скачать книгу бесплатно
– Я хорошо запоминаю физические действия, но, к сожалению, плохо удерживаю в памяти эмоции. Я стоял прямо за углом, смотрел на часы и, похоже, пришел слишком рано, потому что мне пришлось некоторое время слоняться неподалеку в ожидании приезда курьера. Потом я просто бросился к нему, и все.
Вот только это было не все. Весь план Стивена был основан на одном фатально ошибочном предположении. А именно: что курьер является сотрудником Lloyds TSB и что в случае угрозы сможет открыть служебный вход и впустить Стивена в банк. Далее Стивен планировал потребовать деньги у кассиров или, что еще лучше, заставить их впустить его в хранилище, где он сможет наполнить свою сумку сотнями тысяч фунтов. Но курьер, которого звали Рэймонд Бир, не был сотрудником банка. Он работал всего лишь водителем-экспедитором в службе доставки, который забирал почту и которого впускали через дверь по звонку на пульт охраны. Когда Стивен потребовал, чтобы его впустили в банк, Бир ответил, что просто не может это сделать. Стивен не ожидал такого и на долю секунды заколебался. А потом осознал, что человек, которому он только что угрожал пистолетом, бросился прямо на него.
Рэймонд Бир действовал храбро. Но он также не был глуп. Он сразу понял, что пистолет у Стивена ненастоящий. На самом деле этот дешевый травматический пистолет Стивен приобрел в магазине спортивных товаров.
– Это заставило его попытаться отобрать пистолет и задержать меня, – рассказывает мне Стивен, пожимая плечами. – Что вполне справедливо.
Бир вырвал пистолет у Стивена, ударил его коленом в пах, пнул в голень и ударил прикладом в лицо, оставив кровавую рану на левой щеке. Несмотря на шок и подступающую панику, Стивен сообразил, что, даже если он не сможет пробиться в банк, ему жизненно необходимо вернуть пистолет. Если пистолет попадет в руки властей, Стивена по нему выследят.
И дело было не только в том, что на пистолете осталась его кровь – а следовательно, ДНК. Стивена могло выдать кое-что не менее компрометирующее. Бир, возможно, не заметил этого в пылу борьбы, но к рукояти пистолета была приклеена шпаргалка. Планируя свое первое ограбление, Стивен понял, что, требуя доступ к хранилищу денег, ему, вероятно, придется говорить с несколькими сотрудниками банка, возможно с целой группой. В детстве разговоры с группами людей всегда вызывали у него невероятную тревогу, и даже теперь, в возрасте двадцати лет, ничего не изменилось. Поэтому, думая наперед, Стивен записал то, что собирался сказать, и прикрепил перечень фраз к пистолету со всей нервной осторожностью школьника, готовящегося списать на экзамене.
– Когда я обдумывал, как буду вести себя в банке, то боялся запаниковать и растеряться настолько, что не сумею внятно изложить свои требования, – объясняет Стивен. – Я не прописывал сложный сценарий, просто отметил несколько ключевых фраз.
«Вооруженное ограбление», «никакого красителя» и тому подобное. Стивен прочел в Интернете, что при ограблении банка важно убедиться, что в полученных мешках с наличными нет никаких устройств отслеживания или взрывающихся упаковок красителя.
– И я подумал, что рискую забыть об этом, вот почему записал.
Получив удар в лицо, Стивен отступил на другую сторону Масгрейв-роу, а потом принял решение, которое наложило неизгладимый отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. Он достал боевой нож с частично зазубренным лезвием длиной не многим менее двадцати сантиметров и потребовал, чтобы Бир отдал пистолет.
Стивен говорит, что сжимал в кулаке нож, когда Бир предпринял вторую попытку задержать его.
– Он каким-то образом приблизился ко мне и напоролся на нож, – описывает события Стивен. – Я не бил его ножом, но отчетливо понял, что ранил.
