скачать книгу бесплатно
В последние два месяца они оба были очень заняты, много работали, редко встречались, и теперь она ждала от новогодней ночи чего-то особенного. Надеялась, что у них с Андреем случится душевный разговор, решающее объяснение, которое все изменит и поможет им повернуться лицами друг к другу.
Лиза взглянула на портрет Андрея, стоявший на ее столе. «Пожалуйста, позвони мне!» – попросила она. И тут, словно бы Андрей ее услышал, раздался телефонный звонок.
– Да, Андрей! – засияла Лиза. – Я как раз думала о тебе. Ты же знаешь, я всегда о тебе думаю… Приезжай сейчас ко мне! Почему бы нам уже не начать отмечать Новый год?
У Андрея был виноватый голос. Такой, что Лиза, перестав улыбаться, застыла с трубкой, почувствовав что-то неладное. Андрей объяснил, что приехать не может, потому что он не в Москве.
– А где ты? – растерялась Лиза.
Андрей принялся сбивчиво объяснять, что его симфония не удалась и что ему не до праздника.
Лиза слушала, едва сдерживаясь, чтобы не закричать: «При чем здесь вообще твоя симфония? Как ты всех с нею достал!» Наконец Андрей перестал говорить о своей драгоценной симфонии и признался, что находится сейчас в Бабаеве!
– Ты смеешься надо мной? – выкрикнула Лиза. – Какое Бабаево?
Андрей рассказал, что Игорь на праздники уступил ему дом в Подмосковье.
– А я? – Лиза почувствовала, что вот-вот заплачет.
Андрей уверил ее, что является сейчас не лучшим компаньоном для праздничного застолья, признался, что хотел бы побыть в одиночестве, и предложил встретиться после праздников.
Задыхаясь от обиды и боли, Лиза бросила трубку. Значит, новогоднего чуда не будет?! Андрей попросту сбежал от нее? Подумать только – она готова отдать этому мужчине все, что у нее есть, а он собирается встречать Новый год в каком-то Бабаеве!..
Лиза подошла к окну и долго-долго плакала. Сюжет на все времена, как в ее любимой песне: «Сильная женщина плачет у окна».
В гостиную вошла домработница Тоня. Она хотела что-то сказать, но, увидев, что Лиза расстроена, испуганно замерла.
Лиза повернулась к ней.
– Вы плачете? – потрясенно спросила Тоня.
– А почему я не могу плакать?
– Но вы плачете… как обычная женщина! – простодушно воскликнула Тоня.
Именно за простодушие и наивность Лиза ее любила и, несмотря на свой склочный характер, никогда не притесняла.
– А я и есть обычная женщина! – вздохнула Лиза. И в этом вздохе не было кокетства, только горечь. – И вообще… Ты знаешь женщину, которая бы никогда не плакала у окна?
Тоня печально покачала головой и вышла из комнаты.
Но почему? – Лиза снова и снова задавалась этим вопросом. Почему ей не удалось приручить Андрея, несмотря на все старания?
Неужели она стара для него? Все-таки ей тридцать девять… Разумеется, она прекрасно выглядит, но она много повидала в жизни и может показаться циничной и расчетливой. «Эх, вернуть бы время назад, стать юной и наивной! – Лиза вздохнула: – Неужели я старею?»
Да, после встречи с Андреем она все чаще стала ловить себя на мысли, что хотела бы снова стать начинающей актрисой, когда все – только впереди. Когда все еще внове, свежо и радостно. Молодость – вот счастье…
* * *
– Если бы ты знал, дед, как тяжело быть молодой, никому не известной певицей! – пожаловалась Олеся, сжимая в руках телефонную трубку. – Я устала доказывать, что чего-то стою, что у меня есть голос и желание посвятить жизнь сцене!
Утешая внучку, дед Василий нашел для нее теплые, искренние слова. После разговора с ним Олесе стало легче. Дед всегда поддерживал ее, был для нее самым близким человеком, на которого можно положиться во всем, кому можно полностью доверять. С самого детства дед был надежной опорой, стеной, за которую Олеся могла спрятаться. Если ее ругали родители или обижал противный соседский мальчишка, она всегда бежала к деду. Она и сейчас знала, что дед Василий будет любить ее, что бы ни случилось.
В жизни у каждого человека должно быть такое место на земле, где он восстанавливает силы и отдыхает душой. У Олеси таким местом был отчий дом в подмосковном поселке Бабаево. Дом, где она родилась и провела детство.
