скачать книгу бесплатно
– В жизни бы не поверил, – признался он.
– Я и сама себе порой не верю, – улыбнулась Герда и пошла знакомиться с теми, кого не знала, и здороваться с Юэлем и Тильдой.
* * *
В путь выдвинулись уже через час и пошли скорым маршем. Дневная остановка – всего на час, только перекусить да оправиться. Ржаная или овсяная лепешка, кусок творожного сыра или копченой колбасы и с десяток глотков разбавленного водой вина. В остальное время непрерывное движение, и так от рассвета и до сумерек. В день проходили тридцать – тридцать пять миль, могли бы и больше, но задерживали вьючные лошади, без которых тоже нельзя. Ночевали когда где. Если получалось, то на постоялом дворе, нет – разбивали лагерь. В гостиницах, конечно, было лучше. Какая-никакая, а все-таки нормальная кухня – то потаж[15 - Потаж – густая похлебка с мясом и овощами.] сварят, то свинину на углях запекут, а на биваке одна каша с салом да овсяные лепешки с копченым мясом. Герда не жаловалась, ей в жизни всякое приходилось есть. А уж в таком походе тем более. Когда бежишь – и не важно, к кому или от кого, – многое выглядит совсем не так, как прежде. А она бежала, и это стоило иметь в виду.
Двигались так быстро, как могли, тем более что местность, погода и качество дороги позволяли проходить за световой день довольно приличные расстояния. При этом все были настороже, так как Нурен опасался засад, но первое нападение случилось лишь на пятый день пути и не из засады. Как королевским убийцам удалось взять их след и даже опередить на дороге, они так и не узнали, но это именно то, что с ними произошло.
Таверна, в которой остановились на ночлег, выглядела довольно опрятно, да и запахи, доносившиеся с кухни, отнюдь не раздражали обоняния. Им предложили равиоли с говядиной в овощном бульоне, жареную свинину, приличного качества пшеничный хлеб, моченые яблоки и квашеную капусту. Герда, проголодавшаяся в дороге, как волк в зимнюю бескормицу, ела все подряд, запивая все это кислым красным вином. Воды, как обычно, в таверне не оказалось, а чай здесь не заваривали, видно, из принципа. И вот, покончив с куском хорошо прожаренной свинины, Герда подвинула к себе кружку, только что наполненную по новой расторопной служанкой, и хотела было сделать глоток, когда перед ней возникла Другая Она и укоризненно покачала головой.
– А смотреть, что пьешь, кто за тебя будет? – спросила Другая Герда, и картинка сложилась.
Бегающий взгляд хозяина таверны, вороватые движения служанки и, наконец, вино. Это вино явно было из другой бочки, не из той, из которой пили прежде. И еще одно «но» – фруктовый запах. Слабый, едва уловимый на фоне сильного винного духа, но, тем не менее, вполне реальный.
«Черемика? Ох! – похолодела Герда. – Как же я так?..»
Своей беспечностью она едва не погубила и себя, и людей, взявшихся ей помогать. Хорошо хоть Другая Она был начеку и обратила ее внимание на яд в вине.
– Спасибо! – справившись с растерянностью, поблагодарила она Другую Себя.
– Дура! – покачала головой Другая Герда. – Помрешь ты, я тоже ноги протяну. Что делать будешь?
«Что делать?» – Герда задумалась.
Яд черемики начинает действовать где-то через полчаса после приема. Сбивается дыхание, наступает общая слабость, начинают путаться мысли. На этом этапе, если организм сильный, отравленного еще можно спасти, заставив опорожнить желудок и напоив молоком. До необратимых изменений в этот момент остается не более часа. Значит, времени у нее в обрез, от полутора часов до часа, хотя наемники пока выглядят здоровыми, но иди знай, когда они начали пить отравленное вино!
– Мастер Нурен… – Герда пьяно улыбалась, но, обнимая новгородского шпиона, тихо сказала ему прямо в ухо: – Вино отравлено. Не пугайтесь. Ничего необратимого еще не произошло. Кабатчика я возьму сама. На вас служанки. И… дайте мне пару минут.
Она вскинула руки и замахала ими, привлекая внимание Юэля.
– Ю… эль! Юэль.