Он вырвался из рук Бира, отказался от попыток вернуть пистолет, повернулся и побежал, бросив на землю свой белый пластиковый пакет. Позже Стивен рассказывал, что ему стало дурно от страха насчет того, насколько серьезна рана курьера.
– Я просто очень испугался, что ранил человека. Вы можете подумать: «Ну да, это сейчас он так говорит». Но это правда.
Однако в тот момент он сосредоточился на том, чтобы как можно скорее убраться с места преступления.
Но тогда казалось, шансов на успешный побег мало. Стивен только что попытался ограбить банк средь бела дня, в плотно застроенном и шумном центре города. Он был вооружен и опасен. Через минуту или две он услышал вой полицейских сирен. Следом послышалось зловещее гудение низко летящего полицейского вертолета. Стивен бежал, будто спасая свою жизнь, сжимая в руке боевой нож, по одной стороне его лица текла кровь. Убегая с Масгрейв-роу, он пробежал мимо нескольких случайных прохожих.
Однако Стивен не бежал вслепую. Он промчался мимо библиотеки и направился к Ружмон-гарденс, большому зеленому общественному парку, где частично сохранились руины нормандского замка. Добравшись до тенистой рощи из деревьев и густых кустов, он, стараясь отдышаться, скользнул в листву и скрылся из виду. Среди ветвей был спрятан пластиковый пакет со сменой одежды. Стивен быстро сорвал с себя черное пальто, джинсы и футболку, которые были на нем во время ограбления, запихнул в пакет и забросал листьями. Прижимая носовой платок к щеке со всей возможной осторожностью, Стивен вышел из Ружмон-гарденс и направился обратно через центр города к кампусу университета Святого Луки в Эксетере. Поскольку учебный день в кампусе подошел к концу, по дороге Стивену попадалось множество других молодых людей. Он слился с толпой, спокойно удаляясь от центра города.
Заунывный вой сирен все еще эхом отдавался у него за спиной. Вертолет висел в небе, патрулируя расположенные внизу улицы. Инстинкт самосохранения призывал Стивена броситься бежать, пуститься со всех ног и не останавливаться, пока он не окажется в безопасности среди знакомых с детства лесов и долин. Стивен боролся с этим желанием, подавляя его с каждым медленным, уверенным шагом. На несколько мгновений ему показалось, что вертолет следует за ним. Он обдумал эту возможность, но отбросил ее: «Я решил, что это нелогично, потому что меня никак невозможно было бы вычислить».
Через десять минут Стивен свернул с оживленного тротуара, заполненного студентами, в общественный развлекательный центр под названием «Пирамиды». Войдя в мужскую раздевалку, он почувствовал резкий запах хлорки и далекий шум брызгающихся и визжащих детей. Стивен достал из кармана ключ и открыл шкафчик, где лежала вторая смена одежды. Прикрывая щеку, Стивен прошел в душевую кабину и смыл с лица кровь, а потом переоделся в свой третий наряд за день, который, как оказалось, включал пару больших солнцезащитных очков.
Стивен припрятал в Эксетере и другие смены одежды. Один комплект лежал в небольшом парке рядом со средневековым городским собором. Другой хранился в шкафчике в другом развлекательном центре, расположенном по соседству. Стивен заранее предусмотрел непредвиденные обстоятельства и практиковался в том, чтобы добраться до нужного места пешком, запоминая самые короткие маршруты. Он выяснял, сколько времени нужно, чтобы добраться до каждой из точек, и проверял, сможет ли переодеться на публике, не привлекая к себе внимания. Оказалось, что сможет.
Выйдя из «Пирамид», Стивен ждал автобуса на остановке, но его щека, прикрытая огромными солнцезащитными очками, начала опухать. Он был встревожен и нетерпелив. Автобус до Сидмута проезжал по одной из главных магистралей Эксетера, и Стивен опасался, что столкнется с полицейскими блокпостами или патрульными офицерами, разыскивающими высокого молодого человека с окровавленной щекой.
