скачать книгу бесплатно
Сегодня у меня могло все получиться, если бы только не скрип двери в мою комнату. Надо бы попросить папу сменить петли. Миссия провалена.
– Ия! Кого я вижу!
Я медленно обернулась, уже жалея о том, что вообще пришла сегодня домой. Я могла бы и на улице переночевать. На жесткой скамье, под звездами. Что может быть лучше? Все, кроме этого…
– Ну, как прошел день?
Ехидная улыбка Билла просто издевалась надо мной. Он осознавал, насколько сильно сейчас меня бесил, и получал от этого удовольствие. Понимал, что я не могу ответить на его вопрос, и от этого ему было еще забавнее.
Растрепанные темные волосы, с которыми его голова была похожа на ежа, неопрятная рубаха с длинным галстуком и мятые брюки. Наверное, только из школы пришел. Нельзя же было сначала заскочить домой и приодеться. Нет, дома ведь нет приставки и целого холодильника еды. Зачем терять время? Почему бы сразу не пойти к мистеру Андерсону?
Я лишь снова закатила глаза и развернулась к двери, но этот засранец преградил мне рукой путь, после чего я издала отчаянный вздох. Клянусь, если он сейчас не впустит меня в мою же комнату и не прекратит издеваться, я просто расплачусь на месте, какой бы неудачницей ни хотела выглядеть. Мой день и так прошел неудачно, я лишь хочу отдохнуть, спрятавшись в своей комнате от внешнего мира наедине с мороженым.
– Эй. Ты куда? Я тебя тут ждал весь день, соскучился.
В нос ударил сильный запах сигар и пивных паров. Он продолжал пожирать меня своим взглядом. Боже, как же я ненавижу, когда он на меня так смотрит и так улыбается. Просто пропусти меня. Просто дай мне пройти.
– А что это?
Внезапно он вытаскивает мою книгу, которая выглядывала из сумки. Испугавшись, я потянулась за ней, но Билл одной рукой тянул на себя книгу, с любопытством рассматривая ее, а другой стал отталкивать меня.
– Боже, кто такое старье читает? Ах да, ты. – Он засмеялся, а я почувствовала, что силы сопротивляться иссякли. – Бедняжка, совсем нет друзей, поэтому до конца жизни ты собираешься провести свое время с этим мусором.
Его смех был настолько звонким и раздражительным, что я уже не смогла сдержать свои эмоции. Дав Биллу звонкую пощечину, я выхватила из его рук книгу и забежала в комнату, пока он, крича, держался за свою щеку. Послышался щелчок. Дверь заперта. Миссия выполнена.
В следующие две секунды я уже сидела на полу, спиной к стене и прижав к себе коленки с книгой, мысленно обещая самой себе не плакать. Я ненавидела себя в этот момент. Ненавидела за свою слабость и сентиментальность. Но, может, в его словах и есть нотка правды?
Через десять минут, преодолев себя, я все-таки смогла подняться. Под громкую музыку из соседней комнаты я встала на деревянную табуретку и потянулась за огромной коробкой на самой верхней полке в шкафу. Как только мне удалось ее достать, я аккуратно спустилась на ноги и с разбегу прыгнула на кровать. В следующую же секунду крышка оказалась в сторонке. Я разглядывала содержимое коробки, пока что не решаясь что-либо взять в руки.
Я веду это коробочку воспоминаний уже около десяти лет. В ней можно найти и мои детские игрушки, и различные фотографии, фенечки, коллекции фантиков и наклеек, украшения, которые теперь мне не подойдут, и т. д. Дрожащими руками я взяла в руки одну-единственную фотографию. На ней были изображены две счастливые двенадцатилетние подружки, улыбающиеся на камеру, с букетами ромашек в руках. Такие беззаботные, такие хорошенькие. Почему же сейчас все не так? Одна летает в небесах, вторая плачет, смотря на эту фотографию.