Ее пальцы стремительно сложились в жесты «Внимание», «Тревога», «Принимаю командование на себя». Боевой язык наемников скуден, но в нем есть все, что нужно для выживания.
Юэль засмеялся, незаметно транслируя команды тем, кто мог видеть его руки.
«Засада, – продолжила между тем Герда. – Обыскать!» – И движение кистью, указывающее на двери: на кухню, на улицу и внутрь дома.
«Вперед!»
Подтолкнув Нурена, Герда сорвалась с места, в три длинных прыжка достигла стойки, взлетела вверх и, опершись левой рукой о столешницу, перепрыгнула через прилавок к обалдевшему от такого зрелища и не успевшему среагировать кабатчику. Два удара сердца, и она уже стоит перед жирным ублюдком, упирая лезвие навахи ему под кадык.
– Только пикни, – прошипела она разозленной змеей, – и я тебя не убью. Я просто нашинкую твой член, зажарю с куриными яйцами и скормлю этот омлет тебе самому. Веришь?
– Д-да, г-госпожа, – от страха кабатчик начал заикаться, но дело было сделано.
Обе служанки без сознания лежали на полу. Куда бил их Нурен, Герда не видела, но результат ей понравился. А наемники в это время уже обыскивали дом и окрестности.
– Кто дал тебе яд?
– Я… я…
– Ты подал нам вино с ядом черемики. Будешь хорошо себя вести, мучить не стану. Перережу горло, и дело с концом. Но дай мне только повод разозлиться…
– Эт-тот человек… Он… Он в конюшне. Их там двое… – кабатчик мелко дрожал, по его лицу тек пот, мокрой от обильно выступившего пота была и его рубаха.
– Ты опоздал, – Герда услышала во дворе шум драки, сдавленные крики, звуки невнятной возни внутри дома. – Что-то еще?
– Они… о… ни…
– А если так? – Она проколола кожу на его горле и пустила кабатчику кровь.
Он дернулся от боли, захрипел, но она тут же ударила его другой рукой по губам.
– Ну?!
– В лесу. С лошадьми. – Создавалось впечатление, что от страха мужчина разучился говорить связно, произнося за раз одно, максимум – два слова.
– Сколько?
– Трое.
– Сколько в доме?
– Д… два… наверху.
– В конюшне?
– Двое.
– Есть еще?
– Нет.
– Ну, видишь, – ухмыльнулась Герда, – можешь, когда хочешь.
Хотела было врезать ему коленом по яйцам, но в тяжелой юбке сильно не разгуляешься, еще спасибо, что смогла перепрыгнуть через стойку. Пришлось бить кулаком. Можно было бы и куда-нибудь в другое место, но у нее от злости голова кружилась, и в висках стучала кровь. Врезала по яйцам. Кабатчик охнул, дернулся и, едва не насадив себя на нож, упал на колени, зажимая обеими руками причинное место.
– Злая вы, виконтесса, – усмехнулась, проходя мимо, Тильда, она тащила за ногу, как труп, одну из служанок, ту, что помоложе. – Не будете возражать, если я ее парням на потеху отдам?
Герда бросила взгляд. Подол платья и нижняя юбка задрались у женщины чуть ли не до горла, обнажив крепкие ноги и широкие бедра, между которыми курчавился темный лесок лобковых волос.
– Только чур, я тоже буду смотреть! – Герда вдруг остро захотела увидеть все, что случится, собственными глазами. Буквально все!
Темное, пряное желание, туманящее взгляд кровавой пеленой, заставляющее сердце биться быстрее. И хотя сама она в свое время, в Венге, чуть не убила предводительницу разбойников как раз за это самое, за интерес к тому, что мужчины могут сотворить с несчастной женщиной, сейчас она посчитала ситуацию с моральной точки зрения вполне удовлетворительной. Ведь, не вмешайся в дело Другая Она, сейчас Герда была бы на полпути в могилу. Однако жить ей еще не надоело, и любой покусившийся на эту жизнь был достоин самой страшной кары. Наверное, и такой, как изнасилование. Воображение ее разыгралось, и Герда начала представлять себе всякие ужасы вперемешку с возбуждающими картинами грязного секса.
Впрочем, худшего, в результате все-таки не случилось. Вмешался Бу Нурен, и служанок просто придавили.
