скачать книгу бесплатно
Наследство для Венеры
Надежда Майская
Венера – девушка модная, необычайно влюбчивая, но безнадежно невезучая невеста из северной столицы. Женихи сбегают, не дойдя до алтаря, а время уходит. Надо соглашаться на первое реальное предложение за последние четыре года. И не скажешь, что совсем уж критично, но время диктует, пора плодиться и размножаться, а претендентов на руку и сердце мало. Откровенно говоря, всего один. Живет где-то в глухой тайге, куда приходится добираться двое суток на перекладных. Вот и поехала девушка на Урал выходить замуж. Там на нее, как снег на голову, свалилось огромное наследство. Но Венера понимает, что владеть им совсем небезопасно… Будет ли она счастливо жить и будет ли жить вообще?
Надежда Майская
Наследство для Венеры
Глава I. Не стоит делать сюрпризов
Девушка погибала. Боль неторопливо расползалась по телу.
Ей было обидно внезапно умирать в столь молодом возрасте, хотя, наверное, и в более старшем бы не особо хотелось. И уж точно не в этой придорожной канаве, заполненной мерзкой холодной водой, окурками и ещё черт знает чем.
Чувство гадливости и безотчётного протеста против того, что с ней происходит, придало сил выкарабкаться из клоаки, несмотря на ужасную резь в правом боку.
Липкая чёрная кровь вытекала из дыры в теле, и тяжелораненая постепенно замерзала. Подняться на ноги возможности уже не оставалось. И скулить тоже.
Сознание ещё не совсем покинуло несчастную, инстинктивно прижавшую грязные руки к животу, чтобы как-то заткнуть прореху, и остались крохи сил свернуться в клубок в в безуспешной попытке согреться.
Последнее, что она услышала, был недоумевающий мужской голос:
– Это девушка! Я думал, какая-то псина ползает и скулит. Помогите! Скорее вызывайте «скорую»!
Раненую в отключке загрузили на каталку, отвезли в ближайшую больницу, положившись на судьбу и медиков.
– Ну и вонь! Откуда вы её вытянули? Тётя Наташа пусть сначала отмоет, после взгляну, – брезгливо окинув взглядом поступившую, заявила дежурный доктор.
Медицинская сестра, низкорослая пожилая дама с удивительно красивым лицом, вышла в длинный коридор и позвала неожиданно зычным голосом:
– Наталья Герасимовна, в смотровую!
Пациенты и посетители притихли. Из противоположного конца коридора донеслось:
– Я в одиннадцатой палате, вымою – подойду.
Сестра милосердия тихо забормотала себе под нос и возвратилась к столу. Сморщилась, осматривая девушку. На кафельный пол смотровой натекла лужа грязной воды вперемешку с кровью, руки, заляпанные глиной, безжизненно свисали с каталки, лицо, также испачканное, было бледным, губы были синими. Женщина осуждающе покосилась на докторшу – постоянно та привередничает – затем привычно принялась за дело. Ножницами ловко вырезала кусок одежды, протерла открытое место вокруг раны, приложила чистый марлевый тампон и обернулась к доктору.
– Анна Сергеевна, посмотрите, я обработала.
– Немедленно вызывайте анестезиолога и готовьте к операции, – доктор потрогала края ранения и сняла перчатки.
Подобранная на дороге девушка пришла в сознание на четвертые сутки после продолжительной операции.
Глаза разъезжались, она никак не могла их сфокусировать. Вздохнуть не удавалось, было трудно, очень хотелось пить и в туалет. Она безуспешно попыталась встать, что-то запищало, и над ней показалось лицо мужчины.
– Очнулась? Замечательно! Сейчас выну у тебя трубку, и будешь свободно дышать. На счет три резко выдохни. Поняла?
Она совершенно не уяснила, для чего это нужно, однако, когда с ней говорят подобным непререкаемым тоном, как правило, предпочитала подчиняться.
Доктор произнес: – Три! – И словно выдрал у неё гортань.
Дышать стало на самом деле легче.
– Спасибо, – прошептала барышня.
– Не за что, – мужчина исчез неизвестно куда.
Больная заерзала.
