скачать книгу бесплатно
Владимир припарковал машину, взял портфель и пошел в здание суда, там поднялся на нужный этаж. Представитель Клавдии Лесоруб уже был там в коридоре, увидев Владимира, недружелюбно смотрел на него. Владимир поздоровался с ним и отошел в сторону. Разговаривать с этим представителем все равно было не о чем.
Когда дело пригласили в зал, оба представителя расположились за противоположными столами.
Сначала представитель истицы пересказал иск.
Затем встал Владимир:
– Ваша честь! Прошу приобщить к материалам дела ответ Томского областного архива, данный на мой адвокатский запрос, о том, что Лесорубов Степан Терентьевич, родившийся пятого июня тысяча девятьсот тридцать пятого года в селе Верхние Луга Томской области – а именно эти дата рождения и место рождения указаны во всех документах Степана Терентьевича – был одним из двух детей своих родителей, Терентия Никодимовича и Антонины Кондратьевны Лесорубовых. Еще у него был старший брат Семен, погибший в годы Великой Отечественной войны. Кроме того, заявляю, что мной от имени моих доверителей подана апелляционная жалоба на представленное судебное решение, и эта жалоба принята к рассмотрению, сроки обжалования восстановлены, и дело уже назначено к слушанию в апелляционной инстанции. И еще заявляю, что мной от имени моих доверителей подано заявление о возбуждении уголовного дела по факту фальсификации доказательств в том гражданском деле, по которому вынесено решение. И в связи с этим ходатайствую о приостановлении разбирательства по этому делу. Вот все упомянутые мной документы.
Говоря все это, Владимир лишь на первых словах смотрел на судью, а потом он пристально смотрел на представителя истицы (которая – некая Клавдия Терентьевна – возможно, даже и не знала, что в районном суде Москвы от ее имени ведется этот судебный процесс). Представитель, не поднимая глаз, напряженно смотрел на стол перед собой. Владимиру даже показалось, что тот дрожит.
Владимир передал документы судье.
– Ваше мнение? – спросила судья представителя истицы.
Тот встал и неровным голосом сказал:
– Уважаемый суд, можно мне позвонить клиенту?
– Хорошо. Перерыв пять минут.
Судья встала, собрала бумаги и ушла в совещательную комнату.
Представитель истицы после этого вроде бы стал набирать на телефоне номер – а потом вдруг подхватил все свои бумаги и портфель и выбежал из зала.
Владимир и секретарь суда непонимающе переглянулись.
Ровно через пять минут судья вернулась в зал и тут же заметила отсутствие другой стороны:
– А где представитель истицы?
– Возможно, он сбежал, – позволил себе прокомментировать ситуацию Владимир.
Судья немного удивилась такому объяснению, но видя, что секретарь кивает, поняла, что так и есть.
– Полина, – обратилась судья к секретарю, – сходи, пожалуйста, вниз, узнай – ведь он должен был сдать жетон, выданный ему на входе.
Полина пошла. Судья и Владимир остались в зале. Судья сказала ему:
– Вы молодец, окружили ту сторону, как волка красными флажками.
– Спасибо. Стараюсь. Очень не терплю любые фальсификации, – ответил Владимир с легким поклоном.
Полина вернулась довольно быстро:
– Он покинул здание суда.
– А, вот как, – подняла брови судья. – Тогда отметь в протоколе, что за время перерыва, предоставленного по его ходатайству, представитель истицы покинул здание суда – и потом возьми у приставов справку об этом в дело. Так, суд, совещаясь на месте, определил – ходатайство представителя ответчиков адвоката Синегорова о приостановлении производства по делу удовлетворить.
И потом уже, полуофициально, судья сказала Владимиру:
– Давайте, постарайтесь, успеха вам. Я тоже очень не люблю фальсификации.
– Спасибо! Буду стараться.
Виктор приехал на встречу в офис, где его ждала дама, обратившаяся к нему за помощью. Когда она звонила накануне, чтобы записаться на консультацию, она представилась секретарю как Надежда Максимовна Игнатьева.
Войдя в переговорную, он увидел даму лет шестидесяти – шестидесяти пяти, очень ухоженную, но явно переставшую придавать значение своей внешности. То есть она уже начала стареть и явно не желала ни скрывать старение, ни бороться с ним. Выглядела она очень по-доброму, по-домашнему, и при этом чувствовалось, что она то ли растеряна, то ли испугана – или и то, и другое сразу.