Олеся положила трубку и представила, как хорошо сейчас в Бабаеве – можно смотреть в окно на падающий снег и попивать фирменный дедовский чай с чабрецом и мятой. Можно уйти в лес и долго гулять, вдыхая полной грудью морозный воздух, а потом, озябнув, проголодавшись, вернуться в тепло дома, сесть у зажженного камина и отведать приготовленное дедом вкуснейшее жаркое… А в последний час декабря выйти вместе с любимым дедом в сад.
Олеся давно не проводила новогодние праздники в Бабаеве. Уже с семнадцати лет она стала отмечать развеселый студенческий Новый год с песнями, танцами до упаду в компании друзей. Но теперь ей не хотелось шумного веселья – этот Новый год она хотела встретить в деревне.
«Да, – обрадовалась Олеся удачно найденному решению, – я поеду в Бабаево. Буду сидеть в гостиной у камина и жаловаться деду на свою пропащую жизнь. В Бабаево!»
* * *
Выпив кофе, Василий Петрович занялся работой – ему предстояло ответить на несколько писем (бывшие ученики и коллеги из университета, где он преподавал долгое время, часто обращались к нему за консультациями). Научная деятельность все еще занимала огромную часть его жизни, иногда профессор Цветков выбирался в Москву – проводить семинары, участвовать в конференциях.
Работу прервал телефонный звонок. Услышав голос любимой внучки, Василий Петрович засиял от радости.
Он бы так много хотел сказать ей, но не находил слов. Раньше он мог легко утешить Лесю, придумать для нее какой-нибудь особенный подарок, а сейчас это было сделать все сложнее – девочка выросла и незаметно для него превратилась в двадцатипятилетнюю барышню, у которой не детские проблемы и переживания.
Так получилось, что росла Олеся с ним (ее родители много работали, часто уезжали в командировки). У него не было какой-то особенной системы воспитания, и на вопросы, как надо воспитывать детей, Василий Петрович серьезно отвечал, что их нужно просто любить. Он гордится тем, что внучка выросла искренним, неравнодушным, отзывчивым человеком, чувствующим чужую боль. Он поддерживал ее волонтерские проекты и помогал: как мог собирал подписи против застройки центра города у себя в институте, несколько раз выступал на митингах по просьбе внучки, а когда та привезла ему из приюта огромную кудлатую дворнягу с совершенно пиратской мордой, только вздохнул и сказал: «Ну, быть ему Пиратом!»
Он никогда не вмешивался в личную жизнь Олеси, но, познакомившись с Сергеем, сразу понял, что этот молодой человек не подходит внучке, и поделился своими мыслями с сыном, Лесиным отцом: «Видел я этого Сергея… Они совсем разные! Наша Леся искренняя, живая, смешливая! Она смеется всем телом. Помнишь, когда Леська была маленькая, она однажды так рассмеялась, что свалилась с дивана?! А у этого Сергея, кажется, вообще нет чувства юмора. Во всяком случае, за три дня, пока он гостил у нас в Бабаеве, я ни разу не видел, чтобы он заразительно смеялся; натянуто улыбался, не разжимая губ, – да, а искреннего смеха, живого, сердечного разговора от него не дождешься! В Лесе совсем нет манерности, надменности, а Сергей – очень самовлюбленный парень. И вид у него такой, будто он… проглотил кеглю».
Узнав, что Олеся рассталась с Сергеем, Василий Петрович вздохнул с облегчением – и к лучшему! Ему хотелось видеть рядом с ней другого мужчину.
– Лесенька, все будет хорошо! Вот увидишь! – приободрил Василий Петрович внучку, когда они говорили по телефону. – Тем более сегодня Новый год, ты всегда так любила этот праздник… Как я буду встречать Новый год? Ну, за меня ты не беспокойся! Нам с ребятами скучно не будет!
Когда спустя полчаса Олеся перезвонила снова и сказала, что приедет в Бабаево, чтобы встречать Новый год вместе с ним, Василий Петрович сначала даже не поверил.
– Леся, разумеется, я рад! – улыбнулся Василий Петрович. – Я прямо сейчас начну готовить твои любимые блюда! Я тебя очень жду!
Приезд внучки для Василия Петровича был самым лучшим новогодним подарком. Он отправился на кухню, чтобы заняться приготовлением праздничного стола. Он еще не знал, чем сегодня будет удивлять любимую внучку. В свое время Василию Петровичу пришлось научиться готовить – сын с невесткой часто уезжали в командировки и оставляли Олесю на его попечение. Готовить он любил и, как говорили домочадцы, умел. Сегодня он хотел приготовить для Олеси что-нибудь особенное.
Василий Петрович колдовал над новогодним меню, когда из Европы позвонили сын Юрий и невестка Ольга. Они поздравили отца с наступающим Новым годом. Ольга попросила деда приглядеть за Олесей, а Юрий обратился к отцу с другой просьбой.