Я убрала слезу с лица. Прошло два месяца, а я все еще не могу смириться. Раньше я совсем не плакала, не грустила, всегда улыбалась и веселилась. Но все так быстро поменялось. Я не хочу выставлять себя жалкой, я не хочу выглядеть слабой в глазах окружающих, но когда происходят сразу две ужасные вещи… Как тут улыбаться?
Эта ночь просто погубила меня. Во мне умерла та жизнерадостная и легкая в общении Ия, и ее уже не вернуть, даже если постараться. После такого невозможно возвратиться.
Растянув скотч, я оторвала зубами кусок и повесила фотографию на стену, прямо на верхушку ствола моего дерева.
Когда мне было семь и меня тогда еще звали Хлоей, я нарисовала на всю стену огромное дерево. Оно было темное, с многочисленными ветками и листиками, а на каждой веточке росли фиалки. Тогда мама спросила меня, почему я нарисовала именно фиалки. Я не смогла ей ответить. Просто продолжила их рисовать. Они были желтые, ярко-желтые. Я рисовала и не могла увести с них свой взгляд. Мама это заметила.
После произошло то, что обычно никто не делает. Мне поменяли имя. Вся семья посоветовалась, и они решили переименовать меня и дали имя Ия. В раннем возрасте я не понимала, к чему мне такие изменения и что они значат. Мама мне объяснила, что Ия с древнегреческого переводится как «фиалка». Мне очень понравилось такое изменение. Я чувствовала себя более необычной и особенной.
Годы шли, а дерево так и оставалось ужасно красивым в моих глазах, поэтому я была категорически против ремонта в моей комнате, новых обоев. Мне нравилось засыпать рядом с этим волшебным рисунком. Мне казалось, что он дает какой-то лучик радости. Засыпая каждую ночь, я чувствовала себя принцессой в волшебном саду. Это дерево держало меня в детстве. Может, поэтому я и выросла такой девочкой, мечтающей уехать в чудесную страну, найти своего прекрасного принца. Эх, наивная девочка.
Сев за уроки, я засунула в уши наушники, стараясь отвлечься от громкой музыки за стеной. Я, конечно, не любила так работать, но выбора нет. Я не хотела идти туда, да и вообще с Биллом снова сталкиваться.
От безысходности я с грохотом положила свою голову на стол. Больно. Но хотя бы на тетрадку.
Ближе к вечеру в дверь позвонила мама. К этому времени я уже успела и уроки сделать, и начать читать новую книгу, и даже прибраться на первом этаже, когда Билл, выключив музыку, решил вздремнуть. Спустившись по лестнице, я проскользнула на носочках, словно ниндзя, и открыла входную дверь.
Мама зашла в дом, протягивая мне пакеты с продуктами. Вся красная от холода, она начала снимать сапоги, звеня замком.
– Отец еще не пришел?
Я покачала головой и понесла пакеты на кухню.
Раскладывая все по своим местам, я уловила голос Билла в коридоре.
– Миссис Андерсон, вы сегодня замечательно выглядите.
– О, большое спасибо. Какой ты любезный.
В этот момент я раздавила яйцо, которое держала в руках. Скорлупа треснула, и желток полился наружу.
Черт. Слегка растерявшись, я поддержала яйцо снизу и бросила его в урну. Моя руки в раковине, я продолжала слушать ласковые слова из уст Билла и безостановочно закатывать глаза. Я, наверное, скоро зрения лишусь от всех этих закатываний.
Мама, вся счастливая, с улыбкой до ушей, прошла в кухню, а Билл все плелся за ней как собачонка. Аж противно.
– Боже, какой порядок! – воскликнула мама. Я вся заулыбалась и даже выключила воду, чтобы Билл послушал, как меня хвалят.
– Ага, – подтвердил он.
Я покраснела. Уау, как приятно. Я даже не ожидала, что Билл…
– Я старался.
О чем я думала?..
