скачать книгу бесплатно
После охлаждения кушанье можно было подавать к столу. Лишь бы тот, кому предназначался деликатес, возжелал его отведать.
Затеянная Москвой большая война с ментами пришлась как нельзя кстати. На этой благодатной ниве имелся шанс отличиться.
И пусть не надеется захолустный царёк Буров, что Андрей Леонидович будет сопеть в две дырки, поджавши хвост!
На прошлой неделе, разъясняя текущий момент, межрайпрокурор, сурово насупившись, велел решения по милицейскому руководству принимать только после согласования с ним. Для придания видимости, будто декларация носит общий характер, он собрал весь коллектив.
Это был дешёвый спектакль. Тирада, сопровождавшаяся грозным шевелением мохнатых бровей, адресовалась исключительно опальному заму.
Хоробрых дискутировать не стал. О чём может быть спор, если он находится в своём праве? Надзор за территориальным органом внутренних дел закреплён за ним приказом о распределении обязанностей.
Буровско-кораблёвские шашни привели к тому, что до настоящего времени, вопреки указанию Генерального, ни одного дела в отношении ментов возбудить в Остроге не удосужились. Это был саботаж чистой воды. Даже в той тощей стопке материалов (явно предварительно отсортированной), что канцелярия принесла на проверку Андрею Леонидовичу, усматривались формальные основания для уголовного преследования лиц, укрывавших криминал.
Разумеется, не случайно Буров сегодня не взял его на расширенную коллегию. По скудоумию своему пытался утаить в мешке шило. Но Хоробрых не зря десять лет отработал в областном аппарате. Было, кому проинформировать его о настроениях нового шефа. Тот наточил саблю и рвался в бой. В Москве должны были увидеть, что не ошиблись с назначением.
Андрея Леонидовича отличал прагматизм. Расстраиваться из-за очередной местечковой каверзы он счёл нерациональным. Напротив, порадовался возможности спокойно поработать в тиши кабинета.
«Никто не шпионит, не дёргает, под руку не смотрит», – рассуждал он, извлекая из сейфа папку с индивидуальными наработками.
Чувствовал себя бодро, голова была ясной, рука – твёрдой, мысли формулировались чётко. Утром Хоробрых сделал получасовую пробежечку, затем – комплекс гимнастических упражнений. Он снимал квартиру на тихой улице рядом с парком. Когда подыскивал жильё, перебрал полтора десятка вариантов, зато теперь имел возможность постоянно держать себя в тонусе.
С квартирой Андрея Леонидовича при переводе в район кинули. Номинально прокурор области обязательства перед ним выполнил. Ходатайство в администрацию города направил и даже подкрепил его телефонным звонком. Но времена наступили другие. Теперь местная власть не выделяла федералам бесплатного жилья, она предложила финансировать его строительство. На этом тема заглохла. Заместитель межрайонного прокурора, не имеющий блата, был слишком мелкой фигурой, чтобы под него выделили деньги в Генеральной.
Не сразу Хоробрых добился компенсации поднайма. Долго бухгалтерия ерепенилась, но в итоге, как миленькая, стала выплачивать ежемесячно по три с половиной тысячи рублей. Платил Андрей Леонидович за съёмную жилплощадь больше, но тут, как говорится, с драной собаки хоть шерсти клок!
В областном центре он проживал в скромной двухкомнатной брежневке с матерью-пенсионеркой. Своей семьи Хоробрых не имел никогда и обременяться ею не желал принципиально. Будучи человеком умным, он учился на чужих ошибках, видел – у женатиков жизнь состоит из конфликтов, затрудняющих нормальное существование. Собственно, его высокие производственные показатели во многом объяснялись отсутствием отвлекающих факторов. Поразительную работоспособность Андрея Леонидовича признавали даже его ненавистники.
Пришла пора продемонстрировать потенциал новому патрону.
Хоробрых пролистал документы, освежая в памяти детали. Как и предписывалось столичной директивой, он собрал материал на каждого из четверых руководителей острожской милиции. Для полноты проверки осталось получить у них объяснения.
Кадровик, в силу должности наиболее хитровыделанный, свалил на больничный. Уважительность неявки подтвердил копией листа о временной нетрудоспособности, присланной с нарочным. Тактика страуса, прячущего в минуту опасности голову в песке, не мешала принятию процессуального решения.