– Изнасилования и грабежи плохо сказываются на дисциплине бойцов, – коротко объяснил он ситуацию Герде. – Не обижайтесь, госпожа.
– Не обижаюсь. – Темное помутнение, как возникло, так и ушло, возбуждение спало, взгляд очистился.
– Сами допросите? – кивнула она на все еще корчащегося на полу кабатчика.
– Да, госпожа. Думаю, я справлюсь.
– Тогда за работу!
Герда взяла с полки большой кувшин и вышла во двор. Ручей, который она приметила еще раньше, протекал совсем рядом с домом. Герда умыла лицо, – время еще не вышло, хотя и следовало поспешить, – тщательно прополоскала кувшин, набрала воды и вернулась в дом. Там уже вовсю шло потрошение пленных. Наблюдать за допросом Герда, впрочем, не стала. Поставила кувшин на один из уцелевших столов, достала из кармашка на поясе нефритовую бутылочку с «Поцелуем ангела» – универсальным антидотом и самым сильным из противоядий, известным науке, – накапала с помощью золотого дозатора пять капель, досчитала до десяти и, сделав большой глоток прямо из кувшина, пошла обносить «живой водой» всех остальных. Допрос продлился часа полтора, но ничего толком не дал. Впрочем, Герда на многое и не рассчитывала. Покушались на нее не эринорцы, а всякий сброд, собранный анонимным нанимателем в Горанде, что называется, с бору по сосенке. Наемники, но не из тех, кого можно считать настоящими профессионалами, и люмпены – портовые бичи и городская бандитская мелюзга. Оттого, собственно, они и не решились на открытый бой, пусть даже из засады. Знали, что прямого столкновения с отрядом конгарских наемников не выдержат. Отравление в этом смысле представлялось убийцам лучшим решением. Вот, собственно, и все. Нанимал их некто, говоривший на горанде без акцента. Может быть, даже местный, кто-то, кого наняли для этого дела эринорцы. Он же дал бандитам яд и указал, какой дорогой идти, чтобы «забежать вперед». Так что ничего особенно ценного допрос не дал, но заставил задуматься. Расчет времени показывал, что впереди может оказаться еще одна засада, и совершенно определенно, кто-то мог идти по их следу.
– Пойдем быстрее, – сказал Нурен после краткого обсуждения.
– Двое в дозор, – предложил Юэль, – двое в арьергард.
– Согласен, – поддержал идею новгородский шпион. – Выходим перед первым светом.
Всех захваченных в плен бандитов – и кабатчика заодно – наемники закололи, разбросав убитых так, словно здесь был настоящий бой. Прихватили немного еды впрок, подожгли таверну и ушли, как и планировали, перед рассветом. Герда на этом этапе решила, что время маскироваться прошло, переоделась в свой дорожный костюм, вытащила из тюков оружие и теперь мало чем отличалась от других наемников.
* * *
Следующие пять дней прошли относительно спокойно. Отряд двигался с максимально возможной скоростью, но чем выше они поднимались в горы, тем тяжелее становилась дорога. К тому же испортилась погода. Прогремела гроза, пролился ливень и, наконец, зарядил долгий унылый дождь. Свернув с главной дороги, чтобы спутать след, отряд Нурена шел какими-то узкими тропами, а то и вовсе по бездорожью. Темп движения резко упал, но отряд упорно продвигался вперед, и хотя Нурен и остальные знали уже, что Герда отнюдь не домашняя кошечка, все они нет-нет да поглядывали на нее с опаской: не выбилась ли дамочка случайно из сил, не запсиховала ли, или еще что. Спокойными оставались только Юэль и Тильда. Эти двое точно знали, чего от Герды можно ожидать и чего от нее ожидать не следует.
На пятый день к вечеру, перевалив через Узкое Седло, они спустились в Змеиную Узость – узкое ущелье, получившее свое название не от того, что в нем водились змеи, а из-за своей конфигурации. На протяжении полутора миль ущелье трижды меняло направление. К этому времени уже стемнело, и продолжать дорогу через заваленное битым камнем русло мелкой реки стало невозможно. Поэтому разбили бивак и в дорогу на следующий день вышли только тогда, когда достаточно рассвело.
Это был трудный участок пути, но зато после полудня они вышли в долину Белопенной, сократив свой маршрут на добрых шестьдесят миль.