«Батя, тут такое дело… Сегодня в Москву на Новый год приезжают два моих приятеля с Севера – помнишь, я ездил туда на семинар от университета? Геологи, отличные ребята. У них дела в министерстве, ну и заодно они хотели задержаться в столице на праздники, отдохнуть. Я им дал твой адрес, если что, прими их на Новый год? Накорми, размести у нас, не сидеть же им в новогоднюю ночь в гостинице… Может, конечно, они до Бабаева и не доедут – сам понимаешь, Москва, столько соблазнов, но на всякий случай я сказал, что они могут заехать к тебе». Василий Петрович заверил сына, что будет рад гостям и примет их радушно.
После разговора с Юрием он вышел во двор дома. Новогодний снег заметал Бабаево. «Как метет сегодня… Если так пойдет дело, к вечеру занесет все дороги и к нам уже никто не доберется!» – вздохнул Василий Петрович.
Он позвонил внучке в Москву и предупредил, что, если она хочет встречать Новый год в Бабаеве, пусть выезжает прямо сейчас, потому что к вечеру, кажется, намечается настоящая метель.
Олеся ответила, что уже загрузила багажник продуктами и выезжает. «Дед, жди, через пару часов буду! Если, конечно, не застряну где-нибудь в ваших лесах!»
Василий Петрович взглянул на часы – до вечера ему надо было многое успеть.
– Ну что, Полковник, будем ждать гостей? – Дед Василий погладил любимого кота.
* * *
Начальник колонии Рыков был сильно озадачен – ему позвонили с самого верха, из Москвы, и огорошили сообщением, что к ним в колонию под Новый год приедут гости – сотрудники зарубежной правозащитной организации.
– А зачем? – изумился Рыков. – Что мы такого натворили?
Высокое московское начальство ответило, что пока ничего, а иностранцы приедут посмотреть, в каких условиях содержатся заключенные, поздравить их с Новым годом и вручить подарки.
– Какие подарки? – Рыков хотел было сказать все, что он думает об этом, не выбирая выражений, но важный московский генерал насмешливо ответил:
– Новогодние!
– А почему выбрали нас? – с тоской спросил Рыков.
– Ну, ты ближе всех к столице, и потом, у тебя образцовая колония, можно сказать, курорт. Кого еще им показывать? – ответило начальство из Москвы. – Кстати, их десять человек. Два англичанина, французы, датчане, а главный у них – финн.
«Незваный гость хуже финна», – ругнулся про себя Рыков и осторожно поинтересовался:
– А нельзя ли обойтись э… без этого? Скажем, в Тамбовскую область их отправить?!
Но наверху его строго одернули:
– Ты что, Рыков?! Разве ты не хочешь, чтобы твоя Родина, твою мать, вступила в Евросоюз?!
Рыков вздрогнул и поспешил заверить, что раз Родина дает приказ – будет сделано, примут хоть финнов, хоть алжирцев в лучшем виде.
– А как их, кстати, принимать прикажете?
– Душевно, Рыков! Нежно! С хлебом-солью и песнями. Чтобы они остались довольны. А ежели чего… Сам понимаешь!
Рыков понимал и поэтому после разговора с Москвой схватился за голову: ну все, весь Новый год насмарку! Теперь придется каких-то финнов принимать… А, чтобы их… Сидели бы по домам и не баламутили людей! Правозащитники! Делать им нечего!
Аркадий Хныкин по прозвищу Философ прислушался к бормотанию Сани Бешеного – тот спал беспокойно, ворочался.
– Сань, ты чего? – Философ потряс Бешеного за плечо.
Саня потянулся во сне и резко вскочил. Увидев Философа, он угрюмо спросил:
– Ну?
– Приснилось что? – улыбнулся Философ.
Саня недовольно повел плечами и промолчал – у него было плохое настроение, потому что действительно приснилось.
– Слышь, Сань, – шепнул Философ, – тема такая – к нам иностранцы едут. Будут колонию инспектировать, с Новым годом нас поздравлять.
– Да ну? – Саня ослепил Философа блеском двух передних золотых зубов. – Беса гонишь?
– Век воли не видать! – побожился Философ. – А ты не заметил, какой шмон устроили? Завтра, тридцатого, эти интуристы будут здесь.
– Интуристы, говоришь? – задумался Саня. – Небось кипеж поднимется?
– А то! – кивнул Философ. – Рыков, говорят, волну гонит – типа, нельзя перед ними опозориться.
