скачать книгу бесплатно
– Здравствуйте, – сухо ответил отец и, развернувшись, пошел вслед за дочерью.
– Какой я дурак! – Гурген хлопнул себя по лбу.
Соне влетело. Нет, конечно, ее никто не колотил, но сцены лежащей словно на смертном одре матери хватило. Отец носился с каплями и воспитывал.
– Ведь знаешь, что еще брат в Москве, – за него голова болит. Ты нас добить хочешь?!
– Что такого? Это же Гурген, сын тети Ануш, они же напротив жили. Вы знаете их!
Мать с отцом переглянулись.
– Нет, ну ты хоть мозги иметь должна? Сообщить нам, где ты и с кем.
– Простите, – виновато пискнула Сона. – Я не заметила, как стемнело.
Уже в кровати, когда все улеглись, оставшись сама с собой наедине, она могла четко признаться, что Гурген ей понравился. Быть может, впервые в жизни она посмотрела на противоположный пол. Не как на друга или соседа, а что-то дрогнуло у нее внутри. И это «что-то» не давало уснуть, а заставляло улыбаться и мечтать.
Утром весь дом проснулся от криков, битья посуды, ругани и прочего шума, сопровождающего самый настоящий скандал. Вначале никто не мог понять, из какой квартиры доносился этот гвалт.
– Это она! Она гулящая! Шлюха! Змея! – с соседнего балкона, словно вражеские знамена, летели разноцветные вещи, включая нижнее белье.
– Угомонись! Такой позор! Вся улица уже знает! – сосед Рубэн пытался затолкать буйную дочь Сюзи назад в квартиру.
Виталий вышел на подмогу. Их балконы разделяла живая изгородь винограда.
– Что у вас стряслось?
– Моя сестра! Сестра! Спит с моим мужем!
– Да замолчи ты! Она не понимает, что говорит. – Рубэн пытался улыбнуться, хватал дочь за руки и, практически, вносил назад в комнату. Но та вырывалась, кричала и снова, выглядывая на балкон, горланила что было силы.
– Пусть все знают этот позор! Моя сестра шлюха! Люди добрые! Пока я в ночную смену работаю в больнице, она развлекает моего мужа в моей же кровати. Дура! Кто тебя теперь замуж возьмет? Думаешь, он? Да? Этот никчемный иждивенец? – она захохотала, как гиена, и харкнула, словно хотела избавиться от всех и вся. Словно хотела выплюнуть весь этот позор и всю боль, которая собралась в груди. Внезапно, видимо, иссякнув, Сюзи зарыдала и упала на пол.
– Пойдем, пойдем, моя хорошая… Дайте ей капель! – прокричал Рубэн в квартиру. Отдав дочь в руки жены, он вышел на балкон. Виталий молча курил.
– Видишь, сосед, – помолчав, выдохнул Рубик, – вот до какого позора я дожил. И, главное, все это будут обсуждать. Вон, смотри, уже вещи подбирают. Стыд. Лучше бы я умер.
– Все пройдет, – сказал Виталик, выдыхая густой дым. – Вам разъехаться надо. Нельзя теперь жить вот так. Как в глаза друг другу смотреть?
Седьмого октября у Соны день рождения. Уже за день все кипело, шкворчало, дымилось. Из духовки, словно по волшебству, вынималась золотистая пахлава. Каждый ромбик искусно был украшен орешком. Доносились такие ароматы, что сбивали с ног уже в подъезде. И все-все знали, что в семье Шахназаровых праздник – шестнадцатилетие Соны. В гостиной был накрыт стол, мама разрешила достать кружевную скатерть, вышитую бабушкой вручную. А это делалось только в особых случаях. Но разве это не тот самый?
Были приглашены девчонки с курса, которые, по словам Соны, «не совсем с протухшими мозгами», бабушка с дедушкой, конечно, соседи (куда без них?). А вот еще про парочку гостей Сона умолчала. Не то чтобы боялась, что не разрешат, – не хотела лишних разговоров. Этой парочкой были Гурген с матерью. После первого неудачного свидания он приезжал только к училищу, кататься больше не предлагал – боялся отцовского гнева. А зачем портить отношения с будущими родственниками?
