скачать книгу бесплатно
– Нет! – раздражение во мне достигает передела.
– Николь!
– Остин!
– Я не успокоюсь, пока не узнаю его!
– Что именно ты хочешь знать? Он не из местных бандитов Энглвуда, не связан с криминалом, на жизнь зарабатывает честным трудом, родом из обычной семьи, на несколько лет старше меня. Этой информации хватит, чтобы отстать от меня со своей чрезмерной опекой?
– Нет! Я должен проверить его лично, чтобы быть уверенным, что он достоин тебя.
– Достоин меня? Ты что, решил врубить режим строгого отца? Господи, уши мои бы это не слышали!
– Вот и не слушай, а я хочу проверить его основательно.
– Да что ты собираешься в нём основательно проверять? Длину члена измерять, что ли, будешь?! Так с этим я сама могу на отлично справиться! – в сердцах выплёвываю я и мигом замолкаю, наблюдая, как у Остина отвисает рот, а правое веко начинает подрагивать.
От шока? От гнева? От неверия, что это произнесла его «маленькая Никс»? А может, от всего вместе? Не знаю, но пока он одним лишь только взглядом пробивает в моём лице дыру, я успеваю уже тысячу раз пожалеть, что умею разговаривать.
– Так ты с ним уже… – не узнаю его звенящий злостью голос.
Мне становится совсем не по себе, и я решаю признаться:
– Нет! Нет, Остин! Успокойся! – склоняю от стыда голову вниз. – Пусть и это тоже тебя никоим образом не касается, но нет… У меня ничего ни с кем не было, так что отменяй свой взрыв ядерной электростанции. Это я, не подумав, ляпнула.
– А может, не подумав, сказала правду?
– Мне тебе что, справку медицинскую представить, папочка? – ехидно отвечаю я, с трудом выдерживая его свирепый взгляд.
Мы вновь замолкаем в напряжении на энное количество секунд – это, похоже, уже начинает быть нашим новым обычаем. Только на сей раз давящую на виски тишину нарушает Остин:
– Я не понимаю, в чём проблема, Ники? Я ещё с прошлой нашей встречи чувствую, что ты что-то скрываешь от меня. Или теперь уже лучше говорить «кого-то»? И я в самом деле не нахожу причин, почему ты это делаешь. Разве я когда-то от тебя хоть одну свою девушку скрывал? – его размеренно суровый голос пробирает до костей чувством вины и сожаления.
– Нет, не скрывал, – с щемящим ощущением в груди признаю я.
Ты никогда мне не врал, Остин, а я это делаю постоянно. И как остановиться – не знаю.
– Тогда почему это делаешь ты?
– Я тоже ничего не скрываю, просто хочу немного подождать, вот и всё. Я же знаю тебя, как никого другого: ты со своим стремлением уберечь меня от всего мира попрёшь на бедного парня с расспросами, как бронированный танк, а я не вижу смысла подвергать человека подобному, пока в этом нет необходимости. Я познакомлю вас, если наше с ним общение перерастёт в нечто большее, – исподлобья смотрю на него, про себя умоляя, чтобы он, наконец, отставил в сторону эту нелепую, сотканную изо лжи тему.
– Ладно, чёрт с тобой, не хочешь – не знакомь!
И мои молитвы таки были услышаны – он сдаётся. Однако радуюсь я его отступлению недолго, потому как Остин возвращается к другому неблагоприятному разговору, что вечно доводит нас до ссор.
– В любом случае возможности превращать ваше общение в нечто большее у тебя не будет. Ты должна подумать о своём будущем и начать придумывать танец для поступления в «Натиду».
– Остин… – заведомо готовясь к новому спору, устало запрокидываю голову назад.
– Нет! Ничего не хочу больше слышать про твою маму! Всё это полнейший бред, который прочно засел в твоей голове ещё с детства. Но тебе пора от него избавляться. Причём уже давно пора.
– Ты в самом деле сейчас назвал мою маму бредом и сказал, что мне надо от неё избавиться?
– Да, именно это я и сказал! Ты не ослышалась. И если потребуется – повторю ещё сотни раз, пока до тебя наконец не дойдёт, что тебе нужно оставить этих алкашей одних и валить из Энглвуда, – крайне ожесточённо выдаёт он.
– Остин, прекрати! Ты же знаешь, что я не могу этого сделать.
– Можешь и сделаешь!
– Нет! Не сделаю! Как, по-твоему, я смогу спокойно жить, зная, что она здесь одна медленно уничтожает себя.
– Я не понимаю, как ты можешь жить рядом с ней и каждый день смотреть, как она это делает. Как же ты не поймёшь, что Юна никогда не захочет выбраться из всего этого дерьма? Её в нём всё устраивает! Она лишь тебя ежедневно затягивает всё глубже и глубже.
