скачать книгу бесплатно
С самого детства Сашка помнила фразу, как-то сказанную ее бабушкой:
– Живи честно, не укради, не лги, не убий.
– Что же, совсем, совсем не врать? – удивилась тогда Сашка.
– А ты попытайся, раз, второй, потом привыкнешь, – усмехнулась тогда бабушка.
Вспоминая бабушку, Сашке тут же виделись огромные арбузы и ароматные дыни. Оно и понятно, ведь бабушка жила в Одессе. Туда всей семьей они ездили почти каждое лето, объедаться абрикосами, персиками, виноградом, ведь простые помидоры и те в Ленинграде были редкостью.
Больше всего девочка любила бывать в кино и на маминой работе. Военизированная охрана чужих на хлебозавод не пускала. Но разве Сашка чужая? Мама выписывала ей специальный пропуск, а когда та входила в лабораторию, то искали ей самый маленький белый халат, которому все равно приходилось подворачивать рукава. Студентки проходившие практику на хлебозаводе, хоть и улыбались глядя на девочку, но относились к ней уважительно.
– Образец заливается реактивом и помещается в низкоскоростную центрифугу. При скорости двести оборотов в секунду пробирка с продуктом раскручивается в течение десяти минут. После этого образец нагревается, – диктовала Марина Сергеевна студентам и Сашка сидя в лаборатории восхищалась всеми этими мамиными значительными, но не совсем понятными фразами.
Хотя она и не совсем понимала, как хлеб с батонами могут печься с помощью химии или реактивов.
– В пробирках и колбах что – ли?
Когда она задавала такие вопросы, смеялись и мать, и несносный брат Костик, и даже Тетя Люся, которая жила вместе с ними. Ей было уже около 50, но она до сих пор была не замужем и детей своих у нее не было. Потому она в своих племянниках души не чаяла, потакала им, в особенности Саньке. Мама брала с собой на работу – Костю, а тетя Люся – Сашку. Александре не очень нравилась " почтальонская " работа. Она не видела в ней ничего интересного – "Сиди себе, печатай на машинке, принимай и отдавай посылки, письма, телеграммы. Особенно ей не нравились нетерпеливые посетители.
– В царское время почтальоны были расторопнее, – как то заметил старый дед на почте.
– Как вы не понимаете, что страна идет гигантскими шагами в будущее, – возразила тогда Сашка.
– Маленькая, а тоже со своим мнением суется.
– Мы пионеры, должны разъяснять не сознательным.
– Это я несознательный? – разъярился дед, но наткнувшись на осуждающий взгляд почтальонши осекся.
А вот у Марины Сергеевны работа была в разы интереснее, но мама брала с собой дочь – редко, только в крайнем случае, после одного неприятного инцидента. Случилось это около года назад, во время каникул. Костя с друзьями ушёл на озеро – рыбачить, а сестру с собой брать не стал, не хотел в этот день быть для нее нянькой. Саша долго умоляла, упрашивала его, но все её мольбы были бесполезны. А ей так хотелось идти с ними, нести котелок для ухи, подержать удочку, поймать хотя бы одну малюсенькую рыбку, поесть уху из этого самого котелка, которую она не очень любила, но там ей пришлось бы, чтобы не быть голодной и конечно же она хотела купаться. Брат наотрез отказался. Девочка стала ныть. Мама пожалела её и взяла с собой. Саше все было интересно. Как месят тесто на хлеб, как его выпекают в больших печах, как там вкусно пахнет хлебом, какой он румяный и горячий. Когда она увидела мамино рабочее место, все остальное отошло на второй план. Это была чудесная комната, полна всяких тайн. Мама как раз определяла количество жира в молоке. Это очень важно ведь от этого зависит рецептура булочек. Мама в резиновых перчатках в жиромер поместила молоко, в него вливалась концентрированная серная кислота. А когда смесь обугливается, то по шкале можно было снять показания жира.
– Анализ старый, довольно простой, но при этом точный, – заметила Марина Сергеевна.