– Какая прелесть, – провозгласила мама. Приоткрыв рот от удивления и подняв брови, я указала пальцем на себя. – Ты ему помогала? Молодец, Ия.
Последние слова были какие-то тихие. Я бросила злобный взгляд на Билла. Тот улыбнулся и подмигнул мне. Поскорей бы папа пришел…
Глава 3
Пришел он только через полтора часа, забрав Софи из школы. К этому времени мы с мамой уже приготовили ужин. Мы сделали зимнюю индейку по мамину фирменному рецепту. Он называется зимним, так как в него добавлен мамин фирменный соус, рецепт которого она еще никому никогда не давала. Он и вправду великолепен. Мясо такое нежное и вкусное. Пальчики оближешь. Странность только в том, что готовит мама ее не зимой.
Вечер бы прошел просто волшебно, если бы папа не решил со мной заговорить:
– Как дела в театральном кружке?
Он резал мясо, даже не смотря на него. В этот момент его взгляд был устремлен на меня.
Я была очень рада, что к ужину папа закончил свой разговор с Биллом в своем кабинете и этой свинке не пришлось присоединяться к нашему столу. Честно, я чувствовала такое облегчение от этого, что я даже не расстроилась началу очередного разговора со своим отцом, который мне приходится терпеть чуть ли не каждый вечер. Нет, не подумайте, что я не люблю своего папу, веду себя как высокомерная дочь, просто в последнее время еще ни один разговор не закончился удачно. По моему равнодушному лицу, которым я скрывала свое недовольство, он понял – нужно продолжить:
– У меня хорошая новость. – Протерев губы салфеткой и положив ее на стол, он опрокинул спину к стулу и снова обратил свой прямой взгляд на меня. – Я поговорил сегодня с мистером Ламберте и… – он слегка улыбнулся, чему я даже удивилась, ведь это такая редкость. – Если ты хорошо сыграешь свою роль в школьной пьесе в конце учебного года, то есть большой шанс, что в следующем ты уже будешь поступать в нью-йоркский университет! – воскликнул он наконец.
Что-то екнуло у меня внутри, что в ту же секунду переросло в острую боль. Я посмотрела на него то ли с сожалением, то ли по-злому. Смешанное чувство. Будто тебе подают на золотом блюдечке какую-то конфету мечты, а твой рот весь в скотче, который невозможно отклеить. Официант с улыбкой смотрит на тебя и ждет, радуется исполнению твоей мечты, а ты указываешь обеими руками на свой заклеенный рот и не понимаешь, почему он этого не замечает.
– Это замечательно!
Мама восклицает это с таким энтузиазмом, будто официанта зомбировали и он делает и говорит то, что приказало начальство, а не то, что требуется. Софи, в свою очередь, единственная понимает всю ситуацию, окружающую меня, несмотря на свой малый возраст. Не сводя глаз с моей руки, которая достает из кармана телефон и начинает строчить по кнопкам, она решает лучше помалкивать. Правильно делает. Умница.
Я не понимаю, что с родителями, почему они будто смотрят на мир сквозь розовые очки и не могут понять, что происходит, точнее что уже произошло. Все закончено. С меня все. Мы не живем в какой-нибудь сказке, в которых исполняются мечты, несмотря ни на что. Когда я умру, мой гроб не откопает прекрасный принц, не поцелует меня, я не оживу и не стану принцессой, которая будет жить вечно и счастливо. Да, жуткий пример, но это так. Все стереотипы, что если веришь, если хочешь, тогда мечты сбудутся, – это все чушь. В жизни многое может мешать, как бы сильно ты чего-то ни желала. Ты не поступишь в элитную школу, если не будешь учиться. Ну а если денег на обучение нет? Если ты лежишь в больнице на койке и нет сил пошевелиться? Ты не сможешь стать певицей, как мечтала в детстве, если у тебя нет слуха и красивого голоса. Ты не сможешь завести пингвина и поселить его у себя дома, как бы этот пример ни был смешон. А немая девочка не сможет стать актрисой. Такое даже в сказке покажется странным. Я не пессимистка, просто есть вещи, которые не зависят от тебя. Это нужно понимать и смириться.
