скачать книгу бесплатно
Глава III
…Не помню, как я уснула, собственно, сна оставалось менее часа. Но я, видимо, спала дольше, так как, проспав горн, подскочила, как ошпаренная.
И… забыла о главном на сегодня для меня – письме от, наверное, уже любимого мной человека! Не заправляя кровати, а просто накрыв её простынёй, я помчалась догонять отряд.
Вечерний досуг, ужин, кино – всё понеслось, как обычно. Наконец, дали отбой, и мы вернулись в палатку.
Я заметила, что Лариса, ходившая обычно за мной хвостиком, сейчас смотрит на меня, как загнанный зверёк, и словно избегает общения. Я тоже не стала навязываться. В конце концов, все сюда приехали отдыхать!
?
Пока я чистила зубы, она легла и старательно делала вид, что спит. Меня кольнула неприятная догадка. Я протянула было руку к подушке, но не решилась под неё залезть, побоявшись, что там уже пусто…
Так ничего и не проверив, я легла. Мне до последнего не верилось, что поступки друзей могут дурно пахнуть. Однако, решив, что утро вечера мудренее, и отвернувшись к стене, я постаралась уснуть.
Но моё утро наступило гораздо раньше горна. Меня разбудила вожатая Марина и сказала, чтобы я оделась в парадную форму. Помня прошлогоднюю игру «Зарница», когда вожатых и помощников подняли раньше всех и отправили закладывать «секреты» для соревнований, я и в этот раз приняла всё за начало игры.
Стоп! В этот раз я не помощница, обычная пионерка, хоть и старше всех в отряде! Но почему в парадной форме?
Это, как выяснилось, были цветочки. В виде ягодок Марина сказала, чтобы я, на всякий случай, ещё и собрала свой чемодан.
?
Директор лагеря, Нечитайло Зоя Васильевна, нервно ходила по кабинету, театрально всплёскивая руками и закатывая глаза:
– Мыслимо ли это? – В руках директора был знакомый мне листок, а в словах звучала неоспоримая власть. – Видели ли вы здесь что-либо подобное, товарищи? Я лично за пятнадцать лет такое вижу впервые! – обращалась она к Марине и воспитателю нашего отряда Мариванне, исполнявшим роли этих самых «товарищей».
Обе стояли красные, как галстуки на их груди. И молчание их означало одно: ничего подобного они здесь не видели. Если честно, и не хотели бы видеть. А если и хотели, то там же, где и саму Зою Васильевну.
Воодушевлённая безропотностью персонала, директриса перешла на крик:
– Выгнать! Выгнать безвозвратно! – и почти завизжала: – Но сначала пусть прочтёт сей опус всей дружине вслух, а потом прогнать с чемоданом через линейку по кругу… Не допущу!!!
На этом, видимо, способы моей «казни» себя исчерпали, ибо «инквизитор» удовлетворённо опустилась на стул.
– С письмом что делать? Отдать? – робко спросила Мариванна, показав на меня.
– Да! О письме! – Вторая часть судилища обещала быть более насыщенной. – Нет! Письмо мы зачитаем сами. Во избежание, так сказать… Знаю я их!..
Дверь открылась, и в проёме показалась фигура старшего вожатого Эдика со всклокоченными ото сна волосами:
– Можно?
– Вот за что я люблю наше младшее руководство, что оно всегда появляется вовремя! – съязвила Зоя Васильевна.
И я невольно вспомнила тайно ходившую по лагерю расшифровку её имени: Змея Особой Ядовитости.
– А вы что скажете в своё оправдание, милейшая? – в подчеркнуто уничижительном тоне, наконец-то, дошла очередь и до меня.
– Вообще-то, чужие письма читать нехорошо! – Не знаю, откуда у меня и смелость-то взялась.
– Скажите пожалуйста! – и в театре уже пятерых актёров пошёл третий акт. – Вон! Эта пигалица ещё меня учить смеет!.. Значит, сообщить обо всём на предприятия, где работают её родители!.. Все свободны до линейки!.. Эдик, иди буди лагерь!..
Я стояла, понимая одно: что я даже не столько боюсь реакции родителей, сколько того, что никогда больше не подержу в руках листок со знакомым почерком. Но ни одной слезинки не упало у меня из глаз. Я была уверена, что подобные ситуации взрослые куда эффективнее решают совсем по-другому. Как моя тётя, например: вежливой беседой – на равных, без театральщины и оскорблений.
… – Не расстраивайся, – как могла, утешала меня Маринка, возвращаясь с разноса. И, слегка пожимая мою руку, добавила: – А ты молодец! Отбрила змеюку нашу, что надо! – и она искренне рассмеялась.
– Я всё равно в лагере в последний раз. А письмо жалко. Хоть мне за него и не стыдно. По письму можно многое понять о человеке. Но, видимо, не таким, как она! – Я кивнула на здание администрации.
– Не переживай, я что-нибудь придумаю…
Марина пошла будить отряд.
…Кто же всё-таки утащил письмо из-под подушки? Лариса? Или кто-то ещё?..
?
