скачать книгу бесплатно
Джеймс: Как нет?
Неизвестный: Совсем нет. Они уже не существуют.
Джеймс: Слушайте! Мне плевать на ваших людей. Надо остановить разрушение первых двух гнезд. Больших гнезд. Я имею в виду полное разрушение. А третье пусть… Так решил хозяин. Все остальные договоренности остаются в силе, и никаких денег возвращать не надо. Птички пусть ударятся – и все.
Неизвестный: Знаете, что я вам скажу, уважаемый? Мы можем многое, но я не бог – и остановить запущенную машину уже не смогу. Все три птички прилетят часа через два, а потом упадут гнезда – сначала первые два, а чуть позже третье. Все! Разумеется, о деньгах тоже речи не идет, никто ничего возвращать не собирается. Поймите, было задание, мы обговорили все детали, вы сделали оплату, я все выполнил. И теперь вы мне сообщаете, что отменяется самый главный этап, который готовили два месяца и отменить который невозможно технически.
Джеймс: Не надо так… Не надо. Давайте… Послушайте, надо аннулировать только полное разрушение двух больших гнезд, потому что это будет единственной зацепкой, которую мы потом не сможем полностью разъяснить. Они слишком большие и устойчивые. И, видимо, у хозяина есть еще какие-то причины… Вы ведь все получили – и теперь можете спокойно исчезать. Надо только…
Неизвестный: Джеймс, идите вы вместе с вашим больным на голову хозяином… Вы не можете или не хотите понять, что падающую бомбу нельзя остановить после того, как ее уже сбросили. Все будет так, как было решено раньше. При всем уважении думаю, что мы с вами больше никогда не услышим друг друга. И меня для вас больше не существует…
Джеймс: Друг мой! Друг мой… (Разговор прерван).»
Ночь уже залила комнату, превратив темные предметы в сумрачные силуэты, а светлые растворив полностью. Мутный свет от экрана ноутбука отбрасывал пожарные блики, пробегающие в зеркале позади дивана. Малину казалось, что время растянулось и остановилось. Где-то там, в сентябре две тысячи первого. И что не было никаких тринадцати лет с их болью, слезами, ложью, красивыми словами и бессмысленными результатами, которые выдавались за непреложные истины. Макс не включал свет. Ему вдруг захотелось продлить это ощущение потерянного времени, остаться где-то там, в тринадцатилетнем минусе, начать сначала. И чтобы все было совсем по-другому. Чтобы больше не врали всевозможные комиссии, чтобы изначально все люди знали, зачем, как и кем совершено самое страшное преступление нового века.
Он снова и снова перечитывал заключения специалистов о том, что ни при какой ситуации от удара самолета не могли полностью обрушиться гигантские здания, построенные вокруг стального и бетонного каркаса. Макс читал о том, что небоскребы были планомерно взорваны изнутри, а удары «птичек» послужили лишь официальным прикрытием варварского уничтожения тысяч людей. О том, что для взрывов был применен термейт[8 - Термейт, термит (Thermite) – порошкообразная смесь алюминия (реже магния) с оксидами различных металлов (обычно железа). При воспламенении интенсивно сгорает с выделением большого количества тепла. Обычно имеет температуру горения 2300–2700 °C, а в случае применения более сильных окислителей, таких как оксиды никеля, хрома или вольфрама, – значительно выше.] – запатентованная разновидность термита с добавлением серы и перманганата калия для более высокой мощности, и именно серу, которая не могла находиться изначально ни в самолетах, ни в строительных конструкциях, потом нашли исследователи. О том, что ФБР засекретило все расследования, моментально организовав уничтожение улик, даже в виде остатков стальных конструкций, по которым можно было точно определить внутренние взрывы термейта.
Макс видел фотографии, которые непонятно как оказались в архиве Маршалла; на них были отчетливо видны остатки балок, оплавленных при гигантской температуре, которую может вызвать только взрыв термейта. Такую температуру никак не мог дать обычный пожар, возникший после взрыва самолета, заправленного керосином. А еще сотни фотографий разлетающихся обломков, фонтанов пыли и бегущих людей…
Люди. Люди. Именно они, их сумбурные движения, застывшие на фотографиях, их выражения лиц приковывали взгляд Макса. Последний день Помпеи XXI века. Там были фото, сделанные не только возле самих площадок взрывов, но и на соседних улицах. Люди замирали, поднимали головы, загораживались руками, портфелями, сумками, бежали в разные стороны, сталкивались.