После знакомства Надежда Максимовна начала свой рассказ, причем говорила она складно, но как-то неуверенно, как будто бы сама сомневалась, что ей стоит оказывать помощь:
– Вы знаете, две недели назад умер мой младший брат Николай Максимович Краснокрутов. Я много лет жила вместе с ним, он мой самый родной человек. Когда он двадцать лет назад овдовел, мать его жены заявила ему, что если он не женится вновь, то она не будет выделять супружескую долю своей дочери – чтобы все потом досталось его дочери, Татьяне. Он во время брака создал бизнес, бизнес пошел хорошо, стал развиваться, и ему не хотелось разделять его, поэтому он вынужден был согласиться с требованием своей тещи. Он не женился, отношения у него с женщинами были, но недолгие, и он так больше и не женился. Когда его жена умерла, Таня была маленькой, пяти лет, и растила ее тоже та бабушка, и она жила у нее. И тогда же бизнес Коли пошел в гору, стал укрупняться, и делить его он уже не хотел. Сейчас компания его стала крупной, известной, а начинал он с маленького магазина.
Синегоров знал эту компанию, поскольку ранее он успешно провел в ее интересах несколько арбитражных дел. Именно топ-менеджеры той компании попросили его помочь сестре их умершего владельца: из уважения к его памяти они хотели защитить ее.
Надежда Максимовна сделала паузу, а потом продолжила:
– А потом он уже и не стремился создавать семью, так и жили мы с ним, два старика, брат с сестрой. Я в его дела не лезла, дом обустраивала, и он обеспечивал и нас, и Таню. Бабушка ее долго прожила, до взрослого возраста ее дотянула, а потом Таня уж сама жить стала, отдельно. Коля ей квартиру купил.
После еще одной паузы Надежда Максимовна добавила:
– У меня семьи уже не было, муж умер рано, мои дети – их у меня двое – уже взрослыми стали, поэтому я жила с Колей, обеспечивала ему быт, а он работал – управлял своим бизнесом.
Надежда Максимовна замолчала, явно собираясь с мыслями для дальнейшего повествования. Виктор понимал, что она подступает к самой проблеме, и ей становится трудно говорить, поэтому тактично молчал, чтобы не торопить ее.
Ему показалось, что у Надежды Максимовны появились слезы на глазах. Она продолжила:
– И хоронила Колю я сама, Таня просто пришла на похороны.
Но она тут же вытерла слезы, как-то вся внутренне собралась и сказала:
– И вот позавчера ко мне заявилась Таня, которой уже двадцать пять лет, и заявила, чтобы я выметалась из квартиры, потому что она единственная наследница обоих своих родителей, и здесь все ее. И она мне дала сроку неделю, чтобы выехать из квартиры. Если через неделю не покину квартиру – она сказала, что выселит меня с полицией.
Виктор видел, что его собеседнице все труднее говорить. Но она нашла силы продолжать:
– Я знаю, что Таня – единственная наследница Коли, и все должно достаться ей: и бизнес, и квартира, и загородный дом, и машина. Все ее. И я уеду из этой квартиры. Но сейчас мне некуда уезжать. Дети взрослые, у всех свои семьи, не нужна я им. Может, вы поговорите с Таней, чтобы она дала мне немного пожить в квартире Коли?
Итоговая просьба Надежды Максимовны удивила Виктора. Слушая ее повествование и делая записи по нему, о фактических обстоятельствах, он как раз прикидывал юридические варианты помощи ей – а оказалось, что она просила скорее о психологической и представительской помощи.
Он спросил:
– Завещания ваш брат не оформлял?
– Нет, не составлял. Зачем оно ему? Таня – его единственная дочь, единственная наследница, он весь свой бизнес создавал и строил, чтобы ей передать.
Виктор посмотрел на свои записи, взвешивая и соотнося все обстоятельства, обдумывая их, и потом медленно проговорил:
– Надежда Максимовна, а вы не хотите стать сонаследником имущества брата и унаследовать половину его бизнеса?
Собеседница сильно удивилась и замахала рукой:
– Каким образом? Я знаю, что не могу унаследовать имущество брата, так как у него есть дочь. Нет-нет – не хочу! Мне бы просто пожить в квартире брата, пока я не смогу куда-то обустроиться. Потом мои дети помогут мне.
– Вы жили за счет брата? Он вас всем обеспечивал?
– Да. У меня есть пенсия, но так как Коля оплачивал все нужные нам с ним покупки, моя пенсия накопилась на сберкнижке, теперь буду жить за счет нее.
Виктора по-доброму умилило использование собеседницей старинного слова «сберкнижка». Его ровесники и даже люди постарше, пользуясь банковскими картами, это слово уже основательно подзабыли.
– Надежда Максимовна, я должен сказать вам, что если вы, будучи уже пенсионеркой, жили вместе с братом, в его квартире, и жили за счет денег брата, вы являетесь его иждивенцем.
Видя, что собеседнице было несколько неприятно слышать слово «иждивенец» в отношении себя (ее как бы даже немного передернуло из-за него), он поспешил уточнить:
– Не смущайтесь, это юридический термин. Он означает, что вы находились на полном содержании своего брата, и вследствие этого вы являетесь его наследником по закону – наряду с его дочерью.
Надежда Максимовна задумалась; видно было, что эта информация для нее нова. Виктор не торопил ее с ответом.
