Закон парных случаев

скачать книгу бесплатно


Маша тоже пребывала в полной прострации. В голове была полная неразбериха. Какой тут «медовый месяц»? Она, скорее, как муха в «меду», не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Надо бежать. Но куда и как? Она тут задохнется, умрет. Что делать, что же делать? Неужели теперь она всю жизнь должна будет жить бок о бок с чужой бедой? Бедой чужих и даже чуждых ей людей, которые никогда не станут ни близкими, ни родными… Никогда она не сможет сказать правду маме. Никогда. И не у кого ей будет просить помощи.

Шок, который испытала Маша в ту ночь, был сильнее всего того, что довелось ей испытать за всю ее жизнь. Ни страх сорваться в пропасть, когда после невиданных дождей небольшой детский лагерь от Академии наук местные жители козьими тропами выводили из зоны горного обвала в Осетии. Ни оцепенение, охватившее ее, когда она пряталась в хилых кустах от двигающейся с моря прямо на нее воронки смерча… Ничто не повергало ее в такую пучину отчаяния.

Описать свое состояние она не смогла бы ни одному врачу, ни одному психологу. Пустота и беспросветный мрак. А вдруг так будет до самого конца? Конца чего?

Только жалея совершенно измученного, исстрадавшегося за ночь, растоптанного событиями Андрея, Маша позволила себя уговорить и согласилась остаться на целую неделю. Но зачем? Она же чувствовала, знала, что больше ничего хорошего здесь не будет. Ни сейчас, ни потом. Никогда. Им обоим было так плохо, и ей, и Андрею, что хотелось спрятаться, чтобы никто не заглядывал ей в глаза, пытаясь понять, что она думает или чувствует. Это было бы для нее еще большей пыткой.

Чтобы как-то сгладить впечатления от событий предыдущего дня, к вечеру после обеда, по предложению Оксаны, они отправились вместе прогуляться по городу и к морю. То ли Оксане искренне хотелось разрядить обстановку, то ли показать лучшее, что есть в ее городе, то ли «предъявить» ее, новую родственницу своим многочисленным знакомым, Маша так и не поняла.

Пока они шли вдоль набережной, Оксану часто окликали, может быть, ее приятели, а может, из простого любопытства, интереса к гостье, идущей рядом с ее братом-студентом. Оксана была очень хороша той красотой, которая присуща многим девушкам, выросшим у теплого моря. Свежесть ее чистой кожи, темные брови, большие, чуть прищуренные, зеленые, как у брата глаза, короткая русая коса, сильные плечи хорошей пловчихи и стройные загорелые ноги. Она была заметной даже на фоне ярко одетых приезжих чаровниц и роскошных курортных дам в длинных шелковых платьях.

Маша чувствовала себя по сравнению с ней бледненькой, замученной уроками городской худышкой, которую родители никогда не выпускают из дома. Оксана сознавала свою красоту и несла ее с истинным достоинством. Молодые люди постоянно с ней заигрывали, и она, бойкая на язычок, немедленно откликалась на непрошеные комплименты.

Вечер как-то быстро закончился. Солнце почти скатилось за море, стремительно потемнело и, показалось, что с горы кто-то закинул в небо невидимую рыболовную сеть с яркими морскими брызгами. Запахло рыбой и выброшенными на берег водорослями. В ночной тишине стало слышно легкое шипение набегавшей и тут же уползавшей волны, шуршание перекатывавшейся гальки. Откуда-то доносилась музыка – где-то неподалеку бродила по пляжу молодежная компания с транзистором.

Постепенно Маша стала приходить в себя. Чтобы развлечь своих спутников, Оксана стала ловить светлячков и осторожно прятать их в еще нераскрывшиеся восковые магнолии. Бутон в темноте начинал таинственно мерцать, светиться, словно сказочный каменный цветок. Потом Андрей сломал небольшую ветку со светящимся цветком и торжественно произнес: «Это будет наш талисман. Пусть он светится долго». Но пока они дошли до дома светлячок, вероятно, опьянел или вообще задохнулся от сильного аромата, и свет в цветке погас. Маше стало очень жалко светлячка, и в этом ей тоже почудился недобрый знак. Но красота южной ночи, шелест воды у самых ног сглаживали вчерашние тревоги и постепенно заставили Машу позабыть о светлячке. Она держала в руках ветку с крупными глянцевыми листьями и роскошным белым цветком и уговаривала себя, что жизнь все равно прекрасна, и не надо отчаиваться, и что у них с Андреем все еще впереди. Эти мысли на время примирили ее со случившимся и вернули мужество ждать окончания поездки. «Все это отвратительно, но не нарочно же. Просто испытание. Она должна выдержать. Надо только чуть остыть и успокоиться. Все будет хорошо».

Потом прошла еще ночь, и еще. Они с Андреем спали по очереди. Если засыпал один, второму ничего не оставалось, как стараться удержаться на краю, ухватившись рукой за раму, но металлический край был довольно острым, рука немела и начинала пахнуть разогревшимся металлом. Так что в часы бодрствования Маша опять сидела у открытого окна и думала о доме.

В одну из таких бессонных ночей Андрей, наконец, решился рассказать Маше горькую правду о своей семье. То ли искал оправдания, то ли просто пришло время излить наболевшее.