Теперь над ней возникло миловидное лицо молодой женщины в медицинской шапочке:
– Что тут у нас? Отчего не спим? – специальным (у сестричек такие голоса специальные, вроде как сочувствующие, но так же и равнодушные) голосом справилась сестричка, не глядя в глаза пациентке.
– Пить, туалет, – прохрипела больная.
– Пить не положено, губы намочу, а «утку» сейчас подам.
В тот момент пациентка пока что не ведала и не догадывалась, что её ожидает. К концу третьих или четвёртых суток, когда ей разрешили вставать, такое понятие, как стыдливость совершенно сгинуло из сознания. Девушке неизбежно пришлось примириться с «утками» и собственной беспомощностью.
Стало легче, когда её перевели в послеоперационную палату, там девушка начала учиться заново, управлять своим телом.
Санитарка тётя Ната энергично протирала пол. Ударяла шваброй по ножкам койки, зачем-то передвигала, а для пациентки всё, что происходило с больничной кроватью, отдавалось глухой болью.
– Ну, девка, крупно повезло тебе! Вычистили рану и зашили, сперва баяли, что не жилица, столько грязи подцепила, теперь выздоровеешь. Я точно говорю, если больше пяти дней болящий лежит в реанимации, наверняка может скончаться. Подниматься пора. Прохаживаться. Тапки где? А халат? Как одна по коридору разгуливать станешь? Имя какое?
– Вера.
– А как брюхо-то пропорола? – санитарка оперлась на ручку швабры и с пристрастием рассматривала девушку.
– Не помню.
– Ещё и память потеряла, убогая? И откуда вы появляетесь? Как одинёхонька расхаживаться пойдёшь? – тётя Ната покачала головой и вновь занялась приборкой, что-то продолжая бормотать себе под нос.
Вера самостоятельно села, голова закружилась, и показалось, что слегка закачало. Пациентке прекратили колоть снотворное и, ранение стало беспокоить сильнее, но обезболивающее она выпрашивать стыдилась. Девушка медленно поднялась, придерживаясь за спинку койки, и постояла так, тяжело дыша.
Доктор сообщал, что необходимо понемножку начинать гулять. Вере было боязно. Сейчас сделает шаг, растянется на полу, шов на животе разъедется и снова польётся кровь из раны.
Постепенно ноги перестали трястись, в голове убавился гул, и она совершила первый незначительный шажок, затем другой. Удалось не свалиться. Повеселев, больная более твёрдо прошла до другой кровати. Там спала пожилая тётенька, укрывшись одеялом.
Вера медленно приблизилась к окну.
Палата, в которую её положили, находилась на первом этаже.
За стеклом было погожее летнее утро, под окном красовалась клумба с цветами, дальше куда-то бежала асфальтированная тропинка. По ней уверенно прошла женщина в халате, позже мужчина в цивильной одежде, проскочили две девочки.
Жизнь там протекала своим чередом. Вере захотелось туда, к свободным людям, она позавидовала их здоровью, энергичности, лёгкости движений. Неужто и она так сможет?
Окно было закрыто. Она потянула створку, но силы не хватило, и Вера отступилась. У нее озябли босые ноги: пол, покрытый линолеумом, был холодным.
Больная так же неторопливо и осторожно прошла обратно, опустилась на кровать: сидеть было неудобно и больно, и она снова улеглась, спрятав ноги под одеяло. Как решить вопрос с обувью, девушка не представляла.
Вошла медсестра, установила капельницу и сообщила, что поищет тапочки, которые были где-то тут. Пообещала, что принесут и больничный халат.
После процедур Вера самостоятельно отправилась в коридор искать санузел: девушке хотелось умыться. Ей казалось, что она не идёт, а крадётся.
Брела, пошатываясь, порой вытягивала руки в стороны для равновесия, когда казалось, что сейчас упадёт. Но обошлось. В коридоре эти упражнения увидел доктор и похвалил её за старание, но попросил не спешить, особо не усердствовать.
Как позже выяснилось, больница оказалась небольшой, в несколько отделений, каждое в одноэтажном здании.
По утрам врачи совершали обход. Звали опытных коллег к своим пациентам, специалисты обследовали больных прямо в палатах и писали назначения. В этом месте царила атмосфера умиротворения и камерности, так определила для себя Вера.
К ней приходила невропатолог, пожилая дама с трясущейся головой, и установила диагноз: сотрясение мозга и частичная амнезия.