– Новогодняя кутерьма, значит? – Саня подмигнул Философу. – Дак это ж подарок нам от Деда Мороза! Короче, такие дела, умник: завтра я отсюда свалю.
– Ты че, Сань? – охнул Философ. – Повяжут!
– И хрен с ним… Мне все равно терять нечего, – отрезал Бешеный. – Слышь, Философ, пойдешь со мной?
Философ почесал голову – в сущности, ему было все равно. За годы, проведенные в тюрьме, он развил в себе стоические качества и ко всему относился с буддийским спокойствием.
– Ну, вообще, в планах не было! – заметил он.
– Что ты хочешь, Философ: свалить со мной или чтобы я порвал тебе пасть? – ласково сказал Бешеный.
– Общество не может освободить себя, не освободив каждого отдельного человека! – высказался Философ после минутного размышления.
– Кто говорит? – заинтересовался Саня.
– Энгельс.
– Значит, валим вместе!
Глава 4
Дом Игоря Андрею понравился. Красивый, двухэтажный, со множеством комнат и огромной гостиной, в которой стоял рояль, принадлежавший жене Игоря – Наталье (Наталья была однокурсницей Андрея по консерватории; именно Андрей и познакомил ее с Игорем).
Особенно Андрею понравилось то, что дом расположен на огромном участке земли и удален от соседних домов. А прямо за домом Игоря простирался большой дремучий лес (и тянулся этот лес, если верить словам хозяина, на много-много километров). Собственно, лес начинался прямо на участке, достаточно было открыть заднюю калитку сада – и ты уже в лесу.
На прощание Игорь посоветовал Андрею непременно прогуляться до бывшей барской усадьбы.
– Что за усадьба? – спросил Андрей.
– Памятник архитектуры! Гордость Бабаева! – многозначительно улыбнулся Игорь.
– Ладно, посмотрим, что там за дворец союзного значения!
Андрей попрощался с другом и отправился осматривать окрестности.
Поселок оказался небольшим и безлюдным. Гуляя по нему целых два часа, Андрей так никого и не встретил. Именно о таком уединении он давно мечтал. Кроме всего прочего, ему было приятно сознавать, что его здесь наверняка никто не знает и он может чувствовать себя свободно. В последнее время в Москве Андрей стал ощущать гнет популярности – роман с Лизой прибавил ему ненужной, утомительной славы, и если прежде он, скажем, мог спуститься к газетному киоску в старых джинсах и майке, не переживая по поводу пятидневной щетины, то теперь это было невозможно – его сразу могли узнать, а потом слушай всякие глупости: Савицкий запил. Ох, не повезло же его подружке Барышевой. Кстати, что она вообще в нем нашла? Ни кожи ни рожи, и песни у него дурацкие! Любой выход в свет с Лизой был пиар-поводом, то есть поводом для пересудов и сплетен, на них смотрели, их обсуждали, и Андрею, человеку совершенно не публичному, это не нравилось.
А здесь, в этом забытом богом поселке, он мог быть самим собой и не бояться любопытных взглядов.
Кстати, Игорь не обманул – в Бабаеве действительно была какая-то благословенная тишина. Где-то в мире в космос летели ракеты, большой город бурлил, готовясь к шумным праздникам, а здесь было поразительно тихо. И эта тишина была прекраснее любой музыки.
Воздух звенел… Деревья стояли, приукрашенные инеем, словно бы киношные декорации к какой-нибудь волшебной сказке. А снег искрился и, в отличие от городского, был очень чистым.
Андрей вспомнил, как в Японии, где он был месяц назад на фестивале, японские коллеги повели его в Музей снега и льда, созданный исследователем снежинок профессором университета Накая. В трех зданиях профессор собрал снежинки, изученные им за долгие годы работы. Андрей ничего подобного прежде не видел – музей походил на дом Снежной королевы: ледяные украшения, коридоры из осколков айсберга, шестигранные лестницы! Тогда же, в Японии, Андрей узнал, что другой японец, доктор Масару, исследуя водные кристаллы, пришел к выводу, что вода обладает памятью и запоминает информацию из окружающей среды. Доктор Масару утверждал, что вода, которой «давали послушать» классическую музыку и говорили «спасибо», при замораживании превращалась в снежную звезду самого красивого вида. А вот вода, рядом с которой играл тяжелый рок или при которой ругались, почти не кристаллизировалась, при замораживании получались лишь осколки.
А еще Андрею рассказали, что в японской культуре есть понятие «юкими» – «любование снегом». У японцев даже существует такой праздник. А кое-где в японских садах можно увидеть необычный фонарь для любования снегом – «Юкими-торо» и разглядеть на его крыше миллионы крохотных снежинок.
