banner banner banner
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

скачать книгу бесплатно

Тогда же случилось первое задержание Берии грузинскими меньшевиками. На допросе в 1953 году он показал: «В 1920 году в Тифлисе был задержан в здании ЦК большевиков, куда был вызван Назаретяном. Особый отряд меньшевистский еще до моего прихода оцепил здание ЦК. Вход туда был свободным, а выход – нет. Всех нас задержали в этом здании около суток, а затем всех освободили. Части из задержанных предложили покинуть Тифлис».

В это время резко поменялась внешнеполитическая ситуация в Советской России. Началась война с Польшей. Поэтому с советизацией Грузии решили не торопиться. 7 мая 1920 года был заключен мирный договор между РСФСР и Грузией, по которому грузинская коммунистическая партия окончательно легализовывалась, а Россия признавала независимость Грузии. В Тбилиси появилось советское посольство во главе с Сергеем Кировым. Берия возвращается в Азербайджан, получает новые директивы. Теперь он отправляется в Грузию в качестве дипкурьера. И уже на границе становится причиной международного скандала.

Берию задерживают грузинские пограничники, обыскивают и находят при нем секретное удостоверение на шелку о том, что он сотрудник Регистрода 11-й армии. На удостоверении подпись начальника Регистрода Пунке. Эта история известна со слов бывшего резидента Разведуправления Кавказского фронта Иосифа Нечаева. Нечаев считал это происшествие на границе крайне подозрительным: «Материалы об аресте Берии появились в грузинских газетах. Это было актом политической диверсии, рассчитанной на компрометацию Советской России, которая, только недавно установив дипломатические отношения с правительством Грузии, одновременно ведет против него подрывную работу, засылая в Грузию своих военных агентов. Учитывая, что других подобных случаев широкого оповещения поимки советского агента тогда не было, хотя фактически в руки грузинской разведки попадали наши товарищи, можно с основанием предположить, что все это имело явно преднамеренный характер. И в этом случае такая полная расшифровка могла иметь место только со „своим“ для меньшевистской разведки человеком».

После ареста Берия попал в Кутаисскую тюрьму. Но пробыл он там недолго. Все же Лаврентий числился советским дипломатическим сотрудником. В Кутаиси Берия, по его словам, принял участие в голодовке протеста, что опровергалось показаниями других заключенных коммунистов. В 1953 году Берия уверял, что в голодовке он участвовал активно, но до окончания ее он заболел, и его перевели в тюремную больницу.

Грузия не хотела портить отношения с могущественной Россией и в конце концов Лаврентий Павлович был освобожден и выслан обратно в Азербайджан. Любопытно, что по прибытии в Баку органы военной разведки он покинул навсегда. Однако очевидно, что сомнительные итоги деятельности разведчика Берии за кордоном никак не подорвали его репутацию. Он тут же устроился на важный пост управляющего делами ЦК Азербайджана. Впрочем, тогда же, в 1920 году, Берия был задержан Азербайджанской ЧК, но провел в тюрьме только несколько часов, выйдя по ходатайству видного большевика Вано Стуруа. Причины ареста не ясны, Берия объяснял его случайностью, сказав, что чекисты перед ним извинились.

Удержаться долго на работе в ЦК Берии не удалось. Как сетовал Лаврентий Павлович на допросе, секретарь Азербайджанской компартии Георгий Каминский желал освободить это место для своей супруги и подсидел его. В результате Берия назначен был ответственным секретарем Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих. Подобные комиссии были созданы во всех крупных городах бывшей Российской империи и призваны были заниматься «уплотнением» – т. е. переселять трудящихся в буржуазные квартиры. Как писал Берия в автобиографии, эту работу он и председатель комиссии проводили в ударном порядке.

Все эти кратковременные случайные работы скорее всего не были связаны с идеологическими убеждениями 22-летнего Лаврентия Берии. Он с завистью смотрел, как его бывшие соученики продолжали высшее образование в Бакинском политехе. Ему это было труднее других. На руках – трое иждивенцев.

В результате Берия добивается материальной помощи от Азербайджанского ЦК. В своей автобиографии он писал:

С окончанием работы в Комиссии мне удается упросить Центральный Комитет дать возможность продолжать образование в институте, где к тому времени я числился студентом (со дня его открытия в 1920 г.). Согласно моим просьбам, ЦК меня посылает в институт, дав стипендию через Бакинский Совет.

