скачать книгу бесплатно
Тем временем подали напитки – вино для джентльменов, лимонад для леди, и Раф принялся вспоминать свои встречи с Лукасом на Пиренеях. Он очень живо рассказал о забавном эпизоде, когда они захватили караван мулов с продовольствием, и о том, как солдаты делили пищу, предназначенную для императора, а доставшуюся – неприятелю.
– И вы, мой супруг, конечно, стояли в сторонке и просто наблюдали за этим возмутительным разбоем, – весело заметила Шарлотта.
Раф поднес ее белую изящную ручку к губам жестом, по которому Лукас понял, что его друг не скрывает своей любви к красавице жене.
– Ну разумеется, дорогая! Я всегда был образцом респектабельности, несмотря на холод и голод и даже утопая в грязи по колено.
– Не нужно, не притворяйтесь! – улыбнулась Шарлотта. – Я думаю, мы должны аплодировать той выносливости, находчивости и смелости, какие все вы проявляли в самых тяжелых условиях.
– Благодарю вас, дорогая. Но это Лукасу пришла в голову блестящая мысль напасть на караван с провиантом. Он похитил даже королевского повара. Вообразите, тот не говорил по-английски, мы ни слова не знали по-испански, и все-таки нам как-то удавалось понимать друг друга. Такой вкусной и сытной еды мы не видели уже бог знает сколько месяцев.
– Насколько я помню, я продержал его у нас почти все лето, – заметил Лукас. – К тому времени мы уже достаточно хорошо понимали друг друга, и он сказал, что его жена и, кажется, с дюжину детишек живут в деревне, прямо за горой, у подножия которой мы как раз раскинули лагерь. Вот тогда мы с ним и расстались. Но я до сих пор с восхищением вспоминаю его жареную курицу. Когда он ушел, я больше всего скучал по курам, которых он так ловко воровал и готовил из них самые лакомые блюда.
К тому времени как дворецкий объявил, что обед подан, все решили обходиться без титулов, и за стол с горячим прозрачным консоме уселась дружная и очень веселая компания.
– Куриный бульон! – заметила Николь, когда Лукас погрузил в него ложку. – Вам предоставляется еще одна возможность с тоской вспомнить о вашем поваре-испанце.
Лукас вопросительно посмотрел на нее:
– Вам не понравилась наша история?
– Нет, почему же, – тихо сказала она, не поднимая глаз от тарелки. – Но мне показалось странным, что во всех ваших историях совершенно не фигурировал капитан Фитцджеральд. Вы меня понимаете?
– Меня вовремя предостерег ваш брат. – Лукас бросил многозначительный взгляд на сидящую напротив леди Лидию, которая увлеченно слушала Флетчера, что-то тихо ей рассказывающего и, по обыкновению, оживленно жестикулирующего. – Он всегда возбуждается, когда говорит на интересующую его тему, – сказал он, указывая на Флетчера, – и лучше убрать из-под его руки бокалы с вином. Однажды, когда он описывал боксерский поединок, который видел в Эпсоме, он вот так же размахивал руками и столкнул прямо на колени леди Хартфорд тяжелый канделябр. Ей это явно не понравилось.
– А меня бы только рассмешило. Кстати, я не вижу ничего хорошего в том, чтобы постоянно избегать упоминания в разговоре имени капитана. Думаю, брат слишком уж оберегает Лидию. Как сможет зажить ее душевная травма, если все и дальше будут нянчиться с ней, скрывать от нее свои воспоминания о капитане Фитцджеральде, делать из него героя, забывая, что он был просто человеком из плоти и крови? Я не нахожу это доброй услугой ни для самого капитана, ни для Лидии. Она всегда будет его любить и помнить, но пора уже ей улыбаться, когда она услышит его имя. Пора ей осознать, что он был не только ее возлюбленным, а храбрым воином, геройски погибшим за свою страну.
Лукас с некоторым недоумением выслушал эту страстную тираду. Да уж, в этом доме не принято было вести за столом вежливые светские разговоры ни о чем.
– Наверное, вы правы, леди Николь. Но разве вы не боитесь случайно расстроить вашу сестру?
– Разумеется, боюсь и не хотела бы этого. Во всяком случае, сейчас. Но думаю, нам не нужно особенно церемониться и опасаться затрагивать эту тему при нашей следующей встрече. Постоянно избегать упоминания имени капитана – значит обманывать Лидию и создавать затруднения для окружающих.
– А когда мы снова увидимся? Ах, передо мной сверкнул луч надежды! Означает ли это, что вы уже получили разрешение на завтрашнюю поездку в Ричмонд?
Она улыбнулась, и на щеке ее обозначилась милая ямочка.