Начальник МОБ Коробов дисциплинированно явился к назначенному часу. Дубоватый строевик, явно кем-то наученный, отказался давать пояснения в отношении себя на основании статьи 51 Конституции РФ, о чём сделал собственноручную запись «паркером» с золотым пером. Позиция была обоснованной, однако неразумной, ибо также не препятствовала проверке. Главное, что получена бумажка, снимающая возможные упрёки в невыяснении позиции лица, нарушившего закон.
Начальник УВД Сомов в городе отсутствовал, и это шло на пользу делу.
«Пускай старый чёрт послушает на коллегии шефа, проникнется, что на сей раз вляпался крепко», – Андрей Леонидович аккуратно переложил бумаги по Сомову из левой стопочки в правую.
Наиболее перспективным выглядел материал в отношении начальника КМ Птицына.
В мае прошлого года некий о/у[128 - О/у – оперуполномоченный (проф. сокр).] Савченко проводил проверку по краже бэушного холодильника из дома-дачи. Коротнул заявку он, что называется, внаглую. Видите ли, гражданин не предоставил документа о стоимости пропавшей вещи.
На «отказнике» в правом верхнем углу, там, где должность начальника органа дознания, стояла косая черта, значившая, что постановление утвердил один из замов. В небрежной подписи читалась лишь заглавная буква «В». Расшифровки не было, милицейские начальники мнили себя слишком занятыми людьми, чтобы утруждаться подобными мелочами. Хоробрых пришлось выучить их автографы наизусть. Закорючка принадлежала Птицыну В.Л. Главный сыщик подмахнул документ, не вникая в содержание. За пофигизм ему предстояло поплатиться карьерой.
Яму себе менты вырыли сами. Месяц спустя о/у Савченко принёс в прокуратуру рапорт об отмене «отказного». Поворот на сто восемьдесят градусов объяснялся банально – нашёлся воришка, и преступление стало «светлым». Андрей Леонидович в просьбе не отказал. Но, поскольку он не состоял на службе в МВД, направлением материала на дополнительную проверку не ограничился, а возбудил уголовное дело.
У опера хватило наглости возмутиться:
– Раньше так не делали! Я же сам пришёл с отменой, инициативно. А теперь меня накажут! За что?!
Хоробрых выставил наглеца за порог.
Впрочем, конопатый о/у столь обстоятельного повествования не заслуживал. Разговор не о нём и не об укрытой им рядовой кражонке. Важно то, что в обсуждаемой ситуации звёзды на небе сошлись в нужной точке.
В период после первой кражи и до своего задержания домушник совершил ещё пару аналогичных преступлений. Таким образом, он дезавуировал доводы «умников», талдычащих о невозможности доказать существенность ущемления интересов граждан укрытым правонарушением. Ведь, если бы кражу холодильника возбудили своевременно, материал не отправился бы в архив. Следователь начал бы производство по делу. С учётом того, что крадун жил в соседней деревне, его нашли бы по горячим следам. И в таком случае двое граждан не пострадали бы.
«Составчик у Птицына выпишется красиво», – мечтательно улыбнулся Андрей Леонидович, оглаживая длинными пальцами бумаги.
Увидь его сейчас знакомый, он бы сильно удивился весёлому настроению человека, навечно причисленного к отряду мизантропов.
Разумеется, этого материала не было среди тех двадцати стерилизованных, что Хоробрых вручила завканцелярией. Компру он вытащил из загашника, где она терпеливо дожидалась своего часа.
Дело было за малым – опросить начальника криминальной милиции. Тот, рассчитывая непонятно на что, с утра пятницы уклонялся от встречи. Все его известные телефоны отвечали долгими гудками. Уведомление через секретариат дало нулевой результат. Сыскался полковник только вчера вечером по домашнему номеру. Выслушивая заместителя прокурора, он аденоидно сопел в микрофон, потом раздражённо буркнул: «Повесткой вызывайте», и бросил трубку.
Андрей Леонидович расценил нервоз Птицына добрым знаком и каллиграфическим почерком заполнил бланк повестки. В графе «основания вызова» не стал прятаться за туманную фразу «по кас. вопросу», написал предельно ясно: «доследственная проверка».
Над процедурой вручения повестки Хоробрых задумался. Лично идти в милицию было несолидно, а поручать кому-то – ненадёжно.
Мыслительный процесс прервал звонок дежурного по УВД, сообщившего о двойном убийстве на улице Фурманова. Известие выбило из колеи. Дежурная неделя была чужая. Кроме того, в рабочее время на происшествия обычно выезжал Кораблёв как штатный руководитель прокурорского следствия.