Сона определенно запала ему в душу. Еще тогда, в детстве, когда она словно пацанка гоняла мяч и не боялась синяков. Он, конечно, был постарше ее, но всего-то на четыре года. И первое чувство в себе сумел разгадать. Да, она ему нравилась. Сначала как младшая сестра, а потом все больше и больше, но то землетрясение заставило родителей уехать в Ереван. Привозили много тяжелых именно в столичные больницы, где было оборудование и хороший квалифицированный персонал. В них, как в знающих и опытных хирургах, очень нуждались, а потом и вовсе предложили остаться. Тогда это оказалось кстати. Тем более, что возвращаться было некуда.
Сона крутилась перед зеркалом. Уже девушка, но еще с еле уловимыми детскими чертами. Та же хрупкость, но с намеком на женственность. Еще осталось совсем немного подростковой стеснительности, но уже переходящей в женскую скромность. Сона пока не знала этого и не умела пользоваться своей красотой. Она только училась и подолгу изучала себя в зеркале. Мать стояла у входа в комнату и тайком наблюдала за своей девочкой. Ей, как никому, было известно, что еще через пару лет Сона превратится в роковую красавицу.
– Мама! – Сона резко повернулась, заметив в зеркале мать.
– Что, нельзя полюбоваться на тебя?
– Вот, полюбуйся, прыщ вскочил, и прям на носу.
– Это значит, что в нашу девочку кто-то влюбился. – Жанна, чмокнув Сону, открыла маленькую коробочку. В ней тут же засверкали две золотые бабочки.
– Какие красивые сережки!
– Это от нас с папой. На память.
Сона тут же надела их на свои маленькие ушки, и бабочки, словно живые, запорхав крыльями, уселись на нужное место. В это самое время раздался звонок. И началось…
Договорились все и сразу, чтобы весело и шумно. Папа уже открывал коньяк, и они с дедом смаковали, жмурясь от счастья, что вся их семья была вместе. Что сегодня они могут отметить день рождения Соны, веселясь от души. Ведь, однажды пережив весь тот ужас, уже навсегда запомнишь его и не сможешь не оценить такой бесценный дар – жизнь.
– А Гарик приедет? Он же обещал.
– Гарик очень хотел, но приедет на каникулах. – «Если мы сможем отправить ему денег на билет», – подумала Жанна, но промолчала.
– О! Еще гости! – обрадовалась Сона звонку.
Пришли Гурген с матерью. Жанна приветливо усадила их за стол. Виталик благосклонно налил немного коньяка – верх расположения. Сона заметила это и расплылась в улыбке.
– Это хороший парень, и семья что надо, – подмигнул дед.
Виталик вздохнул: ничего не поделаешь. Еще пару лет, и Сона упорхнет из родительского гнезда. Эта быстро замуж выскочит. Таков закон жизни, природы, человечества. Сидели долго и душевно. Сона играла на фортепиано, ей иногда подпевали или просто слушали. Расходиться не хотелось.
После дня рождения Гурген как бы легализовался. Он пару раз в неделю приезжал из Еревана и подвозил Сону домой. Два часа езды туда и обратно. Да он бы пешком прошел! Но тоже учился и ждал дни, когда мог пораньше уйти с лекций, чтобы поехать в Ленинакан к своей Соне. Все знали, но делали вид, что не замечают, с каким упорным постоянством Гурген приезжает за ней. А что делать? Не запретишь же? Да вроде серьезный парень и ничего такого не позволяет. Шли месяцы. С приходом весны и обострением чувств, впервые поцеловав Сону в машине, Гурген озвучил свое желание жениться. Решили поговорить с родителями. Дождавшись позднего вечера, чтобы все были дома, Гурген трясущейся рукой позвонил в дверь. Сона стояла рядом, словно впервые собиралась переступить порог родного дома. Хотя у нее имелись ключи, они ждали распахнутую дверь. Словно символ, словно дорогу в свою самостоятельную взрослую жизнь. Открыл отец с каменным лицом, он был какой-то поникший, словно уменьшился в росте.
– Дед умер.
Сона закрыла лицо руками и зарыдала, уткнувшись в грудь отца.
– Чем я могу помочь? – растерянно спросил Гурген.
– Ничем. Езжай домой. Нам нужно побыть с семьей.