– Да, Раф находит вас надежным спутником, другими словами, совершенно безопасным и безвредным. Как вам нравится, милорд, что вас считают таким невинным и безобидным? Мне любопытно это узнать, потому что по отношению ко мне, увы, подобного определения никто не применял.
– С чего бы? – с шутливым недоумением спросил Лукас, когда убирали суповые тарелки и подавали второе блюдо. Самому ему есть совершенно не хотелось, но, возможно, аппетит присутствовал у его соседки, которая намеренно провоцировала его, желая узнать, насколько далеко она может зайти, прежде чем повергнуть его в шок.
Игра становилась все увлекательнее.
– Лукас, – позвал Флетчер, перегнувшись через стол. – Ты не поверишь! Представь себе, леди Лидия читает Томаса Пейна! Ты слышал что-нибудь подобное?
– В самом деле, леди Лидия? – с интересом, хотя и не очень удивившись, откликнулся он. – Некоторые считают его самое известное сочинение «Здравый смысл» главной причиной, подтолкнувшей американских колонистов восстать против Англии. Вы знали об этом?
Порозовев от волнения, Лидия прямо взглянула в глаза Лукасу:
– Но согласитесь, есть вещи, о которых нельзя молчать, если вы желаете устранить несправедливость. Как писал мистер Пейн, мы не можем позволить себе роскошь быть благодушными и безгранично доверять власти.
– Да, я помню. «Давняя привычка ни о чем не думать дурно дает нам обманчивое впечатление своей правоты».
– Вы цитируете его по памяти, Лукас? – поразился сидящий во главе стола Раф. – Только не говорите, что он – ваш отдаленный предок.
– Вовсе нет, хотя одинаковая фамилия время от времени вынуждала мою семью выступать в защиту его памяти. Мне очень нравятся некоторые его сочинения, но я предпочел бы, если бы он прекратил писать до того, как дал выход своей раздражительности и депрессии в «Правах человека». Вы знаете, что в то время для англичанина было преступлением обладать экземпляром этой книги?
– У Лидии она есть, – тихонько сказала Николь. – Я только сегодня днем читала ее.
Лукас удивленно поднял брови. Он догадывался, что она непременно поразит его чем-нибудь, но не ожидал, чтобы это произошло так скоро.
– В самом деле? И вы достаточно прочитали, чтобы составить мнение о книге?
Николь прикусила нижнюю губку, потом кивнула:
– Сказать вам правду? Возможно, сестра не согласится со мной, но, насколько я успела понять, автор излагает подстрекательские идеи, состоящие из смеси горькой истины с весьма опасным вздором.
Лукас искренне расхохотался:
– Раф! Ты слышал? Я сам не сказал бы лучше!
– Ты-то как раз и сказал, – заметил Флетчер, с любопытством глядя на Николь. – Просто невероятно!
Лукас перехватил растерянные взгляды, которыми обменялись Раф и его очаровательная жена, как будто они ничего подобного от Николь не ожидали. В то же время их не удивило, что ее сестра читает сочинения Пейна. И не только его?
Он решил выяснить это.
– Раз уж вы читали Томаса Пейна, – обратился он к Николь, – могу я предположить, что вы также читали работы Виланда, Гиббона и Берка?
– Можете. Можете предположить все, что вам заблагорассудится, – живо ответила она, и он понял, что его очень твердо поставили на место. И кто? Совсем еще юная девушка, которую любому грубому фигляру вряд ли удалось бы так легко вывести из равновесия, как его самого!
– Прошу прощения. Мне не следовало этого делать, – повинился он, а она вдруг сжала ему руку и наклонилась ближе.
– Да и мне не нужно было прикидываться той, какой я не являюсь. Думаю, из нас двоих весь ум достался Лидии, а мне пришлось довольствоваться обыкновенной сообразительностью. Но я говорила убедительно, не правда ли? А слово «подстрекательские» пришло мне в голову в последний момент.
Вот так-то! Лукас с самого начала оказался в плену у этой девушки с ее редкостной красотой, но сейчас, глядя в эти изумительные глаза, в глубине которых прыгали озорные чертенята, он понял, что погиб – окончательно и бесповоротно.
Глава 3
Словно в наказание Николь за дерзкое поведение за обедом, следующие два дня лил такой беспросветный и сильный дождь, что ни один нормальный человек без крайней надобности не решился бы выйти из дому. Что уж тут говорить о поездке в Ричмонд.
Расстроенная, она заперлась в своей комнате с взятым у Лидии романом Джейн Остин «Эмма» и читала до тех пор, пока все герои не сочетались браком со своими возлюбленными и Эмма наконец-то осознала все обаяние мистера Найтли.
