скачать книгу бесплатно
Хитрые черные глаза не отрывались от Собакина. И пусть глядел он себе под ноги, бросал редкие взгляды на сцену, словно ощущал на себе Юру. Что-то явно с ним не так. Оставалось лишь неучтиво пожать плечами, аккуратно подпуская к себе малознакомого собеседника. Он даже не был уверен в том, что имя коим его мысленно называет – в самом деле его. Не путает ли с кем? А впрочем, есть ли разница?
– Вы ошибаетесь, друг дорогой, – разбавил молчание неугомонный исполнитель. Нилу осталось лишь приподнять бровь то ли от возмущения, то ли от удивления.
– Что тебе нужно? – задался вполне очевидным вопросом. Если б не томился в ожидании, давно уж полил грязью, а ныне скорее из интереса отвечал. – Каким образом помочь?
– Юра улыбнулся. Это выглядело несколько жутко, а речь его слышалась бессвязной. Нил даже задумался о своей вменяемости, ведь разговор их отнюдь глупый.
– Протяни руку, – ответил тот уже более гордым тоном. Поддаться этим чарам было глупо, даже несколько опасно. Только вот человеку нагрубил, а тут такое говорит. Вдруг палец оторвет или что в ладонь засадит? Нил, возможно, оглупел, или, может, уж был не состоянии. Слова против не сказал, согласился. Сдерживая очередную насмешку, подался вперед. Опасное занятие, надо сказать. И хотя прикосновения Юры оказались горячими, по телу пробежал холод. Надо же так себя настроить! Явно с ума сходит. – Верно, все как и сказал, – на том моменте «провидец» состроил задумчивую гримасу и принялся глядеть на линии ладони.
– Так в чем же дело? – ни единожды попадались Нилу таковские «шаманы», посему ждал, пока тот попросит денег за мнимое исцеление.
– Явственный след проклятья, – Собакин покачал головой, делая вид, будто доверяет словам Юры. Бред сивой кобылы! Как только не смеется сам, такое озвучивая? Слишком уж популярна тогда была тема спиритизма и гаданий, многие велись, все меньше верили ученым и врачам. – Сам себе не господин, зависимый, – прикрыл глаза цыганенок, делая вид, будто читает душу. Ясно, от чего с артистами работает, подумалось Нилу. Сказанное дураку понятно, ведь Юра мог заметить на нем следы порошка, вечный насморк Собакина – очередное подтверждение данных слов, расширение сосудов в глазах – признаки на лицо. Буквально тоже самое, что и утверждать, мол, к примеру, о высоком росте. Ну, дураку ж понятно! – Уже даже детей пугаешь. Не дело это.
С каким скептицизмом бы не слушал Нил, данное его поразило. Вспомнилось былое. Пару дней назад случилась такая ситуация, что он покуривал в антракт. Очевидно, у входа в театр трется больше людей, нежели в переулках близь кабаре. И соль вся в том, что он услышал разговор совсем непримечательных прохожих. С балкона была заметна семья, состоящая из трех лиц женского пола. Они прогуливались, ничем не отличались от других граждан. Не обратил бы внимания на них, если б речи их не зашли в более свойское русло.
– Глянь, матушка, Нил Тимофеевич теперь здесь выступает! – он в тот же миг навострил ухо, да посильнее нагнулся с балкона. Кому ж неинтересно будет про себя послушать? Девушка, лет не старше шестнадцати, рассматривала афишу.
– Этот саврас без узды – стыд для всей нации. Стыд для города! —вскрикнула, очевидно, мать, не стесняясь выражений, да подняла младшенькую на руки.
– Но я была на его концерте, и ничего плохого не увидела, – развела руками старшая дочь, не отрываясь от занятия.
– Какой позор! Что там с тобой сделали?
– Что сделали? – вопросец ее действительно огорошил. – Я послушала немножко, да погнали меня оттуда. Объяснили это тем, мол, негоже девочкам ночью по кабакам шляться. Даже чести не имела познакомиться с ним поближе. А теперь в театре хороший шанс повидаться.
– Никакого театра.
– Ну, пожалуйста!
– Я уж слыхала, что он с невинными девицами делает! Не веришь – у отца спроси.
– Но ведь он не невинная девица? Откуда ж знать?