Наконец, собеседница сказала:
– Нет, я не вправе наследовать имущество Коли. У него есть родная дочь, и он всю жизнь работал, чтобы оставить ей наследство. Нехорошо мне отнимать наследство у племянницы.
– А Татьяна часто общалась с отцом? – неожиданно спросил адвокат.
– Нет, не часто, – с грустью произнесла Надежда Максимовна. – И Коля переживал из-за этого. Но он мне говорил, что она молодая, вот она занята учебой в школе, вот она занята учебой в институте, вот у нее встречи с друзьями – в общем, он понимал, что ей некогда приезжать к нему. Звонила раз в неделю – и то он был рад. Потом он надеялся, что она выйдет замуж, родит ему внуков, и тогда будет больше общения.
– Она уже вышла замуж? – поинтересовался адвокат.
– Да, вышла, три года назад. И сына уже родила. Назвала его Степаном в честь своего деда по матери. Бабушка ее очень просила так назвать. Коля огорчился, но не стал ничего говорить ей.
– Общения стало больше?
– Да нет, – махнула рукой Надежда Максимовна. – Но Коля говорил, что ей теперь нужно за маленьким сыночком ухаживать, и вот подрастет тот – и будут они с ним больше приезжать к нам.
И еще она добавила:
– И денег у отца Таня стала больше просить: мол, расходы увеличились. А Коля и рад был давать ей денег и на нее, и на ее сына, и для ее мужа – он не работает.
– Давайте так, – решительно подытожил Виктор. – Я по вашему поручению встречусь с Татьяной Николаевной, поговорю с нею, и дальше будем решать, как действовать.
У Владимира неожиданно зазвонил телефон.
– Алло, – хмуро ответил он (он всегда отвечал на телефонные звонки хмуро).
– Владимир Всеволодович? Здравствуйте.
– Здравствуйте, – по-прежнему хмуро ответил Синегоров.
– Это Красов, Анатолий Геннадьевич, защитник Рогаткина.
Владимир был представителем бизнесмена Чернокомова, у которого Рогаткин по разным договорам выманил имущества на сто пятнадцать миллионов шестьсот тысяч рублей. По заявлению Чернокомова было возбуждено уголовное дело. Усилиями Владимира в качестве представителя Чернокомова как потерпевшего, плотно интересовавшегося расследованием этого дела, расследование шло довольно энергично. Рогаткин был помещен под стражу. Другого варианта не было, так как его задержали в аэропорту Шереметьево за полчаса до вылета его самолета. У него на руках были билеты до Доминиканы, а оттуда – в Венесуэлу.
И вот звонил защитник Рогаткина. Приходилось отвечать.
– Да, слушаю вас, Анатолий Геннадьевич, – ответил Владимир.
– Мы можем с Вами встретиться?
– Для чего?
– Мой подзащитный уполномочил меня вести переговоры о компенсации вреда, в причинении которого его обвиняют.
– То есть он признает свою вину?
– Нет, – уклончиво ответил Красов. – Но надо сдвигать дело с мертвой точки.
– Рогаткин готов вернуть моему клиенту всю сумму – сто пятнадцать миллионов шестьсот тысяч?
– Ну… – замялся с ответом адвокат Красов. – Ну не сразу.
– О чем мы будем говорить? – сухо спросил Владимир.
– О выплате суммы, о сроках ее выплаты.
Владимиру было очевидно, что обращение этого адвоката какое-то мутное. Но если интересы его доверителя могли быть как-то защищены – он готов был встречаться.
Договорились о встрече в его офисе, хотя Красов всячески хотел встретиться на нейтральной территории. Но Владимир проявил свою железную непреклонность: если встреча – то только в его офисе, и Красову пришлось согласиться.
В назначенное время Красов приехал в офис Владимира, и они расположились в переговорной.
Адвокат Красов выглядел немного странно, как-то противоречиво: с одной стороны, он был довольно представительным (но каким-то нескладным), по внешности – ярким, явно заметным, довольно громким, но, с другой стороны, он выглядел (или даже стремился выглядеть) каким-то приглушенным, приневзрачным, чтобы не выделяться.
После всех формальностей: обмена визитками, заказа секретарю чая или кофе – Владимир сухо и официально сказал, стремясь быстрее перейти к сути встречи:
– Слушаю Вас, Анатолий Геннадьевич.
– Владимир Всеволодович, мой подзащитный хочет договориться с Чернокомовым.
– Он готов вернуть сто пятнадцать миллионов шестьсот тысяч рублей?
– Ну, тридцать миллионов и еще пятнадцать миллионов мы оспариваем в арбитражном суде, – напомнил Красов.
– Хорошо. А остальные семьдесят миллионов? – спросил Владимир.
– Ну, у моего подзащитного сейчас таких денег нет.
– Тогда что мы здесь обсуждаем? – не просто сухо, а строго спросил Владимир.
– Ну, мой подзащитный располагает определенными средствами, и ему должны быть поступления. Ему помогут.