Роман ей совершенно не понравился. Все эти переживания насчет того, подходит ли леди А. джентльмену Б., и стремление оградить леди В. от явно неподходящего ей кавалера Г. казались ей безнадежно глупыми и нелепыми.
Неужели женщинам больше нечем заняться, кроме как волноваться по таким пустякам? Она лишний раз убедилась, что решение никогда не выходить замуж избавит ее от подобного бесцельного и бессодержательного образа жизни, чему она будет бесконечно рада.
Хотя, считая себя более способной в области сватовства, чем Эмма, Николь подумала, что интересно было бы найти подходящего мужа для Лидии. Ибо, хотя лично она не имела ни малейшего намерения погружаться в матримониальные заботы, ее сестра явно нуждалась в том, чтобы ее любили и чтобы сама она кого-то любила.
Николь вспомнила про виконта Ялдинга, который казался вполне приятным человеком, правда, немного нервным. Будет ли он для Лидии подходящей парой? После того обеда она ни разу о нем не заговорила.
Зато Лидия несколько раз упоминала маркиза Бэсингстока. Он был военным, как капитан Фитцджеральд. Он читал Томаса Пейна, как капитан Фитцджеральд. Он относился к ней очень любезно и, по-видимому, пришел в восхищение от ее ума. Как капитан Фитцджеральд. Но что это может означать, кроме того, что Лидия по-прежнему не может забыть бедного погибшего Фитца?
К утру третьего дня, отмеченного появлением на облачном небе солнца, когда на Гросвенор-сквер прибыли оба джентльмена в изящных колясках, Николь успела убедить себя, что Лукас Пейн – самый заурядный человек и что ее неожиданно сильный интерес к нему не что иное, как заблуждение. Она намеревалась завоевать весь мир, а не какого-то одного человека, пусть даже такого обаятельного, как Лукас. Поэтому нечего ей постоянно думать о нем, как было всего после двух встреч.
Николь всегда гордилась своей самостоятельностью и независимостью. Так почему же одна мысль, что она снова увидит этого человека, вызвала у нее столь сильное волнение и даже учащенное сердцебиение?
Ну нет, довольно женских глупостей! Сегодня она докажет, кто хозяин положения.
Размышляя так, Николь смотрела, как Лидия завязывает ленты своей шляпки с голубой оборкой – ее выбирал для возлюбленной сам капитан Фитцджеральд, – и пыталась представить свою сестру замужем за маркизом Бэсингстоком.
Ощутив легкий, но ощутимый укол в сердце, она на секунду прикусила нижнюю губку, но затем решительно продолжила рассматривать эту идею.
Вспомнив внушение Шарлотты и Рафа о том, что не подобает вынуждать лошадей кавалеров слишком долго томиться у подъезда, она поспешила к лестнице и самым невинным тоном задала свой первый вопрос:
– Кстати, Лидия, что ты думаешь о маркизе?
Положив руку на перила, Лидия остановилась.
– Что я о нем думаю? Извини, Николь, но мне кажется, я совсем о нем не думаю, во всяком случае, ничего такого, что могло бы иметь значение. А сама ты что о нем думаешь?
Вместо ответа, Николь снова спросила:
– Ты не находишь, что он очень хорош собой?
Лидия взяла ее за руку и отвела в сторону.
– Николь, что случилось? Я думала, он тебе понравился еще в нашу первую встречу с ним. А во время обеда он показал себя интересным и учтивым собеседником. Раф ему симпатизирует, Шарлотта тоже. Или ты хочешь поступить всем наперекор и вообразить, что тебе он не нравится, раз он нравится всем остальным?
– Я никогда так не поступаю! – возмущенно возразила Николь.
– Ну да, если забыть о твоем отношении к вышиванию и к вареной репе. Но иногда ты меня очень беспокоишь. Дорогая, ты вовсе не обязана завоевывать каждого встречного мужчину. Если ты решила, что его светлость не будет твоей первой… жертвой, как ты это называешь, тогда, пожалуйста, можешь с ним больше не видеться. Хотя я этого не одобряю.
– А я и не собираюсь завоевывать каждого… Знаешь что, Лидия? Иногда я сама себе не нравлюсь. Этот сезон обещал быть очень интересным и веселым. Лондон, балы, всякие развлечения… Я ждала этого с самого детства, как ничего другого! Я не задумывалась о дальнейшей жизни, как все мне твердили. А потом появился он. Ах, если бы я могла отказаться от поездки! Он сбивает меня с толку, этот несносный человек!
Лидия внимательно посмотрела на сестру, затем улыбнулась:
– Николь, да ты не влюблена ли?
