скачать книгу бесплатно
А если нет – зажги свечу.
«Задумано ловко неведомой силой…»
Задумано ловко неведомой силой,
Узнать бы подробней, какою, хотя,
Кому это знание жизнь удлинило,
Признав и заслугою важной зачтя.
У времени выбор предельно короткий,
И тем он обиднее для мужика,
Когда всего вдоволь за вычетом водки,
Которой всегда не хватает глотка.
Последнего, самого нужного телу,
А может душе, кто их в этом поймёт.
Так не пожалей мне в стекле запотелом
Сто грамм под с зернистой икрой бутерброд.
«Заедали мы хлебом с луком…»
Заедали мы хлебом с луком
Водку горькую, как вина,
Да с попутчиком одноруким
Откровенничали спьяна.
Он в чеченские войны – в обе,
Отличился не раз, потому
Загудел в полинявшей робе
По этапу на Колыму.
Впрочем, в лагере не терялся,
У хозяина под рукой,
Коль помилования дождался
Ради преданности такой.
После зоны был влёт устроен
Меж подобных крутых ребят,
Знающих, что они герои,
И не знающих, что творят.
Ну, а те, пусть в него стреляли
Под Аргуном и Ведено,
Компаньонами в деле стали,
Если дело у них одно.
С видом тёртого полутяжа,
С шеей бычьей величины
Он обслуживал с ними даже
Категории «А» чины.
И под песню про грады в поле,
За распятых мальчишек встав,
Кровь чужую по личной воле
Лил у Марьенки и Витав.
Окропив и своей немало
Чернозёма и простыней,
Он, заштопанный как попало,
Едет к матери, жить при ней.
Ни семьи и не счёта в банке,
Без руки, но с двойным свищом.
И приняв по последней банке,
Мы уснули. А что ещё.
«Закат, уменьшаясь до кромки горящей…»
Закат, уменьшаясь до кромки горящей,
До ниточки блеклой, растаял, дымясь,
И лунный фонарь засигналил над чащей,
С известными лицами выйдя на связь.
За ним или вместе свирепые совьи
Глазищи зажглись меж мохнатых ветвей
У полуразрушившегося зимовья
На севере крайнем Отчизны моей.
Где рос и учился подростком неловким.
Был бит и ославлен, и выжит толпой,
А дальше пошло уже без остановки,
В согласии полном с обычной судьбой.
Под взглядом которой не лёг и не сгинул
Среди чистоплюев, блаженных, блатных,
Держа, не сгибая, ни плечи, ни спину,
Когда награждали иль били под дых.
Седой. Постаревший. Уставший до боли.
Встающий не выспавшись. Верящий в сны.
Но сам, ещё сам, выбирающий роли
Из тех, что мне господом припасены.
Поэтому сердце моё, то и дело,
На родину тянет – на день или час,
Пока ещё в силе рассудок и тело,
И лунный фонарь над тайгой не погас.
«Застава. Обычный, обыденный май…»
Застава. Обычный, обыденный май
За гранью полярного круга.
Кому-то, с мошной – экзотический край,
А мне – место выслуги друга.
За окнами полночь, но ночь ни при чём
На море и острове оном,
Раз солнечный диск у бойца над плечом,
Как пуговка Наполеона.
И чистое небо вокруг, потому
Не скроешь ни жеста, ни взгляда,
Как это обычно в кромешную тьму
Декабрьского снегопада.
Не зря же в заброшенных концлагерях
Не тронут гвоздя нганасаны,
Ведь каждому ясно, что в этих местах
За каждым следят неустанно,
Когда по Навину над стылой землёй,
Ведя окровавленным оком,
Холодное солнце стоит день-деньской
Высоко, высоко, высоко.
«Заставлю сердце я – запоминай…»
Заставлю сердце я – запоминай,
Что мне открылось в сумерках белесых:
Дождь ухватился в облако, за край,
И с ним, крепясь, поплыл над стихшим лесом.
И улыбался, ясно почему –
Висела радуга над свежею отавой,
Но молния ударила ему
По пальцам, затекающим в суставах.
Обидно? Да. Так это ж не внове!
А он заплакал и, тряся струями,
Дождь побежал по скошенной траве,
Похрустывая стебельками.
«Зашипело и вот, за вагоном вагон…»
Зашипело и вот, за вагоном вагон,
На Кавказ покатились железные зыбки.
Полдень, солнце, апрель и пустынный перрон:
Ни цветка, ни руки, ни слезы, ни улыбки.
Видно, диктор не смог отыскать нужных слов,
Что пора на Чечню уходить эшелонам,
И захлопнулись двери на железный засов,
Если красный сменили зелёным.
Льётся водка рекою. В разгаре бура.
Анекдоты про чукчу и Вову.
Раз такая в Отчизне настала пора,
Мы на всё без раздумий готовы.
Никого не кляня – ни властей, ни народ,
Знаем: сдадены карты – по чистой, вслепую,
И вернутся домой те, кому повезет,
И останутся жить, ни о чём не тоскуя.
А чего им: любой, вроде, сыт и здоров,
И лишен до конца бесполезных иллюзий,
Что сегодня ему до далёких краёв, –
Где в положенный срок батальоны разгрузят.
Терек буйствует там и растёт барбарис.
Ну и главное: там, директивам согласно,
Бородатые горцы с пацанами сошлись
И мешают зелёное с красным.
Потому и ползут за вагоном вагон –
По железным полозьям железные зыбки.
Полдень, солнце, апрель и пустынный перрон:
Ни цветка, ни руки, ни слезы, ни улыбки.
«Звенит капели телефонный зуммер…»
Звенит капели телефонный зуммер,
Апрельским утром под окном опять!
Но не спешите, я ещё не умер,
И дай мне бог, чего он хочет дать.
Пускай врачу из скорой показалось,
Что не смогу без шприца и микстур
Перенести уже такую малость,
Как перепад ночных температур.
Ату его, он действует по схемам,
Изложенным в студенчестве ему,
Тогда как мне известна эта тема
По сердцу дорогому моему.
Моя болезнь прописана природой,
Процентов где-то восемьдесят пять,
А остальное – водка, нервы, годы
И то, что не могу тебя обнять.