Здесь, в долине, отряд Нурена снова вышел на тракт, и дело пошло веселее. Дорога стала лучше, тут и там на ней стали попадаться фермы, деревеньки и постоялые дворы. Изменилась и погода. Прекратился наконец дождь, но зато стало значительно холоднее. Впрочем, холод не помеха, а хорошая дорога и знание местности позволяли проходить до сорока миль в день, прихватывая и вечерние часы, когда двигаться приходилось с зажженными факелами.
На очередном привале – короткая дневная остановка, чтобы перекусить и оправиться – Герда ощутила далекий пока, но уже вполне отчетливый зов, а вечером, расположившись у костра на биваке в удобном гроте недалеко от тракта, она смогла определиться уже с расстоянием и направлением. Не могло быть сомнений, что она снова оказалась вблизи места силы, и Герда решила, что просто обязана там побывать. Слишком редкое это диво и слишком важное для ее дара, чтобы пропустить такую возможность.
– Мастер Нурен, – обратилась она к возглавлявшему их экспедицию новгородскому шпиону, – не спрашивайте, пожалуйста, зачем… Я все равно не смогу ответить. Но завтра нам надо будет свернуть с дороги. Я покажу где. Зайдем поглубже в лес, разобьем лагерь и встанем на дневку. Я должна кое-куда сходить.
– Одна… – остановила она попытавшегося было возразить мужчину. – Со мной пойдет Юэль. Этого достаточно.
Помолчали. Нурен явно обдумывал непростую ситуацию. Прямой приказ князя требовал от него не оставлять Герду без присмотра, но он уже понял, что Герда не та женщина, которая позволит собой руководить. Она соглашается с разумными доводами, но бессмысленное исполнительство отвергает на корню.
– Хорошо, госпожа, – сказал он наконец вслух, – мы так и сделаем.
Так что на следующий день он уже не возражал, когда, заметив подходящий распадок, уходящий от дороги в нужном направлении, Герда увела отряд с тракта. Примерно в миле от поворота нашлось удобное место для дневки: склон скалистой сопки с приличных размеров пещерой у самой подошвы, ручей и просторная прогалина в сосновом лесу, позволявшая хорошо контролировать подходы к лагерю. Здесь Герда и Юэль оставили товарищей, а сами пошли в глубину распадка. И чем дальше они шли, тем отчетливее становился зов. Герда могла уже различить не только направление, откуда он приходил, но и тональность призыва.
– Ты ведь понимаешь, что здесь пахнет злом? – спросила, появляясь рядом с ней, Другая Она.
– Не дура, – коротко ответила Герда.
Призыв стал похож на голос Рока, и хотя Герда не могла разобрать отдельных «слов», общий смысл песни, звучавшей в горах не одно тысячелетие, до нее все-таки доходил. И это была отнюдь не веселая песня. Мрачная, безрадостная мелодия, суровые, гневные слова. По-видимому, что-то такое почувствовал и старшина. Повел плечами, как будто сбрасывал напряжение, бросил вопросительный взгляд на Герду.
– Все в порядке, – успокоила она его. – Ничего страшного с нами не случится.
На самом деле, уверенность ее была наигранная, знать наверняка, что там и как, она не могла. Могла надеяться на лучшее, этим и занималась.
Между тем они прошли довольно приличное расстояние – никак не меньше трех миль, поднялись на очередной склон и увидели, что у этой сопки не одна, а две вершины. Они стояли на первой, поросшей соснами и кедрами. Эти деревья и заслоняли от поднимавшихся на сопку людей вторую, более высокую вершину, на которой ничего не росло.
– Оставайся здесь, Юэль, – приказала Герда. – Туда я пойду одна.
Она сбросила с плеч дорожную сумку и пошла туда, куда вел ее зов.
На второй вершине, невидимое снизу, находилось языческое капище. И оно было совсем не похоже на святилище Черной луны. Это сооружение было куда древнее, на много веков старше, чем храм Неистовой.