Чего Стивен не знал, так это того, что у полиции была гораздо более серьезная проблема, чем вооруженный грабитель на свободе. Они разбирались с пластиковым пакетом Стивена. Когда полиция прибыла на место происшествия, в пакет заглянули и обнаружили устройство, состоящее из двух прозрачных камер, каждая из которых была заполнена странной сероватой шипучей жидкостью и соединена зловещим клубком электрических проводов. Бомба. Немедленно отдали приказы очистить улицу.
Началась массовая эвакуация. Персонал и клиенты быстро покинули магазины и предприятия. Полицейские помогли увести гражданских лиц, а затем оцепили и охраняли территорию, никого туда не пуская. Прибыла специальная команда саперов и очень медленно и очень осторожно приблизилась к устройству, которое оставил Стивен. На соседних улицах теперь воцарилась тишина. Офицер в защитном костюме протянул руку, чтобы открыть пакет. Над головой кричали чайки.
Наконец при внимательном профессиональном осмотре стало совершенно ясно, что это не бомба. Устройство не представляло никакой опасности. Это оказалась всего лишь пара пластиковых бутылок с кока-колой и молоком. Стивен соорудил муляж со смутной надеждой отвлечь полицию, если придется внезапно бежать. Именно это и произошло.
– Интуитивно я представлял себе, что так и должна выглядеть бомба, – наверное, насмотрелся фильмов. И сделал муляж из того, что нашел у себя дома: из проводов, изоленты, использованных бутылок.
Он надеялся выиграть время, показав эту конструкцию полицейским и убедив их его не преследовать.
– Хотя меня удивило, насколько это было воспринято всерьез.
Так что «бомба» не только оправдала все возложенные на нее надежды, но и помогла Стивену так, как он и вообразить не смел. Детектив-констебль Алекс Бингхэм – ныне детектив-инспектор – эффективно руководил расследованием преступлений Стивена в полиции Девона и Корнуолла, и, по его мнению, в тот день эта уловка абсолютно точно помогла преступнику сбежать:
– Да, потому что наша главная задача не в том, чтобы поймать того, кто совершил преступление, а в обеспечении безопасности людей. Парень сбежал после попытки вооруженного ограбления? С этим мы как-нибудь справимся. Но бездействовать и допустить, чтобы бомба взорвалась и множество людей пострадало? Мы не можем пойти на это.
Не стоит критиковать полицию за то, что самодельный муляж бомбы, собранный Стивеном из бутылок и проводов, вызвал такую тревогу. Дело в том, поясняет Бингхэм, что самодельные бомбы, как правило, и выглядят самодельными: «Если предмет выглядит как бомба, с ним будут обращаться как с бомбой». К тому времени, когда команда по обезвреживанию бомб обнаружила истину, «большую часть центра города Эксетер уже начали эвакуировать».
Менее чем через час после схватки с Биром Стивен уже ехал обратно в Сидмут в автобусе, который громыхал по узким проселочным дорогам, окруженным высокими, густыми живыми изгородями, мимо полей, ферм и участков леса. Вместо того чтобы сойти в Сидмуте, Стивен из предосторожности сошел чуть дальше и вернулся пешком через окрестности, в итоге добравшись домой, когда уже стемнело. Его мать и отец были дома и захотели узнать, почему у него распухшая, окровавленная щека. Стивен ответил им, что ввязался в драку, пошел в свою маленькую комнату и упал на кровать.
Первая попытка Стивена ограбить банк не увенчалась успехом. Он убедил себя, что войдет, выйдет с сумкой, полной денег, а потом сбежит. Неудавшееся ограбление и угроза взрыва попали в местные новости, и Стивен вспоминает, как с облегчением услышал, что Рэймонд Бир пострадал не сильно. Позже он узнал, что его нож оставил всего лишь царапину. Тем не менее Стивен считал, что теперь он прошел точку невозврата.
– Я переступил черту. Пути назад не было. И из-за неудачи я считал теперь себя просто обязанным совершить успешное ограбление. Провал не испугал меня, а наоборот.