Вкалывать за дядю противоречило принципам Андрея Леонидовича. Тем более, случившееся автоматически попадало на контроль Генеральной. Здесь можно было угодить под раздачу на ровном месте.
Хотя Буров с Кораблёвым и не могли спрогнозировать подобное ЧП в своё отсутствие, Хоробрых узрел в ситуации очередную каверзу.
«Менты или следак схалтурят, а меня сделают крайним! Только-только дисциплинарки мои погасились!»
Мальчишка Кораблёв, мнивший себя непревзойдённым следственником, постоянно придирался к тому, как Андрей Леонидович, выехав по дежурству на убийство, организовывал работу СОГ[129 - СОГ – следственно-оперативная группа.]. Ему мнилось, что тот делает всё спустя рукава, старается побыстрее слинять с места происшествия.
«Увязался сопляк с Буровым на коллегию, а неделя-то по графику – его! Ну-у, интриганы! – Хоробрых массировал виски, тупо заломившие от подскочившего давления.
Головная боль не улеглась, а Андрей Леонидович уже названивал начальнику отдела криминалистики Пасечнику. В областной были в курсе особо тяжкого преступления.
– Собираемся выезжать к вам!
Хоробрых подмога была до лампочки. Он доходчиво объяснил, почему не он должен выезжать на это происшествие. Пасечник, обычно туговатый на приём, на сей раз врубился с ходу и пообещал вытащить Кораблёва из актового зала.
Андрей Леонидович стал ждать. Ожидание затянулось, теребили из дежурки, попугайничали про машину, давно стоящую у прокуратуры.
Наконец, отрывисто заблямкала специфическая трель межгорода. Маявшийся возле окна Хоробрых, цапая трубку, дёрнул провод и чуть не сбросил аппарат со стола.
– Виталий Назарович, слушаю!
– Это Виталий Иванович, – откликнулся окающий баритон прокурора-криминалиста, фамилия которого не поддавалась запоминанию из-за своей простоты.
Криминалист сообщил, что ни Бурова, ни Кораблёва с коллегии не отпустили. Там же застрял и Пасечник, поэтому выезжает он один.
– До встречи! – голос из динамика брызгал азартом, словно им предстояло участие в неком увлекательном соревновании, сулившем славу и награды.
Андрею Леонидовичу подобное обалдуйское состояние было неведомо. Расплетая хитроумно перекрутившийся шнур телефона, он дал исчерпывающую нецензурную характеристику острожским князькам, привыкшим таскать каштаны из огня чужими руками.
24
25 мая 2004 года. Вторник.
13.05–14.00
Пятью минутами позже Хоробрых с постным выражением лица неуклюже вылезал из высокой кабины лобастого милицейского уазикам буханки».
В городе он слабо ориентировался. Знал два маршрута – с работы на съёмную квартиру и с работы на автостанцию. За отсутствием личного транспорта расположения улиц не запоминал.
Сейчас, однако, понял, что происшествие случилось в самом центре. Они ехали проспектом Ленина, на первом перекрёстке после «Вечного огня» свернули направо, миновали два дома, у третьего тормознули.
Водитель, по прошлым выездам памятуя о капризах важного прокурорского чина, сильно не гнал и не включал сирены. С учётом прозвища «Бешеный» и репутацией гонщика Шумахера давалось ему это с трудом.
Андрей Леонидович огляделся. Судя по тому, что основное движение происходило у единственного входа в торце «хрущёвской» пятиэтажки, убийство случилось там. Дверь распахнута настежь, над ней нависал кургузый бетонный козырёк, истончённый временем. Низенькие ступеньки крылечка сильно выщерблены по краям. Вышедший из здания фельдшер «скорой помощи» одолел их одним широким шагом и вскарабкался в свой «УАЗ-452а», находившийся в тесном родстве с «буханкой» дежурной части. «Скорая», грузно переваливаясь на ухабах, декорированных щебёнкой, двинулась к проспекту. «Дежурка» стрельнула выхлопом и без промедления заняла её место.
Подойдя ближе, Хоробрых прочитал табличку, коричневевшую справа от двери. «Муниципальный фонд «Развитие жилищного строительства».
«Хм, вполне мирная организация. Что в ней могло стрястись? Да ещё днём!» – Андрей Леонидович, приготовившийся к посещению маргинального притона, озадачился.
Кишевшие вокруг милиционеры прибытие заместителя прокурора заметили, но ни один из них не подошёл с докладом.
