скачать книгу бесплатно
– Ну, с этим делом более-менее понятно, – сказал Лев Иванович и повернулся к Тимофееву: – А теперь расскажи-ка мне, Сергей Владимирович, как ты к Савельеву на работу попал, кто тебя рекомендовал, если ты не из их команды, и что за время твоей работы случилось необычного. Как ты понимаешь, особенно меня интересует время до и после похищения малышей.
– Я работал заместителем начальника службы безопасности банка, когда меня вызвал исполнительный директор и сказал, что там у меня возможностей карьерного роста нет, а вот один из давних клиентов их сибирского филиала, перебравшийся недавно в Москву, ищет себе начальника службы безопасности. Я встретился с Николаем Степановичем, мы поговорили, и я перешел к нему, – начал Тимофеев. – А команду набрал из бывших наших.
– И кто же это поименно? – спросил Гуров. – А то наши бывшие коллеги разными людьми бывают, попадаются среди них и те, кому бы я и огород сторожить не доверил. Хотя не стоит сейчас тратить на это время, просто приготовь мне их личные дела, и я посмотрю, и, если меня кто-то из твоих подчиненных заинтересует, я с ним пообщаюсь отдельно.
– Сделаю, – пообещал Тимофеев.
– Насчет личной охраны и службы безопасности я уже все понял, а вот прислуга в доме откуда взялась?
– Все с Украины. Так что ни связей в Москве, ни собственного жилья у них нет. Вот и получается, что им всем гораздо выгоднее честно служить в этом доме, чем оказаться на улице, – объяснил Тимофеев. – Кроме того, не так уж их и много было: всего две горничные, что работали через день, они же и готовили, да няня с садовником, только они еще за месяц до похищения детей отсюда ушли, а ту горничную, что в ночь похищения детей работала, я уволил.
Услышав это, Гуров только с осуждением покачал головой:
– Ну и где мне теперь прикажешь ее искать? Я же с ней поговорить должен. Ты хоть знаешь, где она сейчас находится?
– Так она же все уже рассказала, – удивился Тимофеев.
Гуров мысленно застонал. Да, оказывается, Тимофеев как был честным, исполнительным дураком, так и остался. И это еще мягко сказано. Лев Иванович едва сдерживался, чтобы не высказать в его адрес свои мысли вслух.
– А если она не все рассказала? – несколько успокоившись, спросил он. – Или ты просто не знал, о чем ее спрашивать? Что тогда?
– Знаешь, Гуров! Ты… – неприязненно начал Тимофеев, и тут Лев Иванович не выдержал и рявкнул:
– В том-то и дело, что я знаю, как надо работать, а ты нет! Охранников-то хоть не трогал?
– Не в моей компетенции, – буркнул в ответ тот.
– То есть? – Гуров повернулся к Погодину: – Значит, Тимофеев знал истинный расклад?
– Да, я ему очень доступно все объяснил, – невозмутимо ответил Леонид Максимович. – Кстати, если вам нужно поговорить с этой горничной, то вы сможете это сделать в любой момент. Я тут квартиру снял, и она у меня убирается и готовит, и живет, кстати, там же, чтобы мне не скучно было, да она и не возражает.
– Параллельная структура, – кивнул Гуров и, встретившись глазами с этим битым жизнью человеком, с первого взгляда правильно оценившим «способности» Тимофеева и поэтому подстраховавшимся, одобрительно заметил: – Разумно. И женщину эту вы вовремя перехватили, – на что тот просто пожал плечами. – Ну а с вашим доверенным человеком я могу поговорить?
– А они все доверенные, – заметил Погодин. – И в полном вашем распоряжении. А когда мужики приедут, то в подчинении у вас будет много людей для различных поручений.
Гуров на это ничего не сказал и снова обратился к Тимофееву:
– Давай, Сергей, рассказывай все, что знаешь о последних месяцах.
– А чего не знаешь, я потом проясню, – пообещал Погодин.
– Ну, как утром выяснилось, детей похитили ночью через окно – его открытым оставили. Охранники тут же мне сообщили, и я приехал, а потом уже Николаю Степановичу позвонил. Следов под окном никаких не было, отпечатков пальцев ни на наручниках, ни на подоконнике, ни на всем остальном – тоже, видно, в перчатках работал или работали. Собака – я частным образом с нашими договорился, и они приехали – след не взяла.
– А вот будь в доме собака, она бы тревогу подняла, – заметил Гуров.
– Колька собак не любит, – сказал Погодин. – Тяпнула его в детстве какая-то шавка, вот на всю жизнь память и осталась.
– Понятно. Ну, Сергей, а дальше ты что предпринял?