Осмотрел её и офтальмолог, весёлый молодой доктор. Он допытывался, как к ним угодила эдакая прелестница, и за каким чёртом полезла в грязную канаву?
Вера обычно ссылалась на амнезию.
После обхода их приглашали на завтрак, пациенты ели в общей зале – столовой, куда каждый больной приносил свои ложки, тарелки, кружки. Посуду мыли тут же и уносили с собой. Такой уклад позабавил Веру. Она высокомерно решила, что удивляться нечему – провинция, хотя в больницу попала впервые в жизни, и сравнивать было не с чем.
Веру же обеспечили всем необходимым добросердечные санитарки. Позже шли процедуры, инъекции, капельницы, затем после полагалось ходить по коридору и спать.
На третий день после операции ей разрешили прогуляться под окнами. Погода стояла теплая: днем было жарко, но легкий ветерок и тень спасали от жары, и солнце нисколько не утомляло. Вера медленно, но вполне уверенно гуляла по той дорожке, которую видела из окна палаты, доходила до главных ворот больничного комплекса и возвращалась. Она с радостью ощущала, как возвращаются к ней силы, всё меньше беспокоит шов, и робко строила планы, чем займется в первую очередь, когда её выпишут.
За время пребывания Веры в больнице дважды шел дождь, люди радовались, что урожай будет хорошим. Оказывается, у всех имелись огороды, и было в порядке вещей, что после дежурства люди занимались грядками. Для столичной барышни и это оказалось в новинку. Дитя асфальта, она смутно представляла себе, зачем горбатиться на участках, выращивать овощи, когда все то же самое продается в магазинах. Впрочем, раньше ей и в голову не приходило задумываться о таких вещах.
Ей больше, слава богу, вопросами не докучали.
Она познакомилась в палате с соседкой, Алевтиной. У той удалили желчный пузырь. К Алевтине приезжали три дочери с мужьями, две тетушки, совсем старушки, супруг, какие-то ещё родственники, и все несли продукты, словно они тут голодали.
Еду что приносили Алевтине, приходилось съедать Вере. Обратно не отправишь, обидятся, говорила соседка по палате. Девушка впервые попробовала шаньги, и поскольку у Али была строгая диета, сердобольные родственники несли то, что, по их мнению, не повредит. Пельмени приносили горячие, но капустные, называли китайскими.
– Это от китайцев переняли? – осведомилась Вера, ей они весьма пришлись по вкусу.
– От каких китайцев! – засмеялась Аля, – где китайцы, а где мы! Нет, у нас считается, если мясо не может себе позволить кто-то, значит неимущий, как китаец.
Девушка поначалу стеснялась, но Аля её отчитала: не война, никого она не объест и неужто не попотчевала бы Алю, довестись ситуация наоборот? А выздоравливать нужно. Позже Алевтину выписали. Она строго наказала обязательно приехать к ней, оставила адрес, и Вера в палате осталась одна. Искренность и доброта чужих людей, простота нравов, откровенность в высказываниях на те или иные вещи поразили девушку. Долго ещё после отъезда Алевтины она вспоминала о своей новой знакомой, смешливой дородной женщине. И улыбалась, вспомнив, как сокрушалась Алевтина Егоровна, выслушав рекомендации докторов.
– Как же я жить теперь стану? Все запретили! С голоду помру! Каши! Постное! А как же шашлычок? А жаркое из свинины? А селёдочка, украшенная колечками лука под водочку? Нет, Вера, не дождутся они от меня подобной жертвы!
– Но вам может сделаться нехорошо, – обеспокоилась девушка.
– Да знаю я! – с досадой махнула рукой соседка, – оттого и печалюсь. Одна радость сейчас, заново похудею, буду ладной, как в молодости. Знаешь, я, какая была? Полсела парней за мной ухлёстывало, а предпочла себе рыжего. У тебя жених-то есть?
– Не помню.
– А ты не усердствуй! Само припомнится!
На самом деле, Вера почти сразу, как проснулась, вспомнила все, что было до операции.
Кто поверит, что ехала она на собственную свадьбу?
Больница была небольшой, персонал и пациенты знали о загадочной больной, все живо интересовались, что с ней произошло, обсуждали удивительное появление, и она решила, что потеря памяти – это удобно. Можно не говорить правду, прикрываясь амнезией.