– Не говори глупостей!
– Я и не говорю, но, думаю, здесь что-то есть. Подумать только, какие планы ты строила, как хвасталась – и достаточно одного мужчины, чтобы все твои планы рассеялись, как дым! Теперь ты понимаешь, Николь? Выбираешь не ты, а твоя судьба.
– Может быть, за кого-то и судьба, но только не за меня. Ну все, идем. Нам же сказали, чтобы мы не заставляли лошадей застаиваться.
– Я и не собираюсь медлить. Почему-то я дождаться не могла этой прогулки! – сказала Лидия, возвращаясь к лестнице, и Николь вдруг заметила, что ее сестра, вообще не отличавшаяся бодростью и энергией, а с прошлого июня ставшая еще более тихой и грустной, повеселела и в глазах ее появился живой блеск.
– Ну а я – нисколько! – проворчала Николь только для того, чтобы доставить своей сестре удовольствие от собственной проницательности, и последовала за нею вниз.
Лукас в очередной раз взглянул на Николь, чье лицо почти полностью скрывали широкие поля модной шляпки из соломки.
Сегодня она весьма холодно поздоровалась с ним, поднялась в коляску так быстро, что он не успел ей помочь, и до сих пор не сказала и десяти слов.
Ее сестра и Флетчер ехали следом за ними, и каждый раз, когда он оборачивался посмотреть, не разделили ли их другие экипажи, он видел, что они оживленно разговаривают, а Флетчер размахивает своими длинными руками, очевидно знакомя ее с достопримечательностями города.
Судя по безразличному выражению обычно живого лица Николь, ее совершенно не интересовали ни город, ни его жители. А главное – он сам. Она сидела, чинно сложив руки на коленях и устремив взгляд на дорогу, и всякий раз, когда он пытался завязать разговор, отвечала или молчаливым кивком, или односложными словами.
Спустя тридцать минут терпение Лукаса лопнуло.
– Ваш брат предупредил вас, чтобы вы вели себя прилично?
Она повернулась к нему, явно задетая за живое:
– Что такое?! Почему вы спрашиваете?
– Не знаю. Если бы я был вашим братом – к счастью, я не он, потому что это было бы крайне неловко, принимая во внимание мою далеко не братскую симпатию к вам, – при ваших манерах я вообще не разрешал бы вам выходить из дому.
Николь едва заметно улыбнулась.
– Думаю, милорд, вам не следовало этого говорить.
– Разумеется, не следовало. Но если уж вы решили относиться ко мне с неприязнью, я тоже могу себе позволить удовольствие говорить с вами честно и откровенно.
– Я вовсе не отношусь к вам неприязненно, – вызывающе вздернув подбородок, заявила она. – Иначе я не поехала бы с вами в одной коляске. Я никогда не делаю того, чего не хочу.
Он не удержался от того, чтобы не поддразнить ее:
– Ага, следовательно, сегодня у вас было желание поехать со мной! В таком случае прошу извинить мою ошибку – мне показалось, мое общество неприятно вам.
Она опять прикусила губку и вновь устремила взгляд на дорогу.
– Вы бываете положительно невыносимым! – надменно пробормотала она.
Лукас не помнил случая, чтобы когда-либо слышал от женщины подобные замечания. Скорее всего, такого просто не случалось. Ни его мать, ни няня, ни одна из молодых леди, неукоснительно соблюдающих вежливые и приятные манеры – по правде, наводящие на него отчаянную скуку, – чтобы завлечь его в сети брака, не осмеливались разговаривать с ним таким тоном.
– Что ж, еще раз прошу меня извинить, – сказал он, подстегнув лошадей, как только они выехали за пределы Лондона. – Еще что-нибудь?
– В каком смысле? А! Вы хотите сказать, раздражает ли меня в вас еще что-нибудь?
Лукас с трудом сохранял хладнокровие.
– Не думаю, чтобы я именно так выразился. Впрочем, да. Прошу вас, не стесняйтесь, загляните в список моих прегрешений и разом излейте на меня все свое возмущение. Это будет милосерднее.
Он не удивился бы, если бы от гнева у Николь пар вырвался из ноздрей, но она набрала воздуха и стала загибать пальчики в перчатках, перечисляя свои претензии:
– Во-первых, вы очень странно смотрите на меня, и это выводит меня из равновесия. Во-вторых, я приехала в Лондон развлекаться, а не подцепить себе мужа, поэтому для меня не имеет никакого значения, как вы ко мне относитесь. В-третьих, мне не нравится то, как я… Нет, это все. Я закончила.
– Вы уверены? А мне все-таки хотелось бы услышать третий пункт ваших претензий.