Санька гордилась мамой и с интересом рассматривала десятки почетных грамот развешанных по стенам лаборатории. Недаром брат любил посещать это место. Мама просила ничего здесь не трогать, лишь наблюдать за процессом. По началу Саше удавалось скрывать заинтересованный вид и прятать руки в кармашках летнего платья, хотя они очень тянулись все потрогать и смешать, как это делала мама. В какой- то момент Марина Сергеевна отвернулась, Сашка не могла больше сдерживать руки, которые тянулись к колбам. Она смешивала марганцовку с капелькой глицерина, как ей посоветовал один друг. Сначала ничего не происходило. Мама бросала в сторону дочери тревожные взгляды, как будто чувствовала, что та что – то натворила… Подумав, что все в порядке, снова принялась за работу. Александра расстроилась, ведь она так хотела поразить маму, утереть брату нос, что не он один может фокусничать и важничать. Тишина простояла несколько минут. Вдруг марганцовка с глицерином, начала бурлить, меняться её состав, сноп искр и в конце повалил пар, словно из носика чайника, вперемежку с едким запахом. Саша очень испугалась, хотела скрыть следы своей неопытности и оплошности и вылила все в раковину, спрятав пустую пробирку в кармане. Это было не лучшим её выбором. Теперь этот запах и шипение распространились по всей лаборатории. Пришлось эвакуировать и Сашу, и двух молоденьких лаборантов- помощников, проветривать помещение. Вот с тех самых пор, мать зареклась больше дочь на работу не брать. Брат, как узнал, ещё долго припоминал сестре ее неудавшийся опыт, посмеиваясь и еще пуще раззадорив девочку…
У детей был отец. Про него говорили редко, умалчивая и не говоря о его местонахождении. Саше, а порой и Косте хотелось узнать про него больше, но каждый раз мама расстраивалась, вспоминая его. Дети чувствовали, что матери трудно затевать этот разговор, словно вскрывать больную рану и они больше не пытались. Саша любила учиться, гордилась, что была пионеркой. Ей доверили небольшой отряд, из детей младших классов.
Глава 3
"Вот будет здорово, если, пионервожатая разрешит нам сегодня устроить сбор. Тогда мы разложим костер во дворе школы и будем петь с октябрятами песни. А потом вечером отправимся помогать семьям военных, как тимуровцы" – думала Сашка, бодро вышагивая по направлению к школе. Солнце припекало, хотя и чувствовалась ленинградская влажность. В воздухе бензиновая гарь смешивалась с запахом цветущих деревьев.
По мере подхода к школе, энтузиазм у нее потихонечку угас.
"Во дворе точно не разрешат развести костер. Но мы можем прямо в классе на пол положить поленья, поставить туда электрическую лампу, накрыть все это красной тканью. Как в ТЮЗе в спектакле "Двенадцать месяцев". Тоже будет неплохо" – подумала Санька, открывая массивную школьную дверь.
– Пионервожатая у себя? – спросила она у уборщицы тети Нади.
– Да где ж ей быть-то? У себя – в пионерской комнате, – ответила пожилая женщина, оторвавшись на миг от мойки пола.
– Я к ней.
– Только ты не наследи.
– Я осторожненько.
Какое там "осторожненько". Санька перепрыгнула одним махом влажную полоску на полу и перескакивая через ступеньку помчалась в пионерскую комнату.
– Вызывали?
– Заходи Кондрашова.
Сашке показалось, что увидев ее, пионервожатая вздрогнула. Но может просто показалось?
– Садись Кондрашова на стул и никуда не уходи.
– А зачем вызывали-то?
– Я тебе потом скажу. Ты главное никуда не уходи. Поняла?
– Поняла, – растерянно произнесла Санька, пытаясь поймать взгляд пионервожатой, но это ей отчего-то, никак не удавалось.
– Вот и прекрасно, Кондрашова, – сказала пионервожатая и зачем-то обошла вокруг стула с сидящей Санькой. Потом решительно направилась к двери. Но как только дошла до двери все ее решимость куда-то испарилась и она уже каким-то будничным, извиняющимся тоном обратилась к девочке.
– Я тебя Кондрашова, как старший товарищ хочу сейчас предупредить… а впрочем нет, давай вставай и пойдем.
Ничего не понимающая Сашка поднялась и они направились к двери. Через минуту они уже были в приемной директора школы. Секретаря в приемной не было. Не стучась, пионервожатая открыла дверь к директору и, взяв Саньку за плечи, чуть ли не силой втолкнула ее в кабинет.
– Вот Станислав Аркадьевич, привела.
В кабинете Санька увидела директора и полного лысоватого человека в военной форме. Оба они стояли у раскрытого настежь окна и о чем-то беседовали.
– Ты значит и есть – Александра Кондратьева? – обратился директор к девочке.
– Не Кондратьева, а Кондрашова, – поправила его Сашка.