Никаких объяснений, никаких выяснений, кто ждал её в городе, никаких расследований, почему её сбила машина. Все сочувствовали, качали головой, похлопывали по плечу, утешали. Деньги, мобильный и документы были в потерянной сумочке. Скорее всего, та так и лежит на дне канавы, наивно полагала Вера.
Лечащий врач, добродушный пожилой мужчина с красноватым носом, хвалил ее. И за то, что Вера быстро шла на поправку, и за то, что барышня оказалась предусмотрительной. Оценил практичность. Современная девушка, а в дорогу собралась по старинке, с запасом. К бюстгальтеру пришила кармашек, в котором спрятала несколько купюр в долларах и записку с группой крови. Вот и пригодилось.
– Мы из твоих денежных запасов взяли несколько купюр, купили отличное лекарство. А кто это тебя научил таким премудростям?
– Каким премудростям?
– Запас денег делать и прятать в белье, а главное, группу крови указывать.
– Моя бабушка. Она в войну сестрой милосердия была, вот и сообщила, что нужно обязательно группу крови где-то написать, все в жизни может произойти, – сболтнула Вера с гордостью. После осознала, что при её ложной амнезии необычно помнить подобные частности, но доктор, к счастью, не проявил заинтересованности.
– Поклон ей, коли жива-здорова, очень помогло при оказании помощи. Все бы так делали. Вещи твои в негодность пришли. Но денежек хватит и на неё. Дней через пять выпишем, если показатели не ухудшатся. С Татьяной Васильевной поговори, она поможет, на первое время устроит.
Ей сняли швы и готовили к выписке.
Татьяна Васильевна Соболева, медсестра, про которую говорил врач, всю жизнь работала в хирургии. У неё недавно умер муж, в доме женщина осталась одна, места было много, поэтому она и пригласила потеряшку к себе пожить, пока та все не вспомнит.
Она же купила босоножки, платье и пиджачок. Платье было бледно-розового цвета и оказалось на два размера больше, а вот фиолетовый пиджак с большими карманами пришелся впору. ещё Вере купили белые босоножки на низком каблучке.
Ох, грехи наши тяжкие!
В другой ситуации Вера, при её любви одеваться с шиком, даже бы не посмотрела в сторону таких вещей. На голову пришлось надеть белую косынку, тётя Ната одолжила из своих стратегических запасов. С тем безобразием, что творилось на немытой голове бывшей пациентки, выходить на улицу было стыдно.
– За комнату немного с тебя возьму, завтра выписывают, вместе и пойдем, как смену сдам. Так и не вспомнила, кто ты?
– Нет. Имя только и помню.
– Ну и то хорошо! Готова? Не ахти, конечно, да кто на тебя глядеть станет? Ты словно цыпленок с местной фабрики. Они худые да синие на прилавках лежат, вот и ты так выглядишь. Ничего, молодая, оклемаешься.
Они вышли из ворот больницы, и неторопливо отправились домой к Соболевой. Слева от больницы располагалось кладбище. Удобно больничку построили предки.
Татьяна Васильевна вела её тихими небольшими улочками с деревянными заборами выше человеческого роста и большими воротами перед домами.
Они обходили лужи, иногда переходили на другую сторону улицы, если видели лежащую у ворот собаку. Вера уже ходила уверенно, не хваталась каждую минуту за бок, как было вначале.
По улицам проезжали трехколесные мотоциклы с колясками, легковые автомобили, в основном, отечественного производства. Ехали водители не быстро, но и не медленно. Иногда у открытых распахнутых ворот мужчины копались в своих железных конях, разложив инструменты на земле.
Вера с любопытством заглядывала в такие дворы: чаще всего в них было всё аккуратно убрано, собаки бегали на цепи или сидели в вольерах, там же виднелись и грядки. Дома смотрелись большими хоромами. Все было основательным, надежным и натуральным, что ли.
Некоторые встречающиеся здоровались с Татьяной Васильевной, но не останавливались, шли по своим делам.
Город, которого Вера ещё не увидела, казалось, отдалялся, уходил от нее в другую сторону.
– Я живу на озере, район наш старый, окраина города, – сказала Соболева.