Нил засмеялся, однако весело ему вовсе не было. Нужно было, чтоб нахалка заметила – он все это услышал. Быть может, совестно станет? И этот трюк сработал. Трое подняли головы, глядя на балкон.
– Мама, ты опозорила меня! – девушка никак не могла угомониться.
Эта детская ссора была поразительно глупой. Продолжил Собакин смеяться, выжидая пока женщина выскажет тому в лицо все гадости. Она молчала. Никто и слова не проронил, покуда Нил, гордый собой, глядел на семью. Те собирались было свернуть за последующий переулок, да взглянула младшенькая на исполнителя. Выше не упоминалось, чтоб та хоть звук издала – и это факт. Однако, подняла очи ввысь та девочка, да громко разревелась, встретившись взглядом с исполнителем. Что взять с дитя? Он умилился с поведения старшенькой, сталось даже жаль девочку, а крики младшей сестры ее словно мимо ушей прошли. Совсем к дню встречи с Юрой забыл тот инцидент, а после сказанных им слов воспоминание само по себе всплыло. Занимательное совпадение.
Он словно вернулся в прошлое, вспоминая как удачно попал «провидец» случайным высказыванием. Это совпадение действительно выбросило Нила на несколько дней назад, но тот вовремя спохватился, возвращаясь в настоящее. Это было так резко, стремительно и неожиданно, что остается лишь диву давать с происходящего. Поморгав, буквально очнулся. Думаете, пророчество заставило его сердце содрогнуться? Очевидно, нет. Вот, как разводят добрых людей, подумалось ему.
И все-таки, один момент заставил скептицизм его треснуть, словно крепкое стекло.
– Проучить тебя решила, – совершенно резко вступил Юра. Очередная не связанная с остальными фраза, ничего страшного. Попробовал Нил, тем не менее, вслушаться.
– Даже не гадай. С ней все кончено. Вот так просто решила проучить.
– Кто же? – сам же он задумался иль о Маше, или же, в крайнем случае, о Гале. С обоими отношения сложились не лучшие. Словно выдернул себя из одной реальности в совершенно иную.
– Какую ждешь, та и решила, – голос Юры звучал по-доброму, однако заставил Нила насторожиться. Казалось уж, даже эхо со сцены ему не слышно. Погрузился куда-то туда, внутрь себя. Остатки душевности, да сердечности разбушевались в нем, заставляя сердце биться сильнее. – Темненькая, карие глаза, – сказал, как отрезал. Провидец от чего-то больше не нуждался в том, чтоб глядеть на руку, однако не отпускал. – Только не ищи любви в ней. Увидела, поняла – решила задать урок.
Вероятнее всего, знакомец обратил внимание на реакцию подопечного. Она была, надо сказать, несколько неоднозначной. Он не мог сделать замечаний, абсолютно притих. Словно молил взглядом прекратить, но как завороженный продолжал слушать. Абсолютно странное поведение, а вместе с ним, небольшие покалывания по всему телу. Вероятно, гадалки многажды упоминают сей облик лишь потому, что таких людей гораздо больше. Их гены сильнее, чем у белокурых, потому можно предположить, что каждый имеет средь знакомых темненьких и с карими глазами. Тут никак не промахнешься. Однако Нилу, как мы помним, казалась Шофранка чуть ли не единственной девушкой в империи. Поразительно быстро переобулся, перевернув озвученное на свой лад.
– А смерть тебя настанет вполне себе, – потянул Юра. В тот же момент слушатель вырвал руку. Он почувствовал себя не менее, чем голым. Надо же, какие вещи бывают! Что ж еще успел прознать колдун? Конечно, после столь грубого действия он замолчал, не стараясь идти дальше. Увлекся, верно сказать. Зашел уж слишком далеко, хотя о главном, в сути то, не поведал. Словно прозрел, да не стоило того никому показывать.
– Довольно канителиться, – хотел нагрубить Собакин, однако голос его словно осип. Сказанное было столь туманно и сумбурно, что понять чего сложно. Вероятно, сам себя накрутил, чего-то нарешал, на том и все.
Совсем позабыв о планах, Нил ушел по-английски. Еще один случай, когда хотелось скорее унести ноги, да не получалось. Как, впрочем-то, и обычно. Вы помните по какой причине.
