скачать книгу бесплатно
Вскоре поднялся и сам Ефрем. Хотя вряд ли он спал – скорее тоже шастал по тонким мирам (в противном случае его бы неминуемо разбудил оскорблённый кошачий вопль). Кудесник сел на койке, окинул прищуренным оком прибранную комнатёнку и, одобрительно хмыкнув, покрутил носом, внимая плывущим из кухни умопомрачительным ресторанным запахам. Глеб варил пшёнку.
Дело в том, что ученик чародея изобрёл оригинальный способ экономить на еде: зайдя в супермаркет и убедившись в отсутствии поблизости цыганок или, скажем, каких-нибудь духовидцев, которых в Баклужино пруд пруди, он попросту изымал астральную сущность из наиболее аппетитного лангета, с тем чтобы позже вложить её в пшённую кашу. Ефрем, разумеется, догадывался, в чём суть, но предпочитал смотреть сквозь пальцы на проделки бойкого ученичка.
Впрочем, ничто не ново под луной. Вы и сами наверняка не раз удивлялись тому, что свежий, полчаса назад купленный эскалоп оказывается на вкус не лучше картона. Видимо, нехитрый этот приёмчик использовался не одним поколением кудесников, так что в патенте Глебу скорее всего отказали бы. Не случайно ведь, пытаясь однажды тем же способом обезвкусить потребляемую Ефремом водку, хитроумный ученик чародея никакой астральной сущности в ней не обнаружил. Профаны такую водку называют палёной.
Пока завтракали, Глеб бросал на Ефрема осторожные взгляды, явно что-то прикидывая. Кажется, кудесник пребывал в добром расположении духа, и этим надлежало воспользоваться. Покончив с трапезой, он удалился в комнату. Глеб последовал за ним, прихватив пакет с приворотным корешком и неразборчиво исписанный листок, смахивающий слегка на аптечный рецепт. Вообще следует заметить, что в смысле запутляканности почерка врачи и колдуны вполне достойны друг друга.
– Слышь, Ефрем… – застенчиво начал Глеб. – Я тут один спелл кастанул. Вернее, не кастанул еще…
– Что-о?! – вскипел чародей, оборачиваясь. – Ты где этой гадости нахватался? Я т-те такой спелл кастану – астрала не взвидишь!
Иноязычных словес он на дух не переносил.
– Родной речи мало? – гремел Ефрем. – Чтобы я больше от тебя такого не слышал! «Марихуа-ана», – язвительно передразнил он кого-то. – Ну почему попросту не сказать: иван-да-марья?..
Здесь, конечно, старый колдун перегнул. Да, наплыв чужеземных речений – бедствие, но оно вызвано необходимостью смягчить выражения. Отсутствие иносказаний подчас смерти подобно. В том же Баклужино жулика, к примеру, могут побить штакетником, а на дилера как-то рука не поднимется, хотя это в общем-то синонимы. Опять же слово «главарь» куда понятнее нам и роднее, чем «президент», однако никто в здравом уме, будь он хоть трижды патриот, такой замены не потребует.
Тем не менее бушевал Ефрем долго и громко. И всё это время Глеб Портнягин, терпеливо переминаясь, стоял перед ним в позе царевича Алексея с известной картины Ге.
Наконец гроза пошла на убыль.
– Так какой ты там спелл кастовать собрался? – ядовито осведомился кудесник.
Глеб шмыгнул носом и развернул бумажку.
– Тут это… пенитенциарная магия…
– Петиционная, что ли? – брюзгливо переспросил Ефрем.
– Ага, – торопливо исправился Глеб. – Петиционная…
– А корешок зачем?
– Н-ну… на всякий случай.
– Положь обратно, – буркнул старый чародей и, пока юноша выполнял приказ, углубился в тезисы. – Ну и что ты тут наворотил? – накинулся он на вернувшегося ученика. – Мало я тебе хренОв за клептокинез выписал?
Глеб зарделся, потупился. Действительно, за клептокинез ему в прошлый раз влетело по первое число.
– Нет, ну я ж теперь по-честному… – возразил он обиженным баском. – Выиграет сусловский «Ливерпуль» у нашей «Албасты» – курить брошу…
Чародей с жалостью глядел на юношу.
– Заруби себе на носу, – проникновенно молвил он. – В профессиональный футбол лучше не лезть. Там уже всё схвачено. Там такие колдуны работают – не тебе чета… И второе: никогда не ставь условий. Курить он бросит! Этого, знаешь, ни одна стихия не любит…
– А если наоборот? – поспешно предложил Глеб. – Курить брошу прямо сейчас, а взамен попрошу… – Он взглянул на кислую физию учителя и, смешавшись, умолк.
