты, деточка, когда-нибудь узнаешь, что искать в этом мире стоит только людей настоящих, ничего их ценней нет на этой земле. Я, когда увидел, как Машенька моя, умная, красивая, сильная, сама врач, а сгорела за несколько лет, и никакая медицина помочь не смогла, всё у меня перевернулось. И замки, и берега морские – всё глупости. Не на этих китах земля наша держится, а на таких вот Нюшках. Вот такая Санта-Барбара, ребятушки мои.
– И ты всё время знала? – спросила с ужасом Вера у Нюши.
– Нет, не всё время. Мама, когда поняла, что разум уходит, рассказала мне.
– А нам почему не сказала? – не унималась средняя.
– Да Верунчик, надо ли вообще о таких глупостях думать? Вот мы каждый год все здесь собираемся. Вы из своей евроитали, Катька из какой-нибудь экзотической страны всегда одна, тётя Алла с дядей Сёмой из крутой трёшки на Белорусской, Борис… Ну он понятно – хоть из космоса до Катьки прилетит. И ведь ни лобстеров у меня, ни устриц, ни мебели, ни ремонта. Коты, тараканы да мы с Фролом Ивановичем. Едим мои салаты на маминой любимой цветастой скатерти, запиваем вашими "просеками" невкусными и ни в паспорта, ни в родословную друг другу не лезем. Потому что для радости это не нужно никому. Рады встрече – радуемся. Рады, что мама так нас растила, что вы и не догадались, кто откуда. Рады зиме, снегу, ёлкам. Разве нужно ещё что-то? – Нюша немного помолчала, поняла, что для полуночи после "многовыпито" загнула лишку в своей философской тираде, и добавила: – Ну раз уж сегодня такая ночь, хотите ещё откровение? Я на самом деле на кресле ручку просто поменяла. Вот, Катюш, твоё кресло, хорошее, целое, в нём никто не сидит обычно. Так что можешь садиться удобно.
– Наконец-то! Как была ты всегда главной, Нюшка, так и останешься! – сказала Катя, лихо подвинула лучшее кресло поближе к сестре, силой пересадила её в него, сдёрнула с дивана плед, укрыла сестре ноги и разрыдалась, уткнувшись ей в колени.
– Пойдёмте-ка на улицу, как будто Новый год. Я вам ёлку нашу покажу, которую мы посадили, когда Анечку взяли. Её теперь и не нарядить, такая она здоровенная вымахала, – сказала тётя Алла, и все пошли за ней, нагрузив шампанским коляску Фрола Ивановича, которую он освободил, а девчонок оставили ещё побыть друг с другом.
– Ну как тебе семья? – поинтересовался у Сергея Фрол Иванович, пока тот помогал ему спуститься вниз. – Подойдёт? Из приданого-то за ней только эта хатка с таракашками.
Старик врал, проверял, на самом деле накопил и сохранил приличную сумму, и дом здесь в посёлке сдавал – всё, чтобы Анюте сделать потом жизнь как в сказке, только ей не говорил.
– Думали, напугаете, сбегу? – посмотрел ему прямо в глаза Сергей жёстким колючим взглядом. – Я тоже думал, заберу её у вас, а выходит, надо как-то вместе. Вросла она в вас всех, не вырвать, или, если вырвать, то с корнем, а это больно. И самое главное – её ведь на всех хватит. У неё душа такая, в которую полмира запихнуть можно, и поместятся. Видали вы ценнее приданое сейчас?
– Да ты не переживай, я-то справлюсь. Мне она бы раз-два в неделю приходила, и то хорошо будет. Я пожил, путь девка поживёт.
– Организуем! – обещал Сергей, и, получив снежком аккурат промеж лопаток, побежал по сугробам обстреливать итальянского мужа, абсолютно счастливого от обилия зимы.
2019
Божественный нетвокинг
– …и вам очень повезло. – Папа объявил внеочередной юбилейный год, или иначе святой год. Такое выпадает раз в четверть века, но иногда Папа может объявить внеочередной святой год, и это как раз сейчас случилось, к вашему приезду. Поэтому весь Рим перекопан, и, как обычно у итальянцев бывает – к сезону они ничего не успевают отремонтировать. Но хоть Святые Врата открыты, а значит, можно пройти в них и получить индульгенцию для себя или умерших, избавиться от накопленных епитимий и возродиться духовно.