– Кондрашова? – суетливо переспросил директор, обращаясь к военному.
– Да, нам нужна Александра Кондрашова, – подтвердил военный.
– Кондрашова, ты пионерка? – спросил директор.
– Да.
– Ты понимаешь, что как пионерка должна помогать государственным органам правопорядка?
– Конечно, понимаю.
– Тогда давай рассказывай товарищу майору все подробнейшим образом…
– Не здесь и не сейчас, – прервал директора военный.
Он подошел к двери и бросил, обращаясь к Сашке:
– Следуй за мной.
– А мы? – спросил директор.
– Вы тоже хотите к нам проехаться, – жестко усмехнулся военный.
– Нет… не знаю…
– Будьте на связи. Если вы понадобитесь – вас вызовут.
Когда они вдвоем вышли на крыльцо подкатил легковой автомобиль с открытым верхом.
– Едем в управление, – скомандовал майор молодому стриженному шоферу.
– Мигом, домчу, – улыбнулся шофер и подмигнул Сашке.
Девочка от этой его улыбки чуть не расплакалась. Странное поведение пионервожатой и директора, брошенный недоваренный суп, хмурый майор, почти убедили ее в том, что она чем-то провинилась, а тут искренняя доброжелательная улыбка молодого парня чем-то похожего на Костю, растрогала ее и она сквозь слезы улыбнулась в ответ.
Они с ветерком помчались по ленинградским улицам. Чуть притормозили около здания на улице Воинова. Проезжая там, шофер вопросительно глянул на майора.
– Нет в ДПЗ сейчас рано, давай на Литейный в НКВД, – скомандовал майор.
Услышав слово НКВД, девочка замерла. Вот куда ее везут! Она пару лет назад уже видела сотрудников НКВД. Они приходили с обыском к их соседу – инженеру Войцеховскому. Потом его арестовали. Больше всего Сашку поразил не сам арест, а то, что инженер надел пальто прямо поверх пижамы. Девочка долго размышляла, от чего тот не переоделся в костюм? От растерянности? А может ему не дали переодеться? Или в этом был какой-то тайный смысл?
– За что его арестовали? – шепотом спросила она тогда у соседа Петра Петровича.
– Он поляк, – шепотом ответил сосед.
Санька не поняла, от чего быть поляком – преступление, но переспросить побоялась. Инженер Войцеховский пропал навсегда.
Охранник на входе в НКВД козырнул майору, тот заполнил какие-то бумаги и поднялся с девочкой на второй этаж в кабинет. Санька села в мягчайшее кожаное кресло похожее на облако. Майор устроился за столом, напротив.
– Так Александра Кондрашова, рассказывай все подробно о том происшествии на почте.
Сашка рассказала все так же, как милиционерам. После ее рассказа майор задумался, а потом попросил повторить еще раз. Сашка повторила.
– А теперь в деталях опиши того мужчину, который открыл тебе дверь.
– Обыкновенный, в кепке и пиджаке.
– Хорошо. А у него усы или родинка или еще что приметное было?
– Нет.
– А он был в сапогах или в ботинках?
– Плохо помню, но, по-моему, в ботинках.
– Точно в ботинках?
– Да точно.
– Это хорошо, что ты вспомнила.
– Да и еще у него на колене была небольшая штопка.
– Что за штопка?
– Я увидела, что дырочку у него на колене заштопали.
– А понятно. Большая штопка?
– Нет, как две копейки величиной.
– Вот молодец, это уже примета.
– Да и еще мне показалось, что он там стоял не один.
– Почему так показалось?
– Он когда со мной разговаривал, как будто на кого-то поглядывал.
– Ясно. Но второго человека ты не видела?
– Нет.
– Ладно. А теперь все восстановим по часам.
– Хорошо.
– Во сколько ты пришла на почту?
– Было без пятнадцати два.
– Точно?
– Да я еще на часы, которые висят на почте, посмотрела.
– Хорошо. А во сколько твоя тетя домой ушла?
Тут Сашка запнулась. Тетя ушла через минуту после прихода племянницы. Но если это сказать, то получится, что тетя нарушительница. Сашка помнила рассказ мамы. У них на хлебозаводе женщину уволили с работы за то, что она на двадцать минут ушла раньше, другая опоздала на десять минут и ее на месяц перевели из сменных технологов на рабочую должность.
– Я точно не помню, – покраснела Сашка.
– Александра Кондрашова – ты заплатку запомнила, а когда ушла тетя, нет? – строго спросил майор.