Хоробрых насупился, но и только. Здесь он чувствовал себя гораздо менее уютно, чем в стенах служебного кабинета. И сотрудники милиции были на улице другими – уверенными, собранными, словно вышедшими на тропу войны. Некоторых Андрей Леонидович идентифицировал.
Вот пробежал, весь на шарнирах, начальник ОУР Калёнов. Лёгкая куртка небрежно переброшена через локоть, и оттого выставлены напоказ крепкий бицепс и пистолет в кобуре подмышкой. Майор, как всегда, будто только от парикмахера. Затылок и виски искусно сведены на нет, длинную светлую чёлку, падающую на глаза, приходится то и дело откидывать рукой назад. На безымянном пальце тускло поблёскивает широкое обручальное кольцо.
В течение года на Калёнова поступило несколько письменных жалоб от подследственных. Содержание стандартное – выбивает показания. С учётом личности заявителей, многажды ранее судимых, тяжести преступлений, ими содеянных, и отсутствия неопровержимых доказательств вины майора, ему удавалось отделаться лёгким испугом. Сам он, разумеется, ничего не признавал. «Кто работает, на того жулики и катят бочку», – такая у него была дежурная отговорка.
«Всё до разу», – зампрокурора напомнил ему другую народную мудрость.
Прыгающей походкой прошёл Сутулов, старший группы по раскрытию убийств. Этот хоть поздоровался, болезненно кривя рот: «з-здра-а-асте». Удивительно, как человека с таким дефектом речи приняли на службу в милицию, где он умудрился дослужиться до подполковника. Сильное заикание однозначно свидетельствует о проблемах мозговой деятельности. Особенно, когда оно усугубляется системной алкоголизацией. Данное увлечение выдавали помятая, плохо выбритая физиономия Сутулова, его неопрятный внешний вид.
Милицейская колготня казалась хаосом броуновского движения. В Хоробрых нарастало раздражение от творящегося бардака.
Неизвестно, во чтобы оно вылилось, но тут заместитель прокурора увидел следователя Февралёва, скромно вышедшего на крыльцо.
От других следователей межрайпрокуратуры он отличался в лучшую сторону. Неизменные костюм и галстук придавали ему интеллигентный вид. Общаясь с Февралёвым во время выездов на происшествия, Хоробрых составил о нём благоприятное впечатление. Парнишка был вежлив, скромен в общении, имел развитую речь. К месту обмолвился, что закончил ВУЗ с красным дипломом. Его Modus operandi[130 - Modus operandi – образ действия (лат).] подтверждал наличие добротных теоретических знаний. Конечно, для столь зелёного возраста Февралёва вознесли чересчур высоко. Недавно он удостоился должности следователя по особо важным делам, равнявшейся замовской по окладу и потолку классного чина.
И всё это свалилось на юношу, едва отработавшего три года. В старые времена на этом этапе сотрудник только-только расставался со статусом молодого специалиста. Стремительная карьера, по твёрдому убеждению Андрей Леонидовича, развращала молодёжь. В двадцать пять – следователь по ОВД! Кем же такой вундеркинд захочет стать через пару лет? Зампрокурора? А ещё три года спустя прокурорское кресло ему подавай?!
Углядевший начальство важняк заторопился навстречу. Вид он имел ошарашенный – таращил глаза, топорщил юнкерские усики. Сообщил, что труп в офисе – один. Убита бухгалтер организации, а директор тяжело ранена в грудь, тоже из огнестрельного оружия. Её увезли на реанимобиле в бессознательном состоянии. Со слов медиков шансов выжить у женщины мало. В помещении – явные следы обыска, дверца сейфа открыта.
С каждой услышанной фразой Андрей Леонидович укреплялся в правильности своей позиции. Пускай это тухлое варево расхлёбывают те, кому по должностным обязанностям положено. А у него сфера деятельности другая, сугубо надзорная.
«Уточняю фактическую сторону и докладываю наверх. Пускай пинками гонят сюда вельможу Бурова и титулованного следопыта Кораблёва! Здесь не просто двойное убийство, а сопряжённое с разбоем! Настоящее бандитское нападение!» – мыслительный аппарат работал на ускоренных оборотах.
– Раз был бухгалтер, значит, у них деньги имелись. Сейф пустой?
– Пока не знаю, Андрей Леонидович, – Февралёв поддёрнул брюки, спадавшие с тощеватых бёдер. – Там эксперт ЭКО работает, следы ищет.