Вот фото, сделанное через полчаса после удара второго самолета на перекрестке Вашингтон-стрит и Барклай-стрит. Две женщины бегут мимо витрины, в которой отражаются облака пыли, молодой мужчина с ребенком на руках почему-то идет им навстречу, а чуть левее спокойно стоит высокий пожилой человек лет шестидесяти и, откинув чуть назад красивую темноволосую голову, с явным интересом рассматривает происходящее за спиной фотографа, он смотрит туда, где должны были возвышаться атакованные небоскребы. Мужчина совершенно невозмутим, в его лице нет ни страха, ни удивления. Он просто изучает происходящее. И вдруг Макс замер. Что-то внутри оборвалось и полетело в пропасть. Этого человека он уже видел. Видел в другом месте и в другое время.
Дело в том, что Малин с раннего детства обладал удивительной, уникальной способностью запоминать лица. Любые. В любом возрасте и в любой ситуации. Ему достаточно было мельком увидеть человека, и он узнавал того через десятки лет, несмотря на возрастные изменения. Непроизвольно ему запоминались какие-то неуловимые черты, мимика, глаза, чтобы потом никогда уже не уйти из памяти. В этой способности не было никакой заслуги Макса, дар пришел сам, в давнем детстве. Еще отец в свое время заметил и развлекался экспериментами, показывая десятилетнему Максу групповые фотографии школьников сорокалетней давности и уже взрослых людей. Мальчик, не задумываясь, находил бывшего школяра в толпе взрослых мужчин предпенсионного возраста. И никакой грим или годы не могли ввести его в заблуждение.
И вот сейчас Малин всматривался в фотографию пожилого мужчины, стоявшего на Вашингтон-стрит 11 сентября 2001 года, и понимал, что он его уже где-то видел. Макс изучал лицо, всматривался в приподнятые брови, прямой нос, ярко выраженные скулы и плотно сжатые губы. Особенно запоминающимися были глаза неизвестного – большие, спокойно-жесткие и одновременно какие-то печальные. Да, вспомнил! Точно, он! Но ведь этого не может быть?!
Летом 2000 года ему позвонил из Москвы давний знакомый – российский журналист-расследователь Олег Артаев, с которым в середине девяностых они совместно написали несколько статей о коррупции в Кремле для «U.S. News & World Report».
Олег был очень взволнован и рассказал Максу, что занимается пропажей четырех с лишним миллиардов долларов кредита, выделенного России под гарантии Международного валютного фонда. Это была громкая история, случившаяся еще в августе 98-го. Пройдя по сложной цепочке фактов, свидетельств и документов, Артаев вычислил почти всех участников этой махинации, но полная мозаика никак не хотела складываться.
– Понимаешь, Макс! – торопливо говорил Олег. – Тут полный тупик получается. Загадка. В июле 98-го, перед самым дефолтом, МВФ выделил России кредит в 4,7 миллиарда долларов. Разумеется, эти деньги по назначению не попали. Из «Нейшнл Рипаблик Бэнк оф Нью-Йорк», которым владел банкир Эдмон Сафра[9 - Эдмонд Сафра (англ. Edmond Jacob Safra) – банкир, миллиардер, выходец из Ливана. В 1966 году основал одно из наиболее успешных финансовых предприятий в США – «Republic National Bank of New York». Подозревался в связях с мафией. Погиб 3 декабря 1999 года при странных обстоятельствах – во время пожара в особняке в Монако, устроенного его охранником и медбратом.], миллиарды, по распоряжению тогдашнего заместителя министра финансов России Асьянова, были разогнаны на различные счета, где благополучно растворились.
Но когда Сафра понял, что украли не некую часть, как было договорено, а все, то он перепугался и заявил о своей готовности дать показания ФБР. Одно время эта контора проявляла интерес к истории с кредитом. И тогда к Сафре, – продолжал Артаев, нервно поправляя очки в тонкой оправе, – на южный берег Франции приехали русский миллиардер Борис Березовский[10 - Березовский Борис Абрамович (1946–2013). Российский олигарх, миллиардер, приближенный к «Семье» президента Бориса Ельцина. С 2001 года находился в розыске по обвинению в мошенничестве и отмывании денег. С 2003 года постоянно проживал в Великобритании. 23 марта 2013 года найден мертвым в ванной комнате в особняке в графстве Беркшир. Официальная версия – самоубийство. Однако эта версия вызывает сомнения у тех, кто знал Березовского.] и еще один человек. Они несколько часов о чем-то беседовали, а потом Сафра впал в полную панику и срочно перебрался в свою резиденцию в Монако, где имелись самые крутые системы безопасности, включая бункер на случай ядерной войны. Но и это его не спасло. В декабре 99-го банкир погибает в собственной ванной при очень странном пожаре, так и не раскрыв пути прохождения через его банк украденных миллиардов.