Оставшись один в своей комнате, Стивен сделал то, что делал всегда, когда пытался справиться со своими эмоциями. Он взял ручку и написал:
Мечта грабителя банков
Из самых глубин бескрайнего, обширного хранилища богатство течет в банки и кассы на прилавках, ползет, как змеиный хвост, через магазины прямо в корпоративные залы заседаний – от каждого слитка золота массам достается лишь крупица. Бесконечный оборот бумаг и металла правит всеми жизнями, разрушает или создает мечты, укрепляет статус-кво. Зайдя на западе за горизонт, то же самое Солнце совершает половину оборота вокруг Земли и восходит на востоке, где под его лучами миллионы людей голодают и борются за жизнь, побуждаемые двигаться вперед невидимой рукой тех, кто поклоняется капиталу. Ни один бог ни одной эпохи не знал такой преданности: это идол, которому молятся днем и ночью, цель необоримой безнравственности.
Тончайшая сталь разделяет груды накапливающейся валюты, перетекающей в защитные оболочки из стекла и кирпича. Но некоторые могут преодолевать эти барьеры. Вооружившись пистолетом и маской, разработав хитрые планы, повстанцы ждут в засаде. Отнять у богатых и раздать бедным, ущипнуть змея за хвост, сокрушить коррупцию и несправедливость.
Мечта РГ в том, чтобы нарушить статус-кво и освободить тех, кто прозябает в нищете, от скрытого рабства, созданного богатыми и могущественными. Красть у богатых и раздавать бедным. Создать новые возможности и равенство.
Настанет день, когда легенда о РГ станет известна во всех уголках мира, когда люди Земли будут жить в новую эру справедливости и возможностей, чтобы больше не страдать под гнетом коррупции и эксплуатации.
Бороться, страдать, умереть за эту мечту – это я сделаю.
5
Сидмут – это тихий приморский городок, расположенный на побережье южного Девона. Красивый туристический курорт, существовавший на протяжении большей части девятнадцатого и двадцатого веков, он имеет длинный галечный пляж, характерные красные скалы, а с севера его окружают многие километры пологих холмов, полей и зеленых насаждений. Томаса Харди [1 - Томас Харди – крупнейший английский писатель и поэт поздневикторианской эпохи. Хотя места, которые упоминаются в его романах, действительно существуют, во многих случаях он давал им вымышленные названия. (Здесь и далее примеч. пер.)], который перенес действие своих романов в наполовину вымышленную область под названием Уэссекс, Сидмут вдохновил на создание города Идмут. Как можно заметить, автор лишь слегка изменил название. И поскольку Сидмут даже в период своего расцвета в летний сезон никогда не становился слишком шумным или величественным, в нем сохранилось не так много печальной, поблекшей патетики, какую можно найти в наши дни во многих английских приморских городах. Узкие улочки с красивыми побеленными зданиями в георгианском стиле ведут к полудюжине прибрежных отелей Викторианской эпохи, выстроившихся вдоль городской эспланады. Стивен переехал туда с матерью и отцом, когда ему было восемь лет.
– Я помню день, когда мы приехали, – рассказывает он. – Мы ехали по живописному маршруту, и окрестности выглядели очень красиво. Кажется, это было весной.
Семья Стивена состояла из трех человек, и это был не первый раз, когда они переезжали в новый город. В раннем детстве Стивена его родители, Питер и Дженни, несколько раз переезжали в пределах Девона, так и не сумев обосноваться на каком-то одном месте. В Сидмуте Стивен пошел учиться в уже четвертую по счету начальную школу. До этого переезда они жили в маленькой деревне, где, как ему помнилось, были невероятно счастливы.
– Я помню, что очень расстроился, когда мы уехали, – признается он. – Я не понимал, почему родители так часто переезжают.