Однако на студенческой скамье Берия не задержался. Время диктовало иные дела и резоны, а Лаврентий всегда чувствовал, куда дует ветер перемен.

Азербайджанский чекист

В апреле 1921 года партия отзывает Берию из института и дает новую работу, на этот раз в ЧК Азербайджана. Ленинская партия – структура с железной дисциплиной. Отказ от выполнения приказа автоматически означает изгнание из партийных рядов и обрекает на социальную изоляцию. Тем более – на дворе НЭП. Резко сокращаются государственный аппарат и армия. Стремительно растет безработица и больше всего среди госслужащих. Партийный билет уже не гарантирует трудоустройства. Печальный герой того времени – бывший красный комиссар-орденоносец, униженно торгующий на улице папиросами.

Но и высшее инженерное образование также не гарантирует сытую жизнь. Промышленность и нефтяные промыслы в полуразрушенном состоянии, на восстановление денег в казне нет, западных инвестиций тоже не предвидится. Сельское хозяйство, которое всегда было главным источником внутренних инвестиций, разорено политикой военного коммунизма. В стране голод. В нефтехимии, добывающих отраслях правительство предпочитает опираться на старых опытных инженеров, так называемых буржуазных спецов. Студенчество влачит нищенское существование. В это тяжелое время главное не попасть на обочину жизни.

Мир Джафар Багиров, глава Азербайджанского ЧК

Работа в Азербайджанской ЧК сулит заманчивые карьерные перспективы. Даже человеку с улицы здесь есть шанс выдвинуться. ЧК Азербайджана существует меньше года, но за это время сменилось уже четыре начальника. 10 февраля 1921 года председателем ЧК Азербайджанской ССР становится Мир Джафар Багиров. Он всего на три года старше Лаврентия Берии. Их биографии тесно переплетутся до конца дней: будут в них одновременные и взлет, и падение. Это единственные руководители союзных республик, которые не попадут в жернова большого террора.

Багиров, в отличие от Берии, провел Гражданскую войну в рядах Красной армии, где обратил на себя внимание исполнительностью и особой жестокостью. Есть свидетельства, что при подавлении Астраханского восстания эсеров в 1919 году он лично расстреливал из револьвера пленных мальчишек-гимназистов. Именно такой человек нужен был во главе Азербайджанского ЧК. Председателем ЧК он был назначен, несомненно, по предложению Сергея Кирова, руководившего подавлением Астраханского восстания, а затем возглавившего компартию Азербайджана.

В 1921 году Азербайджан объят крестьянскими мятежами. Только что подавлено антисоветское восстание в Гяндже. Партизанские отряды противников советской власти действуют сразу в нескольких уездах. Как всегда, неспокойно в Карабахе. ЧК – карающий меч революции, не знающий жалости; закрытый, внушающий трепет орден. Ни Багиров, ни Берия не являются старыми идейными коммунистами. Оба они стали большевиками после установления советской власти. Им легко понимать друг друга, они схожи и по возрасту, и по психотипу.

ЦК Азербайджанской компартии назначает Лаврентия Берию заместителем начальника секретно-оперативного отдела. Этот отдел в чекистской структуре, можно сказать, самый главный. Здесь не следователи и не каратели, а те, кто вербуют агентуру, собирают и анализируют информацию об идейных противниках советской власти. Секретно-оперативная часть – мозг ЧК.

Среди сотрудников Берия не мог не выделяться своей трудоспособностью, тщеславием и относительной образованностью. Вскоре Лаврентий становится начальником секретно-оперативного отдела, заместителем председателя Азербайджанской ЧК.

Уже в декабре 1921 года на заседании Центральной комиссии по проверке, пересмотру и очистке личного состава Азербайджанской ЧК Багиров заявил: Берия «строг, требовательный, во время экспроприации выказывал стойкость, не давал никому поблажек, прямой, искренний, сам требовательный, и любит, чтобы с него тоже требовали».

Отзыв Багирова, впрочем, отличается от мнений некоторых других чекистов, которые уличали Берию в приставании к сотрудницам аппарата ЧК и присвоении бриллиантового кольца, изъятого на обыске. Берия в ответ на обвинения позже пояснил: «Это были интриги Шахбазова и его семьи, в то время работавшего начальником административного управления ЧК».