В голове его собрались совершенно различные мысли, раз за разом прокручивал слова и отказывался в них верить. Однако, мы уже давно смоги убедиться в том, что Собакин, насколько бы тяжелый характер не имел, в сути был очень доверчив. После совершенно случайно совпавшей ситуации с упомянутой молодой семьей, сталось ему совсем некомфортно. Думалось, правда все, сходятся концы с концами. Скажите, взрослый человек, а как дитя ведется? Это будет более чем верно. Сам над собой смеялся, а мысли словно насильно привязались. И вились они над ним долго.
Остановив извозчика, поехал. А пока ехал, цоканье копыт как новая затея, все больше задумывался о заговоре против себя. Краткий путь, казалось бы, всего пару поворотов и один переулок – это совершенно не долго. Только вот, на сей раз Нил молчал, отсчитывая секунды до возвращения домой. Все это походило на безумие, хотя сам себя сумасшедшим назвать не мог. Жалел он, что ушел от разговора, пусть и знал, что правильно сделал. Тем менее, сложно в такие минуты определить где правда, а где грубый вымысел. Странный все ж Юра человек. Настоящий чудак! За деньги таким занимаются, а он по собственному желанию. Стоит ли довериться – главный вопрос. Конечно, волновали Собакина лишь строчки о Шофранке. Он постарался мысленно объясниться, вспоминал других знакомок с подобной внешностью… И ничего в голову не лезет. Настоящее проклятье!
Лишь добравшись до дома, в полной мере он осознал, что подсел на панику. Восприятие мира Нила давно изменилось, посему даже мелочь могла ввести в состояние стресса и тревоги. Вероятно, объяснять причину будет лишним. Вещества меняют мозг до неузнаваемости, к прочему добавляя горы психологических проблем. Выходит, в данной ситуации все усугубляли два фактора: влюбленность и образовавшиеся отклонения. На секунду могло показаться, что он не от мира сего.
Домой ворвался шумно распахнув двери. Он был на взводе, и явно должен был успокоиться. Однако, теперь не знал коим образом это делать. Столько стараний над собой, чтоб пересилить грешные привычки, а потом так глупо сорваться? Беда. Так не пойдет. Держать себя в руках ему было все сложнее, хотелось вспылить, разбросав предметы, мирно стоявшие в коридоре. Довериться Юре было не лучшей идеей, и где-то в подсознании Нил понимал, что все это – глупости, но уверить себя в том не мог. Он был не на столько глуп, чтобы повестись лишь на представление. Всплывали и иные факторы. К примеру, от чего так долго не видал Шофранку? Вот, казалось ему, сходится!
Предположил Собакин, что желанная – действительно гадалка, если не ведьма. Ведь задала вопрос при знакомстве о поведении? Откуда той знать? После вновь вели подобные речи. Могла ж она, как Юра, взглянуть, да разузнать все о распутной жизни Нила? Бывают ж такие люди? Приворожить решила и пропасть. Такой исход событий не казался реальным, но имел место быть.
Насколько бы несуразными не казались мысли Собакина, тот, в самом-то деле, давно терзался сомнениями по поводу Шофранки. Не знал куда та ушла и когда вернется. Вероятно, разлучились навсегда, пусть и завел Нил сразу два места встречи, где мог пересечься с любимой. Но, к сожалению, нигде ее не видал. Прошло боле месяца, а от девушки ни весточки, ни слова. Даже если на фронт забрали – она решила не прощаться? Обиду держит? Проще говоря, ему было легче поверить в приворот, нежели в то, что она решила закончить с ним общение на такой ноте. Глубоко он за слова зацепился. А в общем то, надоело ждать когда солнце (в его представлении) с небес спустится, нервы на приделе. Ведь, быть может, она вообще уже никогда не придет? Давно об этом размышлял, а разговор с Юрой стал конечной точкой.
И вот, стоял он на пороге, медленно утопая в собственных воспоминаниях, рухнувших надеждах. Одна лишь вещь Нила остановила от нервного срыва с диким криком – звуки на кухне. Гремела посуда, смеялись люди. Для одинокого человека уловить такое ушами – страх, да ужас. Собакин не был исключением. Его трясло изнутри, глаза налились кровью, а тут еще и посторонние пришли. Именно так мог назвать семью, внезапно решившую навестить артиста. Кто же мог еще так нагло ворваться в дом? Они и только. Даже самый злобный грабитель, ворвавшись в здание, не принялся бы ворковать, шуметь, и потреблять все имеющиеся фрукты с овощами. Кажется, нагрянувшие родственники стали отличной наживой, теми, на кого можно сбросить всю агрессию и негодование.
Без какого-либо угрызения совести, Нил прошел на кухню. Он шел настолько быстро, насколько мог, ощущая себя львом, территорию коего так бесстыдно оккупировали. Как жаль, что прислуга выставить их не могла. Однако вскрикнуть он не успел, как послышался иной голос, такой же негодующий и звонкий:
– Ах, поразительно! – нарочито иронично произнес отец с густыми белыми усами. – Нил собственной персоной!
– И что же тут поразительного? – сын стоял на пороге, разглядывая зашедших. Он видел родителей в приподнятом настроении, одначе сам таких же чувств не разделял.
– Мы уж думали ты это… Того! – тон отца не звучал как нечто плохое, вовсе наоборот, однако суть слов – речь совсем иная. Нилу не стоило объяснять, что разговор собирается не совсем хороший, словно тучи на небе темнеют. – Ни заходишь, не звонишь. Или, быть может, в обиде на нас?
И вновь почувствовал себя младший Собакин юнцом. Все эти нравоучения совсем неуместны, а в минуты, когда разум словно плывет – более того. Не желал никого видеть, а тут еще и такой груз свалился на голову. Нельзя сказать, что родителей он ни в медный грош не ставил, как остальных, почитал, да не так, как стоило бы. Мог нагрубить, а мог и вовсе сцены криков закатить. Продолжал молчать, стоя в дверном проходе. Вид обманчиво счастливой семьи напрягал, заставляя задуматься о столь неожиданном визите.
Действительно, связываться с родственниками не спешил – был занят собой. Да и, впрочем, редко к кому в гости заглядывал, коли уж сами не зовут. Нил редко был инициатором в общении с родителями, однако тех это не часто напрягало. А тут уж, кстати сказать, для него настали слишком сложные дни.
– Что это за чепуха? – скривился от непонимания. Ругани не хотелось, лишь уединиться с собой, да подумать о словах Юры. Совершенно не вовремя явились, глядеть теперь родителям на подавленный взгляд сына. Однако, стоит отметить, он будто их и не интересовал.
– А как иначе трактовать твои действия? – вступила мать.
– Я прошу вас, мама, хватит, – и звучал он так, будто действительно опечален. – Чего изволите?
– Мы скоро отчаливаем, нужно хоть фотокарточку на память сделать.
– Как же? Куда вы? – сын удивился, но лицо его не передавало каких-либо эмоций. Вероятно, не поверил. Ну и, конечно, как его любимого оставят? Прекрасно знал свою ценность в глазах родителей, посему не принял сказанное. Он стал бы первым, к кому обратилась семья с таким вопросом.
– В Прагу.
– Решили отдохнуть? – на этом моменте он насторожился, поскольку говорила мать серьезно.
– Относился бы к своим родителям более правильно – знал, что мы уезжаем. Вдруг, насовсем уезжаем! – сделала грозный тон, словно наигранный, а потом замолчала, уставившись в пол. Нил посчитал, что это манипуляция. Однако, в чем же ее суть, если это так? Остается загадкой.
– Если это шутка, то где ее конец? Мне нужно знать, когда начать смеяться.
– Пора бы и тебе уж о будущем задуматься, а не одни лишь шашни крутить, – вдохнула. Старушка явно мало смыслила в том, что именно этим последнее время и занимается ее сынок. – Там живет тетя Роза, помнишь, ну? – Нил проигнорировал вопрос, сложил только руки на груди, выжидая объяснений. – Вот и дни не спокойные. Поживем там чуток, потом снова вернемся как светлее станет будущее.
– Я понял, – что-то заболело в области сердца, заставив его ритмы на секунду, как показалось, остановиться. – Могу пожелать вам удачи.
На лице его не было сожаления или отчаяния. Сложно однозначно сказать, что он чувствовал в тот момент. Можно предположить, несколько отвлекся от темы с гаданием, Шофранкой.
– Я прекрасно знаю, что для тебя нет земли роднее, – несколько опечалилась мама.– Но я полагала, ты захочешь отправиться с нами? Ведь так всегда было раньше, годы назад? Я и сама не горю желанием оставлять тебя здесь, буквально в разжигающимся костре.
– Ничего не могу поделать. У меня здесь дел гораздо больше, – сам не ведал что несет. – Садитесь, уплывайте, я потом присоединюсь.
Глава 5. Куда?
Прошло время. Фотокарточка была готова. Забавные снимки получились: на одном все Собакины вместе, на втором Нил стоит, сложив руку в карман, глядя куда-то в даль. Что же в этом забавного? Он сам знать не знал, но думалось – все это поистине глупо. Неужели его родители действительно считают, что тот будет вспоминать, да грустить? Может быть, в короткое мгновенье промелькнет в голове чего, и все. Выходит, или сына они плохо знают, или же верят в его изменение. Сам же он на то не надеялся.
Чашка чая в руке не могла радовать так, как, к примеру, рюмка водки в желудке. Этим, конечно, он не довольствовался, но и бежать за алкоголем не спешил. На часах давно уже утро, недавний рассвет превращался в полдень. Работы много, а в голове совсем пусто. Тот разговор никак не мог забыться, настолько сильно зациклился. Частично уже злился на Шофранку, и почти опустил руки, все меньше верил в свои мечты. Возможно, стал взрослеть, ведь дней пиршества и кутежа стало гораздо меньше, домой никого боле не приводил. Знакомцев так же не больше. Ему казалось, будто он пропал из своего мира или вовсе в нем не существовал. В такие-то минуты и не хватало Мамонова, пусть как псевдо-друга. Реальными для него, как мы помним, обзавестись было настоящей проблемой. Такой уж человек, что поделать.
Тогда он взял ручку, опустив горячий напиток на письменный стол. Фотокарточки, над которыми Нил потешался, еще раз оглядел. Для целей выбрал, что не удивительно, свой же портрет. Пару глотков помогли кой чего придумать, и перевернув изображение, принялся писать:
«Случайности все эти мне жутко надоели. Я не ведаю кто я, да и знать не хочу! Верьте – не верьте, дело ваше. Только меня уж изнуряет жизнь людская. Свешали ребенка, свешали всем о личных встречах, кои с девушками имел, теперь ушли и люди, кого терять бы не хотел. Посмотрите во что жизнь превратилась! Я чувствую себя чудовищем, но и нового в миры не приношу. Хочется ли мне быть музыкантом? Поэтом? Нет. Лучшее будущее о коем все твердят не примет меня.
Прощайте! Прощайте! Прощайте!»
От части, эта подпись была желанием привлечь к себе хоть чье-то внимание. Словно брошенный щенок, искал глазами близкого себе человека. Все круги пороков порядком надоели, только никто ж не заметил того, как старательно избегал всех кутежей Собакин. Он будто застрял в одном образе, как актер одного героя. Да и вести себя, честно признаться, по-другому не мог. Действительно, маску оказалось с лица сорвать очень даже не просто. Вернее, невозможно. Нельзя с уверенностью сказать, что двигало им, и в целом чем планировал себя дальше тешить. В голове были мысли о ванне с собственной кровью, да где-то на подсознании он не хотел умирать. Не та стадия горя, но нужный шаг в желании оказаться вновь у всех на виду. Это он уж больно любил!
Ему чудилось, что превращается в собственную тень. Еще вчера душа компании, сегодня пишет печальные строки на фотокарточке. Какой позор! Вот так холерики превращаются в меланхоликов. Быстро, и совершенно незаметно. Он сам понять не успел, когда стал походить на домоседа. Неясно, чего вовсе хотел получить от себя Нил, совсем запутался во всем. Закрадывались мысли, что рожден для богемной жизни – ведь в чем еще может быть его суть? Каждому свой сюжет расписан, только какому следовать – не многие знают.
Как мы помним, Нил львиную долю своей жизни провел в училище церковного хора, то бишь, ничего удивительного, что на слова Юры повелся. Он верил в б-га, и даже прежде думал о том, как однажды будет наказан. Словно осознавал – заслужил. Нет никакого доказательства тому, что карма существует, только он явно считал одно – есть. Вот и въелась все это, каждый день приходилось вспоминать. Несмотря на то, как сильно был влюблен в себя, тогда от чего-то сталось стыдно. Сменить хотелось себя, иль умчаться подальше, начать новый образ жизни. Вопрос о том, почему же Собакин не согласился ехать с родителями остается подвешен. Кажется, он продолжал верить в любовь, хотя в сердце и зарождалась злость. Ничего не вдохновляло, тем паче, наступать на те же грабли не хочется.
Взгляд его стал томным, а закоулки души наоборот – принялись наполняться чем-то светлым. Очень противоречивые мысли. Если вам взбрело в голову, что Нил решил измениться самостоятельно – дело не в том. Поначалу бросал пагубные привычки ради Шофранки, теперь же не знал почему не притрагивается к прежнему. Наскучили знакомые, с коими время проводил. Нашел бы кого интересного, предложили чего потяжелее – согласился. А так, что есть праздник, когда ты каждый день только им и живешь? Это не плохо, но и хорошего, в прочем-то, мало.
Укутавшись в одеяло, продолжая медленно глотать горячий напиток, все думал о себе. Ничего нового, казалось бы, только мысли уже более свежие. Выходит, сам девушек обманывал, пользовался, но в мгновенье ока оказался на их месте? Шофранка получила желаемое и пропала. Очень схоже с ним. Только для чего тогда люди говорят друг другу не врать, быть откровенными? Зачастую он не старался завладеть дамами, на трезвую голову обманывая (и такое, конечно, было, только редко, как он для себя отмечал). Тогда почему приходит эта расплата? Вестимо, вам очевиден ответ. Однако ему – нет. Часто средь таких же людей, как и сам Собакин, бывал – откуда знать где поступает неправильно, лживо трактует для себя заповеди? При всех обстоятельствах, считал, что отличается от остальных только лишь своей прямолинейностью. Кто сейчас не выпивает? Сам себя развлечениями гробит, других ни в коем случае не обижая. Разве имея интимные отношения с девушками – кому-то изменяет? Вот он и считал, что плохое делает лишь одно – частенько грубит.
Еще не до конца был уверен в решении порезаться, ведь в полной мере не понимал чего хочет достичь такими действиями. Уж очень самовлюблен, чтоб избавляться от прелестного тела. Да и что там, за смертью? Требовала душа чего-то интересного. Хотелось ему любви и обожания. Такие вот артисты бывают, многим славы не хватает. Так что, судя по характеру, работа Собакина была его полноценным призванием.
Теперь он не ловил нежные мысли, не строил планов с любимой дамой. Тогда ему была интересна иная женщина.
– Фрося! – только размышлял о том, как часто хамит, и тут вновь совсем непочтительно зовет пожилую женщину. Нисколько Нил не забыл имени прислуги, однако знал, что выразившись иначе словит на себе удивленный взгляд. А если вовсе спросит? Тот в секунду покраснеет, да ничего сказать не сможет.
И вновь явилась Ефросинья Павловна. Передвигалась она медленно, что старушку сильно напрягало – хозяин на это часто ругается. А ей нечего поделать – годы берут свое. Страшно тревожилась, ведь и на сей раз долго ноги волочила до покоев, однако гневаться Нил не стал. Ненавидел он, когда люди не выполняют просьбы в считанные секунды. Дико неприятны Собакину были и такие вещи как, к примеру, пепел в тарелке, а не в пепельнице, неаккуратность в одежде, когда люди нагло врываются в личное пространство и многое другое. То, к чему был приучен с детства. Тогда же, от чего-то на гадкое, как всегда думалось, поведение прислуги, ему было чхать.
Он протянул ей фотокарточку. Старушка с изумлением поглядела на Собакина. Абсолютно трезв, к тому же уж очень спокоен. Что новое появилось в мире грехов, приводящее к такому состоянию? Ей не знать. Осталось выждать указаний, а пока в сморщенных, похожих на сушеный виноград, руках, она трепетно держала картинку, читала текст.
Кажется, Собакин не до конца знал, как правильно выразить свои мысли. Облокотившись на спинку стула, загадочно посмотрел на горничную. Та, конечно, в полном недоумении.
– Ну-с, когда помру, передай кому-нибудь, – ждал реакции «Фроси», хотя и говорил достаточно неоднозначные вещи.
Ефросинье Павловне было совершенно неясно, почему он решил заняться этим именно в ту пору, от чего текст такой маленький и бессмысленный. Это абсолютно не похоже на предсмертную записку. На секунду промелькнула мысль, что тот вновь издевается над ней. В сердцах вскрикнула «мерзавец!», при том не теряя спокойного лица.
– Кому? – хотя ей все ж было интересно как развернет ответ Собакин. Такие вопросы не стоило задавать учитывая его вспыльчивость, но прислуга решилась.
– Кто опомнится, тому и дай, – сам того не замечая, повысил тон. – Сейчас чего мне ждать и гадать? Кто умер, кто уехал, а кто просто ушел.
Очевидно, старушку совершенно сбивала с ног некая инфантильность ее работодателя. Чуть чего, сразу в печаль и тоску! Думалось ей, коли деньги есть – нечего плакаться. А тут из-за какой-то чепухи о смерти говорит. Она не сравнивала его мизерные проблемы, с теми, какие ныне у людей. Тем не менее, каждому свое. И что мудрёного, ей не было жаль хозяина, сама при первой возможности бы удушила.
Нилу же внимание прислуги было не нужно. Он желал чего-то более масштабного, представлял как врачи достают его тело из кровавой ванны, а потом все близкие вместе собираются у больничной койки со словами «вот, а мы ценили!», проливая горькие слезы. Это очень наивно и по-детски о таком мечтать, в особенности, когда идет война. Многие теряют голову на сей счет, но до большего доходят далеко не все. Самому же Собакину не казалось, что лишнего думает. Эта идея виделась больно красивой.
– А вы чего задумали? – поразительно было прислуге, что Нил еще не просит ее перестать совать нос в чужие дела.
– Не глупи, – вновь вздрогнуло сердце от своей же резкости, – хочу, чтобы все оборвалось.
– У вас достаточно влиятельных приятелей, чтобы помочь разобраться с перечисленными проблемами.
– Неужели тебе мало сказанного? Можешь меня не лечить, – на секунду в нежно-голубых глазах его появился блеск, кой встречается у каннибалов. Странное явление.
– Хоть б-га побойтесь! – возвращаясь к упомянутому многим ранее разговору с «Фросей», станет ясно, что она была действительно очень религиозная женщина. Как помним, крестилась, когда Нил чего творил, и часто шептала под нос молитвы. Ко всему прочему, старалась каждое воскресенье посещать церковь. Вот и выходит, что если руки сложит – себя же будет винить. Это же грех – не спасти человека от смерти, даже такого обормота. К тому же, тот умрет, а ей чего делать? Где работать? На старость лет просить подачек иль искать нового работодателя – не лучшая затея. Ей бы самой в такие годы кто подавал, да приносил. – Это неприемлемо! – такой бестактности от Ефросинии Павловны, казалось, он не слышал никогда. Даже затаил дыхание, слушая ее совсем не позитивный трактат. – Подумайте о своих родителях.
– Разве они обо мне подумали?
Образовалось молчание. И ответ был очевиден – да. Мы помним, что Нил очень часто преувеличивал, точно так, как делают юные парни. Только «Фросе» казалось уж – без того много наговорила. Не надо изобретать за машиной машину, чтоб понять – опять он на нервах играет. По крайней мере для нее это было очевидным.
– К тому же, на меня наложено проклятье, – так же тяжело проговорил. Прислуга удивленно ухнула. По их интонациям было сложно определить – глубокий и жестокий сарказм, или же глупость с наивностью. Но он, кажется, верил без шуток.
– Кто ж это содеял? – задалась вполне очевидным вопросом. Спорить с Собакиным по поводу его серьезности с уверенностью не имелось смысла – бесполезно. Откровенно говоря, Ефросинии Павловне были даже интересны подобные высказывания.
Несколько оконфуженный вопросом Нил, залпом отпил кофе из кружки. Возможно, привычки, а, быть может, так избавился от внезапно нахлынувших нервов. Раскрывать душу пред той, коя даже породы не имеет – нелепо. Но когда нет никого кроме нее – приходится. О таких словах, высказанных на эмоциях, люди часто жалеют. Вот и поделившись рассказом о Шофранке, сразу замолчал, потупив глаза в пол. Без паники говорить об этом тяжко. Рассказывал он кратко, но по делу.
– А что, вам поклонниц уже мало? – совершенно по-идиотски, выслушав излитие души, ответила прислуга. Ей надоело стоять, спина болела, а сказанное не принималось как искренность. – Коли на один раз вам наскучило, так дамы и на длительный срок есть.