– Я слышал об этой истории, но не вникал. Поэтому не в теме. Но чем смогу…
– Макс! Сможешь! Слушай самое интересное, – продолжал Артаев. – Летом 98-го, перед всей этой историей, в МВФ на переговоры о кредите ездила большая российская делегация во главе с тем же Асьяновым и другими чиновниками и банкирами. Есть фотографии. Я всех вычислил – персоны известные. Но один человек, мелькнувший на некоторых фото рядом с первыми лицами российской делегации, абсолютно не поддается опознанию. Я тебе выслал картинки. Он обведен кружком – высокий, темноволосый, с сединой, лет за пятьдесят, может, больше. Никаких данных о нем нигде нет, никто не знает, кто он.
Я бы даже не придал этому персонажу какого-либо значения, если бы не один удивительный факт. Те, кто видел приезд Березовского к Сафре перед самой смертью банкира, опознали на фото второго гостя. Именно этот человек тогда был с Березовским. Именно он заходил в особняк на южном берегу Франции. И именно после его визита Эдмон Сафра так перепугался, что умчался в свой бронированный бункер, где вскоре и сгорел. Швейцарские спецслужбы, которые занимались расследованием отмывания российских миллиардов через их банки, тоже не смогли выяснить, что за человек приезжал тогда к Сафре, хотя и располагали его фотографией. Единственное, что они зафиксировали, – миллиардер Березовский держался с этим персонажем как-то уж очень почтительно и даже напряженно, что ему было совсем не свойственно. Но это просто личное мнение следователей, видевших видеозапись визита.
– Интересно – загорелся, как всегда, Макс, услышав очередную загадочную историю. – Но только не уверен, что я чем-то смогу тебе помочь. Жаль…
– Я тебя очень прошу. Попробуй использовать свои связи в Штатах. Может быть, удастся все же узнать, что это за птица. Откуда он и каким образом оказался в составе российской делегации и потом во Франции у Сафры? Фото я тебе отправил на почту. И еще. Самое интересное. Этого загадочного персонажа камера слежения зафиксировала в Монако за день до смерти Сафры. Он останавливался на двое суток в роскошном «Hotel de Paris», зарегистрировался как российский бизнесмен Игорь Ларионов. Уехал из отеля через день после гибели банкира.
Макс, получив фотографии, честно попытался выполнить просьбу российского коллеги, но безуспешно. Даже надежные источники в ФБР и ЦРУ не смогли помочь. «Ларионова» действительно не знал никто. Или же все делали вид, что не знают. Через месяц Малин сообщил Артаеву о своих безуспешных поисках. А фотографии так и остались у него в компьютере в папке под названием «Неизвестный русский».
И вот теперь Макс лихорадочно рылся среди старых файлов в поисках этого самого «неизвестного русского», который оказался еще и «неизвестным американцем». Найдя нужные фото, он вывел их на один экран с фотографией, сделанной 11 сентября. Ну конечно! Это один и тот же человек! Тот самый фальшивый «Ларионов». Только на нью-йоркских фото он выглядел немного постарше, слегка поседевшим плюс еще какие-то пока неуловимые изменения в лице. Скорее всего, волосы крашеные и, возможно, легкая пластика, а может, просто время, ведь снимки разделяли три года.
– Как же это может быть? – размышлял Малин. – Таких совпадений не бывает! Хотя черт его знает. А вдруг этот «Ларионов» просто переехал в Штаты и через три года совершенно случайно оказался на месте трагедии возле ВТЦ? Почему нет? И, в конце концов, за каким дьяволом сдался мне этот тип, когда я получил такую сенсационную информацию о взрывах башен-близнецов? Зачем он мне нужен? Почему так напрягает? Сейчас надо срочно писать материал о том, что взрывы, вероятно, заказали отсюда. Из Соединенных Штатов. И кто-то, находясь в здании ФБР, в самый последний момент от имени загадочного «хозяина» требовал не взрывать сами здания, а просто ударить в них самолетами. А его неизвестный собеседник, организовавший теракт, отказался выполнять требования, ссылаясь на невозможность остановить запущенный процесс. Это же бомба всех времен! Уотергейт отдыхает. Главное, чтобы мне голову не оторвали до появления материала в газете. Черт! Уже утро. Поспать бы пару часов.