Герда миновала тринадцать высоких ступеней, сложенных из огромных грубо обработанных каменных плит, и подошла к входу в храм, образованному двумя вертикально установленными менгирами[16 - Менгир – простейший мегалит в виде установленного человеком грубо обработанного дикого камня или каменной глыбы, у которого вертикальные размеры заметно превышают горизонтальные.Мегалиты – сооружения из огромных каменных глыб, характерные в основном для IV–III тыс. до н. э. в Европе, либо позднее в Азии и Африке.]. Пройдя между ними, она оказалась в узком проходе, вырубленном прямо в скале, являвшейся, по-видимому, телом сопки, и оказалась на просторной круглой площадке, ограниченной тринадцатью установленными вертикально плитами-менгирами. Посередине круга стоял огромный дольмен[17 - Дольмены – древние погребальные и культовые сооружения, относящиеся к категории мегалитов. Название происходит от внешнего вида обычных для Европы конструкций – приподнятой на каменных опорах плиты, напоминающей стол.], внутри которого – под перекрытием – Герда рассмотрела жертвенный алтарь. Здесь, внутри ограды из каменных глыб, древняя песня звучала куда отчетливее, чем внизу, у основания сопки. Герда не знала, что это за язык, но она понимала, о чем поют камни. Это была и в самом деле крайне мрачная песня, хотя Герда и не взялась бы пересказывать ее своими словами. Но общий смысл улавливался без труда: это был гимн Смерти, Великой Повелительнице Пределов, Хозяйке Судеб, Властительнице Ночи.
Какое-то время Герда просто стояла там, где остановилась, не в силах идти дальше. Вообще, не способная сдвинуться с места, поднять руку, сказать слово. Но потом, сделав над собой неимоверное усилие, от которого кровь застучала в висках и по лицу потекли слезы вперемешку с потом, все-таки пошла к алтарю. Шаг за шагом. Медленно. С трудом, словно преодолевая встречный ветер. Сколько времени шла, не запомнилось, но в какой-то момент Герда просто обнаружила себя стоящей на коленях у самого жертвенника. Она не помнила, с какой целью пришла сюда. Она просто чувствовала, что должна это сделать.
Запустив руку во внутренний карман плаща, она вынула подношение, которое приготовила минувшей ночью, завернув его в чистую тряпицу. Положив сверток на жертвенный камень, Герда развернула его. На белом батистовом платке лежала самая большая ее драгоценность – сапфировый гарнитур.
«Тебе!» – сказала мысленно Герда и склонилась в поклоне.
«Смелая девочка, – голос, раздавшийся в ушах Герды, был похож на слабый шелест ветра, но она отчетливо слышала каждое слово. – Умная. Щедрая».
Герда не знала, что на это сказать и надо ли вообще отвечать на эти слова.
«Сильная, – шепнул тот же голос. – Неистовая входила в тебя четыре раза, и ты все еще жива».
Повисла тишина, но Герда чувствовала, разговор не окончен.
«В тебе слишком мало зла, – сказала богиня. – Мягкая, добрая… Грозишься, но не убиваешь. Твоя месть спит, твой гнев не пылает, а тлеет, а жалость – пристанище слабых».
И снова тишина.
«Хорошее подношение, – наконец заговорила богиня, измучив Герду долгим ожиданием. – Не поскупилась. Возьми и мой дар. Твой нож!»
«Нож?» – Герда удивилась, но слово богини закон, тем более слово такой грозной богини, как та, которой было посвящено это капище. Безымянная, она знала все имена и все дороги.
Вопрос, откуда Герда все это узнала, возник позже, а тогда, стоя на коленях перед алтарем, она просто знала и не нуждалась ни в каких объяснениях. Она достала свою наваху, раскрыла и положила на алтарный камень рядом с принесенными в жертву драгоценностями. Секунду-другую ничего не происходило, а потом сапфиры ярко вспыхнули и разом превратились в голубое сияние. Золото потекло, мягкое, как разогретый на огне воск, и на глазах Герды впиталось в рукоять навахи, словно вода в сухой песок. Тогда голубое сияние окутало клинок и буквально через несколько мгновений исчезло, поглощенное сизой сталью.
«Бери и уходи!»