– Да пойми ты… – мученически кротко принялся втолковывать кудесник. – Вот обращаешься ты к стихии. А что такое стихия? Ту же растительность возьми… У каждой травинки свой трепет, свой колотун. Слабенький, правда, но… Травинка к травинке, трепет к трепету – и, глядишь, рождается из общей дрожи – что? Правильно, единая душа. Коллективное бессознательное. Юнга читал?.. А теперь прикинь, сколько у нас травы. А деревьев! А мхов, а лишайников всяких! И этой стихии ты ставишь какие-то условия? Да она – природе ровесница! Что ей твое курево? Тьфу!..
Юноша мрачнел на глазах.
– Значит, не надо, говоришь?..
– Да почему ж не надо? – удивился Ефрем. – Надо! Я ведь тебя, упёртого, знаю: пока шишек не набьёшь, не успокоишься. Решил с куревом завязать? Завязывай. Оно и для здоровья полезней… Только учти, просьбой на бумажке тут не обойдёшься. Такое положено вслух колдовать и под музыку… – Он не глядя ткнул пальцем в угол, где валялся изрядно пропылившийся туттут – местная разновидность тамтама, только чуть поглуше. – И определись, к какой стихии будешь обращаться. А то ведь у каждой свой ритм – в него ещё попади попробуй…
– И попробую! – буркнул Глеб.
– Попробуй-попробуй… Когда, говоришь, матч?
– На той неделе.
– Вот на той неделе и посмеёмся…
* * *
Понятно, что неделя выдалась шумная. Ритмические упражнения Глеба достали даже Калиостро – котяра покинул налёжанный монитор и ушел в форточку. Угрюмая хыка отступила в чёрные подкроватные глубины, где, вполне возможно, таился лаз в иное измерение. Потом начал запинаться вентилятор – барабашка то и дело сбивался с такта. Один лишь Ефрем Нехорошев, казалось, был доволен происходящим и веселился от души, глядя на серьёзного старательного ученика.
– Слышь, Глеб! – поддразнивал он. – А ты знаешь вообще, откуда слово «спорт» взялось?
– Из Англии…
– Хрен там – из Англии! От нашего слова «спортить». Был мужик – как мужик, землю пахал, а спортили – смотришь: полоска сорняком поросла, а ему и горя мало – знай себе мячик пинает… Ну чего уставился? Барабань, барабань, не отвлекайся давай…
Старый колдун ошибался редко. То ли мяч оказался слишком круглым, то ли Глеб обратился за помощью не к той стихии, то ли в дело из вредности вмешался сам Ефрем, но столичный «Ливерпуль» продул баклужинской «Албасте» с крупным счётом.
– Ну что? – возликовал чародей, когда компьютер выдал результат матча. – Уразумел, дитятко? Природу, брат, не наколешь! Стихия, она и есть стихия: куда хочу, туда ворочу… Выслушать – выслушала, а всё назло сделала!
– Зато курить бросил! – огрызнулся Глеб, старательно избегая охального взгляда колдуна.
– А! Ну, если с этой стороны, тогда конечно… Вроде как закодировался, да? А «Ливерпуль»-то твой всё ж припух!
– Почему мой?
– Так ты ж за него просил!
Тут Глеб повернулся наконец к Ефрему, и обнаружилось, что физиономия у воспитанника, вопреки ожиданиям, самая довольная.
– Просил за «Ливер», – ухмыльнувшись, согласился он. – А ставил на «Албасту». Система…
Пираты обоих полушарий
Не ложися на краю…
Колыбельная
Всю ночь снилась какая-то дрянь. Сначала Портнягин гонялся за кем-то с оружием в руках, потом, когда у него кончился боезапас, кто-то стал гоняться за ним и под утро прикончил самым унизительным образом, воткнув канцелярскую кнопку в позвоночник. Было не больно, но очень обидно. Портнягин лежал ничком у подножия дурацкого серо-зелёного баобаба, обездвиженный, с кнопкой в спине, знал, что убит, и задыхался от бессильной злости.
С этим чувством он и проснулся. Поёживаясь от неловкости, поднялся, убрал постель, накрыл узкий топчанчик позитивно заряженным байковым одеялом, если и похожим на тюремное, то лишь с виду. Запомнившийся клочками сон по-прежнему вызывал раздражение. Во-первых, не надо было спрыгивать с дерева. Сидел бы и сидел себе в листве. Во-вторых, дура-напарница. Чёрт её знает, откуда она такая взялась! Тётенька лет сорока в ярком демаскирующем пончо, вдобавок унизанная гремучими цепочками, браслетами, кольцами. Мечта снайпера. В течение всего сновидения незнакомка путалась под ногами, бренчала, отсвечивала и заслоняла собой сектор обстрела. Если бы не она, хрен бы его загнали на баобаб!