Удивительно, как голос живого человека во плоти может превратиться со временем в звуки аудиогида – монотонный бездушный скрип информации, без интонаций, без эмоций. Интересно, если отправить гида в эти самые Holly Gates, починится человек, оживёт ли?
– Справа от нас можно видеть собор Святого Петра. Эта базилика – самый центр Ватикана, его сердце, и сегодня у нас запланирована туда экскурсия, на которую мы не пойдём, – продолжает свое металлизированное дребезжание гид.
– Как это не пойдем? Я за это деньги заплатила, когда тур покупала! – возмущается тучная дама в зелёном.
– Сегодня на площади Папа решил приветствовать людей, и собор закрыли, так что если хотите предъявить претензии – предъявите их Папе Римскому. Можете сделать это сразу по окончании экскурсии. Видите толпу на площади? Это те, кто пришел быть благословлённым 226-м Папой Римским Франциском. Для начала выскажите им претензию о срыве вашей экскурсионной программы, а потом пробирайтесь к самому Папе. Он, кстати, очень хороший, даже считает, что лучше пусть женщина родит незаконнорождённого внебрачного ребенка, чем сделает аборт, но при этом говорят, когда-то он работал вышибалой в ночном клубе в Аргентине, так что выбирайте выражения в беседе с ним. А слева от собора мы видим крышу той самой Сикстинской капеллы, над которой водружают трубу, выбирая Папу, чтобы пускать из неё чёрный или белый дым, – не меняя интонации, монотонно вещает гид. – На этом наша экскурсия на сегодня закончена.
– А Врата Святые внутри собора? – не унимается дама в зелёном.
– Нет, они пятые справа, для посещения Святых Врат потребуется отдельный билетик, и в этом году святые врата не одни и не только в Ватикане. Их много открыто и в Риме, и в Италии и по всему миру, так что не беспокойтесь – индульгенцию получить успеете, – гид отвечает уже спиной, стараясь поскорее ретироваться с поля боя от неприятных вопросов.
– Женщина, какие Святые Врата, вы о чём думаете? У православных Пасха завтра, а вы в католические врата собрались, за индульгенцией! – возмутился мужчина с бородой, явно знающий толк в религиозных канонах.
– Так я и хотела поэтому сегодня в них попасть. Завтра как-то неудобно, на Пасху-то… – извиняется женщина.
– Мужчина, что вы пристали! Сидели бы в России, постились и яйца красили. Сами тут прошутто вином запиваете, а других попрекаете воротами. Они вас заждались уже, за отпущением. Не судите, да не судимы будете! – вступилась за подругу в зелёном дама в фиолетовом.
Рядом с бородатым мужчиной супруга, по виду учительница – скромница с длинными тяжёлыми естественного цвета волосами, собранными в низкий хвост и с ненакрашенными губами. Такая ни за что не будет ругаться. Взяла мужа за руку, сжала. Дама в зелёном вкупе с дамой в фиолетовом встали в боевую стойку плечом к плечу, готовые дать отпор бородачу, и его скромнице-жене, и гиду, и, похоже, самому Папе Римскому Франциску, если потребуется. Четыре разноцветных холма размера пять плюс вздымаются не в такт, создавая эффект поршней в двигателе внутреннего сгорания. Только бы вразнос не пошли!
Знающий мужчина сражён ветчиной наповал. Подглядели, любопытные бабы, застукали его на глубине грехопадения до чревоугодия в страстную неделю, и теперь бросать в них камни не получится никак.
– А аутлет здесь есть где-нибудь поблизости? Раз уж мы в собор не идём, так хоть купим что-нибудь пока, – неосторожно поинтересовался молодой горячий молодожён.
Мужчина с бородой плюнул от досады и отошёл в сторону, смотреть на толпу у собора Святого Петра. Жена улыбнулась кому-то невидимому и последовала за ним. Все уже готовы были разойтись по своим делам, и вдруг:
– Правильно! Что время зря тратить? Вот мы когда в Непал ездили на медитацию, там было прямо в туре время предусмотрено на покупки. А тут такая программа, что ничего купить не успеешь, только сувениры по дороге, если хватать не глядя, – высоким хорошо поставленным голосом прокомментировала идею шопинга дама в шляпе и тёмных очках в форме бабочки, – гонят нас, гонят по музеям, по экскурсиям. Завтра сходим во врата, когда очередь поменьше будет.
– Минуточку, минуточку… – не удержался и вернулся в гущу событий мужчина с бородой, – медитация в Непале, говорите? А можно поподробнее об этом?