– Специалист в офисе, а вы здесь? – насторожился Хоробрых. – Как такое возможно? Понятые, надеюсь, внутри? Наблюдают за действиями криминалиста?
– Нет, – курортный загар на лице следователя поблёк, на переносице проступили веснушки.
Природа не терпит пустоты. Февралёв стушевался, а Андрей Леонидович обрёл уверенность. Процессуальная составляющая следственных действий была его стихией.
– Где понятые? – спросил он делово.
Февралёв попросил подойти неохватную женщину-квашню, источавшую жадное любопытство к дармовому представлению, и седенького коротенького мужичка пенсионного возраста. Старикана заместитель прокурора с ходу забраковал.
– Он же в нетрезвом состоянии! Хотите, чтобы важнейшее доказательство суд признал недопустимым?
Ужаснувшийся от такой мысли следователь унёсся к курившему на углу участковому. Тот имел свой взгляд относительно пригодности понятого, которого он с трудом уломал на участие в осмотре.
– Ничего не пьяный! Хочешь, я его в наркологию свожу?!
Это было совсем лишним. Употребив максимум красноречия, Февралёв всё-таки убедил капитана в необходимости выполнить его поручение. Участковый обстоятельно докурил сигарету, отошёл к урне, опустил в неё окурок и с видом оскорблённой невинности двинул вдоль дома, выглядывая «лицо, незаинтересованное в исходе уголовного дела».
Неожиданно скоро он привёл молодую тётеньку с пустым мусорным ведром.
– Это недолго? У меня ребёнок спит, – беспокоилась она.
– Пять минут, – на голубом глазу сбрехал милиционер.
– Пройдёмте, пожалуйста, внутрь, – воспитанный Февралёв испытывал неловкость, нагружая мирных обывателей малоприятной обязанностью.
Для любого профи институт понятых был очевидным рудиментом уголовного процесса. Никакого контроля за действиями следователя он не обеспечивал. Тем не менее, высоколобый, высокооплачиваемый, живущий на облаке законодатель, принимая новый УПК, отказаться от него не счёл нужным.
Заходили гуськом в следующей очерёдности – Февралёв, любознательная толстуха и робкая мамочка в байковом халате.
Следом на порог с заминкой шагнул Хоробрых, чувствуя знакомый прилив дурноты, сопутствующий каждому погружению в чёрную ауру места совершения убийства. После перевода в район подобные экскурсии стали его крестом, тащить который приходилось каждую третью неделю. Такова была регулярность дежурств. Сотрудники облаппарата аналогичных обязанностей не имели. В большинстве они оставили их в прошлом и назидательно вспоминали, распекая поднадзорных. Андрей Леонидович похвалиться опытом следственной практики, увы, не мог. Он пришёл в прокуратуру с преподавательской работы, где ему не дали реализоваться бездари от науки.
На пятом десятке поздно привыкать к виду криминальных мертвецов. Нервная система подорвана, весь негатив на себя примеряешь. Но не зайти в офис нельзя. Одна из ябед как раз и заключалась в том, что он лицезрел гнилой труп через окошко, чуть ли не в лорнет, как барин.
Сейчас Хоробрых утешался доводом, что в помещении не встретит смрада разлагающейся плоти. Тем не менее, амбре оказалось противным. Едкая вонь пороха, сгоревшего при выстрелах, перемешалась с парным запахом свежей крови. Никто не удосужился открыть форточку, а ещё лучше – фрамугу. Комнаты выходили на солнечную сторону, духота спрессовала воздух.
Андрей Леонидович спешно вынул из кармана надушенный платочек, прижал к ноздрям. Таким способом он спасался от всепроникающих миазмов смерти. И плевать ему было на язвительные усмешки за спиной.
«Дебилы, бравирующие своей толстокожестью, почитайте методическую литературу! При осмотре трупа положено надевать респиратор или марлевую повязку!» – когда-нибудь он произнесёт эти тезисы вслух.
Толстуха бесцеремонно попёрлась вперёд. Эксперт Елин чудом успел спасти кровяной след обуви, который он изготовился сфотографировать методом масштабной съемки.
– Куда прёшься?! – рявкнул эксперт.
– Это понятые, Максим Денисович, – извиняющимся тоном пояснил Февралёв. – Заместитель прокурора велел им присутствовать.
Не вставая с корточек, Елин дотянулся до картонной крышки от коробки бумаги для ксерокса, накрыл ею след. На затылке эксперта ярко белела прядь седых волос. Креативную отметину он привёз из командировки на Кавказ.