И когда первые солнечные лучи отразились в окне напротив, раздался звонок. Пронзительный и настойчивый. Задремавший Макс подскочил и схватил трубку мобильного. Звонил Ричард. Причем с номера, который служил только для экстренной связи, когда опасность чужих ушей становилась слишком явной. Оба понимали, что отдельный номер – весьма слабое прикрытие, но иногда пользовались этим примитивным методом для двадцатитридцати секунд разговора.
– Да, шеф, – быстро пробормотал Малин.
– Слушай меня внимательно. Ты умный, поймешь. Ситуация поменялась. Из-за твоего архива. Значит, так: ты же отдал мне и главному все имеющиеся у тебя экземпляры документов? Да? Правда же?
– Конечно, шеф, – быстро сориентировавшись, соврал Макс, – я же после встречи с источником сразу к вам и приехал. Сделал копию для главного, а оригинал вам отдал. Жду с нетерпением вердикта, чтобы наконец-то ознакомиться со своей добычей.
– Через час у меня. Со всем своим старым архивом по 11 сентября. Понял? Шевели ногами. Жду.
Малин, услышав от интеллигентного Ричарда несвойственную ему фразу «шевели ногами», которая была давним кодом, обозначающим большие проблемы, понял, что происходят серьезные события. А впрочем, разве можно было ожидать чего-то иного? Еще ночью, изучив архив Маршалла, журналист осознал, что ему навряд ли дадут возможность полностью опубликовать все имеющиеся материалы, по сравнению с которыми разоблачения Сноудена[11 - Эдвард Джозеф Сноуден (англ. Edward Joseph Snowden) – бывший сотрудник ЦРУ и Агентства национальной безопасности (АНБ) США, передавший газетам The Guardian и The Washington Post секретную информацию АНБ, касающуюся тотальной слежки американских спецслужб за информационными коммуникациями между гражданами многих государств по всему миру.] выглядели детским лепетом. Это было бы однозначным политическим самоубийством для первых лиц страны. Как нынешних, так и бывших.
Первым делом Малин скопировал все содержимое с жесткого диска на мощный миниатюрный накопитель, подаренный когда-то одним из информаторов. Он действовал испытанным много раз и надежным методом – прячь главное на самом видном месте, и просто засунул накопитель в карман джинсов. Потом уложил в кофр ноутбук, предварительно вычистив из него какую-то незначительную личную переписку, фотографии нескольких знакомых девушек и недавнего отдыха на Шри-Ланке. Малин понимал, что все стертые файлы поднимут, и поэтому устраивал показательную демонстрацию уничтожения.
Через две минуты его серебристый «Корвет» – мечта, сбывшаяся только в прошлом году, мягко рыкнув мощным двигателем, плавно покатился по влажному после утреннего дождя асфальту Висконсин-авеню.
В редакции была та самая ранняя тишина, которую так любил Макс. Тишина, напоминающая бегуна на старте, готового через секунды под рев трибун сорваться к победе. Скоро, скоро сотни сотрудников побегут из кабинета в кабинет, завоют принтеры, зазвонят разом десятки телефонов… А пока он шел по гулкому коридору, кивая редким коллегам, дежурящим по номеру.
Вдруг из-за поворота вылетела, чуть не сбив Макса с ног, очаровательная Джейн Томпсон – смуглая, стройная и миниатюрная, как маленькая статуэтка. Джейн давно нравилась Малину, но он пока не предпринимал никаких решительных действий, зная, что совсем недавно двадцатипятилетняя журналистка пережила бурный развод и, как она сама говорила, находилась в интимной депрессии. Но это не мешало ему, журналисту с именем, опекать красивую коллегу из отдела расследований.
– Привет, Макс! Извини… А я тебе сейчас звонить собиралась, – быстро заговорила Джейн, схватив того за руку, – Слушай, в мае день рождения Кеннеди, и я готовлю большой материал – истории о людях, лично видевших смерть JFK[12 - JFK – Джон Фицджералд Кеннеди, 35-й президент США, убит 22 ноября 1963 года в Далласе (США).] в Далласе. У меня столько фактуры… Я сейчас пытаюсь разобраться, кто есть кто. Тысячи фотографий, видео… Но уперлась в нескольких персонажей, которые упрямо не расшифровываются. Мне нужна твоя помощь. Очень нужна.