Первый успех

В 1921–1922 годах советская власть предпринимает мощное наступление на остатки эсеровского и меньшевистского подполья. В ходе Гражданской войны большинство населения России предпочло белым – красных. И крестьяне, и матросы, и рабочие были «виноваты» перед старой властью – и царской и Временного правительства. Возвращение прежнего начальства означало бы неминуемые репрессии. После окончания открытого противостояния с монархистами и капиталистами поддержка большевиков значительно ослабла. Крестьянские восстания, Кронштадтский мятеж, забастовки в Москве и Петрограде показали – рабочие, крестьяне, красноармейцы и краснофлотцы советской властью недовольны, они были готовы мириться с ней как с меньшим злом, пока шла война. Теперь бояться было некого, а безраздельное «комиссародержавие» – надоело.

Меньшевики и эсеры считали, что могут использовать это недовольство, возглавить его. К тому же, при переходе к НЭПу у антисоветского движения могла появиться экономическая база. Однако в Кремле и на Лубянке думали иначе. Как раз тогда Николай Бухарин с присущим ему зловещим юмором сформулировал основной принцип политики коммунистов: «У нас только две партии: одна в Кремле, другая в тюрьме».

Наступление начинается репрессиями против «правых» эсеров. Летом 1922 года в Москве проходит громкий политический процесс, где их обвиняют в убийстве Урицкого и Володарского, покушении на Ленина. Процесс заканчивается двенадцатью приговорами к смертной казни. Впрочем, из-за резко негативной реакции зарубежной общественности, включая коммунистов, протестов Ромена Роллана, Максима Горького, расстрелы были «отсрочены».

Главная задача, поставленная ГПУ (так переименовали ЧК в 1922 году) в Азербайджане, заключалась в ликвидации Закавказской организации эсеров, особенно сильных в Баку. Эсеровская ячейка не была разгромлена жандармами даже во времена Столыпина. Теперь этим делом занялись чекисты и лично Берия.

1, 7, 9, 10 и 16 апреля 1922 года на Сурханских нефтяных промыслах (под Баку) произошли возгорания бездействующих нефтяных вышек. По подозрению в поджоге арестовали рабочего Михаила Голомазова. Ни в каких партиях он не состоял, но в рабочем движении до революции, видимо, участвовал. Голомазов был знаком с эсером Федором Плетневым.

В итоге чекисты разработали следующую версию: этот самый Плетнев, выполняя указания другого эсера Михаила Зайцева, убедил Голомазова совершить диверсию. Зайцев же получил приказ от члена Оргбюро Бакинского комитета партии социалистов-революционеров Ольги Сухоруковой-Спектор. В начале апреля 1922 года она передала Зайцеву сообщение о предстоящих арестах эсеров и «директиву Бакинского комитета ПСР организовать поджог Сурханских нефтяных промыслов» в ответ на эти аресты. Зайцев «передал эту директиву Ф. Плетневу, тот – М. Голомазову». После ареста Плетнева 7 апреля Голомазов 9 апреля поджег бездействующую буровую в Раманах, был арестован, а 10 и 16 апреля загорелись еще три вышки.

Всего арестовали и предали суду 32 человека. Обвиняли эсеров не только в поджогах, но и в антисоветской деятельности, даже в сотрудничестве с англичанами при казни 26 бакинских комиссаров.

Впрочем, убедительная доказательная база не складывалась. Время пыток еще не наступило. Секретно-политический отдел ГПУ во главе с Берией старался как мог. Одним из немногих вещественных доказательств была эффектная фотография Ольги Сухоруковой-Спектор на фоне горящей нефтяной вышки. Происхождение фотографии неизвестно. По версии следствия, преступница, подобно Герострату, гордилась своим злодеянием настолько, что запечатлелась на его фоне в момент преступления. Понятно, что такое вещественное доказательство не могло не вызывать у профессиональных юристов скепсиса и сарказма. Еще сложнее для следствия было объяснить, как загорелись вышки после ареста «поджигателя» Голомазова органами ГПУ. Кроме того, только он один «признал свою вину полностью», Плетнев и Зайцев «частично», остальные заявляли о невиновности и фальсификации следствия.

Власть пребывала в некотором смущении. Киров, возглавлявший Азербайджан, 6 июля телеграфировал в Москву:

Дело закавказских эсеров еще не слушалось. Задерживалось необходимостью добиться сознания членов Бакинской организации в поджоге нефтяных промыслов. Сейчас сознались в этом два члена партии эсеров. Сейчас работаем по организации процесса. Создали чрезвычайный трибунал. Задержка за обвинителем, которого не можем найти. Эсеры организуют хорошую защиту, которая будет подражать Муравьеву, компании. Начале процесса сообщим.

Председатель Политического Красного Креста, известный адвокат Николай Муравьев, возглавлял защиту правых эсеров на московском процессе правых эсеров в 1922 году. И создал тогда для обвинителя Николая Крыленко очень серьезные проблемы.

Бакинский процесс должен был стать образцово-показательным. Еще 15 сентября 1922 года комиссия при Агитпропе ЦК РКП(б) в смешанном «партийно-чекистском составе» (К. Б. Радек, А. С. Бубнов, Н. Н. Попов, В. Р. Менжинский, Т. Д. Дерибас), обсудив вопрос «О постановке новых процессов», вынесла резолюцию: «Признать постановку процессов принципиально целесообразной; поручить ГПУ представить к следующему заседанию комиссии свои соображения по отдельным делам».

Процессу предшествовала масштабная политическая подготовка. На нефтепромыслах и фабриках проводились митинги. Поддержать обвинение из Москвы прибыл заместитель Ленина Алексей Рыков. В отличие от московского процесса, Бакинский решено было сделать фактически закрытым. Ход суда власти не интересовал, приговоры были утверждены заранее.

7 декабря 1922 года из Баку за подписями Кирова, главного обвинителя Васильева, председателя трибунала Полуяна была прислана в Москву и передана в Политбюро на голосование телеграмма следующего содержания:

Начавшийся утром 1-го декабря процесс с.р. заканчивается. Приговор будет 9-го утром. Из 32 обвиняемых высшая мера наказания без какой бы то ни было замены намечается следующим: ГОЛОМАЗОВУ – непосредственному поджигателю, ПЛЕТНЕВУ, ЗАЙЦЕВУ и САМОРОДОВУ – бывшим членам Комитета, давшим директиву о поджоге, ОСИНЦЕВУ – члену областного Комитета, имевшему тесную связь с врангелевцами, КЛЕШАПОВУ – совслужащему, снабжавшему организации оружием, деньгами, документами, КАРАШАРЛИ – бывшему ЗамНачГлавмилиции, снабжавшему организации документами, деньгами, использовавшему советский аппарат в контрреволюционных целях, ИВАНОВУ – белогвардейцу. Пятерым – оправдание. Четверых – условному заключению. ТАРХАНОВУ, СПЕКТОРУ – членам областного Кта – по три года. СУНДУК’ЯНЦ – один год с зачетом предварительного заключения. Остальные – к разным срокам максимум на пять лет. Замену высшей меры наказания считаем совершенно невозможной, особенно в силу последних событий: пожар станции Насосны, главных мастерских, крушение поездов. Приговор должен войти в силу через 48 часов после вынесения.

«За» проголосовали Сталин, Молотов, Троцкий и Ленин. Процесс проходил с 1 по 9 декабря и напоминал театрализованное представление. Обвиняемых везли по городу под усиленным конвоем красных кавалеристов с шашками наголо. Скамью подсудимых окружала вооруженная охрана, дабы показать особую опасность преступников. Зал был наполнен специально подобранными людьми, которые встречали показания обвиняемых свистом и гневными выкриками. Подсудимым не разрешалось общаться с заключенными по другим процессам.

Большинство подсудимых решительно отрицали свою вину, утверждали, что следствие фальсифицировало факты. Эпизод с поджогом доказать удалось не полностью, что признал даже обвинитель Васильев. Как и было предложено азербайджанским руководством, обвинитель потребовал расстрелять шесть человек – трех исполнителей и трех морально ответственных. И все же обвинительное заключение выглядело так неубедительно, что суд признал вину трех «морально ответственных в принятии решения о поджоге промысла» недоказанной и расстрел заменил на тюремное заключение.

Бакинский процесс даже на фоне других политических дел 1920-х годов представал грубой инсценировкой и скорее напоминал показательные суды времен «большого террора». Вероятно поэтому вплоть до 1928 года («шахтинское дело») постановочные процессы, подобные Московскому и Бакинскому, более не практиковались.

Однако старания чекистов были оценены высоко. Итогом трудов Берии стало награждение его золотыми часами с монограммой и денежной премией в сумме 500 миллионов рублей. Обосновал эту награду Багиров так: «Умелое руководство блестяще выполненного в государственном масштабе дела по ликвидации Закавказской организации партии эсеров, положившего все свои силы, энергию на выполнение столь серьезной задачи на внутреннем фронте». А Феликс Дзержинский 6 февраля 1923 года издал приказ о награждении Лаврентия Берии револьвером браунинг «за энергичное и умелое проведение ликвидации Закавказской организации партии социалистов-революционеров». Участвовал Берия и в разгроме сторонников мусульманской партии «Итихат». Молодой чекист не только удержался на весьма высоких должностях, но добился значительных успехов. Казалось бы, карьера и судьба Берии предрешена. Но у Лаврентия были собственные планы на будущее.

Между ГПУ и институтом

Если Красная армия с окончанием Гражданской войны теряла свое прежнее значение и престиж, то роль ГПУ только возрастала. Всех представителей оппозиционных политических партий, даже «разоружившихся», следовало арестовывать. Правых – монархистов, участников белого движения – расстреливать. А левых – социалистов, эсеров, меньшевиков, анархистов – отправлять в ссылку и в концлагерь на Соловки. Борьба за единомыслие и диктат одной партии будут вестись еще не одно десятилетие, и у чекистов всегда будет много работы. Ответственный сотрудник секретной службы обладал немалой властью и влиянием.

На всех местах работы Берия создавал вокруг себя окружение лично преданных ему людей, которых потом не забывал и способствовал их продвижению по службе. Багиров, который в Баку руководил Берией, со временем фактически станет его подчиненным. Лаврентий Павлович составит ему протекцию при назначении его главой Азербайджана, а затем и избранию в высший партийный орган – Президиум ЦК КПСС. Еще один человек из Баку, прошедший с Берией несколько десятков лет, Ювельян Сумбатов-Топуридзе, занимавшийся руководством азербайджанской агентурой, станет начальником хозяйственного управления НКВД СССР, а под закат карьеры заместителем Председателя Совета министров Азербайджанской ССР.

В декабре 1922 года Берия покидает Азербайджан. Его назначают начальником секретно-оперативной части и заместителем председателя ЧК Грузии. Переезд на родину был тем более кстати, что в 1922 году Лаврентий Павлович женился на Нине Теймуразовне Гегечкори. Семья Гегечкори старинного, но обедневшего дворянского рода. Нина родилась в 1905 году, она на шесть лет моложе Лаврентия, рано лишилась отца, ее воспитывал сначала сводный брат-бухгалтер. А в 1921 году Нину взял на воспитание двоюродный брат – Александр Гегечкори – большевик, министр внутренних дел Грузии. В своих показаниях в 1953 году Нина Берия сообщала: «В 1922 году, когда я училась в 7 классе, я познакомилась с Берией Л. П., который приехал из Баку по служебным делам. Берии я до этого не знала и познакомилась с ним через своего родственника Биркая Давида, который был сын железнодорожника, у которого, как говорил Берия, он скрывался во время своей работы в подполье». Есть и другая, романтическая версия знакомства, изложенная сыном Лаврентия Серго: «Отец сидел в одной камере Кутаисской тюрьмы вместе с Сашей Гегечкори. Моя мама навещала дядю. Так и познакомились».

В начале 1990-х Нина Теймуразовна так рассказывала об этом тюремном эпизоде:

Жили мы тогда в Кутаиси, где я училась в начальной женской школе. За участие в революционной деятельности Саша часто сидел в тюрьме, и его жена Вера ходила встречаться с ним. Я была еще маленькая, мне все было интересно, и я всегда бегала с Верой в тюрьму на эти свидания. Между прочим, тогда с заключенными обращались хорошо. Я не сказала, естественно, что мой будущий муж сидел в одной камере вместе с Сашей, откуда я могла его знать. А он, оказывается, запомнил меня.

Хотя Нина была сиротой без средств, но по своему происхождению Лаврентий был ей неровня. Из знатного рода Гегечкори вышло немало известных в Грузии людей. Например, один из родственников, Евгений Гегечкори, был министром иностранных дел независимой Грузии, потом он эмигрировал. Поэтому появление такого ухажера, как Лаврентий, несмотря на его высокую чекистскую должность, не вызвало у родственников Нины восторга.

Нина Гегечкори. Жена Лаврентия Берии

Алексей Гегечкори (Саша), двоюродный брат Нины Гегечкори, большевик, в 1922–1923 гг. министр внутренних дел Грузии

Среди семейных преданий семьи Гегечкори есть забавная история, которую нам рассказал в Тбилиси правнук Алексея Гегечкори Шавлег Гегечкори:

Нина Гегечкори была племянницей моего прадеда, она приехала в Тбилиси из Мартвили и жила у своего дяди, достаточно в хороших условиях, так как он был народным комиссаром. И однажды, когда они с Берией уже были влюблены, он довольно поздно проводил ее домой. Дверь им открыла жена Саши Гегечкори Вера Эрнестовна Глокер. И она, рассердившись, что он так поздно задержался с Ниной, а у нее болела нога и она ходила с тростью, вот эту трость она сломала об спину Лаврентия Берии. Самое удивительное то, что никаких плохих последствий из-за этого случая не было. Наоборот, Берия очень любил Веру Эрнестовну, и у нас даже есть дома книга, это известная книга «История большевистских организаций в Закавказье», она и после 50-х годов сохранилась в достаточно хорошем состоянии, и на ней стоит дарственная надпись, сделанная карандашом: «Дорогой Вере от Лаврентия».

Нина Теймуразовна рассказывала о причинах своего замужества довольно прозаически:

К тому времени я была уже взрослой женщиной, отношения с матерью (имеется в виду приемная мать – жена Саши Вера. – Ред.) у меня не сложились. Помню, у меня была единственная пара хороших туфель, но Вера не разрешала мне их надевать каждый день, чтобы они подольше носились. Так что в школу я ходила в старых обносках, старалась не ходить по людным улицам – так было стыдно своей бедной одежды… Однажды по дороге в школу меня встретил Лаврентий. После установления советской власти в Грузии он часто ходил к Саше, и я его уже неплохо знала. Он начал приставать ко мне с разговором и сказал: «Хочешь не хочешь, но мы обязательно должны встретиться и поговорить». Я согласилась, и позже мы встретились в тбилисском парке Недзаладеви. В том районе жили моя сестра и зять, и я хорошо знала парк. Сели мы на скамеечку. На Лаврентии было черное пальто и студенческая фуражка. Он сказал, что уже давно наблюдает за мной и что я ему очень нравлюсь. А потом сказал, что любит меня и хочет, чтобы я вышла за него замуж. Тогда мне было шестнадцать с половиной лет. Лаврентию же исполнилось двадцать два года. Он объяснил, что новая власть посылает его в Бельгию изучать опыт переработки нефти. Однако было выдвинуто единственное требование – Лаврентий должен жениться. Я подумала и согласилась – чем жить в чужом доме, пусть даже с родственниками, лучше выйти замуж, создать собственную семью. Так, никому ничего не сказав, я вышла замуж за Лаврентия. И сразу же поползли слухи, будто Лаврентий похитил меня. Нет, ничего подобного не было. Я вышла за него по собственному желанию.

Брак Лаврентия с Ниной не мог не вызвать разнообразные толки. Никому неизвестный чекист из Баку, деревенский парень и внешностью – не Аполлон, увел из семьи Наркома внутренних дел, представителя знаменитого княжеского рода, племянницу, которая помимо всего была писаная красавица. Отсюда и слухи о похищении невесты, которые, вполне возможно, распространяли сами родственники Саши Гегечкори. Это известная на Кавказе средневековая традиция – выдавать неравный брак за похищение невесты. Родственники обеих сторон о «похищении» договаривались заранее. После того как невеста благополучно исчезала из дома с женихом, «безутешным» родителям ничего не оставалось, как дать согласие на брак. Иначе на девушку и весь род ложилось пятно позора. Добавим, что, насколько нам известно, никто и никогда не сказал о Нине Теймуразовне ни одного худого слова. Так что, помимо всего прочего, с женой Лаврентию Берии повезло.

Интересно, что рассказ Нины Гегечкори позволяет увидеть чекиста Берию с неожиданной стороны. Едва появляется возможность перейти с чекистской работы на хозяйственную, отправиться на стажировку на предприятия Бельгии, Берия проявляет недюжинную энергию для достижения этой цели, вплоть до немедленной женитьбы. И даже год спустя, будучи начальником секретно-политического отдела ГПУ Грузии, он напишет заявление в ЦК ВКПб с просьбой освободить его от чекистской работы.

За время своей партийной и советской работы, особенно в органах ЧК, я сильно отстал как в смысле общего развития, так равно не закончив свое специальное образование. Имея к этой области знаний призвание, потратив много времени и сил, просил бы ЦК предоставить мне возможность продолжения этого образования для быстрейшего его завершения. Законченное специальное образование даст мне возможность отдать свой опыт и знания в этой области советскому строительству, а партии – использовать меня так, как она это найдет нужным. 1923 г. 22/Х


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 1 форматов)