– Кстати, очень правильная была программа в Непале. Мы десять дней прожили в монастыре, учились медитировать, а потом два дня шопинга, и успели накупить всего. Хотите дам вам контакты туроператора? – ответила бесхитростная женщина в шляпе, явно не умеющая читать по лицам. Если бы в Непале её хоть немного научили видеть других людей, от неё бы не ускользнуло ехидное колючее выражение маленьких тёмных глаз, сверкающих над бородой.
– Простите за любопытство, – продолжил распалённый правдоискатель, – вы в какую веру крещены?
– В обычной нашей церкви меня бабушка крестила, а что?
– Нет, ничего… Я просто никак в толк не возьму для себя… Как это – вы в Ватикане индульгенцию просите у католиков, в Непале медитируете с буддистами, а в России на Пасху наверняка яйца красите?
– Ну да, а что такого?
Они оказались в центре группы, которая вся собралась обратно, будто магнитом притянутая, и обступила их, ожидая, чем же дело закончится. Словно ни Микеланджело, ни Рафаэль с Леонардо не создали в Риме ничего занимательнее этой перепалки. У многих в глазах было мнение, своё собственное, но все о нём молчали и с интересом наблюдали за развитием событий. Вопрос отношений с вратами, которые, по словам гида, "специально для нас открыли", терзал многих. Идти или не идти православным в Святые Врата в принципе и на Пасху в частности? Только молодожёны, далёкие от поисков иной правды кроме своей влюблённости, догнали убегающего под шумок гида и изводили её вопросами про ближайший аутлет. Остальные, все до единого, выстроились в почётном карауле вокруг своей веры в чужих устах.
Дамы, зелёная с фиолетовой, по-прежнему пылали и рады были бы вклиниться в разговор, но никак не могли найти что-то, к чему ещё кроме ветчины можно прицепиться для качественной ругани. Споры на интеллектуальные темы явно не были их коньком, и они безмолвно договорились хранить молчание, оставив за собой сильную точку мясного аргумента. Жена стояла чуть поодаль, опустив глаза, и терпеливо ждала завершения, каким бы оно ни было, готовая в любой момент исполнить свой долг. Была в ней такая жертвенность, что сразу становилось понятно – если мужа начнут бить, она непременно закроет его собой, так что никто не дотянется, и ни один волос не упадет ни с его головы, ни из его бороды. Он смотрел на неё иногда украдкой, сила его крепла, и он продолжал, уверенный в её поддержке всегда и во всём:
– А сами вы в какого Бога верите?
– Как в какого? В единственного, – искренне недоумевала женщина в шляпе, отвечая тихо и настолько миролюбиво, что даже с мягкой улыбкой.
– Так в Будду, или Христа, или, может быть, в Аллаха? Ваш Бог кто? – не в тон ей громко, с укором напирал бородач.
– Тот, кто меня услышит. В Туле, в Риме, в Катманду или в Мекке – неважно. Важно только, чтобы услышали, он меня, а я его. Неужели у вас нет такого своего Бога? Который не будет ни за, ни против ворот, медитации, плясок у костра или вкусной еды. Не того, который по чужим правилам, а того, который ваш, настоящий?
Она спросила слишком наивно, откровенно, бородач не успел закрыться от такой честности. Вопрос ударил в место, где нет защиты, брони от самого себя, пробил под рёбра так, что он осёкся, обмяк, и гнев в его глазах сменился на поиски убежища для подранка. Он сразу стал на полметра ниже ростом и выглядел очень обескураженно. Как можно было ожидать, что такая маленькая, неприметная, в очках, вместо того чтобы оправдываться, задаст вот такой вопрос здесь, на площади Святого Петра в Ватикане? И зачем эти люди стоят вокруг и слушают так, что тишина повисла, что им всем до его Бога? Жена не может от этого укрыть. Уж лучше бы били, тогда всё стало бы понятно – за веру даже хорошо быть битым.
Зелёная с фиолетовой уже набрали побольше воздуха в лёгкие, готовые к его ответу. Это ловушка, он сам попался на свою слабость, как на крючок, и за неё сейчас жестоко наказан. Вчерашний сытный ужин стоял у него поперёк горла, мешая говорить, но не только в нём было дело.