– Солнышко, меня срочно вызвал Ричард. Старик ждет и, похоже, готовит для меня очередное аутодафе. Давай сделаем так – ты мне пришлешь свои проблемы на почту, я посмотрю и, может быть, смогу тебе чем-то помочь. Прости…
– Ладно. Я отправлю. Удачи тебе!
Он чмокнул Джейн в щеку и вошел в приемную Бервика. Там его уже ждали.
В кабинете за столом сидел седовласый худой украшенный остроконечной бородкой Дон Кихот. От рыцаря, воевавшего с ветряными мельницами, пожилого мужчину, так бесцеремонно занявшего кресло шефа, отличал только дорогой серый костюм и, пожалуй, полное неведение о своем сходстве с героем Сервантеса. Ричард, как всегда, широкими шагами мерил узкое и длинное пространство кабинета.
– Привет. Знакомься, Макс. Это мистер Валевич из Федерального бюро расследований…
И тут грянул настоящий гром. Низкий и гулкий. Дон Кихот из ФБР оказался обладателем голоса, совершенно не соответствующего внешности, – казалось, что он не говорит, а трубит в большую медную трубу.
– Рад с вами познакомиться, мистер Малин. Читаю постоянно и являюсь поклонником вашего творчества. Но давайте сразу перейдем к делу. Вы получили от некоего известного нам посредника фальшивку, которую тот пытался выдать за архив уважаемого и, к сожалению, покойного мистера Маршалла. В общем-то, ему удалось вас обмануть и выманить крупную сумму денег в обмен на ничего не стоящие файлы, которые сделал он или кто-то из его подельников. В данном случае вы стали жертвой мошенников высшего пилотажа.
Макс еще в дверях понял всю суть происходящего, увидев самоуверенного Дон Кихота и выражение лица Ричарда, тщетно пытавшегося изобразить свою незаинтересованность. Малин не сдержался:
– Послушайте, мистер Велевич! И ты, Ричард! Что происходит? Откуда ФБР стали известны внутренние дела редакции и тем более информация о моем новом журналистском расследовании? Кто сообщил вам, мистер Велевич, источники, которые, согласно законам нашей страны, могут быть открыты редакцией только по решению суда? А? Я сам еще ничего не читал, так как отдал оба экземпляра Ричарду, но, судя по происходящему, там действительно было что-то серьезное. Или я ошибаюсь?
– Макс! Макс! Простите, что я вас называю по имени, но я вдвое старше вас, – снова загудел гость. – Во-первых, не Велевич, а Валевич. А во-вторых, честно говоря, я рад тому, что вы не начали еще работать с этими фальшивками – и поэтому не стали жертвой мистификации. Я правильно понимаю, – в его голосе зазвучали угрожающие нотки, – что вы не видели содержимого флеш-накопителя, который этот мошенник продал редакции? Правда же?
Вспомнив сказанное по телефону Бервиком, Макс принял решение играть по их правилам и не идти на открытый конфликт. В конце концов, такая реакция ФБР еще раз подтверждает правдивость и опасность документов.
– Простите, мистер Валевич. Я не умышленно исказил вашу фамилию. И еще я погорячился. Но представьте себе ситуацию: журналисту попадает в руки сенсация – и редакция соглашается финансировать расследование. И вдруг меня поднимают чуть свет, срочно вызывают в редакцию, а здесь сидите вы и заявляете, что все это мистификация и мошенничество.
Причем, учтите, я толком не читал документы, – продолжал врать Малин. – По-быстрому вчера просмотрел в редакции, когда делал копию для главного. Там что-то про заранее подготовленные взрывы в ВТЦ и какие-то записи переговоров, море фотографий. Но я очень рассчитывал, что сегодня смогу наконец-то со всем этим полностью ознакомиться и начать работать. Но раз так… Короче, мистер Валевич, мне проблемы не нужны.
– Послушай, Макс! – как-то неестественно вкрадчиво заговорил Ричард, – Давай сделаем так. Ты отдай, пожалуйста, свой ноутбук мистеру Валевичу, пусть они его проверят и еще раз убедятся в том, что ты, так сказать, не в теме. И без обид. Это решение главного.
– Не вопрос, шеф. Только я хотел бы в вашем присутствии, господа, сделать копии некоторых материалов, над которыми я сейчас работаю и которые не имеют никакого отношения к вчерашней… эээ… мистификации. Вы не против, господин Валевич?