– Мы весь сад осмотрели, но никаких следов не нашли, ограда нигде не сломана и кусты, что вдоль нее растут, тоже. Словно по воздуху этот гад сюда прилетел.
– Ага, дух не святой или джинн из бутылки, – буркнул Гуров.
– Хозяйка в истерике была и на мужа орала, что это случилось из-за его бизнеса и все такое. И требовала, чтобы он ни в коем случае в полицию не обращался, а то детей убьют, – продолжал Тимофеев. – К ней из частной клиники врача с медсестрой пригласили, так они с тех пор тут так и живут. Она, как до этого в детской жила, чтобы постоянно с детьми быть, так до сих пор там и находится и постоянно таблетки какие-то пьет, от которых в каком-то полузабытьи находится. И вообще сдала она за этот месяц страшно – ведь и не спала толком, и не ела. Ее еще раньше хотели в частную клинику поместить, но она такой скандал закатила – не приведи господи. Кричала, что останется дома, потому что о детях в любой момент какая-то информация может прийти, вот она и хочет первой ее узнать, потому и ноутбук к себе забрала, хотя он в доме один, и рядом с кроватью поставила. А что с ней было, когда о якобы смерти детей узнала, я даже передать не могу. А что будет, когда ей о покушении на Николая Степановича скажут, вообще представления не имею. Наверное, нужно будет ее все-таки в клинику эту положить, чтобы она там под присмотром врачей до полного выздоровления хозяина была, потому что лежать в стационаре все-таки понадежнее, чем дома. А еще, Леонид Максимович, хоть вы ее и не любите, должен сказать, что жили они нормально, не скандалили. Тихо все было.
– Ваш выход, Леонид Максимович, – Гуров повернулся к Погодину, поняв, что Тимофеев сказал все, что знал.
– Вела она себя действительно тихо, потому что я ее предупредил, что за ней и в Москве будут постоянно наблюдать, – подтвердил тот и замолчал, хотя видно было, что сказать ему есть чего, замялся он как-то, словно решая, говорить или нет.
– Леонид Максимович! Все, что вы скажете, между нами и останется, – твердо пообещал Гуров. – Поэтому говорите смело: вдруг это делу поможет?
– Ладно! – поколебавшись, согласился Погодин. – Короче, Колька не мог иметь детей, причем это совершенно точно. Бабы у него всегда были – дело житейское, но вот все как-то без последствий обходилось. А он о детях мечтал так, что словами не описать. И вот, когда мы уже нормально жить начали, появилась у него одна бабенка, и попыталась она свою беременность на него повесить. Ну, он, конечно, обрадовался, планы начал строить. А вот я сильно сомневался, что это от него, и погнал его к врачам, вроде как на обследование. Ты, мол, отцом собираешься стать, так убедись сначала, что ребенка сможешь на ноги поставить и до ума довести, а то загнешься до времени, как он без отца будет расти. Николай и пошел. Тут-то и выяснилось, что у него какое-то застарелое воспаление, которое уже давно перешло в хроническую форму, так что детей ему без очень серьезного лечения иметь не судьба.
– Бабенка тихо слиняла не без вашего участия, – догадался Гуров.
– Само собой, – невозмутимо заметил тот. – Колька после этого сник, даже пил некоторое время, а потом решил: не судьба – значит, не судьба. И лечиться не стал, хотя я и предлагал ему к тому знахарю обратиться, который ему мазь для лица делал.
– То есть никакого другого наследника – я сейчас не о жене, а именно о детях – у него быть не может? – уточнил Гуров.
– Могу сказать совершенно точно, что детей у Кольки нет, – уверенно сказал Погодин. – У него вообще на всем белом свете родственников нет.
– А вот, как оказалось, судьба ему детей иметь. Он же все это время в Москве лечился, – горячо возразил Тимофеев. – Я точно знаю. К знахарю не пошел, а к врачам обратился. Он постоянно на какие-то процедуры ездил, ему уколы делали. И супруга его тоже лечилась.
– Еще бы ей не лечиться, при ее-то прошлом! Там число абортов небось на сотни шло! – зло бросил Погодин.
– И все у них получилось, – продолжал Сергей Владимирович. – Они для этого специально в Америку летали. Николай Степанович и дом там, в Майами, снял, и прислугу они отсюда с собой взяли, чтобы вокруг свои были. С рабочими визами для них столько хлопот было, что не приведи господи, но мы их все-таки оформили на три года. И хозяйка там всю беременность провела. Там и малыши родились! А сюда их привезли, когда им уже по полгодика было.