– Не говори так, я всё ещё надеюсь, что она захочет измениться. И я должна быть рядом, когда это случится.
– Ники, да сколько можно всю эту бредятину нести?! Что у тебя в голове творится? Ты же по жизни не наивная овечка, верящая в волшебные сказки, но почему-то, когда дело касается твоей мамы, ты превращаешься в безмозглую идиотку, что годами позволяет сидеть у себя на шее. Нравится, когда используют и вытирают об тебя ноги? Нравится быть дойной коровой, которую никогда даже не благодарят за все её труды? Этого ты хочешь в своей жизни?
– Остин… зачем ты так? – одними губами шепчу я, глядя на его разгневанное лицо с изумлением.
Честно, сколько помню наши перепалки, подобного он мне ещё никогда не говорил.
– Как так? Жестоко? Ты это имеешь в виду? Так по-другому ты не понимаешь! Сколько раз я уже пытался достучаться до тебя по-хорошему? Сколько?!
– Много, Остин, много! Настолько, что мог бы уже наконец принять моё решение и прекратить трепать себе нервы, – бормочу я и тут же подпрыгиваю на месте от его гневного возгласа:
– Да чёрта с два я это приму!
Не успеваю ничего понять, как Остин подлетает ко мне, опускает руки на мои плечи и начинает трясти с такой силой, словно жаждет вбить в мою голову каждое слово.
– Это не решение, а просто бестолковое, никому не нужное самопожертвование. И всё ради чего? Ради кого, Ники? Ради женщины, которая, кроме бутылки и своего альфонса, никого не видит? Ради той, кому плевать на свою родную дочь? Ради той, что никогда за всё наше детство не пришла ни на одно родительское собрание и не посетила ни одного твоего представления? Юна же даже смотреть никогда не хотела на то, какое чудо ты сотворяешь в танце!
– Не говори мне этого, – лепечу я, с каждым пройденным мгновением всё сильнее давясь комком обиды.
Но Остин, по всей видимости, лишь начинает разогреваться и совершенно меня не слышит.
– Ты хочешь жертвовать собой ради женщины, которая забыла о тебе на несколько месяцев в самый тяжёлый момент твоей жизни? Ради женщины, которая лежала и убивалась своим горем, позабыв о дочери? Оставила её тогда, когда как никогда должна была окружать любовью и заботой? Ради той, что скинула на подростка всю свою ответственность – сначала дом, оплату счетов, а в конце ещё и себя с постоянными долгами Филиппа? И ради этой женщины ты собираешься пожертвовать своими мечтами? Ты сказала, Ники, что всё ещё ждёшь, что она изменится? Что в одно прекрасное утро твоя мама проснётся с желанием вернуть всё как было? Так послушай и ты меня! Послушай правду и прими её! Она не изменится! Никогда этот день не настанет! НИ-КОГ-ДА! Прекрати же быть такой наивной дурой, Николина! Твой отец погиб почти тринадцать лет назад. Тринадцать! Не дней! Не недель! А лет! Разве это недостаточный срок, чтобы смириться с тем, что та, кем сейчас является Юна Джеймс, и есть она настоящая? Алкоголичка с многолетним стажем, которой ты совершенно безразлична, – и есть твоя мама, а той женщины, что ты столько лет отчаянно надеешься вернуть – её нет. Нет её, слышишь? Это всего лишь призрак, который ты не можешь отпустить. Но его нужно отпустить, Ники. Иначе рано или поздно призраком станешь ты сама, и тогда уже будет поздно что-либо делать. Прекрати гробить свою молодость ради женщины, которая того не заслуживает! Ей всегда было насрать на тебя, сейчас насрать и всегда будет насрать! Пойми же это наконец!
Никогда он ещё не кричал на меня с таким отчаянием и жаром. Никогда не смотрел столь пронзительно, гневно, остро, словно всё сказанное им хочет ещё и на коже отпечатать шрамами. И пусть взрослая часть меня понимает, что Остин абсолютно прав. Во всём. В каждом злобном слове, что он прокричал мне в лицо. Душа той маленькой, плачущей девочки, что всё ещё таится во мне, неумолимо обливается кровью, сжимаясь от агонизирующих спазмов, пробуждающих во мне демоническую сторону, которая заставляет меня прокричать:
– Может, моей маме на меня и насрать, но по крайней мере она не оставила меня ещё младенцем возле чужой двери, как ненужный кулёк с мусором, а затем не свалила в закат без всяких угрызений совести и переживаний о том, успеет ли бабушка обнаружить подкидыша раньше, чем кто-нибудь из мимо проходящих соседей! – язвительно чеканю я, мгновенно захлёбываясь своим же ядом.