– Я не буду вам отвечать, и в чужие Святые Врата не пойду. Я знаю точно, в какого Бога верую! У вас всё слишком просто, а нужно выбрать религию, веками выстраданную, и держаться за неё, иначе…
Но его уже не слушали, презрительно загудели, зашевелились, потеряв к нему интерес, и скоро группа растворилась в Риме. Дама в шляпе лишь пожала плечами, не получив откровенности в ответ на свою, и тоже ушла. Они остались вдвоём среди чужих людей, пришедших сюда именно к Папе, а не по случайности. Жена не сделала ни шагу к нему навстречу, так и стояла на булыжной мостовой, как вкопанная. Он подошёл к ней сам, молча взял её за руку.
– Всё будет хорошо, дорогой, – постаралась утешить она.
– Божественный нетвокинг – вот их религия. Они заигрывают с любым богом, до которого смогут дотянуться. Именно заигрывают, без служения, без покаяния, и я, похоже, одним злосчастным куском мяса отправил полсотни православных христиан пройти сквозь Святые Врата. Хреновый из меня сегодня вышел проповедник, дорогая.
– Всё будет хорошо, – словно мантру повторяла жена, – всё будет хорошо.
Ему это не понравилось, как и тот вопрос, и он предпочёл замолчать и злиться, чтобы заглушить всё лишнее, что стало вторгаться в его открытую рану извне, как раз когда Папа Римский благословлял всех, кому повезло оказаться в тот момент на площади Святого Петра.
Рим 2016.
Индульгенция – в католической церкви полное или частичное прощение грехов.
Епитимья – исполнение христианином, по назначению священника, тех или иных дел благочестия; имеет значение нравственно-исправительной меры.
Прошутто – итальянская ветчина, сделанная из окорока, натёртая солью.
Аутлеты – магазины, в которых со скидками продаются одежда, обувь и аксессуары известных марок.
Спорящий со смертью
Как не вовремя, под Новый год, тесть умудрился загреметь в больницу! Диагнозов у старика оказалось больше чем ожидали, даже домой не отпустили, оставили под капельницами, но третьего января велено было забрать домой с дополнением: "Сами не справитесь, теперь он лежачий, понадобится сиделка". Тёща истерила, жена работала в поте лица, и почётная обязанность искать сиделку для здоровенного старика с дурным характером, подпорченным болезнью, легла на Вадима. Сиделки оказались обычными людьми, и на Новый год разъехались по домам, чокаться шампанским с близкими. Деньги деньгами, а звон бокалов не перекупят. В патронажных службах обещали, что дальше будет хуже – после праздников аншлаг обострений из-за "немножко салатика и одна рюмочка не повредят", сиделку будет вообще не найти. "У нас уже полная оплата всех, кто остался, в двойном размере, и дальше никаких перспектив", – лениво отвечали девушки в кол-центрах, словно богини, раздающие патронажное счастье лишь избранным. Вадим вздохнул, смирился и вместо приятного времяпровождения с друзьями в проводах старого года, взял день отпуска, чтобы собеседовать троих всего, предложенных разными агентствами, кандидатов. Предновогодний дефицит – каждый на вес золота.
Первая дама приехала с опозданием на час. Была она грузная, хамоватая, под ногтями носила грязь и пахла чесноком. Можно было бы с порога попрощаться, не будь она одна из трёх. Придётся говорить. Вадим включил диктофон и начал.
– Ольга Андреевна, у вас есть медицинские навыки? – читал Вадим по шпаргалке, записанной женой.
– Есть. Я санитаркой отработала двадцать лет. В морге работала, так что смерти не боюсь. У вас умирает человек или жить будет?
– Да как получится. Надеемся, что будет, – опешил Вадим.
– А весит больше ста?
– Когда везли туда, больше, сейчас не знаю.
– Ну тогда я работаю по тарифу в полтора больше. Говорить с ним надо будет?
– Конечно. А как же с человеком не говорить?
– Знаете, слушать их бесконечные рассказы про одно и то же не большая радость.
– Ну у нас там тёща есть, она будет слушать. Ей помогать просто надо, – оправдывался Вадим.
– Ой. Плохо как. Не люблю, когда под ногами кто-то крутится и указывает, что делать. У вас, может, квартира есть отдельная, где я с ним могу одна быть?
– Нет у нас такой квартиры. Вы идите, мы позвоним.
Тесть был хорошим человеком, вместе против жены и тёщи бились когда-то за свободу рыбалки и мужского клуба. Вадим, глядя на сиделку с опытом работы в морге, подумал, что и сам готов ходить за стариком, только бы не отдать его такой чесночной ведьме. На распечатанном резюме нарисовал жирный минус рядом с фотографией.