Я удивляюсь своим родителям, которые по-настоящему верят в мое будущее в этом направлении. А злюсь я на них только потому, что по сравнению с ними все понимаю. А они лишний раз напоминают мне о том, что я потеряла, чего я никогда не смогу добиться, даже если бы мне этого хотелось. И каждый раз злятся на меня, что я сдаюсь. Но ведь это смешно, правда? Взрослые как дети, иногда с такими же страхами, надеждами, просто имеют больше опыта и власти. Когда вырастаешь, начинаешь это понимать. И это не всегда хорошо, когда родитель может быть настолько наивен и причинять боль, сам этого не осознавая.
«Я не буду участвовать», – заметный механический голос прозвучал на всю комнату. Наконец-то шум эмоционального разговора отца и матери приглушился, а гул в моей голове прекратился. Я мимолетно провела рукой по пульсирующей голове, отбрасывая волосы назад, и снова нажала на кнопку микрофона в телефоне. Никогда еще этот голос оттуда не казался мне таким противным.
«Я не буду участвовать. С меня все».
Тишина в помещении начинала нагнетать, но я не решалась поднимать глаза на отца. Просто уткнулась в свою тарелку, уголком глаза заметив, как Софи положила вилку на стол, прекратив ковыряться в своей еде, хотела потянуться за соком, но в конечном итоге отдернула руки и сложила их на своих коленях. Мой недоевший ужин, мамина фирменная индейка, которая всегда так меня радовала, сейчас вызвала подташнивание, поднявшееся к горлу.
– Мы ведь все уже обсудили, Ия, – после такой мучительной паузы решила продолжить со мной обсуждение мама.
Интересно, почему папа молчит? Наверное, он сверлит в этот момент меня взглядом или держит кулак под столом, пока мама старательно сжимает его руку, чтобы тот не сорвался. Интересно…
– Тебе лишь нужно порепетировать, выйти на сцену, а кто-то за кулисами будет озвучивать слова за тебя. Ну или Джульетта ничего не будет говорить. Такого ведь еще никогда не было, будет оригинально. И твой отец может поговорить с мистером Ламберте, и он это устроит.
Последние слова прозвучали с такой интонацией, что я готова поклясться, она улыбнулась и взглянула на отца такая счастливая, будто только что решила легкую проблему, совершенно не понимая, почему я так язвительно к этому отношусь. Я даже слегка усмехнулась. Она сейчас пошутила или серьезно?
Медленно приподняв голову, я взглянула на нее. На маму, такую родную, заботливую, что это чувство раздраженности из-за ее слов сразу улетучилось. И тут я почувствовала ком в горле. Мне стало стыдно находиться перед ней в таком состоянии. Мне стыдно разочаровывать ее тем, что я сейчас ничего не могу. Мама, так надеявшаяся на будущее своей дочери, к которому так ее готовила, все еще не потеряла надежду, единственная из тех, кто сидит за этим столом. Отец уже понял, что я не в состоянии устроить свою жизнь сама, и всеми силами пытается все исправить с помощью связей, денег, своим статусом в этом городе. Я благодарна ему, но то, что он делает, – уже бесполезно.
Наверное, я зря подняла голову, потому что потом сразу столкнулась с его глазами. Он смотрел с немеркнущим интересом и какой-то прозрачной раздраженностью. И к моему большому удивлению, резко переметнувшись на глаза своей жены, заговорил, почти что незаметно скрипя зубами:
– Объясни своей дочери, что если она хочет чего-то добиться, то пусть не ноет, а хоть что-то делает в этой жизни. Мне надоело с ней нянчиться!
От повышающегося голоса я чуть встрепенулась и схватилась за сотовый, который чуть не выскользнул из моих рук.
– Па-а-ап, – промямлила Софи, закрывая уши руками.
– Джарвис, – тревожно пропела мама, выпрямившись.
– Что? Что?! – его голос повышался. – Если она считает, что ей это не нужно, то пожалуйста! Без проблем. Пусть устраивает свою жизнь сама, мне надоело бегать за каждым деловым лицом неделями и упрашивать этих напыщенных индюков о встречах по поводу моей дочери. Думаешь, это легко записывать немую девчонку в разные школы, курсы, потихоньку продвигая ее к Нью-Йоркскому университету?! А потом выслушивать, что она отказывается участвовать всего лишь в одном дурацком спектакле!
– Джарвис, но ведь она еще ребенок…
Я чувствую, как мои щеки пылают, а руки трясутся, когда я то печатаю слова на телефоне, то снова стираю, и заново.
– Пожалей мои нервы! За каждой собакой бегать ради этой сопли, которая даже не благодарна мне, а только огрызается и встречает в коридоре с таким взглядом, будто я враг народа.
«Я тебя об этом не просила, мне от тебя ничего не нужно. Можешь так не напрягаться по поводу этой немой проблемы».
Переводчик озвучил мой текст громко, но мой отец кричал еще громче, поэтому слова просто улетели в пустоту.
– Я не позволю, чтобы моя дочь выросла неудачницей. Она должна быть такой же успешной, как и я, а не оставаться тряпкой на всю жизнь.
– Джарвис, прошло всего лишь два месяца после трагедии! Не дави на нее.
Они знают, что я сижу все еще здесь и слышу каждое их слово?! Мое сердце пульсирует, а пальцы набирают текст снова и снова. Только сотовый резко начинает ужасно глючить, и слова сами по себе стираются. Я начинаю дышать с открытым ртом и растерянно бегать глазами по экрану, чувствуя, как меня переполняет раздражение, отчаяние и… и чувство, будто меня больше не существует.
Ощутив, как что-то прикоснулось к моей руке, словно напомнив о моем существовании, я заметила Софи, которая смотрела на меня с жалостью и страхом.
– Ия? – Она прищурилась и с интересом, полным негодования и беспокойством, спросила: – Твои глаза словно кукольные. Ты как-то странно плачешь.
Из-за шума до меня доносились только отдельные слова из сказанного из ее уст. Я не могла здесь больше оставаться. Резко вскочив со стула, я словно поплыла в воздухе. Стараясь довольно громко отодвинуть назад стул, чтобы родители заметили мой уход (у меня не получилось), я смогла удержаться на ногах. Вялой походкой, сопровождающейся взглядом сестренки, я направилась в свою комнату, мечтая, чтобы этот вечер наконец-то закончился.
Глава 4
Я читала о мутизме. Он подразделяется на два разряда: психогенный и акинетический. С акинетическим все просто. Человек полностью теряет способность говорить вследствие повреждения головного мозга. По идее, только этому разряду положено принимать лекарственные препараты, чтобы улучшить питание головного мозга, но моей маме пришло в голову и мне их покупать, хотя мой случай относится к психогенному разряду. «Мало ли что, вдруг поможет?» – говорит она. Мой доктор посоветовал принимать ноотропы только первое время, в качестве эксперимента, слишком долгое применение может привести к опасным последствиям. «Вдруг поможет?»
Что я могу сказать уже о моей психогенной форме? Моя проблема развилась в результате психологической травмы, и считается, что я могу снова начать разговаривать. Могу, я должна говорить, просто именно мой случай оказался наиболее тяжелым и сама справиться я не способна. И как говорит мой доктор: «Один шанс на миллион». И как говорю я: «Мы живем не в сказке».
На часах одиннадцать, все улеглись спать, только я, сгорбленная, в длинной помятой футболке, сижу в полной темноте на своей кровати, уставившись то ли на свое почти незаметное дерево на стене, то ли просто на стену. Которую ночь не могу уснуть, но не вижу в этом ничего безнадежно невыносимого. Нравится, когда в доме полная тишина, когда я одна не сплю, будто теперь никого не существует, кроме меня.
Но эта тишина оставляет меня наедине со своими мыслями, что мне совсем не нравится. Часы у потолка тикали громче обычного. Раньше я и не замечала, что это тиканье может так раздражать.
В дверь кто-то тихонько постучался и замер, словно ожидая разрешения войти. Темный силуэт, который виднелся через стеклянную середину двери, выглядел немного жутко, но я все еще не отрывала с него глаз.
Принимая безмолвие за приветствие, мама бесшумно вошла в комнату, и на этот раз дверь не издала ни единого скрипа. Похоже, только мне так не везет. По идее, хорошо, что ничего не заскрипело. Не хотелось бы будить Софи, вчера ей тоже не спалось.
– Ты ведь и сама понимаешь, что он не со зла, – мягко усевшись на мою кровать, мама ласково взяла меня за руку. – У него проблемы на работе, и ему трудно заниматься еще и твоими проблемами.
Ну да, а мне будто не трудно.
Да, может, это и казалось эгоистичным, но и ее слова не больно-таки утешили меня.
Я попробовала посмотреть на всю эту ситуацию со стороны. Девочка, вокруг которой все бегают, пытаются помочь, и эта же девочка, которая еще и огрызается на эту помощь. От этой ненависти к себе у меня пересохло в горле.
– Это так невыносимо…
Я всмотрелась в глаза матери, зрачки которых в темноте не так видны, но я ощущала волнение, которое она сейчас испытывает, как разбегаются ее глаза оттого, что она не может подобрать нужные слова. Я ловлю себя на мысли, что слишком долго не свожу взгляда с ее коротких ресниц, которыми она слишком часто хлопает. То, что она держит меня за руку, успокаивает меня, и мне кажется, будто сидим здесь уже всю ночь, хотя мама только что зашла. Мама, чьи руки и голос не так заметно, как она рассчитывала, дрожат. У меня появляется резкое желание ее обнять, но я не сдвигаюсь с места.
– Так мучительно смотреть, как ты опускаешь руки, как ты сдаешься…
Последние слова она выдавила с таким трудом, резко отдернув руку от моей и прикрыв ею свой рот, что я не смогла сдержаться: легким порывом приподнялась на колени и обняла ее. Чем сильнее я обвивала ее руками, тем сильнее она прижималась к моей груди.
Через какое-то время она освободилась из моих объятий и, отстранившись, взглянула на меня уставшими глазами. Мне стало ее жаль. Кажется, в этом доме уже всех мучает бессонница последние два месяца. Она заговорила с такой интонацией, будто только что ничего не произошло, чтобы для самой себя казаться сильной женщиной, но голос по-прежнему немного дрожал:
– Мне сегодня звонила мисс Грейс. Она хочет, чтобы ты завтра зашла к ней помочь разобрать вещи Мэгги после актерского мастерства.
Недолгая пауза. Я коротко кивнула и еще раз обняла ее, поставив на нашем разговоре точку.
Я поняла, насколько это больно – узнавать тяжелую новость о смерти близкого человека, но не думала, что еще тяжелее – ее преподносить.
Глава 5
Когда Шекспир только дал начало истории Джульетты и Ромео, он наделил девушку большим сердцем и умом. Она была весьма рассудительна. Но со временем, когда одержимость своим чувством к Ромео стала расти, ее рассудок в это время перестал мыслить здраво. Даже когда она узнает о смерти брата, то упрекает за это Ромео. Злость улетучивается очень быстро, и девушке даже становится жаль за эти упреки.
Любовь к своему возлюбленному для Джульетты важнее жизни брата и своих родителей. Она настолько окунается в свои чувства, что рассудительная девочка, которую мы видим до встречи возлюбленных, исчезает. Она становится наивной, не думает о последствиях, находясь во власти слепой любви.