Истоки несчастий, обрушившихся на эту семью, следовало бы искать в событиях почти двухсотлетней давности, времен Ермоловских походов на Кавказ. Российская империя расширяла свои границы. Чтобы избавиться от беспокойных соседей, генералу Ермолову было поручено «благородное дело усмирения горских разбойников». Поэтому черкесов, адыгов, чеченцев безжалостной рукой изгоняли из родных мест, их аулы разграблялись в назидание «непокорным», а земли изымались в пользу казаков. Огромное число изгнанных навсегда покинуло родные места, сохранив в памяти ненависть к тем, кто отнял у них землю и привычную жизнь. Потом случилась Октябрьская революция, и вся история повторилась. России нужен был выход к нефти, и начались другие смуты и «переделы». И снова разорялись черкесские деревни, аулы, изымались земли, рушились семьи.

Не обошла злая судьба и семью Андзаура, главу небогатого, но знатного рода. Его дочь, осиротевшую после одного из таких боев, красивую девочку, несовершеннолетнюю черкесскую княжну, привезли в казачью станицу и отдали служанкой в семью какого-то казацкого атамана. А через несколько лет окрестили Елизаветой и выдали замуж за простого русского парня. Отчества у нее тогда не было, но она помнила, что отца звали Андзаур, так что по созвучию, стала называться Андреевной.

Ни о какой любви к мужу и речи быть не могло. Был только испуг. Сначала были попытки протеста – память крови нет-нет, да и вскипала в жилах молодой черкешенки. Но потом появилось чувство апатии, сознание собственного бессилия и невозможности что-то изменить. А еще через сколько-то лет выработалась скорбная привычка просто нести свой крест. Была одна радость – дети. Сын и дочь, Андрей и Оксана. Дети-полукровки были красивы в мать – гордо посаженная голова, спинка прямая, особая такая стать. Кажется, поставь им на голову кувшин с водой – донесут, капли не разольют. Только глаза были в отца – серо-зеленые и щечки по-славянски припухлые. Может, из-за этих детских глаз и притерпелась, «слюбилась» их жизнь.

Потом началась другая война, Вторая мировая. Отца призвали в армию, а мать с детьми осталась в Майкопе. Но война дошла и до Северного Кавказа. Когда в городе появились немцы, закрылись многие магазины, лавочки – продавцы боялись, что немцы начнут их грабить. Началось голодное время. Женщины трудились, где только можно было заработать на кусок хлеба для детей. Мать Андрея по десять часов работала на масличном заводе, а потом усталая, с той же гордой осанкой, как учили ее в детстве, не сутулясь и не опуская головы, шла домой с сумкой жмыха, который немцы со смехом называли «сталинским шоколадом». Часто этот жмых был единственной едой в доме. Есть его можно было только скоту – колючая спрессованная шелуха семечек подсолнечника с тонкой прослойкой выхолощенной мякоти. Однако, если его пососать или даже пожевать, можно было почувствовать вкус свежеотжатого масла.

Одному из немецких офицеров, расквартированных в Майкопе, бывшему, вероятно, до войны нормальным, добрым человеком, понравилась гордая молодая женщина, никогда не опускавшая глаз и смотревшая на всех их с таким презрением. Ничего не требуя взамен, время от времени он стал появляться в ее доме и приносить гордой черкешенке и ее вечно голодным детям по плитке настоящего шоколада, а то и банку свиной тушенки из личного пайка. А может быть, действительно, не все немцы были зверьми на той войне? Разве не было среди военнообязанных тоже несчастных по-своему людей, бывших в мирной жизни простыми горожанами, селянами, не по доброй воле оторванными от своих семей? Призван в армию – служи. Приказано – стреляй.

Порой «немец» приходил, когда мать была еще на заводе, тогда он просто оставлял на столе какие-то продукты и исчезал. А иногда, ожидая прихода матери, даже пытался учить старшего каким-то немецким словам. Покажет рукой стол – der Tisch, окно – das Fenster, девочка – das Madchen, небо – der Himmel… Мальчик быстро запоминал и постепенно начал понимать нехитрые вопросы немца и мог односложно на них ответить.

Но, вероятно, немецкое командование тоже не слишком поощряло контакты своих офицеров с враждебно настроенным местным населением. И через какое-то время немец исчез.

И тогда по улице немедленно поползли грязные слухи, недобрые разговоры. За глаза ее обзывали по-всякому. Шипели вслед, завидовали и ненавидели одновременно. Она все знала, все понимала, но молчала и терпела. А что еще она могла сделать, если дома ее ждали голодные дети? Убить его, чтобы потом убили ее детей? Запретить приходить в дом? Отказаться от подарков? Кто никогда не видел, с какой надеждой и отчаянием смотрят в глаза и руки матери голодные дети, пусть кинет в нее камень.

Потом немцев с Кавказа выбили. Демобилизованному по ранению мужу Елизаветы немедленно все было доложено «в красках и деталях», что было и чего даже на самом деле и не было. От зависти ли, от безнадежности ли собственной жизни безжалостно, с азартом крушили чужую семью оставшиеся «соломенными невестами» или вдовами несчастные женщины. После этого и без того непростая семейная жизнь Коротковых превратилась в настоящий кошмар. А скоро к прочим проблемам добавилась еще одна – у Андрея появился братишка, Павлик. Беленький, голубоглазый, с золотистым хохолком на макушке, настоящий Петушок-Золотой гребешок. Родился он раньше положенного срока.