Ощущая себя разбитым физически и духовно, ученик чародея выбрался из своего чуланчика и, убедившись, что старый колдун Ефрем Нехорошев ещё почивать изволят, побрёл к двери совмещённого санузла. Ну вот с чего бы такое могло присниться? В компьютерные бродилки-стрелялки Глеб не играл уже месяца два. Некогда было…
Почистил зубы – почисть чакры. Но для начала, как советует наставник, неплохо бы проверить себя на предмет порчи или сглаза. Портнягин взял со стеклянной полочки стакан, налил в него с горкой святой воды из графинчика, сосредоточился и чиркнул спичкой. Разумеется, от себя, ибо чиркать к себе – как говорят, великий грех, да и глаз выжечь можно. Вовремя перехватил спичку за спёкшуюся горячую головку, выждал, пока хвостик сгорит дотла, бросил в воду. Хрупкий древесноугольный червячок стал торчком, затем внезапно взял и утонул.
Так…
Портнягин нахмурился и, отставив стакан, затеплил тонкую церковную свечу. Слабое потрескивание фитилька свидетельствовало отнюдь не о качестве продукции, как подумал бы какой-нибудь отпетый материалист, но о локальном нарушении работы одной или нескольких чакр (сглаз). Тонкий шлейф копоти говорил о наличии посторонней программы (порча). И то и другое прослеживалось, правда, в лёгкой форме, и тем не менее результат озадачивал. Вчера вечером всё было в порядке. Получалось, что Глеб нахватался отрицаловки во сне.
Надо будет с Ефремом потолковать… когда тот продерёт ясны очи. А пока – что ж – займёмся самолечением.
Как известно даже малым детям, энергетическую чистку надлежит проводить по нисходящей, начиная с верхней чакры. Портнягин поднял над макушкой горящую свечу и принялся совершать ею троекратные круговые движения по часовой стрелке. Треск и копоть не прекратились, и обряд пришлось повторить. Сверху и спереди это сделать легко. А вот чиститься со спины – всё равно что одному в бане мыться: и руки коротки, и некого попросить об одолжении. Того гляди лопатку прижжёшь…
Когда наконец ученик чародея добился духовной чистоты, то есть ровного горения фитилька, ощущение разбитости частично исчезло, однако усталость уходить всё ещё не желала. Тогда подхарчимся энергией. Портнягин сел на табуретку и, держа свечку перед собой, сделал первый вдох, представляя, как тепло и свет входят в самую серёдку его закапанной воском макушки. При выдохе прогонял волну вниз, к ногам.
Ну вот, уже гораздо лучше. Теперь главное – уберечь и сохранить достигнутое. Упражнение довольно простое: не вставая с табуретки, мысленно намечаем светящуюся точку над темечком и мысленно же запускаем её на манер орбитальной станции по спирали от головы до пят и обратно, постепенно убыстряя вращение, пока не получится непроницаемый кокон. Ефрем говорил, что со временем привыкаешь ставить такую защиту моментально, автоматом – при малейшем подозрительном шорохе в астрале.
* * *
Совмещённый санузел ученик колдуна покидал совершенно другим человеком. Как будто заново родился.
Ефрем ещё дрых без задних ног. Портнягин подошёл к самодельному стеллажу с эзотерической литературой, провёл пальцем по корешкам сонников. Наиболее соблазнительно выглядели два ископаемых фолианта с застёжками, но их-то Глеб как раз решил не трогать. Во-первых, там всё наверняка на древнерусском, а во-вторых, вряд ли нашим пращурам являлись во снах канцелярские кнопки. Поколебавшись, выбрал относительно новое издание и переместился с ним за стол. В списке статей «баобаба» не обнаружилось, и Портнягин решил попытать удачи со словом «дерево».
Ага, есть! «Дерево, основной частью которого следует считать ствол, является символом мужских половых органов». Нет, пожалуй, ствола у приснившегося баобаба, можно сказать, не было вообще – так, ветви одни, мощные, правда, развилистые. Ну-ка, дальше… «Если мужчина видит во сне какое-нибудь дерево, то это говорит об его интересе к гомосексуализму».
Портнягин выпрямился, стиснул зубы, потом медленно закрыл книгу и, взглянув на обложку, на всякий случай запомнил фамилию автора.
Справившись с неприязнью, открыл снова. «Мужчина, сидящий под деревом…» Фигня! «Если Вы сажаете дерево…» «Если Вы рубите дерево…» Тоже фигня… А! Вот! «Увидеть во сне экзотические деревья в ходе увлекательного путешествия – к тому, что все горести и печали быстро забудутся». Что ж, неплохо… «Если во сне Вы залезли на дерево, то Вас ожидает блестящая карьера». Ну, это мы и сами знаем… Так! Вот он, наш случай: «Если во сне Вы упали с дерева и сильно ударились, то, несмотря на все Ваши попытки, Вам не удастся довести до конца задуманное. Возможно, Вы потеряете работу».