Вернувшись в палатку, я за пару минут уложила чемодан. Вещизмом я не страдала. Самая ценная из них – мамина, ставшая теперь уже моей, гипюровая кофта на мне. Остальное: сарафан, купальник, шерстяная олимпийка, трико с вытянутыми коленями, которое я вообще тихо ненавидела, пара футболок, кое-какое бельишко и полукеды с вложенными в них носками – вот весь мой скарб.
Я знала, что за мной зайдёт Мариванна, и всё-таки резкий её голос меня испугал:
– Тушнова! Бери чемодан, пошли!
Мариванна завела меня в центр площадки, где шла линейка и уже блистала вышколенным тоном директор.
И тут случилось непредвиденное. На словах «… сейчас мы прочтём вам, ребята, какие письма получают наши пионерки…» Зоя Васильевна протянула руку назад. Наверное, тому, кто должен был в неё вложить письмо. Но сзади неё все стояли, вытянувшись по струнке. По рядам старших отрядов прокатился гул. Информация в лагере разносилась быстрее молнии.
– Где? – обратилась директор к Эдику.
– У меня нет, – сдвинул плечами тот.
– Ладно, с этим я позже разберусь.
?
И… что-то всё-таки пошло не так. Вместо того чтобы, как обещалось, заставить меня пройти кругом позора, директор вдруг изменила решение и отчеканила, как приговор:
– За беспрецедентный в истории пионерлагеря поступок пионерка 11-го отряда Ольга Тушнова отстраняется от всех развлечений до конца смены!… Линейка окончена!.. Всем на завтрак!
На минуту повисла тишина, потом раздался дружный выдох. Я так даже сразу и не поняла, что остаюсь. И только Марина, улыбнувшись, незаметно для всех мне подмигнула…
Глава IV
…На самом же деле случилось вот что.
На стадионе мы были не одни. Трибуны, сколоченные из досок, снизу имели пустоты. В них часто прятались мальчишки на перекур. Конечно, этого делать было нельзя, тем более в пионерлагере. Но запретный плод – он же, как известно, слаще.
Нас с Лариской просто оттуда кто-то подслушал. И, желая выслужиться, донёс директору, которая, немедля, вызвала Марину и Мариванну, но они лишь сдвигали плечами: знать ничего не знаем, ведать – не ведаем. И тогда директор в срочном порядке приказала обыскать мои вещи. Марина была против этого произвола и чуть не заработала выговор.
Но Зоя Васильевна не терпящим возражения тоном сказала:
– В таком случае вы, Марина Александровна, лично ответственны за то, чтобы через час письмо было здесь на столе. И меня не волнует, каким образом вы это сделаете!
?
Вернувшись, Марина разбудила и увела с собой Ларису. О чём они говорили, я так и не узнала. Ясно было одно: ни та, ни другая письма не брали.
Его взяла воспитатель, вернувшись в палатку во время полдника. К счастью, она не нашла конверт, лежавший в книге, оставив так у меня хоть что-то от Серёжки…
Уже тогда я не понимала поступков взрослых. Я и сегодня не всегда их понимаю. Но тогда было особенно больно. Пусть нас подслушали, пусть сдали со всеми потрохами. Всегда есть выход, если его искать. Скажем, как поступила Марина.
?
…Итак, меня, по сути, посадили под домашний арест. Хорошо, хоть туалеты, как в армии, драить не заставили!
После завтрака ребята ушли на поляну, а меня назначили дежурной.
Вымыв пол и вытерев пыль, я присела на кровать, достала остатки своего внезапно ставшего горьким счастья и… тут-то слёзы меня и догнали. Упав на кровать, я заревела белугой. Ну почему взрослые такие жестокие? Почему?..
Вздрогнув от лёгкого прикосновения, я оглянулась и увидела Маринку. В руках она держала… моё письмо.
– Ну что, арестант? Первый раз не довелось? Так сейчас двойной повод сплясать! Танцуй!
Сказать, что я очумела – ничего не сказать. Я вскочила с кровати, схватила Марину в охапку и закружила её по палатке. Слёзы текли по щекам, а я улыбалась и проглатывала их, как дурочка.
– Но как? Как вам удалось, Марина Александровна?
– Это всё Эдик. Он хоть и выглядит недотёпой, но очень быстро въехал в ситуацию и с риском для себя сказал Зое, что взятое им письмо где-то второпях обронил. А когда буря утихла, сам отдал его мне и сказал передать тебе на словах, чтобы прятала получше.
И вообще, чтобы знала: все старшие отряды на твоей стороне. Сказали, что будут писать петицию на имя директора.
– Что такое петиция? – поинтересовалась я.
– Что-то вроде ультиматума. Сказали, если тебя не реабилитируют, они тоже ни в чём принимать участия не будут. Так-то вот, влюблённая наша! – Марина, щёлкнув по кончику носа, по-сестрински меня обняла…
…Вечером, лёжа в кровати, я услышала, что Лариса тихонько всхлипывает. Мне почему-то стало её ещё жальче, и я спросила, что случилось. Она попросила у меня прощения, объяснив, что вся её вина была только в том, что она ушла со мной в тихий час, но письма моего, честное слово, не брала. И очень переживает, что я считаю её предательницей.