– Конечно. Конечно, – пробубнил Дон-Кихот. А Ричард, переведя дыхание и вытерев лоб большим платком, продолжил:
– И еще, Макс. Ты ведь давно просился в Париж? Для тебя есть тема. Там… Ну, помнишь про связь Саркози с владелицей «Л'Ореаля» Бетанкур[13 - Власти Франции подозревали бывшего главу государства Саркози в том, что он в нарушение закона получал финансовые средства от владелицы компании «L'Orеal» Л. Бетанкур в ходе предвыборной кампании в 2007 году.]? Вот мистер Валевич сообщил, что его источники в Париже донесли, будто «дело Саркози» по незаконному получению денег от Бетанкур неожиданно активизировалось. Вот съездишь, пообщаешься, дашь материал к середине мая. Так что давай шевели ногами. Тема-то твоя.
Дон Кихот важно кивнул, а Макс, которого никогда не интересовали ни сам Саркози, ни все остальные французские политики вместе взятые, моментально принял сигнал от начальника. Он понял, что придется на время исчезнуть из страны. Что ж, Франция – неплохой вариант. Исчезать таким образом ему уже приходилось: два года назад, когда Малин добыл документы о финансовых махинациях в Пентагоне, Ричард прятал его в Иордании, и вернуться в Вашингтон Малин смог только после того, как статья была опубликована и, став сенсацией, снесла головы нескольким высокопоставленным чиновникам военного ведомства.
А утром следующего дня журналист уже вылетал в Париж. В вашингтонском аэропорту Даллеса его провожал Бервик:
– Макс! Макс! Не злись. Я тут ни при чем. Ты же меня знаешь.
Когда Главный увидел содержимое архива Маршалла, с ним чуть инфаркт не случился, а через два часа Валевич уже сидел у меня в кабинете и нагло врал про фальшивки и мошенничество. И знаешь, я думаю, что это не наш с тобой шеф сдал всю историю фэбээровцам. Похоже, что они уже знали об утечке и выясняли, у кого из наших коллег окажутся эти документы. Разумеется, вышли на нас. И шеф просто согласился с ФБР или сделал вид, что согласился, и, чтобы избежать проблем, все им отдал. Включая и нас с тобой.
– Сука! Какая же сука!
– Спокойно, Макс! Во-первых, не суетись. За нами наверняка наблюдают. Мы просто болтаем, смеемся и прощаемся. Мы же старые друзья? А во-вторых, тебе надо исчезнуть из Штатов и отдохнуть. Никакой Саркози, разумеется, мне и даром не нужен. Эту тему давно уже пробили французские коллеги, а переписывать – не наша работа. Отдохни, пока все утрясется и забудется. Будем делать вид, что мы поверили в сказку о том, что архив Маршалла – фальшивка.
– Ричард! Ричард! Но есть же хоть маленький шанс, что мы это опубликуем? Когда-нибудь?
– Если честно, то нет никаких шансов. Забудь. Если, конечно, ты не хочешь превратиться в мертвого Макса Малина. А я – в мертвого Ричарда Бервика. Надеюсь, что все постепенно утихнет. Пойми, старина, это не разоблачения какого-то проворовавшегося чиновника из Пентагона или коррупции в Госдепе. Это гораздо страшнее. Давай не будем считать эту историю счастливым шансом, а спишем ее, как обычный технический прокол. Все! Прощаемся! Тебе привет от Элизабет.
– Спасибо. Ей тоже.
У выхода на посадку суетилась большая группа школьников, отправляющихся на ознакомление со средневековыми замками Луары. Родители, воспитатели и сами маленькие туристы создавали беспрерывный монотонный гул, изредка прерываемый выкриками особо эмоциональных мамаш. Бервик пожал приятелю руку и тихо сказал:
– Связь обычная. Экстренные ситуации обозначаем, как и прежде. По тем же каналам. Удачи.
Прощайте, президент Кеннеди. Даллас. 22 ноября 1963 года
С утра серые крыши Далласа поливал мелкий и холодный дождь. Невыспавшийся ветер гонял по низкому небу растрепанные облака, и казалось, что нигде не укрыться от пронизывающего северного сквозняка. Он хлопал дверью в кафе и сносил стойки с газетами и цветами, а те, которые не поддавались, заливал дробными мутными каплями. Но в Далласе в этот день на неприятную суету природы почти никто не обращал внимания. Все ждали События.
Высокий черноволосый мужчина лет тридцати с лишним, который называл себя Томом Уокером, вышел из отеля на Леман-авеню и, подняв воротник роскошного длинного пальто, перебежал улицу к ближайшему телефону. И только там, смахнув капли дождя со стеклянных окошек, случайный прохожий мог бы рассмотреть Уокера.