Джекли поселились в северной части Сидмута, неподалеку от набережной и исторического центра города. Район походил не столько на Уэссекс Томаса Харди, сколько на полудеревенский послевоенный пригород: сонный мир автобусных остановок, одноэтажных коттеджей, живых изгородей из бирючины и глухих тупиковых переулков. Сидмут считается относительно зажиточным городом благодаря множеству людей со всех уголков Великобритании, решивших поселиться там на пенсии. Но Джекли никогда не были богаты и переехали в дом на территории одного из двух городских муниципальных микрорайонов.
– Мы всегда жили в муниципальных домах, – вспоминает Стивен. – Было бы справедливо и точно назвать моих родителей рабочим классом.
Для супружеской пары с восьмилетним ребенком Джекли казались на удивление пожилыми. Матери Стивена исполнилось пятьдесят два. Питеру Джекли было почти шестьдесят, когда они переехали в Сидмут, и в течение своей жизни он в разное время занимал разные должности, работая в домах престарелых, садовником или в местном автомобильном музее. Стивен полагает, что его отец, возможно, когда-то был инженером, но не совсем уверен в этом. Питер винил старую травму спины в том, что она не позволяла ему найти постоянную должность.
Мать Стивена время от времени устраивалась на низкооплачиваемую черную работу, но также проводила часы поглощенная искусством, ремеслами и поэзией. Она рисовала, делала наброски и вязала крючком. Дженни любила собирать крупную гальку с пляжа или с берегов близлежащей реки Сид и расписывать камни цветочными узорами или улыбающимися лицами, да и большая часть убогой внутренней отделки жилья Джекли была делом ее рук. Мать заботилась о кошках, живущих у них дома в неопределенном количестве. Новое обиталище семьи представляло собой аккуратный двухэтажный дом с двумя спальнями и террасой, построенный в 1960-е годы на Мэнстоун-авеню, тихой улочке с одинаковыми муниципальными домами, перед фасадом и позади которых росли сады. С конца своей новой улицы Стивен мог видеть зеленые холмы и луга.
Стивен начал учиться в начальной школе Сидбери, крошечном учебном заведении, расположенном в деревне примерно в трех километрах к северу от его дома. Десять лет спустя Стивен составил окончательный список всех школ, которые посещал за все годы обучения, оценив свой общий опыт в каждой из них по десятибалльной шкале. К системе оценок прилагалось подробное пояснение. Десять баллов, писал Стивен, означали «превосходно». Один балл – «совершенно ужасно». Начальной школе Сидбери Стивен поставил оценку в шесть баллов: «терпимо».
В новой школе он познакомился с мальчиком по имени Бен Уивер. Как и Стивен, тот жил в Сидмуте. И, как и семья Стивена, его семья проживала в муниципальном доме.
– Я помню, что Стивен попал к нам поздновато, – говорит Уивер. – Не знаю, где он жил раньше, но мы учились в очень маленькой школе, и наш класс состоял из – от силы – восьми человек. На самом деле и поговорить было особо не с кем. Мы вроде как поладили.
Уивер, который сейчас получил степень кандидата наук в Хельсинкском университете, дружил со Стивеном на протяжении десяти лет. Их отношения не всегда складывались ровно. Но Бен помнит, что по крайней мере в самом начале Стивен был спокойным и общительным мальчиком. Хотя больше всего на свете ему запомнилось воображение Стивена.
– Он любил играть в одну игру. По-моему, она называлась «Интернационал». Действие игры происходило в космосе, и Стивен необычайно живо все представлял. Мы уходили в лес или даже просто в его спальню, и внезапно окружающие предметы для него оживали. То он воображал прилетевший космический корабль, то, например, мирный договор, который нужно обсудить. Так что мы вроде находились в лесу, но затем нам вдруг приходилось садиться в круг и вести переговоры, – с теплом вспоминает детство Уивер. Стивен, по его словам, умел втягивать его в вымышленный мир следом за собой. – Я в некотором роде восхищался этим. Тогда Стивен был очень харизматичным, и мне нравилось играть с ним, потому что я сам никогда не мог похвастаться богатым воображением. Наши игры не казались мне странными. Я считал, что это весело.