Резко закрываю свой рот ладонями, с ужасом надеясь, что брошенная в порыве злости фраза испарится в воздухе, так и не добравшись до его слуха. Но она добирается, отражаясь на лице горькой гримасой и заставляя его отшатнуться от меня.
Но я не хотела давить на его детскую рану. Даже в мыслях не было задевать его так. Эти слова о мерзком поступке его матери вылетели поневоле. Это получилось случайно, потому что он сделал мне больно, разбередив мою чувствительную зону, которую я никому не позволяю касаться. Но я не хотела этого говорить. Не хотела! О чём сразу же ему и сообщаю, поднимая на него полный сожаления взгляд.
Однако Остин не успевает ничего ответить: трель смартфона вновь прерывает нашу гнетущую паузу, лишь на сей раз звон доносится не из моей сумки, а из его кармана.
– Что опять, Мэгги?! – ответив на вызов, срывается Остин. – Ещё часа не прошло с нашего последнего звонка! Что с тобой сегодня такое?! Я же сказал, что скоро буду, и тогда поговорим! Сколько можно звонить без причины?!
Несколько секунд я слышу приглушённый, извиняющийся голосок бабушки, ощущая новую порцию вины.
– Тебе не следовало на неё кричать. Она не виновата, – блею я, когда он сбрасывает вызов.
– Знаю, чёрт побери! Знаю! Просто не сдержался! – ругается Остин, сдавливая пальцами виски.
– Покричи лучше на меня, и станет легче.
– Не буду я на тебя больше кричать, – он прикрывает лицо руками, устало выдыхая.
Я вижу, насколько взвинчено его состояние, но всё равно хочу извиниться ещё раз.
– Остин, прости меня, я не…
– Не надо, Ники. Ты всё верно сказала. Я это заслужил.
– Никто не заслуживает услышать подобное от друга, – протестую я.
Хочу взять его руку и сжать её крепко-крепко, но не могу рисковать, лишний раз дразня Харта.
– Да уж… друга, – с грустью усмехается он. – Я тоже тот ещё друг – наговорил тебе гадостей неимоверных. Если кому и нужно извиняться, так это мне.
– Нет, не нужно, – досадливо поджимаю губы. – На правду ведь не обижаются.
– И тем не менее я тебя обидел… Прости за это, Ники. Твоё счастье – для меня всё, и я не хочу быть причиной твоей грусти. Но чёрт! И ты должна меня понять – не могу я больше терпеть твоих страданий. Не могу. Не хочу я такой жизни для тебя.
– Я понимаю, – бурчу себе под нос, обхватывая себя руками.
– Понимаешь, но, как всегда, не то, что надо, – сокрушённо вздыхает он, запуская руки в свои волосы. – И я не отстану от тебя, пока ты не согласишься уехать отсюда. Так и знай! Но боюсь, если мы продолжим этот разговор сегодня, я наговорю тебе ещё и не такого дерьма. Будет лучше оставить всё до завтра. А сейчас… уже вечер, мы оба устали, я несколько часов провёл в дороге, да и Мэгги ждёт меня не дождётся, поэтому поехали домой, – произносит он, смягчив голос, но глаза по-прежнему сверкают грустью и негодованием.
Я ничего ему больше не отвечаю, лишь молча соглашаюсь и, потупив взгляд в землю, смиренно следую за ним.
Да уж… Не думала я, что наша встреча, вернувшая мне все светлые и положительные эмоции, закончится на столь печальной ноте и мы пойдём к машине в полном безмолвии, варясь каждый в своих мыслях. Точно так же проведём и весь путь до Энглвуда, даже не глядя друг на друга. И лишь подъезжая к дому, тревожный голос Остина вытянет меня из глубоких раздумий.
– Что-то случилось.
Стоит только устремить взгляд в окно, как мои лёгкие опустошаются, а кожу сковывает льдом. Я вижу возле нашего подъезда столпотворение людей рядом с автомобилем скорой помощи.
– Боже! Неужели что-то с мамой? – произношу вслух единственный страх, что порабощает всю мою сущность.
Открываю двери и вылетаю из машины раньше, чем Остин успевает до конца остановиться.
– Ники, подожди!
Слышу его возглас за спиной, но не собираюсь обращать внимания. Я должна узнать, что с мамой всё в порядке. Что это не к ней приехали врачи. Что это не её прикрытое белой простыню тело выносят на носилках из подъезда. Это не её труп повергает всех соседей в онемелый шок. Это не может произойти со мной. Не может! В моей дерьмовой жизни не случится то, чего я пережить однозначно не сумею.
