скачать книгу бесплатно
Сказка Ю. Роман-сказка
Сергей Магомет
Однажды добрые Драпека и Марья с дочкой Радость-Рябинкой отправляются в дальний монастырь помолиться Святым Угодникам, а затем на ярмарку. Им и в голову не приходит, что на обратном пути их поджидает встреча с неведомым: шайкой злодеев, загадочными цветами, разбойниками-циркачами и страшной чупакаброй…
Сказка Ю
Роман-сказка
Сергей Магомет
© Сергей Магомет, 2022
ISBN 978-5-0059-4350-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Сказка Ю
Глава первая
Чу!..
Жили-были в страшной глухомани супруги Драпека и Марья, уже не молодые, и была у них дочка Радость-Рябинка – ласковая, быстрая, румяная, как оладушек, с веселыми золотыми веснушками и пушистой, как перышко, косичкой. Вот только шел Рябинке уже девятый год, а она все еще не говорила ни слова и никак не росла, и была крошечная, как птичка-невеличка.
Драпека брался за любую работу, даже самую тяжелую: копал колодцы, ставил пчелиные ульи на лугу, трудился лесорубом, землепашцем, грузчиком у мельника Пупоца, тягал купцу Монимухру баржу по речке от Черного Камня до самого города, нанимался ставить новые хоромы кулаку Епиноху. Не отставала от мужа и работящая Марья. С раннего утра до позднего вечера не покладала рук, всё хлопотала в домашних заботах и трудах: плела корзины, вязала носки и шарфы, держала козочку, курочек, трудилась-гнула спину на огороде. Да еще по дружбе копала грядки соседке Чернеге, любительнице цветочных клумб, переехавшей на жительство в глушь из города, по ее собственным словам, только ради развлечения и экономии, а так – барыне состоятельной, и по виду аристократке. Но о ней позже.
В общем, были Драпека и Марья трудолюбивыми, но жили бедно. И не удивительно. Дороговизна в местной лавке была невозможная. На большой дороге с базара-ярмарки лихие люди ограбят-оберут до нитки, хорошо, если жизни не лишат. Пол-урожая отдай за долги хозяину-кулаку, другую в казну. А остальное – или злыдни потравят или сельские пьяницы растащат. Да еще благодетелям должен останешься. Словом, сеяли рожь-пшеничку, а пожинали лебеду да репей. Если бы не ягоды-орехи в лесу и не пескарь в реке под Черным Камнем, совсем пропадай. Да только и в лесу клещ жалящий и ядовитая гадюка, а в реке – черный рак и хищная пиявка. Поэтому в лес или на речку всегда шли всей семьей. Если клещ вздумает прицепиться или пиявка присосаться, чуткая Рябинка сразу встрепенется, всплеснет ручками, словно птичка крылышками, поднимет тревогу, и Марья одним щелчком сбросит клеща или пиявку. А если гадюка или злой рак подкрадутся, девочка опять же предупредит, – тогда Драпека размахнется своей толстой палкой и прибьет гадюку или шмякнет об камень злого рака.
Так с Божьей помощью кое-как перебивались, жили не тужили: зеленой травке и солнышку радовались да Богу молились.
И вот однажды, скопив четыре медных грошика-копеечки, отправились всей семьей приложиться к чудотворным иконам, помолиться святым угодникам; давно собирались.
А на большой дороге, как уже было сказано, озоровали лихие люди. Вдобавок, на окольных тропинках лютовали душегубы. Однако как только впереди поджидала засада – хищные ли звери, лихие ли люди, – Радость-Рябинка забежит вперед и, строго сдвинув маленькие бровки, замашет ручонками "нет-нет, нельзя!", и семья тут же прячется в овраге или поскорее отворачивает и идет другой дорогой. Так они благополучно миновали все опасности.
А приехав к угодникам, поисповедались, причастились, встали перед иконами. А о чем просить – не знают. Ни бесхитростный Драпека, ни хозяйственная Марья, ни маленькая Радость-Рябинка. Поэтому решили просто Бога прославить и каждый коротко сказал про себя: пусть не как я хочу, а как Бог даст.
Словом, приложились, оставили угодникам грош-копеечку, а три другие потратили на ярмарке на гостинцы, кто какие себе выбрал. Драпека зачем-то купил грошевую цепочку для часов, которых у него сроду не было, и, просияв от счастья, бережно спрятал за пазуху. В своем-то воображении он уже видел часы, как въяве. Красивые, большие, неизвестно откуда взявшиеся, к которым он и привесит цепочку. Хозяйственная Марья распорядилась деньгами с умом – купила нужный железный наперсток для рукоделья. А Рябинка получила в подарок красного сахарного петуха.