Вторая, судя по фото, должна быть милее. Она не опоздала, пришла даже чуть раньше и выглядела очень интеллигентно. Аккуратная, чистенькая, с гладкой причёской, она скорее была похожа на учительницу, чем на санитарку.
"Yes, – мысленно восторжествовал Вадим, – это наша девочка, можно закрывать лавочку!"
– Здравствуйте, Антонина Николаевна, очень приятно. Какой у вас опыт работы сиделкой?
И полился рассказ про больного парализованного мужа, за которым ходила три года, пока не ушёл в мир иной. Ради него выучилась на медсестру, умеет и уколы, и внутривенные, и массаж, и гимнастику. Потом стала подрабатывать сиделкой и уже лет десять как работает. Вадим ликовал больше и больше с каждым её словом.
– А расскажите поподробнее про ваших пациентов, – прочёл Вадим из шпаргалки, уже больше для порядка, чтобы жена потом не ругалась.
Для себя он уже принял решение и нарисовал рядом с фотографией на резюме жирный плюс. Однако поторопился, и после того как услышал, что уважаемая Антонина Николаевна становилась женой каждого пациента, который прошёл через её ласковые руки, представил, что этот плюс увидит тёща, и быстренько превратил его в решётку для игры в крестики-нолики.
Попрощался он вежливо, обещал дать ответ непременно сегодня и подумал, что если третий будет "никакущий", то на месяцок, пока найдётся нормальная сиделка, из десятка хотя бы кандидатов, можно будет её задействовать под особым присмотром тёщи.
Третий, шестидесятилетний старик, позвонил и перенёс встречу. Сказал, что по делам нужно заехать и сразу к нам. Голос его поскрипывал в трубке. Интуиция Вадима сказала: "Сомневаюсь". Цейтнот ответил: "Смотри и не выёживайся".
Старик был одет в потёртую кожаную дублёнку, валяные боты в резине и шапку с помпоном. С собой у него был целлофановый пакет-майка с батоном хлеба, сардельками и какими-то лекарственными пузырьками. Белая как снег борода и волосы чуть завивались и, в комплекте с большим животом, обтянутым свитером с оленями, делали его похожим на сказочного Деда Мороза.
– Ой, у меня тут пихта разбилась. Пахнет. Где у вас мусорка, надо выбросить, – начал он хозяйничать прямо с порога.
От того, что разбитый пузырёк выбросили, запаха не убавилось. Квартира пахла теперь как сауна и дополняла новогодний ёлочный антураж. Дед достал из внутреннего кармана куртки одноразовые, не раз ношенные, безразмерные гостиничные тапки. Бросил куртку на пуф в прихожей, сверху шапку.
– А болезный-то где будет? Тут?
– Нет, в квартире у тёщи, на Тургеневской. Там у них три комнаты, так что всем места хватит.
– Центр, всё дорого. Понятно. Тёща в комплекте прилагается? – хитро прищурился он, подмигнув.
– Прилагается.
– Как хорошо. Борщ варит? – улыбнулся дед, показав нехватку нескольких передних зубов.
– Варит ещё как, – улыбнулся Вадим.
Вообще-то пора было уже перехватывать инициативу, а то непонятно, кто кого собеседует.
– Давайте приступим.
– Да, да. Приступим не преступая, так ведь?
Вадим не сразу понял, а когда дошло, оценил – тестю бы понравилось. Он очень любил такие штуки. У них раньше игра слов в чести была, кроссворды и прочее. И хоть сейчас он говорит плохо, требует, чтобы подчинённые ему медработники отчитывались перед ним в письменном виде, иначе рвёт из себя катетеры и потому лежит привязанный, а несчастной тёще рассказывает, какой дурой была его жена и как он от неё погуливал, принимая её за плохую сиделку, но хотелось бы, чтобы на будущее пригодилось. Вдруг в себя придёт?
– Ну тогда давай диагноз, что ли, читать буду.
Вадим молча передал деду бумагу, тот надел большие очки с отломанной дужкой и принялся читать.
– Ой-ой, как его, бедненького… – покачал головой расстроенно.
– Степан Петрович, у вас есть медицинские навыки? – снова попробовал стать главным на этом собеседовании Вадим.
– Да можно и так сказать, когда-то спортивная медицина была. Давно. Физиология там всякая. Сейчас уже мало памяти, но кое-что понимаю, конечно. Чем свеча от таблетки отличается, знаю, и откуда руки, а откуда ноги растут, знаю, и то хорошо. Не в этом моя главная ценность.