– Да подожди же ты! Я всё узнаю!
Но я не жду, а голос Остина раздаётся от меня всё дальше и тише, как и все остальные голоса людей. Они будто отдаются многократным эхом где-то вдалеке, когда я прорываюсь сквозь толпу соседей и, игнорируя возмущения врачей, срываю простыню с лица покойника.
Мгновенье – и я будто заново рождаюсь. Начинаю дышать. Слышать. Мыслить. Наполняюсь облегчением. Это не мама. Не мамино тело. Не её светлые пряди и помятое лицо. Это не она. Не она! С ней всё в порядке! Она жива!
Мне кажется, мой протяжный выдох был слышен даже на другом конце города. Однако облегчение окутывает меня недолго.
Секунда… три… пять… десять…
И все мои мышцы вновь наполняются свинцом, неконтролируемый ужас охватывает каждую клетку мозга, когда я чётко осознаю, что за мёртвый человек лежит перед моими глазами.
Этого не может быть. Не может. Не может…
И, честно, не знаю, сколько бы я так продолжала стоять, оторопело глядя в знакомое лицо, если бы моё сознание вдруг не прорезало острое, как скальпель, предположение о том, что к её смерти может быть причастен Адам.
– Что случилось?! Что с ней случилось? Говорите! Что? – словно в беспамятстве налетаю с вопросами на одного из рядом стоящих работников скорой помощи.
– Успокойтесь, девушка! – он пытается ослабить мою цепкую хватку на своей руке, но у него не получается.
– Скажите мне, что с ней случилось?! – всматриваюсь в упор в хмурую физиономию врача, не собираясь давать ему пройти, пока он не ответит.
– Инфаркт… Женщине удалось самой вызвать скорую, но к моменту нашего приезда, к сожалению, она уже была мертва. Пришлось выламывать двери. Вы её родственница?.. – он говорит что-то ещё и вроде даже начинает задавать вопросы, но я полностью отключаюсь от его слов и во второй раз за последнюю минуту вздыхаю с облегчением.
Адам не виноват. Адам ничего не сделал. Он тиран, эгоист, мистический фрик, но он не убийца. Не убийца. Он не лишит невинного человека жизни из-за ненормальной похоти к женщине, а на моих руках не будет чей-то крови. Конечно, не будет. Как я вообще могла о таком подумать?
Тяжеленный камень вмиг спадает с моего сердца, однако радости и расслабления я не ощущаю. Лишь давно не испытываемое чувство скорби начинает нещадно сдавливать внутри мне все органы и кости.
Вновь повернув голову к умершей женщине, я чувствую, как гортань схватывают безжалостные тиски, нестерпимый жар опаляет всю область груди и шеи. Я даже не замечаю, что продолжаю крепко держаться за руку врача, до тех пор, пока не слышу суровый голос Остина, который лишь сейчас сумел добраться до меня.
– Ники, нельзя же так. Отпусти человека, и тебе нужно отойти от…
И тут мой любимый голос мгновенно угасает. Я ощущаю, как приблизившаяся ко мне сзади фигура резко вздрагивает и сразу же замирает без движения.
Не знаю, где нахожу в себе смелость обернуться к нему, но, сделав это, устремляю взор в побелевшее, как полотно, лицо Остина и разом понимаю – нет в моей жизни никаких тревог, проблем и нерешаемых дел. Нет никого, кого стоит бояться. Нет магии и чувств, с которыми нельзя было бы справиться. Нет ничего, что сравнилось бы с той разрывающей всё нутро болью и страхом, что я считываю с его застылого лица, когда Остин достаёт из кармана телефон, по памяти набирает чей-то номер и, приложив трубку к уху, молчаливо ждёт, пока ему ответят.
– Остин… кому ты звонишь?
Обхватываю его руку дрожащими пальцами, не видя ничего вокруг, кроме его рассеянного взгляда.
– Остин, прошу… ответь… кому ты звонишь? – повторяю я, притрагиваясь ладонью к его щеке, и лишь тогда он обращает своё внимание с бездыханного тела на меня.
– Я звоню Мэгги… Она же мне буквально полчаса назад звонила… Хотела что-то сказать… А я не… Я не выслушал её… – тихо произносит Остин.
Я намертво прижимаюсь головой к его груди и обнимаю так сильно, насколько мне только хватает сил. А затем держу его в своих руках, ни на секунду не отпуская, пока он раз за разом настойчиво звонит, наотрез отказываясь принимать один неподвластный никаким исправлениям факт – Мэгги ему больше никогда не ответит.
Глава 7
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