А он сильно ударился? Помнится, удара не было вообще. Да и не упал он вовсе, а сам спрыгнул, поскользнулся просто… Посмотрим-ка «незнакомку».
«Встреча с незнакомцами может являться признаком как добра, так и зла. Всё зависит от того, какое впечатление на Вас производит внешность этих людей».
Портнягин пожал плечами. Внешность у нечаянной напарницы была не добрая, не злая, а самая что ни есть дурацкая. Да и поведение не лучше… Едем дальше. Убийство. «Если во сне Вас пытаются убить – будьте предельно осторожны на улице и бдительны за рулём…» Такое впечатление, что сонник составляли бывшие менты.
Та-ак… А что у нас с «канцелярской кнопкой»? Ого! Довольно много. «Видеть во сне канцелярскую кнопку предвещает разумное решение в спорном вопросе. Сесть на неё – в голову придёт оригинальная идея, осуществление которой может принести известность и достаток».
Вот и думай теперь…
– Доброе утро, Глебушка… Сновидения толкуешь?
Насмешливый голос наставника застал по обыкновению Глеба врасплох. Старый колдун Ефрем Нехорошев в шлёпанцах и в халате уже стоял посреди комнаты. Бодр, свеж, даже, кажется, умыт. Когда успел? И койка прибрана…
– Неужто единорог пригрезился? – вкрадчиво, с елейным благоговением осведомился старикан. – Белой масти, небось?
– Да так, – хмуро отвечал Глеб, захлопывая книжку. – Фигня всякая…
* * *
Только-только учитель с учеником успели позавтракать, как послышался первый стук в дверь.
– Ранняя пташка, – заметил Ефрем. – Ну, встреть поди…
Глеб Портнягин вышёл в прихожую, открыл. На пороге стояла дама лет сорока, облачённая в яркое демаскирующее пончо. Мечта снайпера. При виде открывшего пришедшая отшатнулась с громким бренчанием, поскольку руки её, шея и, как вскоре выяснилось, лодыжки были сплошь унизаны браслетами, цепочками и кольцами. Пару мгновений оба, не веря глазам, смотрели друг на друга.
– Простите… – жалобно выговорила она, хлопая накладными ресницами. – Мы с вами раньше нигде?.. Откуда-то мне ваше лицо…
– Ваше мне… тоже… – растерянно отозвался он. – Откуда-то…
– Вы… не художник?..
– Н-нет…
– И-и… к театру никакого отношения?..
– Нет, – придя в себя, решительно сказал Портнягин. – Вы, наверно, к Ефрему Нехорошеву?
Обоих можно было понять: заикнёшься, что видел собеседника во сне, – тот, пожалуй, заподозрит тебя в попытке завязать с порога неуставные отношения.
Огласив комнатёнку дребезгом бронзовых висюлек, так и не оправившаяся от неожиданности гостья проследовала к предложенному ей креслу и, севши, почти полностью накрыла его обширным, как парашют, пончо.
– Я – Ирина Расстригина… – представилась она с лёгким недоумением, будто уже и в собственном имени усомнясь. – Завлит драмтеатра имени доктора Калигари… – Не выдержав, снова повернулась к Портнягину. – Нет, но… просто поразительно… Одно лицо!
– У кого? – мигом заинтересовался Ефрем.
– Да вот у вашего… м-м…
– Мой ученик, – веско изронил кудесник. – Глеб Портнягин. Неужто кто похожий нашёлся?
– Приснился… – вынуждена была расколоться она.
– Ишь, озорник! А подробнее?
– Мы… переехали… – то ли объяснила, то ли напомнила Ирина Расстригина. – И в первую ночь… такой сон странный…
– На новом месте приснись жених невесте? – со скабрёзной ухмылкой, предположил старый циник.
Гостья вспыхнула.
– Во-первых, я замужем, – известила она свысока. – Если на то пошло, даже и не во-первых…
– А во-вторых?
– А во-вторых, не склонна к педофилии!
Ишь ты! А жальце-то у неё – востренькое. Хотя… В театре работает – там без этого не выживешь.
– Так, – сказал Ефрем, усмехнувшись в бородёнку. – Сон, говоришь, странный… А что странного-то? Нормальный сон в руку. Увидела молодого парня, пришла, а он тут как тут…
– Странного – много, – холодно возразила Ирина Расстригина, неприятно поражённая склонностью кудесника к простонародному юмору. – Утром позвонила Зине… нашей костюмерше… начала рассказывать… Она говорит: да что ты?!