Погодин смотрел на Тимофеева с такой жалостливой брезгливостью, словно хотел сказать: «Ну какая же ты бестолочь!» А вот Гуров сразу все понял.
– Суррогатное материнство?
– Да, потому что эта сука все равно выносить ребенка не смогла бы, – подтвердил Погодин. – Это была девка из той же деревни, откуда эта стерва родом, причем еще и мужа за собой потащила. Они-то потом здесь под видом няни и садовника жили. Видно, Колька решил все в тайне даже от нас сохранить. И в свидетельстве о рождении он с этой стервой настоящими родителями записаны.
– Я смотрю, что вы до всего докопаться смогли, – не то с осуждением, не то с одобрением покачал головой Гуров.
– Так не при коммунизме живем, денег еще никто не отменял, – хмыкнул Погодин.
– Сергей, ты сказал, что няня и садовник два месяца назад отсюда ушли. А почему? Не думаю, чтобы им здесь плохо жилось. Или их уволили?
– Да нет! Они сами так решили. Сказали, что, мол, денег достаточно заработали, а теперь им свою жизнь устраивать надо. Собрались они на юг податься и частную гостиницу там открыть. Садовник говорил, что они в Америке насмотрелись, как это делается, вот и решили сами попробовать. Николай Степанович им все до последней копейки честно заплатил, так что обижаться им не на что. И если ты подумал, что это они за что-то отомстили или просто решили себе детей забрать, то это не так. Их тут больше и близко не было.
– Не было, – подтвердил Погодин.
– А почему же новую няню не взяли? – спросил Гуров. – Ведь матери наверняка с непривычки трудно было с двумя малышами.
– Да она их и при няне с рук не спускала, – объяснил Тимофеев. – Они их вместе и купали, и кормили… Да, в общем, все вместе делали. А новую? – Он задумался. – Так об этом как-то и разговора не было. Я, во всяком случае, не слышал. А может, хозяйка решила, что вторую такую не найти, а чужому человеку детей доверять не стоит.
– Ладно, разберемся. Тогда у меня следующий вопрос: у Савельева было завещание?
– Конечно. Первое-то было, как и у Димки, и вообще у всех нас, кто не женат, на остальных написано, чтобы все в равных долях, – пояснил Погодин.
– Но у Дмитрия же родственники есть? – удивился Гуров.
– А он их знать хочет? Они его из дома вышибли, хотя у брата его всего-то колено было покалечено, прихрамывать начал. А они его за это из города в деревню к бабке старой отправили. Отец у Димки большой шишкой был и мог сына от армии отмазать, но не захотел. А потом, когда страна екнулась, к чертовой матери, и папаша его не у дел остался, а вот у Димки копейка в кармане появилась, родня вдруг о сыночке родимом вспомнила, залебезила. А Димка старый грех исправил – оплатил братишке операцию на колене, чтобы тот нормально ходить мог, и все! Больше ни шиша они от него не получили.
– Ну, с этим все понятно, рассказывайте дальше.
– А потом Колька новое завещание составил. «Все, чем я буду обладать на момент моей смерти, наследуют в равных долях Лариса Петровна Васильева, Михаил Николаевич Савельев и Мария Николаевна Савельева», – процитировал Погодин.
– А вы откуда знаете? Неужели даже до нотариуса добрались и завещание в руках держали? – удивился Гуров и получил в ответ весьма красноречивый взгляд. – Так, может, у них и брачный договор был?
– Был, и не иначе как по настоянию этой суки составленный. Коротенький такой! – зло произнес Леонид Максимович. – В общем, в случае развода по Колькиной инициативе или его измены ей отходит все его состояние.
– Что? – невольно воскликнул Гуров.
– То! – хмуро подтвердил Погодин.
– А в случае ее измены? Или, может, она сама от него захочет уйти?
– А такой пункт там даже не предусмотрен, – иронично ответил собеседник. – Я же сказал, что околдовала она его.
– Да уж, хваткая бабенка, – помотал головой Гуров и поднялся. – Надо все же мне своими глазами посмотреть и участок, и ограду, и все остальное.
Следом за ним поднялись и остальные. Они вышли в холл и увидели, как по лестнице со второго этажа торопливо спускался мужчина в белом халате.
– Леонид Максимович? – спросил он, подойдя к ним и обращаясь к Погодину, а когда тот подтвердил, продолжил: – Мне охранники сказали, вы сейчас в доме за главного. – Когда Погодин в знак согласия кивнул, твердо заявил: – Ларису Петровну нужно срочно госпитализировать. У нее и так было тяжелое состояние, а после того, как она узнала о покушении на Николая Степановича, оно усугубилось.