Перед Гургеном закрылась дверь. Из квартиры раздавались рыдания. То затихали, то нарастали с новой силой. Постояв еще несколько минут, он спустился вниз. Был теплый весенний вечер. Зажигались первые звезды – холодные и яркие, неся свое сияние через миллионы световых лет.
Гурген по-прежнему забирал Сону с учебы. Разговор на тему «хочу жениться» постоянно возникал у обоих. Но они понимали, что сейчас говорить с отцом просто не имело никакого смысла. В данный момент обязательно будет отказ. А чувства бурлили. Сона прижималась к Гургену, сама себя отрывала от него и шла домой. Юность, горячая кровь и первые сильные чувства. Руки жили отдельной жизнью, гуляли под одеждой, открывали новые тайны. Сона краснела, но ничего не могла с собой поделать. Поправляя растрепанные волосы, она отнимала от себя нежные любимые руки и, возложив их на руль, командовала: «Поехали». Катались везде. Потому что не хотелось идти домой. Не хотелось расставаться. Хотелось быть вместе, двадцать четыре часа познавать друг друга, тонуть в ласках, поцелуях и нежности. Хотелось любить, как пить при сильной жажде.
Возраст – как река, берет начало из истока. Слабого и робкого ручейка. Перерастает, перерождается, набирает силу, знания, опыт, кипит, бурлит, проходит пороги, отбрасывая или принимая опыт. Запоминая или отвергая уроки жизни. Превращается в мощный поток. И вот она, зрелость – море. Море побед. Море ошибок, море друзей, море чувств. Но все это еще очень далеко. И Сона лишь в семнадцати метрах от ручейка – вчерашний ребенок.
– Сона, – как-то решился Гурген. – Я тебя украду.
– Как это? – раскрасневшаяся пылкая Сона сидела на переднем сиденье после жаркого поцелуя, и его лицо было так близко. Его любимое лицо. – Укради.
– Прямо сейчас! – твердо заключил Гурген. – Поедем в Ереван ко мне домой. И все. Кто нам уже сможет помешать или возразить?
– Я согласна. Я не хочу ждать. Ничего не хочу ждать. Хочу замуж за тебя.
– Любимая…
Они решили даже не заезжать домой. А зачем? Чтобы передумать или найти ненужный предлог? Нет. Красть так красть. Ленинакан – Ереван. Два часа счастья. Они смеялись и громко слушали музыку. Навстречу им открывались горы, теплый ветер ласково трепал волосы, и все было здорово: их идея, их дерзость, любовь, кураж, азарт.
– Проходи, – тихо сказал Гурген, слегка подталкивая Сону. – О, родители еще не пришли. Наверное, сложный случай. Они как уходят ни свет ни заря, так и приходят к ночи. Спасают жизни. Что поделать? – И он нежно обнял Сону.
Она заглянула ему в глаза и спросила:
– А ты уже спас кого-то? Ну хоть разок? – И она зажмурилась, словно боялась услышать «Нет» и разочароваться. Ей очень хотелось гордиться ИМ. ИМ, своим любимым.
– Конечно!
Сона тут же засияла, словно солнечный лучик:
– Кого?
– Я спас котенка. Снял его с дерева. Вот с этого. Идем покажу. – Он подвел ее к кухонному окну, напротив которого, бесцеремонно раскинув широкие ветки, цвел каштан. – Вот с этого самого дерева.
Сона рассмеялась.
– А что? Разве кошачья жизнь не в счет?
– Конечно, в счет. – И Сона чмокнула его в щеку. – Я есть хочу.
– Это я мигом! – Гурген распахнул холодильник, но, кроме куска засохшего сыра и пары помидоров, там ничего не нашлось.
– Ерунда! – махнула рукой Сона. – Давай все это добро, и еще пару яиц прихвати.
Через несколько минут на сковороде шкворчала яичница с помидорами, а сверху тягучей массой расплывался сулугуни.
– Ничего себе! – присвистнул Гурген. – Ты еще и готовить умеешь…
– А как же?
Они с аппетитом съели все прямо со сковороды.
– Слушай, Гурген, а вдруг твои будут против?
– Сона, ты меня любишь?
– Конечно.
– И я тебя. А это главное. А против они или нет – совсем не важно. Куда денутся? Никто не захочет разговоров. Сами договорятся с твоими, и все. Пойдем в комнату, я устал.
Сона с интересом рассматривала семейные фото. Вот родители Гургена совсем молодые. Вот он, их мальчик – маленький толстенький карапуз. Она легла на диван, и глаза сами собой закрылись. Гурген прилег рядом и обнял ее. Ее – свою любимую Сону. Он украл это сокровище у родителей, но ничего себе не позволил. Он готов жениться и нести за нее ответственность всю жизнь. С этой мыслью Гурген заснул, нежно положив руку на хрупкое тельце.
Надо ли объяснять, что творилось в этот момент в Ленинакане дома у Соны? Жанна обзвонила всех однокурсников. Никто Сону не видел. Ученики Виталия, молодые ребята, спортсмены-дзюдоисты, прочесали весь город вдоль и поперек. Особенно старался Арам. Но Соны словно след простыл. Как могли, гнали от себя все недобрые мысли. И решили подождать еще пару часов до заявления в милицию. Не хотелось предавать дело огласке и поднимать шум – мало ли что.
Ануш с мужем пришли домой к полуночи. Устало скинув с себя ненавистные туфли, она села в кресло в коридоре.
– Гурген, наверное, спит уже. Завтра выходной, хоть отдохнем. Поставь чайник, я сейчас переоденусь, и что-нибудь перекусим.
Сашик кивнул, аккуратно сложил обувь и зашел в гостиную. В сумерках было заметно, что на диване спит их большой мальчик, почти мужчина. Отец тихонько прикрыл дверь и вышел.
– В гостиной заснул. Пойдем чай пить. Я в буфете успел пирожки купить.
– Вот это здорово! Я сейчас могу только чашку ко рту поднести, не более.
Пока они хлопотали на кухне, послышались тихие робкие шаги. Затем шум воды в ванной – и снова робкие шаги. Совсем не похожие на увесистые шаги Гургена. Ануш приоткрыла дверь в кухню и замерла. В коридоре, словно застигнутая врасплох, стояла Сона. Босая, заспанная, помятая.
– Добрый вечер, – робко сказала она.
– Сашик… – только успела вымолвить Ануш.
– Я вам сейчас все объясню.
– Гурген! – громко закричала Сона.
Гурген вскочил, растрепанный и заспанный, ничего не понимающий. На него пристально смотрели три пары глаз, жаждая объяснений.
– Сейчас! – останавливающим жестом, словно на него могло что-то обрушиться, он выставил вперед левую руку, а правой потянулся за стаканом воды. Залпом осушив его, Гурген откашлялся и выпалил. – Это Сона, вы ее знаете, она вас – тоже. Мы сбежали, точнее, я ее украл и привез к себе домой, потому что хочу жениться.
– У тебя пока нет дома, мальчик мой. Ты живешь в нашем доме, ешь нашу еду и тратишь наши с отцом деньги. Сашик?!
– Что Сашик?! Ты зачем ее украл? Это что, средневековье? Ты руки не мог попросить нормально, по-человечески?
– Я пытался, но они не отдали бы. А что такого? Я же женюсь!
– А-а-а… Женилка выросла… Ты понимаешь, что ты наделал? Там родители с ума сходят, нам ничего не сказал, им ничего не сказал! Ты мог нас с отцом спросить? Посоветоваться? Мы бы посватали ее.
– У них дедушка умер, – тихо буркнул Гурген.
– Тем более! Осел! Траур у людей, а ты еще такое!.. Сашик, что делать?
Сашик молча закурил.
– Сона, дай свой номер телефона. Надо позвонить и объясниться с родителями.
– Нет, не дам. Если я поеду назад – будет скандал.
– Ну, Гурген все объяснит. Он же мужчина, а мужчины отвечают за свои поступки.
– Нет, не звоните, пожалуйста! – взмолилась Сона.
– Вот видишь, что ты наделал?
Гурген сел, повесив голову. Сона подошла к нему и тихонько дернула за плечо.
– Гурген, ты передумал? – Он молчал. – А как теперь быть? Что теперь будут говорить обо мне соседи? Что Сона болталась где-то всю ночь? Это я – дура, поверила тебе и согласилась. А ты… А ты… Эх, ты… – не найдя слов, с горечью произнесла она. – Я позвоню моим, только вы сами объяснитесь, пожалуйста. Я не смогу. У меня сил нет.