Дружба двух мальчиков продолжалась и в раннем подростковом возрасте, однако Уивер начал замечать в семье Джекли нечто странное. В первую очередь это была их социальная изоляция. Возможно, Сидмут и являлся консервативным городом с подавляющим большинством пожилых жителей – Уивер описывает его как «кладбище с уличными фонарями», – но все же горожане относились друг к другу дружелюбно. Например, в 1977 году Сидмут попал в Книгу рекордов Гиннесса, когда пять тысяч пятьсот шестьдесят два жителя выстроились «паровозиком» в самую длинную в мире живую линию и танцевали вдоль эспланады. Соседи любили поболтать через забор в саду или останавливались пошептаться, встретившись на улице.
– В этом районе жили очень общительные люди, – признает Уивер. Но Джекли? Они, казалось, существовали обособленно.
– Они просто ни с кем не виделись, – продолжает Уивер. – Отец Стивена почти каждый день сидел дома перед телевизором. У них была огромная коллекция видеокассет, и он смотрел и пересматривал одни и те же фильмы снова и снова. Мать Стивена уходила в ближайший парк, занималась там чем-то своим и возвращалась с новым камешком. Но Питер замкнулся в себе. Я не могу припомнить случая, чтобы он с кем-то разговаривал. Родители Стивена никогда ни с кем по-настоящему не беседовали. Такое впечатление сложилось у меня в детстве.
Они не были похожи на другие семьи. В Сидмуте все жители в той или иной степени гордились своими палисадниками, но палисадник Джекли стоял неубранным и заросшим.
– Что воспринималось как преступление против города, – замечает Уивер.
Самое странное, что семья Джекли очень тщательно ухаживала за садом позади дома. Они просто проигнорировали ту часть, за которой нужно было ухаживать на виду у публики. Явное нежелание Питера Джекли, в частности, показываться на людях, вызывало «недоверие». Родители Стивена провели необычные работы по благоустройству дома, соорудили в задней части жилища что-то вроде шаткой оранжереи, которую Стивен описывает как «теплицу», хотя Уивер вспоминает, что она была сделана из «какого-то пластикового покрытия». Ходили слухи, будто Джекли превратили небольшой гараж в задней части своего дома в дополнительную спальню, что на самом деле было правдой. Позже, когда Уивер стал подростком, отец Стивена иногда приглашал его погостить:
– Он говорил: «Можешь приходить и оставаться у нас в любое время, когда захочешь. Можешь спать в той спальне, и говорить об этом Стивену необязательно». Что, как я теперь понимаю, было немного странно.
Уивер вспоминает, как бурные и красочные игры в воображаемом мире прекратились почти в одночасье.
– Когда Стивену было лет двенадцать, он вдруг стал совершенно другим. Как будто покончил с играми навсегда. Как будто больше не собирался к ним возвращаться. Я помню, что был немного растерян и думал… ну… что же нам теперь делать?
Вместо прежних увлечений мальчики играли в компьютерные игры, обсуждали интересные им обоим естествознание и астрономию или отправлялись на охоту за ископаемыми. Они вдвоем ходили на долгие прогулки по сельской местности вокруг Сидмута или по высоким прибрежным тропинкам, которые поднимаются и опускаются вдоль утесов.
Они всегда были только вдвоем. Это, как начал понимать Уивер, не подлежало обсуждению. Он дружил и с другими ребятами и иногда предлагал Стивену встретиться всем вместе или пригласить кого-нибудь еще на одну из их прогулок. Стивен всегда отказывался от таких предложений.
– Казалось, он был уверен, что, пригласив кого-то еще… – Сделав паузу, Уивер подбирает слова: – Он боялся, что не справится. Теперь, с высоты прожитых лет, я понимаю, что Стивен не умел налаживать отношения с людьми и уж точно не мог общаться в компаниях.