Такого надругательства и бесчестия Нил явно не ожидал. Ему сталось абсолютно понятно, от чего многие хозяева в руках себя не держат. Такие нахалки попадаются, когда хочется чего-то сердечного. Он никогда не позволял к себе такого отношения от, как выражался, «низшего сорта». Кружка все сильнее сжималась в руках, а ладони потели от нервов. Где-то на лбу выступила вена. Очень напряжен. Обидно, когда говоришь столь интимные вещи, но опосля поливают грязью. От неожиданности и перепадов настроения, был готов устроить разгром. Это был настоящий плевок куда-то в сердце!
– Безсоромна баба! Потасканная сука! – неконтролируемая агрессия вернулась на исходную. Бросил посуду прямо в старушку, однако ей повезло – пролетела мимо, громко разбившись о стену. Очевидно, Ефросинья Павловна очень испугалась. В тот же миг сгорбилась, начала извиняться. Захотелось ее ударить за тупой, как мысленно выразился, взгляд, но позволить себе такого уж точно не в праве. Она засобиралась, чтобы поскорее покинуть комнату.
В след Собакин совсем недобро, с очень злым выражением лица, повелел убрать осколки.
Дыхание прислуги сбилось. Спустя пару мгновений она воротилась, только теперь в руках держа совок. Пожилым людям стоит избегать таких потрясений, ведь организм боле не готов переживать стресс. Сверх того, Ефросинье Павловне тоже неприятно слышать таковское в свою сторону. Заметая мусор, ныне не молилась про себя, а думала какой же парень дурак и хам! Всплывали ужасные дни, в голове пока бранила, много в жизни его омерзительных картин, кои, к великому сожалению, не выдумка. К примеру, Мамонов ей рассказывал как Нил, пока одну целовал, в тот же миг имел половое сношение с другой. Да и сама «Фрося» помнила случай, когда квартира была полна безусловным сбродом, полуголыми девушками с бутылками. Они играли карты, Собакин тасовал и без стыда заявлял: «никто отсюда не уйдет, пока я не сближусь организмом с проигравшей». Уму не постижимо! И этот человек подобные фразы будет кидать бабушке, прошедшей длинный путь жизни?
На мгновенье женщина все ж задумалась, может, правда то, о чем заявил? Приворот, проклятье, а вот и последствия – взбалмошность и неадекватность? Это был не лучший момент для продолжения разговора, но она все ж решилась. К слову, подумалось женщине, что никому из воздыхательниц, которых она упомянула, не пожелала бы с ним познакомиться. О близком же общении и речи быть не может. Шофранку жалко станет, коли окажется на месте «Фроси».
– А вы ходили к батюшке? – совсем по простому спросила она. – Вы знаете, ведь даже такие недуги лечатся! – звучало так, будто действительно верит в сказанное. Речь ведь не о докторе, а говорит с чистой верой в душе. Конечно, в его случае можно было обратиться в больницу, в первую очередь, потом к ведунье – душу успокоить, или же согласиться с затеей прислуги. Старушка же дала такой совет, кой считала нужным. И не ждала она от него поведения мирного.
Нил отрезал краткое «нет».
– Сходите. Всем места хватит в раю, – совсем печально проговорила. – А лучше, переведите ваше настойчивое желание умереть, в желание исцелиться. Поезжайте в мужской монастырь, мой брат там служит. Уйти всегда можно, ежели что не понравится! Посмотрите хоть на жизнь иную, – пожала плечами, однако на лице Ефросиньи Павловны все еще оставался животный страх пред агрессором.
На сей раз хозяин противиться не стал, пожал плечами, раздумывая о сказанном. Небольшая деталь, казалось бы, что можно покинуть монастырь, сталась для него чем-то огромным. Предложений боле не было. Поделиться проблемой не с кем. Закралась тогда мысля – стоит попробовать. По шапке за это не надают. Вот и казалось уж ему, что в детстве, быть может, все светлее было от того, что был очень б-гобоязненным? Страшился только одного – узнает кто из знакомых, обязательно засмеют. Да так засмеют, что если захочет вернуться к прежнему – спокойной жизни не дадут. Нил был молод, и нет ничего мудреного в том, что искал себя везде где только можно. Однако, когда человек зависим от чужого мнения, даже дышится с трудом.