Он был красив какой-то совершенно хищной, утонченной красотой – зачесанные назад черные волосы обрамляли худощавое лицо, нос с небольшой горбинкой, тонко очерченные губы. Но глаза… Глаза его завораживали. В них виднелось удивительное сочетание немыслимо холодной непознанной глубины и неожиданно всплывающих проблесков мягко-желтого света. Это были очень странные глаза. Они одновременно вызывали непонятный внутренний страх и привлекали теплом, возникающим резко и неожиданно. В них чудилась бездна. Бездна, в которую так хочется заглянуть еще раз.
Уокер бросил мелочь в аппарат, набрал номер и, услышав быстрое «алло», глубоким, низким голосом отрывисто сказал:
– Это я, Малыш. Как там в аэропорту?
– Все хорошо. Борт номер один садится через несколько минут. Нас, журналистов, здесь немерено. Человек сто. Плюс зевак столько же. А я тут околачиваюсь возле телефонной будки… Слушай! С погодой чудеса. Тучи с дождем ушли. Солнце… Похоже, поедет в машине с открытым верхом. Думаю, что у вас там тоже скоро развиднеется…
– Охрана?
– Очень много. Такого не было даже в Нью-Йорке. Всех проверяют. На крышах снайперы. Вон! Вон! Садится самолет! Набери не этот номер минут через десять.
Положив трубку, человек, называющий себя Уокером, закурил прямо в будке. Он стоял спиной к промокшему городу и думал о том, что сегодня, наверное, самый важный день за всю его тридцатитрехлетнюю бурную жизнь. Сейчас должно произойти то самое главное событие, которое он рассчитал, продумал до мелочей, к которому подключил сотни и сотни людей, большинство из которых даже не понимали всего масштаба операции, в которой участвовали. Во всяком случае, пока не понимали, считая, что просто зарабатывают хорошие деньги. Да что там большинство! Картину до деталей не понимал никто, за исключением самого Уокера. А выше его в тот день было лишь плачущее небо.
Событие человек, именующийся Томом Уокером, готовил почти год, отшлифовав до идеального состояния. И вот сейчас, стоя возле мутного окна телефонной будки, он почувствовал страх, поднимающийся откуда-то из глубины. Эта липкая и медлительная субстанция всплывала и разбегалась по всему телу, рождаясь у самых корней волос на голове, и проваливалась к кончикам пальцев на ногах. Страх… Страх… Нет, это было не ощущение опасности или осознание ужаса ожидаемых событий. Нет. Это был страх того, что что-то сорвется или пойдет не по плану. Не более. Том отогнал наваждение, еще раз прокрутив в голове все возможные и даже невозможные варианты. Ошибки быть не могло. Он все учел, просчитал, продумал, оплатил. Сегодня – его день и его час.
Уокер снова набрал номер.
– Ну? – тихо поинтересовался он.
– Поехал! Поехал! Только что. Открытый верх. В первой машине на заднем сидении он и Жаклин, перед ними на первом губернатор Конелли с женой. Потом авто с охраной, и третьей машиной едет Джонсон…. Ну, как и должно быть по протоколу.
– Спасибо за работу. Отбой.
Человек на том конце провода оказался прав. Том, выйдя из телефонной будки и инстинктивно приготовившись к очередному порыву ветра, обнаружил, что за несколько минут погода кардинально изменилась. Дождь прекратился, оставив после себя запах утренней свежести, потемневший асфальт и медленно сползавшие по витринам капли. Ветер стих. И сразу же сквозь облака пробились первые лучи ноябрьского солнца. Оно словно прощалось с тем, кто должен был уйти в ближайшие двадцать минут.
Уокер перешел через Инвуд-роуд и не спеша направился к Элм-стрит, пробираясь сквозь огромную толпу встречающих, запрудившую обе стороны маршрута. Внешнее спокойствие и неторопливость давалась ему с трудом. В голове судорожно металась мысль: успеет ли он за две минуты дойти до следующего телефона. Этот путь Уокер проходил много раз, меряя расстояние шагами и отсчитывая секунды и предусматривая вероятное движение толпы. Но то, что творилось на Леман-авеню и Мейн-стрит сейчас не смог предсказать даже его точный расчет.