– Откуда узнала? – быстро спросил Гуров.
– Она услышала шум в холле и потребовала, чтобы ей сказали, что случилось. Нам пришлось позвать одного из охранников, который ей сообщил, что на ее мужа было совершено покушение. Лариса Петровна все добивалась от него, в каком тот состоянии и жив ли. Вот он ей и сказал, что вы, Леонид Максимович, нашли его раненым и отвезли в больницу, но сдуру ляпнул, что Николай Степанович безнадежен.
Тимофеев собрался, было, сказать, как на самом деле обстоят дела, но Погодин не дал ему и рта открыть:
– Да, это правда. Врачи не оставили нам никакой надежды, счет идет на часы, – заявил он, наградив при этом Сергея Владимировича таким взглядом, что тот окончательно стушевался.
– Ну, вот! У нее началась истерика, и она умоляла нас отвезти ее в клинику, хотя раньше всегда этому противилась, – продолжал врач. – Но сейчас, видимо, поняла, что иначе она не поправится, да и ждать ей дома больше некого.
– Врать мне не надо, – жестко сказал Погодин. – Тем более это бесполезно. Так, что она говорила на самом деле?
Врач помялся, а потом, отведя глаза, пробормотал:
– Она сказала, что теперь, когда и ее дети, и ее муж погибли, ее тоже убьют, потому что она осталась единственной наследницей и компаньоны мужа пойдут на все, чтобы заграбастать себе состояние Николая Степановича. Я не очень ей поверил, но теперь, видя вас, я начинаю ее понимать, – прямо взглянув на Леонида Максимовича, почти ненавидяще произнес он.
– Ее никто не собирается убивать, – небрежно бросил Погодин. – Мы люди брезгливые.
Гуров же просто достал из кармана свое служебное удостоверение и, раскрыв, показал врачу.
– Я лично гарантирую вам, что никто не убьет ее. У вашей пациентки, видимо, нервный срыв, что вполне объяснимо.
– Ни в какую частную клинику она не поедет, – твердо заявил Погодин. – Не заслужила она, чтобы на нее деньги тратили, а вот районная психушка ей подойдет. Раз у нее тяжелейшая депрессия, там ей самое место, – и, обратившись к охраннику, приказал: – Вызывай «Скорую»! Объясни, в чем дело, и пусть поторопятся, а горничной скажи, чтобы сумку для этой стервы собрала. А вы, – он повернулся к врачу, – дождетесь «Скорую», расскажете бригаде медиков, как и чем ее лечили, а потом и вы, и медсестра можете быть свободны.
– Я начинаю понимать эту несчастную женщину, – процедил сквозь зубы врач. – Кстати, сумка уже собрана.
– Я не повторяю два раза, – произнес Погодин таким тоном, что врач невольно поежился, поняв, что позволил себе лишнее. – Я сказал, чтобы горничная собрала сумку, значит, так и будет. А вот вам, сердобольному, придется прямо здесь написать, чем вы лечили эту мразь, а потом надлежит покинуть дом Савельева! А то болтаете много лишнего! – И он обратился уже к другому охраннику: – Скажи медсестре, чтобы собрала и свои, и его вещи, причем под твоим присмотром, и пусть катятся на все четыре стороны. И проследи, чтобы врач наверх не поднимался. Ничего, не помрет эта сволочь до приезда «Скорой». И горничную поторопи.
Врач, может, и хотел что-то сказать, но благоразумно промолчал, понимая, что власть в доме сменилась.
– С вами расплатились? – спросил у него Погодин, на что тот отрицательно покачал головой. – Сколько мы должны вам и медсестре? – И, услышав внушительную сумму, покачал головой, хотя раньше скупостью не отличался, но спорить не стал, а достал из кармана пачку денег и, отсчитав сколько требовалось, протянул врачу. – В ваших услугах больше не нуждаются. Напишите список лекарств и можете быть свободны. Проследи! – это уже относилось к охраннику.
– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – заметил Гуров, а Тимофеев, понурившись, не издал ни звука, видимо предчувствуя, что работать ему на этом хлебном месте осталось недолго.
– Вот именно, знаю! Да, это я велел сказать ей, как бы случайно, что Колька безнадежен, чтобы посмотреть, что она делать будет. Потому что не верю я ей! И основания для этого у меня есть! – жестко произнес Погодин.