В средней школе Стивен стал еще более замкнутым. Он начал прогуливать занятия. За весь день он мог не произнести ни слова, на уроках сидел в одиночестве под сочувственным взглядом учительницы средних лет по имени Анджела Томпсон, которая преподавала домоводство.
– По утрам он уже приходил в школу сжатым, как пружина, – рассказывает она. – У нас был маленький кабинет, и он проводил в нем большую часть дня. Очень часто он уходил с уроков, и тогда мне приходилось его разыскивать.
Зачастую Томпсон находила его сидящим в одиночестве в поле рядом со школой.
– У него часто не было денег на обед, и нам приходилось покупать ему еду. Я помню, как однажды он пришел в школу в разбитых очках. Поэтому я повела его в город к окулисту покупать новые. – Она печально и нежно вздыхает. – Он был слепой как крот.
Но не только Стивену было сложно адаптироваться в обществе. Его мать, Дженни, будучи нежной натурой, в отличие от своего мужа в основном нравилась людям.
– Помню лишь, что она была очень доброй, но всегда очень занятой, – признается Уивер. – Она и Питер, казалось, были очень далеки друг от друга. И так же она была далека от Стивена. Она готовила, убирала и обеспечивала семью всем необходимым, но существовала в своем собственном мире.
Однако шли месяцы, и в Сидмуте Дженни становилась все более известной своим эксцентричным поведением. Ее поступки выбивали местных жителей из колеи. Она провела обряд раскладывания по почтовым ящикам своих соседей зловещих фотографий («Странные, абстрактные изображения глаз», – как описывает это Стивен) и иногда была убеждена, что за ней подглядывают или ходят по пятам. Она посещала местные магазины, покупала там столько вещей, сколько могла унести, а затем пыталась раздавать их прохожим на улице. Иногда она на очень большой громкости слушала музыку или в неподходящее время начинала переставлять в доме мебель. Однажды ее обнаружили, когда она пыталась подложить зажженный фейерверк под припаркованное такси. Когда кто-то похитил несколько велосипедов, а потом сбросил их в ближайшую речку, винить в этом стали мать Стивена.
Уивер описывает, как в подростковом возрасте часто заглядывал к Стивену в гости по выходным, но видел только его отца.
– Питер говорил: «О, заходи и выпей чаю», и я садился в гостиной.
На часах стоял полдень, а Стивен мог еще спать. И Уиверу приходилось торчать внизу с Питером, который безостановочно говорил о том, как беспокоится, что его сыну некомфортно в школе, или, что случалось все чаще, что Стивен не соблюдает режим дня.
– Отец ругал его: «Я не знаю, что делать со Стивеном» и изливал свои эмоции на меня, тринадцати-четырнадцатилетнего ребенка.
Стивен говорит, что не знает, как познакомились его родители.
– Кажется, я их как-то спрашивал, – слегка нахмурившись, признается он мне во время одного из наших разговоров. – Но не могу вспомнить.
На самом деле его родители впервые встретились в больнице Эксетера, где оба были пациентами психиатрического отделения. Дженни Саймонс была шизофреничкой. Питер Джекли страдал биполярным расстройством. То, что их отношения начались при таких обстоятельствах, похоже, не являлось секретом. Или, по крайней мере, жителям Сидмута оказалось несложно это выяснить. Анджела Томпсон, например, знала об их знакомстве все.
– Насколько я поняла, отец Стивена лечился в психиатрической больнице, где встретился с его матерью, – охотно и деловито поясняет она. – Они стали жить вместе. Думаю, у них обоих были серьезные проблемы с психикой. Стивен стал плодом этих отношений. Так что у него интересные гены с обеих сторон.
Сводный брат Питера, Джолион Джекли, описывает все это немного более романтично.
– Они были родственными душами, – говорит он.
Большую часть жизни Джолион работал актером и театральным менеджером. После нескольких моих обращений он согласился на короткую переписку по электронной почте и подтвердил, что родители Стивена действительно познакомились на психиатрическом отделении.