С тем и отправились в обратный путь.
Вот идут по дороге через дремучий лес. Солнышко на небе ярко светит. Жарко, тихо. Ни ветерка. В придорожной траве пестрят нежные лесные колокольчики и грустные анютины глазки, лениво звенят кузнечики и пчелы. А рядом в двух шагах в густом лесу темно и страшно, как ночью, и зябко, как в мрачной, сырой пещере. Огромные старые ели, покрытые заскорузлым серебристо-фиолетовым мхом, толпятся сплошной стеной по обеим сторонам дороги, не продраться. Только где-то в глубине нет-нет пролетают тусклые желтые и синие светляки.
Вдруг Рябинка остановилась.
– Чу! – сказал Драпека, подняв палец.
Встали, насторожившись. Драпека с Марьей с опаской озирались по сторонам, потому что люди говорили, что в этих местах теперь как раз рыскает страшный злодей-душегуб Цада Гайц со своей шайкой. Но вокруг по-прежнему тихо, ни хруста, ни шороха, ни одна паутинка не дрожит, ни одна веточка не шелохнется.
Драпека недоуменно пожал плечами и уже хотел двинуться дальше, как вдруг Радость-Рябинка снова поднялась на цыпочки и нетерпеливо замахала руками. А потом, показывая куда-то – на пересохшую придорожную канаву, густо заросшую осокой, говорит, притом четко и ясно:
– Ю!
И правда, прямо у дороги, среди листьев жгуче-зеленой крапивы с махровой каймой и сочного, колючего чертополоха с яркими, пунцовыми цветами, облепленного паутиной, как пухом, сжавшись в комочек, дрожа от страха и боли, пряталась какая-то жалкая, взъерошенная зверушка. То ли лесная пичужка, то ли бродячая собачка-котейка, то ли зайчишка, то ли лисичка. Бедняжка сплошь, так что и саму не разглядеть, заросла шерстью, которая спуталась-свалялась, как лохмотья или грязный войлок, и толстыми, уродливыми космами свисала отовсюду – с брюха, боков, шеи, морды. Только черные глазки диковинной зверушки, маленькие, как ягодки-чернички, испуганно и пронзительно поблескивали, словно умоляли о помощи.
При одном взгляде на нее, все трое – и Драпека, и Марья с Радостью-Рябинкой – невольно вздрогнули, задохнувшись от жалости, и каждый с сердечным умилением утер у себя горячую слезу.
А маленькая Радость-Рябинка подбежала, присела на корточки и ласково погладила несчастную зверушку по спинке, почесала за ушком. Потом обернулась и вопросительно взглянула на родителей.
Добряк Драпека сочувственно покачал головой. Марья присела рядом, бережно взяла зверушку на руки и стала осторожно рассматривать и перебирать спутанную, в колючках репейника и паутине косматую шерсть, между которой сновали бесчисленные черненькие блохи, остренькие и верткие, как мальки-головастики. Из-за ушей, с хребта и боков Марья умело сняла не меньше дюжины огромных клещей, насосавшихся крови, багровых, словно перезрелая вишня. Маленькие глазки измученной зверушки смотрели с благодарностью и надеждой.
Радость-Рябинка взяла мать за руку и, сдвинув бровки, снова обернулась и заглянула в глаза отцу. Драпека развел руками и неуверенно взглянул на жену.
– Ничего, возьмем, вылечим, выходим твою Ю! – с улыбкой успокоила девочку мать.
И, достав платок, посадила на него диковинную зверушку и завязала в узелок, чтобы удобнее нести с собой домой. Все трое весело засмеялись, а зверушка, признав в них своих спасителей, сидела смирно.
Вдруг рядом что-то хряснуло, оглушительно затрещало, и поперек дороги рухнуло громадное дерево. А прямо из чащи выскочила шайка злодеев. Драпека даже не успел схватить свою толстую палку, чтобы защищаться, как беднягу самого оглушили увесистой дубиной-колотухой, сбив с ног, уложили на землю и в мгновенье ока крепко-накрепко скрутили руки пеньковой веревкой. В следующую секунду всех троих схватили в охапку и вместе с пожитками потащили прямо в темный лес.
Глава вторая
Ням-ням
Солнечные лучи тщетно старались пробиться сквозь мохнатые ветви, но злодеи знали непроходимую чащу, как свои пять пальцев. Неприметная тропинка стремительно, словно змея, вилась между старыми, бурыми, в белесых потеках смолы елями и катилась куда-то вниз, вниз, – на черной, голой земле ничего не росло, кроме мелькавшего перед глазами, высокого, по пояс, узорного папоротника с ядовито-синими плодами-горошинами на ребристых, перепончатых стеблях.
Не успели пленники прийти в себя, как оказались в глубоком, темном овраге – таком холодном и промозглом, что здесь и летом кое-где по ложбинам виднелись корки слежавшегося и почернелого прошлогоднего снега.
Вдруг на них словно пыхнуло жаркой, густой волной. На дне оврага из валунов был сложен огромный круглый очаг, в котором, словно в жерле вулкана, с треском выстреливали и гасли искры, горели и переливались докрасна раскаленные угли.
У очага на замшелом пне, подложив под зад пухлую шелковую подушку с кистями, сидел и грелся сам главный злодей и душегуб Цада Гайц.
Драпеку, Марью и Радость-Рябинку поставили перед ним. С бедного Драпеки, на лбу у которого, от удара дубиной, красовалась громадная багровая шишка, злодеи уже успели сорвать рубаху, порты, кушак, стянуть худые сапоги, а с перепуганной Марьи сорвали платок, красные бусики из сушеного боярышника на нитке и старенькие, поношенные башмачки. Даже у крошечной Рябинки, сердито сдвинувшей бровки, отняли сахарного петуха и маленький ореховый гребешок. Только кресты нательные не тронули. Одежду и нехитрые пожитки пленников головорезы покидали в кучу рядом. Не зарезали, не убили – и на том спасибо.
Сами злодеи отошли и встали поодаль, с нескрываемой жадностью глядя на добычу, и, дрожа от нетерпения и ярости, ждали позволения главаря начать дележку.
Но, в отличие от них, злодей и душегуб Цада Гайц никуда не торопился. Плюгавый и невзрачный, он сонно хлопал бесцветными ресницами, молча смотрел на жарко тлеющие угли и был совсем не страшный. У пленников было достаточно времени хорошенько его рассмотреть.
Лицо облезлое, словно старый башмак, носик, как стручок, глазки, как полудохлые, мелкие черные жучки, бескровные губки-личинки, редкие волосики, зачесанные за слегка оттопыренные уши, похожие на шляпки сыроежек. Наряжен нелепо, если не сказать глупо и смешно – в грязный и широкий пестрый бабий сарафан и засаленную войлочную фуфайку-душегрейку.
Куда как страшнее на вид был его главный помощник и правая рука громила Мрач – загорелый дочерна, рослый, с булыжниками-мускулами, как у борца-тяжеловеса. Этот был в кольчуге, поверх которой был накинут ярко-алый френч с золотыми пуговицами, шипастых тяжелых доспехах, огромной лохматой медвежьей шапке и вооружен с головы до ног: парой кинжалов, кривым и змеевидным, блестящей алебардой с зубцами, черным пистолетом с тяжелым граненым дулом и тройным свинцовым кистенем.
Прошло Бог знает сколько времени, прежде чем Цада Гайц вяло двинул пальцем, подзывая кого-то, и щелкнул языком. Громила Мрач по-военному четко и быстро отшагнул в сторону и встал сбоку, а его место поспешно занял повар Пехл в грязноватом халате и синем, в жирных пятнах фартуке, запыхавшийся от усердия, круглый и упитанный, как поросенок, подобострастно тряся тройным подбородком, склонился в ожидании приказаний с толстой, засаленной поваренной книгой под мышкой и длинным, острым, как бритва, ножом за поясом.
Цада Гайц кивнул, и повар Пехл тут же раскрыл поваренную книгу и, словно продолжая только что прерванное чтение, страшно нудным, монотонным голосом, бубня себе под нос, словно школьник скучный урок, принялся читать, пискливо, но четко выговаривая слова:
– …а кроме того, заморские эксперты-кулинары советуют предварительно хорошенько отбить палками еще живую дичь, чтобы мясо получилось особенно сочным и сладким. Филейные части использовать для мгновенного приготовления стейков и карпаччо…
Только теперь глаза пленников привыкли к лесному полумраку, и они разглядели за спинами злодеев огромное сухое дерево, на голых, почерневших ветвях которого раскачивались головы животных, подвешенные, вроде тыкв, в сетках, сплетенных из соломенных жгутов, а также лоскуты, обрывки одежды, шкур, кожи.
– …прочие же части, – продолжал повар Пехл, – следует прокрутить мелким фаршем для приготовления различных деликатесов, вроде маленьких тефтелей, начинки для пирожков с луком, рублеными яйцами и зеленью, грибных подлив и простых пельменей, которые подаются к столу с каплей уксуса, соевым соусом, острой горчицей или хреном…
Тут в руке у Цада Гайца, неподвижного, вроде китайского болванчика, невесть откуда, появилась небольшая бронзовая мясорубка, которую он схватил за кривую ручку и принялся быстро-быстро вертеть в воздухе, словно игрушечную мельницу или трещотку.
Между тем, по мере чтения вкусной поваренной книги, физиономии у всех членов шайки стали мучительно перекашиваться, скулы свело голодными спазмами, а глаза расширились, вылезая из орбит, как у болотных жаб. Злодеи страшно заскрежетали зубами, по подбородкам и бородам потекли обильные, голодные слюни, которые они даже не потрудились подтереть.
Тут Цада Гайц прервал чтение повара, мясорубка исчезла. Цада Гайц громко хлопнул в ладоши и, подняв голову, огляделся по сторонам. Полудохлые глазки-жучки ожили и медленно поползли к пленникам.
– Сам-то я, – обращаясь к ним, едва слышным, придушенным голосом прошептал главный злодей-душегуб, – категорически против употребления человеческого мяса, готов даже грызть кору и голодать, но их… – тут Цада Гайц вздохнул и кивнул в сторону своей шайки, – их, понимаешь, надо хорошо кормить. Сидят тут, в глухом лесу, оголодали, одичали-озверели до неприличия…
Вдруг глаза-жучки остановились и впились в Радость-Рябинку.
– Но ее… – он ткнул в Рябинку пальцем, – я, понимаешь… все-таки скушаю сам!
– Мелкую, нежную дичь, – тут же подал голос повар, вновь зашуршав страницами поваренной книги, – следует приготовить с особой деликатностью – на хорошо раскаленной, небольшой, но тяжелой сковородке, слегка обжарить-припечь – а затем немедленно подавать на стол, слегка спрыснув лимоном и украсив веточкой свежего розмарина…
– Ням-ням… – кивнул Цада Гайц.
И тут у него в руках действительно появилась увесистая медная сковородка с хрустальной крышкой, а также серебряные вилка и нож, украшенные сверкающими изумрудами и малахитами. Угли в очаге неожиданно раскалились, полыхнули ярким пламенем.
Глава третья
А это еще что?
В этот момент узелок с найденной зверушкой, который до этого момента неприметно лежал в куче среди других вещей, вдруг пискнул и слегка зашевелился. Взгляд злодея-душегуба тут же упал на него.
– А это еще что такое? – поинтересовался Цада Гайц.
– Зверушка, – хмуро пробормотал Драпека, – из леса…
– Что-что?
– Ю! – смело сказала Радость-Рябинка.
– …экзотическую дичь, – тут же затарабанил повар Пехл, – рекомендуется тщательно вымочить в белом вине, приправив острыми восточными специям…
– Покажите! – приказал Цада Гайц, ткнув медной сковородкой в узелок.
Марья присела на корточки и развязала платок.
В следующее мгновение Цада Гайц и все без исключения ахнули от удивления и разом воскликнули:
– Ю!..
Маленький лохматый комочек, еще больше сжимаясь в клубок, словно ежик, испуганно оглядываясь вокруг, заблестел глазками.
Затем произошло вот что. С удивлением глядя на зверушку, главный злодей и душегуб Цада Гайц вдруг выронил сковородку и вилку с ножом, часто-часто заморгал, словно глаза у него защипал едкий дым от костра, стал тереть их кулаками, и неожиданно – заплакал, как маленький ребенок, крупными, словно горошины, слезами, которые покатились одна за другой от умиления и жалости.
Остальные члены шайки тоже стали тереть глаза, при этом брезгливо, стыдливо морщась, как будто нюхнули крепкого уксуса, с глухим рычанием опустили головы и, словно отступившая стая голодных волков, выжидали, облизывались и глотали слюнки.
Как завороженный, и даже слегка зарумянившийся, как будто от смущения, Цада Гайц медленно поднялся на ноги и, скрестив руки на груди, задумчиво обвел пленников взглядом, как будто не зная, на что решиться, или припоминая что-то давно забытое, из детства или вообще из другой жизни.
Все напряженно ждали.
– Какая, понимаешь, странная зверушка, – наконец сказал он.
Затем повернулся к главному помощнику Мрачу – и вдруг кратко распорядился:
– Пленников отпустить!
От удивления Мрач вытаращил глаза, но тут же подбежал к пленникам и послушно развязал Драпеку.
– А как же наши вещи? – тут же поинтересовался Драпека, осторожно потирая ладонью шишку на лбу.