Врач сел в холле в кресло возле небольшого столика и, достав из кармана халата блокнот, начал писать, а Гуров с Погодиным и Тимофеевым вышли в сад. Лев Иванович тщательно изучил землю и стену под окнами детской, что было, в общем-то, бесполезно – месяц ведь прошел, – а потом и сам очень немаленький участок по всему периметру и крепко задумался: по всему выходило, что через ограду преступник перебраться никак не мог, тем более что соседями были люди весьма предусмотрительные и сторожевых собак, которые беспощадно облаяли их, едва они приблизились к ограде, не боялись. На полпути к дому Гуров вдруг резко остановился, потому что ему пришла в голову на первый взгляд совершенно безумная мысль, но, основательно проанализировав ее, он понял, что не такая уж она и абсурдная.
– Леонид Максимович, – он повернулся к Погодину. – Мне нужно срочно поговорить с той горничной и охранниками, что работали накануне и в ночь похищения.
– Олесю уже везут, – настороженно глядя на сыщика, сообщил тот. – С Олегом вы уже никак поговорить не сможете, а со вторым – запросто, вот он возле крыльца курит. А что? Вы уже что-то поняли?
– Еще не знаю, – задумчиво сказал Гуров и, быстрым шагом подойдя к парню, попросил: – Расскажи мне в подробностях о событиях дня накануне похищения.
Охранник сначала посмотрел на Погодина, словно спрашивая у того разрешения говорить.
– И как на духу! – подтвердил тот полномочия Гурова задавать вопросы.
– День был как день, – начал парень. – Проснулся, позавтракал в кухне и в восемь утра заступил на смену, а Олег отсыпаться пошел. Сидел себе в сторожке, одним глазом на монитор смотрел, хотя когда Степаныча дома нет, то и приезжать некому, а другим – в телевизор. Погода была промозглая, туман, так что я кофе себя подбадривал – Олеся принесла. В четырнадцать с минутами – это можно по журналу посмотреть – приехала грузовая «Газель». Мужик какой-то к воротам подошел и по переговорке сказал, что привез заказанные хозяйкой коробки. Я ей позвонил по внутреннему, и она подтвердила, что это игрушки для детей. Ну, я машину на территорию впустил и внимательно осмотрел. Мужик в машине был один, а внутри действительно две картонные коробки, в них большущие такие медведи, в целлофан упакованные. Мужик до дома доехал и коробки внутрь понес. Пробыл он в доме недолго, а потом уехал.
– На выезде машину осматривали? – быстро спросил Гуров.
– Нет, а зачем? – недоуменно ответил парень, а потом, испугавшись, спросил у Погодина: – Что, надо было? Но ведь никогда же на выезде не досматривали! – на что тот просто отмахнулся: не до тебя, мол, сейчас, и спросил у Льва Ивановича:
– Вы думаете, в них вывезли детей?
Тимофеев же, кажется, так ничего и не понял.
– А вот это будет зависеть от того, что нам расскажет Олеся, но другой вариант просто не просматривается. Если же выяснится, что я ошибаюсь, то будем думать дальше. Но это вряд ли, – «скромно» заметил Гуров.
– А как же их крики-визги? – спросил Погодин.
– Я думаю, она заранее записала их на диск или кассету, а потом эту запись включила. Если хорошо поискать, то проигрывающее устройство мы в доме найдем, потому что сама она, как я понял, с того дня из дома не выходила, выбросить тоже не могла – горничная заметила бы. Правда, вот врач с медсестрой… Она могла им отдать, чтобы они в своих вещах вынесли. Или подарить, например. Но, поскольку они еще здесь, то и выяснить это будет нетрудно. Вещи-то они еще только собирают.
– Ну, раз она сама все это организовала, чтобы Кольке нервы мотать, то проклянет тот день, когда родилась. Сейчас я с ней по душам побеседую! И вот тогда ей больница точно потребуется! Только не психушка уже, а травматология! – зловеще пообещал Погодин.
– Не надо, – остановил Леонида Максимовича Гуров. – Добровольно она вам ничего не скажет, а пытать ее я вам не дам. Да и не стоит ее пока ни во что посвящать. Если она все это затеяла, то пусть думает, что ее план сработал. Пока она лежит в больнице, мы сами во всем разберемся. Главное, чтобы у нее никакой связи с внешним миром не было и не сбежала она оттуда.
– Ладно, – нехотя согласился Погодин. – Позабочусь я, чтобы ее от всех изолировали, – и приказал охраннику: – Номер машины сообщишь Сергею Владимировичу, а ты, – он повернулся к Тимофееву, – пробьешь его по всем базам данных и выяснишь, что это за тачка. Хоть какой-то прок от тебя будет, – неприязненно бросил он и снова обратился к охраннику: – Записи с камеры над воротами за тот день найди, посмотреть надо, что это за мужик.
Охранник быстро, почти бегом, удалился, а Гуров попросил:
