скачать книгу бесплатно
Засиял весь.
Выдал: «Молодчина!»
Я, вымотанная, распласталась на полу, точно медуза. Сил хватило только на улыбку.
На самом деле элемент тоже из категории базовых. Детских. Но я собой гордилась.
Джакоби помог мне подняться, стиснул мое плечо.
– Здорово поработала. Правда-правда.
Я ему улыбнулась.
Затем стала искать взглядом бутылку с водой – а нашла Оушена.
Он стоял в дверях. Не в студии и не в коридоре, а как раз на границе. Прислонился к притолоке, спортивная сумка на ремне сместилась на грудь. Оушен помахал мне рукой.
Сконфуженная, я оглянулась. Может, он машет вовсе и не мне. Тогда он рассмеялся. Делать нечего – пришлось идти к нему. Оказалось, кто-то нарочно открыл дверь и припер стулом, чтобы она не закрывалась и свежий воздух поступал, а то в студии порой дышать нечем.
Другое дело, что до сих пор наша распахнутая дверь не привлекала посторонних.
– Привет, – сказала я. – Какими судьбами?
Оушен тряхнул головой. Мне показалось, он удивлен еще больше меня.
– Шел мимо, услышал музыку. Думаю: что такое?
Я приподняла бровь.
– Значит, просто шел? Мимо?
– Ну да. – Он улыбнулся. – Тут же рядом спортзал. Я там занимаюсь. Много. Но мне и не снилось, что я тебя увижу. Музыка прямо грохочет.
– Угу.
– Я решил, лучше поздороваться, чем молча стоять. А то получалось, будто я подсматриваю.
– Правильное решение. – Я хмурилась. Не верила Оушену. – То есть ты не насчет лабораторки?
Оушен отрицательно качнул головой. Под моим пристальным взглядом судорожно перевел дыхание и выдал:
– Получается, ты меня не разыгрывала. Насчет брейк-данса.
Я усмехнулась. Оушену достался еще один скептический взгляд.
– А ты думал, я врать буду? О таких вещах?
– Н-нет… – Оушен вдруг стал мямлить. – Я просто… не знаю… Я не думал… В смысле…
– Ну-ну.
– Это твои друзья, да? – Оушен ловко сменил тему.
Уставился на Джакоби. Тот, в свою очередь, телепатировал мне: «Что еще за тип? Чего ему надо?»
– Ага, друзья, – ответила я.
– Здорово.
– Конечно. Слушай, мне пора заниматься.
Оушен кивнул. Расправил плечи.
– Мне тоже.
Мы попрощались. Наши «до встречи» прозвучали на редкость неуклюже. Как только Оушен исчез за поворотом коридора, я закрыла дверь.
Остальные ребята не видели, как я разговаривала с Оушеном. А Джакоби не преминул спросить, что за парень и зачем он приходил. Я ответила: ничего особенного, партнер по биологии, уточнял задание. Сама не поняла, почему не сказала правду.
Просто все мои чувства смешались.
Глава 6
Между тем жизнь в новом городе обретала устойчивый ритм.
Страх остаться в изоляции постепенно таял. Я никого не шокировала, нет. Меня воспринимали как нечто неприятное, но не новое – хочешь не хочешь, а терпи. Правда, некоторые с явным удовольствием бросали мне вслед слово «Талибан»; правда, периодически я получала анонимное письмо с приказом убираться восвояси; правда и то, что отдельные ученики по поводу и без толкали речь: мол, такие, с полотенцами на головах, недостойны жить в этой стране. Во всех случаях я старалась не раздражаться. Убеждала себя: не беда, привыкну. Где-то я вычитала, что человек ко всему привыкает.
К счастью, были занятия брейк-дансом, они здорово отвлекали.
Мне все нравилось: музыка, движения, сама история брейк-данса. Началась она в семидесятых годах в нью-йоркском районе Южный Бронкс. Постепенно брейк-данс распространился до самого Лос-Анджелеса. В чем-то он копирует хип-хоп, но вообще-то является хип-хопом продвинутым, усовершенствованным. А самое интересное – брейк-данс в первое время использовался как альтернатива дракам. Группировки воевали за контроль над городскими территориями, но не колотили друг друга и не использовали поножовщину – они шли команда на команду – и танцевали. Поэтому и до сих пор соревнования по брейк-дансу называют баттлами. В команде каждый должен выступить с собственной программой.
Победа достается лучшему би-бою – или лучшей би-герл.
Я старалась изматывать себя. В школьной студии тренировалась почти каждый день. Если же студия была занята, мы с ребятами распластывали картонные коробки где-нибудь в малолюдной аллее или на парковке, включали музыку – и делали свое дело. По выходным Навид будил меня ни свет ни заря и гнал на десятимильную пробежку. Разумеется, он и сам бегал. Мы пыхтели бок о бок. Брейк-данс предполагает огромные физические нагрузки, зато дарит радость. В моем случае брейк-данс выполнял и еще одну важную функцию – отвлекающую. Заполняя практически все мое свободное время – и практически все мысли, – брейк не давал зацикливаться на придурках, щедро рассеянных по новой школе.
На уроках я скучала.
Как получать высшие баллы, давно придумала. Мой секрет успеха был прост: главное – не заморачиваться. Не обращай внимания на соучеников, плюй на чужое мнение, на рейтинги, на дух соревнования – и все будет тип-топ. Еще несколько лет назад я догадалась: все эти факторы ведут к нервному срыву. Научилась забывать. События, характеры, лица – все стирала, будто ластиком. Кто моя первая учительница? Как звали учителя в третьем классе? Не все ли равно?
Школьный распорядок и мамина деревянная ложка, которая регулярно прохаживалась по моему затылку, удерживали меня от прогулов. Я посещала школу, выполняла задания, терпела массовые проявления микроагрессии, задававшие тон каждому дню. Я не тряслась из-за баллов, якобы прокладывающих дорогу в престижный университет – знала, что на таковой у нас нет денег. Не пыталась пролезть в классы с углубленным изучением[5 - Имеется в виду программа, разработанная советом высших учебных заведений для США и Канады. Она включает 36 дисциплин, которые в старшей школе преподаются на уровне первого курса университета. Баллы по этим дисциплинам учитываются при поступлении в большинство вузов.] – просто не видела разницы между ними и обычными классами. Не рвала нервы из-за АОТов[6 - Академический оценочный тест для приема в вузы США, состоит из трех разделов – анализа текста, математики и эссе.] – потому что кому они нужны? Точно не мне.
Не знаю почему, только мне всегда казалось, я выпущусь нормальным человеком, несмотря на усилия слишком многих школ искалечить мою личность. За это предчувствие я каждый день и цеплялась. Твердила про себя: «Еще два с половиной года». Совсем немного – и можно будет попрощаться с системой, живущей по звонку. Кстати, здесь и звонки не звонят.
Они пищат.
С такими мыслями я отделила очередной слой мокрой кошачьей шкуры от слоя мокрых кошачьих мышц. Ну почему я должна вот этим заниматься? Скорей бы в студию. Крабик у меня уже прилично получается – не далее как вчера я научилась стоять на локтях. Интересно, за ночь не разучилась? Первый мой баттл – в выходные; вдруг ударю в грязь лицом, причем буквально?
Покончила с препарированием. Стащила перчатки, швырнула в мусорку. Вымыла руки. До сих пор никто серьезного открытия не сделал; хорошо бы и дальше так. Правда, одна группа обнаружила, что их кошка скончалась беременной – в ее матке нашли нерожденных котят.
В очередной раз спросила себя: чья была светлая мысль насчет препарирования дохлых кошек?
– Твоя очередь, – сказала я Оушену.
Его поведение за последнюю неделю существенно изменилось.
Он перестал говорить со мной в классе.
Не задавал вопросов типа «как прошли выходные?» или «как вечер провела?». После сцены в дверях танцевальной студии Оушен мне и двух слов не сказал. А ведь уже несколько дней минуло. Правда, я часто ловила его взгляды. Ну и что? На меня вечно таращатся. Оушен, по крайней мере, не пялился в открытую, и у него хватало скромности обходиться без комментариев. И на том спасибо. Пусть лучше смотрит исподтишка, чем с подкупающей непосредственностью кретина выдает свои соображения обо мне.
Впрочем, я бы солгала, заявив, что молчание Оушена меня совсем не задевало.
В первые дни я думала, что раскусила его; теперь моя уверенность как-то рассеялась. Оушен казался совершенно обычным парнем, сыном совершенно обычных родителей. Такие кормят детей супами из категории «Просто добавь воды», врут про Санта-Клауса, все вычитанное из учебников истории принимают за чистую монету и до смерти боятся выражать чувства.
Не то что мои папа и мама.
Консервы, это чудо западной научной мысли, казались мне вкусными исключительно потому, что в нашем доме были под запретом. Все продукты, даже базовые, вроде хлеба, родители готовили сами. Мы не праздновали Рождество; правда, один раз родители сжалились надо мной и Навидом – подарили коробку конвертов. Что касается ужасов войны и колониализма, их мне живописали задолго до того, как я выучила алфавит. С выражением чувств у родителей проблем тоже не возникало. Наоборот, ни папа, ни мама не упускали случая, чтобы разобрать тот или иной мой «прискорбный недостаток».
Мое мнение об Оушене оказалось ошибочным, а новое, правильное, составить не получалось. Меня бесило не столько это обстоятельство, сколько сам факт, что оно меня бесит. В конце концов, я ведь хотела, чтобы Оушен молчал; он и молчит. Я своего добилась. Он меня игнорирует. Но вот спрашивается: почему?
Как бы то ни было, я считала молчание Оушена благом.
Но сегодня кое-что изменилось. Сегодня, после полнейшей двадцатиминутной тишины, Оушен вдруг подал голос.
– Что у тебя с рукой?
Накануне вечером я распарывала шов кожаной куртки. Нож сорвался, я поранила левую руку между большим и указательным пальцами. Сейчас на этом месте красовался пластырь.
Я встретила взгляд Оушена.
– Портновская травма.
Он наморщил лоб.
– Портновская травма?
– Портной, – принялась объяснять я, – это человек, который шьет одежду. Так вот, я шью себе одежду.
Оушен смотрел непонимающе.
– То есть покупаю винтажные вещи и потом перешиваю их. – Я продемонстрировала исколотую руку. – Еще учусь. Отсюда и травмы.
– Ты шьешь себе одежду?
Глаза Оушена чуть расширились.
– Ну, не всю…
– Почему?
Я усмехнулась. Вопрос резонный.
– Потому, что не могу купить вещи, которые реально нравятся.
Оушен продолжал таращиться.
– Ты о моде вообще имеешь представление?
Он покачал головой.
– Ясно. – Я попыталась улыбнуться. – Не каждому дано.
Я же думала, что мне-то как раз дано.
У Александра Маккуина недавно вышла осенняя коллекция, и мама вняла моим мольбам – повела меня в торговый центр, где новинки уже продавались. Я до них не дотрагивалась. Просто стояла и смотрела.
Александр Маккуин казался мне гением.
– Погоди, ты что, вот это вот со своими кедами сама сотворила? Нарочно?
Я опустила взгляд. На мне были простые белые найковские кеды – только разрисованные. Рюкзак я тоже разрисовала. И папки для тетрадей. Под особое настроение я запиралась в спальне, включала музыку и бралась за краски. Покрывала узорами все подряд. Иногда просто давала волю рукам и воображению, а в последнее время стала экспериментировать с тэггингом[7 - Тэггинг (от англ. tag – подпись) – вид граффити, представляющий собой быстрое, без отрыва руки нанесение подписи на какую-либо поверхность.], потому что тэггинг похож на сильно стилизованную арабскую вязь. В отличие от Навида, я не помечала общественную собственность. Ну, разве что пару раз.
– Разумеется, нарочно, – с неохотой проговорила я.
– Здорово.
Теперь уже я откровенно рассмеялась – такое было у него выражение лица.
– Нет, правда, – смутился Оушен. – Мне нравится.
Я выдержала паузу. Бросила:
– Спасибо.
– У тебя ведь еще одна расписная пара есть, так? – уточнил Оушен.
– Так. А ты откуда знаешь?
– Ты сидишь передо мной. – Оушен поймал мой взгляд. Он едва заметно улыбался. Использовал вопросительную интонацию. – Уже целых два месяца. Вот я на тебя и смотрю. Каждый день.
Я округлила глаза. Нахмурилась. Однако вспылить не успела.
– В смысле, – Оушен тряхнул головой и скосил глаза, – я не то имел в виду. Не подумай, я на тебя не пялюсь. Просто я тебя вижу. Перед собой. Черт! – выругался он почти беззвучно и явно в свой адрес.
– Ладно, проехали. – Я рассмеялась. Прозвучало зловеще. – Все в порядке.
Тем и кончилось. До самого звонка Оушен ничего существенного не сказал.
Глава 7