– Дженни лечилась там уже давно, а Питер попал туда в результате развода после первого брака, – объясняет он. – Их встреча стала дорогой к выздоровлению, а Стивен – благословением и счастливым плодом их истинной любви друг к другу.
Однако, называя их отношения «дорогой к выздоровлению», он, возможно, выдает желаемое за действительное. И Дженни, и Питер с переменным успехом боролись со своими болезнями на протяжении всего детства Стивена. Это не значит, что мальчик не испытывал к ним той неистовой любви и привязанности, которую большинство маленьких детей испытывают к своим родителям. Описывая мать, Стивен всегда подчеркивает ее доброту, благородство и сострадание.
– Она была очень творческим человеком, много рисовала, увлекалась садоводством и природой, любила животных. Честно говоря, таких людей, как она, на свете мало.
Но такой его мать была, только когда ей становилось лучше.
– Когда ее состояние ухудшалось, наша жизнь превращалась в хаос. Беспорядочная перестановка мебели обычно означала начало болезни, за этим следовала громкая музыка, все окна оставались открытыми, а вещи выбрасывались.
Громкая музыка, в частности, беспокоила Стивена. Мать часто включала «Битлз» на все более высокой громкости по мере приближения к психотическому эпизоду («Это одна из причин, по которой я теперь не слишком большой фанат их творчества»). Помимо параноидальных галлюцинаций, когда мать зацикливалась на изображении глаз и ощущении, что за ней наблюдают, у нее также случались слуховые и зрительные галлюцинации. Искаженное восприятие реальности делало ее испуганной, злой и маниакальной. Из рассказов Стивена складывается отчетливое ощущение, что эти ее эпизоды помешательства повлияли на формирование его личности в детском возрасте. Точно так же, как Стивен умел завлечь Бена Уивера в свой яркий воображаемый мир, он сам не мог не последовать за матерью в ее мир.
– Я помню одну странность: в некоторой музыке ощущалось какое-то искажение, – признается Стивен. – В этом есть смысл?
Он описывает, как в детстве во время болезни матери иногда слышал и видел нечто, казавшееся противоестественным.
– Грохот в комнате, где никого нет. Как-то раз, я уверен, рамка для картины и чашка двигались сами по себе.
И, упоминая, что мать передвигала мебель, Стивен подразумевает, что она могла перемещать тяжелые шкафы, кровати, столы и комоды по дому со скоростью, которая казалась невозможной для человека. Стивен возвращался домой после недолгого вроде бы отсутствия и обнаруживал, что буквально все стоит на других местах. По его словам, детские впечатления от болезни матери привели к тому, что он не отрицает однозначно возможности существования сверхъестественного. Вспоминая прошлое, он говорит: «Определенно было ощущение присутствия потусторонней энергии».
Его мать разговаривала с невидимыми людьми. Маленькому ребенку от таких вещей становится невероятно тревожно.
– В детстве меня это очень сильно пугало. Конечно же, я думал, что в комнате есть кто-то еще. Иногда отцу приходилось объяснять мне, что никого больше нет. Но я не мог понять.
Даже если со стороны мать казалась «нормальной», Стивен улавливал малейшие признаки того, что она снова начала ускользать от него.
– Поймите, если вы живете с человеком, которого любите, и это ваша мама, вы замечаете изменение тона голоса или бессмысленные фразы. Хотя это не было заметно другим людям, я это видел.
Тот факт, что его мать обычно была такой любящей и нежной, лишь усиливал боль, когда эта любящая и нежная мать исчезала. Дело было не только в том, что она вела себя странно или слышала голоса. Она смотрела на Стивена так, словно видит его впервые в жизни.
– Когда она болела, наша родственная связь просто растворялась в воздухе. Так что, если уж на то пошло, я бы предпочел, чтобы она была менее доброй, когда приходила в себя. Потому что тогда мне было бы легче переносить периоды обострения ее болезни.