Герда взяла нож, не слишком понимая, что делает и зачем, встала, выпрямляясь, и чуть было не упала. Ноги едва держали враз отяжелевшее тело. В мышцах слабость, в голове пустота, в ушах звон…
Она не помнила, как вернулась к Юэлю и что случилось потом, воспринимала в полсознания. Смутно вспоминалось, как он дотащил ее до бивака. И там, напившись вина и завернувшись в плащ и два одеяла, Герда легла поближе к огню, согрелась и, наконец, заснула сном без сновидений. Спала долго. Нурен, посовещавшись с Юэлем и Тильдой, дал ей выспаться до первого света, но, проснувшись, она не смогла есть и весь день чувствовала себя обессилевшей и разбитой. Почти не разговаривала, сидела нахохлившись на своей лошади, но из седла не выпадала, ехала со всеми. Днем на привале сжевала горсть черного изюма, запив его парой глотков вина, и до вечера, как сомнамбула, качалась в седле. Никто ее ни о чем не спрашивал, но все смотрели с подозрением, вот только ей на это было наплевать. Все стало вдруг безразлично, ко всему пропал интерес, но она безропотно двигалась с отрядом по горным дорогам, которые с каждым днем становились все хуже и хуже. Ехала, шла, ела и спала. Голова была пустой, и все вокруг представлялось серым и безжизненным.
Так прошло дней пять или шесть – Герда не считала, а потом… Она вынырнула из своего странного забытья сразу вдруг. Вздрогнула, почувствовав на себе чужой взгляд, отклонилась назад, пропуская над собой летящую ей в грудь стрелу, и скатилась с лошади, упав в можжевеловый куст. Вокруг, как гром среди ясного неба, разверзся ад. Ржали и крутились на месте зажатые в скальной узости лошади, кричали люди, звенела обнаженная сталь. Однако Герда, вылетевшая из седла несколькими мгновениями раньше, каким-то чудом оказалась вне боя, а еще через минуту и вовсе нашла себя за спинами нападавших. Судя по одежде и оружию, это было какое-то горное племя, и напали они с обычной для горцев целью – ограбить жителей низин. Но люди Нурена оказались трудной добычей, они умели воевать и дрались не на жизнь, а на смерть. Это была их работа. Этому их учили. Этим они занимались всю жизнь.
Понаблюдав за схваткой пару-другую мгновений и уяснив себе характер боя и расклад сил, Герда с трудом выпуталась из куста, сбросила мешавший двигаться плащ, прошмыгнула между большими валунами и, оказавшись за спиной одного из нападавших, ударила его засапожником под левую лопатку. Сделала она это, подчиняясь автоматизму отработанного приема, и даже не подумала о том, хватит ли у нее сил, чтобы убить одним ударом довольно крупного мужика. Сил хватило, роста – тоже. Горец рухнул как подкошенный, а Герда, успевшая вырвать кинжал, уже неслась к другому воину. Этот что-то почувствовал или, может быть, услышал и как раз разворачивался к ней, но попросту не успел, нож из ее рукава вылетел раньше. Кидала с левой руки, на бегу и не отдышавшись. Метила в грудь, попала в лицо. Куда-то в верхнюю часть бороды – в рот или подбородок, но главное, выиграла то самое мгновение, которого иногда не хватает, чтобы решить, кому жить, а кому умирать. На этот раз жить выпало ей: кинжал вспорол брюхо горца, а удар плечом в грудь опрокинул его на спину.
«Можно и в позе наездницы…» – но додумать Герда не успела, получив удар в бок.
К счастью, бил не мужчина, а женщина – какая-то горянка с занавешенным «салфеткой» лицом. Сила удара не та, да и женский сапожок не то же самое, что окованный железом сапог могучего воина. Тем не менее Герда от боли чуть не взвыла, упала на плечо, оставив засапожник в животе поверженного врага, и оказалась безоружная лицом к лицу со взбесившейся женщиной, чьего мужа или брата – ну, не отца же, в самом деле – она чуть было не оседлала. У горянки ятаган, и ударь она им вместо ноги, дело обернулось бы худо, а у Герды лишь ее короткая наваха и сломанные ребра. Тем не менее ей хватило самообладания, сил и ловкости, чтобы уклониться от первого удара, поднырнуть под второй, и в следующее мгновение ее нож вошел женщине в горло. И в этот момент с Гердой случилось странное. Она почувствовала жар, словно в лицо ей пахнуло из разверстой хлебной печи, и жар этот «омыл» ее всю, разом сжигая усталость, боль и растерянность.