С недоумением посмотрев на него, а затем на зверушку, Цада Гайц снова застыл в раздумьях и нерешительности. Марья покачала головой и сердито дернула мужа за рукав «молчи ты!», и стала поспешно заворачивать Ю обратно в платок.
Наконец Цада Гайц наклонился и, неуверенно пошарив в куче захваченных вещей, отобрал, разделил и, пожав плечами, разрешил забрать половину из них. В том числе отдал Драпекину цепочку и Марьин наперсток. Но большого сахарного петуха не отдал… Впрочем, Радость-Рябинка и так была до смерти счастлива, – лишь бы им унести ноги подобру-поздорову.
Глава четвертная
Понимаешь!
Они уже были готовы покинуть страшное место, но едва лишь Марья спрятала-завязала Ю в платок, злодеи, словно выйдя из столбняка, снова, еще громче и яростнее зарычали, сжимая круг, еще больше стали похожи на волчью стаю, заскрежетали зубами, как бешеные, готовые в любое мгновенье броситься и растерзать не только пленников, но и своего предводителя. А яростнее всех зарычал мускулистый громила Мрач в своем ярко-красном френче, почерневший еще сильнее, сжимая рукояти кинжалов, кривого и змеевидного. Казалось, даже шерсть на его громадной медвежьей шапке встала дыбом от ярости.
Но тут Цада Гайц с невиданной ловкостью и молниеносной быстротой, сбросив с пня пухлую подушку с кистями, вскочил на пень и на этот раз, выхватив из-под юбки-сарафана тугой кнут, похожий на пастуший бич, оглушительно, так что заложило уши, им щелкнул.
– Понимаешь! – заорал Цада Гайц страшным голосом.
Главный помощник Мрач уронил оба кинжала и, зажмурившись, присел от страха, так что красный френч жалобно треснул в подмышках, а громадная меховая шапка свалилась с головы, обнажив маленький, похожий на птичий, бритый наголо череп с единственным рыжим хохолком. Остальные злодеи в ужасе попятились и со злобным рычанием снова замерли на почтительном расстоянии от главаря, совсем как дрессированные хищники в цирке перед дрессировщиком.
– Для вас у меня найдется кусочек пожирнее и посытнее! – уже спокойнее, ласково-грозно объявил Цада Гайц и, ухмыльнувшись, показал глазами на жирного повара Пехла.
Взгляды всех мгновенно устремились на повара.
Похожий на хорошо откормленного, огромного розового поросенка, Пехл выронил книгу, пронзительно взвизгнул от ужаса, еще больше порозовев, еще больше сделавшись похожим на поросенка, попятился и, схватившись за свой острый, тонкий нож, затряс тройным подбородком и ответил злобным, затравленным хрюканьем.
Однако на этот раз Драпека, Марья и Радость-Рябинка не стали медлить и дожидаться, чем закончится этот спор-межусобица и цирковая дрессировка одичалых хищников-злодеев, что у них будет на ужин, и со всех ног бросились бежать – стали карабкаться сначала вверх по склону оврага, потом бежать по лесной тропинке – прочь от страшного места и дикой чащи, в которой залязгали сталь и булат, защелкали пистолетные выстрелы и свирепые щелчки и удары бича.
Глава пятая
Дружба
Только благополучно добравшись домой, семья, которая натерпелась таких ужасов, смогла перевести дух и вновь порадоваться солнышку, травке и ясному синему небу.
Первым делом Марья коротко обстригла, помыла несчастную зверушку дегтярным мыльцем в чистой теплой водичке с душистым отваром чистотела и крапивы. Сняла оставшихся мелких клещей и начисто истребила полчища противных, докучливых блох.
Радость-Рябинка рассмеялась, бережно завернула-закутала зверушку в теплую дерюжку, взяла на руки и прижала изможденное, худенькое, как рыбий скелет, тельце к щеке.
Но ничего, прошло совсем немного времени —погибающую, подобранную на лесной дороге зверушку откормили, отпоили парным молочком, и скоро стала она хорошенькая – пухленькая и кругленькая, как детская ладошка. Смешная – с короткими, мягкими лапками, бархатистой, золотистой, то ли шерстью, то ли пушком, длинными ушками-ниточками и таким же тоненьким хвостиком. Ее можно было носить за пазухой или в кармане.
Веселая Ю любила бегать-играть на огороде, в саду или в избушке, или пряталась где-нибудь поблизости в уютном местечке и наблюдала оттуда за своими спасителями блестящими черными глазками. А если хотела к ним приластиться, то нежно оборачивалась вокруг ноги или руки, словно пушистая муфточка.