Десятки тысяч далласцев, с детьми, родителями, друзьями, подругами, толпы журналистов, размахивающих камерами, штативами и микрофонами, заполонили улицы. Сегодня был их день. Они ждали События. И это Событие состоялось. Кортеж 35-го президента США Джона Фицджеральда Кеннеди медленно продвигался по Далласу под радостные приветствия толпы.
Том Уокер наконец-то добрался до следующего телефона. И остановился. Внутри что-то оборвалось… В телефонной будке, подпирая ее головой, стоял огромный полицейский и мирно беседовал. Судя по счастливой физиономии блюстителя порядка, он явно рассказывал жене или подружке о своей высокой миссии по охране президента.
Счет пошел уже на секунды. В заледеневшем на мгновение мозгу Тома вспыхнула искра. Как удар током. Он постучал монеткой в стекло и, поймав удивленный взгляд полицейского, показал в сторону, откуда должен был показаться кортеж, и громко крикнул:
– Извините! Президент уже на подьезде. Я из «Дейли Мейл». Мне срочно нужно сообщить в редакцию.
А через секунду добавил:
– Понимаю, что у вас тоже не менее важное дело, но мне на одну секунду. Пожалуйста! Такое событие для нашего города!
Полицейский, улыбнувшись, что-то пробормотал в трубку и, смущаясь от того, что журналист услышал обрывок явно личного разговора, вышел из будки. Уокер сдержанно поблагодарил и начал набирать номер. Через секунду мужской голос ответил:
– Слушаю.
– Это я, – тихо произнес Том, – вариант номер один. Все идет по плану. Мэри с малышом уже на объекте.
– Понял. Спасибо. Отбой.
Все. Уокер выдохнул, вышел из будки и спокойно двинулся через толпу по направлению к железнодорожному мосту на Элм-стрит. У него было еще минут двадцать.
Он шел, с интересом рассматривая толпу. Тысячи американцев выстроились вдоль причудливо изгибающейся улицы, уходящей под мост. Они перекрикивались со знакомыми, курили, что-то жевали, поднимали на руки детей, обращая их лицами в сторону, откуда ждали кортеж президента. Ощущение праздника дополнялось неожиданно появившимся скудным ноябрьским солнцем. Люди, обычные люди. Это был их день и их президент, которым они сегодня так гордились… Откуда взялась эта гордость, им было неведомо. Как неведомо и то, что Кеннеди ничем не отличался от предыдущих или последующих президентов – делал карьеру, боролся с конкурентами, не выбирая методов, общался с мафией и поддерживал близкий ему бизнес. Такой же… Только симпатичный. И очаровательная Джекки… Она же такая милашка.
Уокеру вдруг показалось, что эти люди пришли не приветствовать своего президента, а посмотреть на то, как осуществляется великий план, который в одиночку придумал и привел в действие он, тот человек, который в данное время отзывается на имя Том Уокер. Они пришли увидеть, как умрет президент Кеннеди. Они пришли изображать горе, метаться вдоль улиц, плакать, словно профессиональные статисты, нанятые тоже им. Странное ощущение.
Медленно. Очень медленно ползло время, растекаясь по деревцам вдоль улицы, цепляясь за газоны и полицейские машины. Казалось, что минуты становились все длиннее и длиннее по мере того, как Уокер подходил к серому зданию склада школьных учебников, нелепо торчащему на перекрестке Хьюстон-стрит и Элм-стрит.
Уокер остановился в том самом месте, которое он еще несколько дней назад облюбовал для наблюдения. Это была большая бетонная плита на парковой лужайке, что перед самым въездом под мост. Отсюда открывался вполне приличный вид – и отлично просматривалась предполагаемая точка, где и должно было произойти Событие.
Том напряженно поглядывал то на окна шестого этажа склада учебников, то на изгородь, расположенную на травянистом холме справа от Элм-стрит. Вдруг рядом произошло какое-то шевеление. Полноватый лысый человек с кинокамерой расположился по соседству с Уокером.
– Хорошее у вас здесь местечко, – задыхаясь, проговорил новоявленный сосед. – Я тут поснимаю? Меня зовут Запрудер[14 - Абрам (Абрахам) Запрудер (англ. Abraham Zapruder) – бизнесмен, совладелец компании по производству одежды Jennifer Juniors, Inc. Кинолюбитель. 22 ноября 1963 года снял 26-секундный любительский фильм, который оказался самой полной съемкой убийства Кеннеди.]. За-пру-дер. Профессия – торговец одеждой, а хобби – киносъемка. Хочу снять приезд Кеннеди.
– Ричард Абрамсон, – представился Уокер. – Просто любопытствующий. Не помешаю?
