скачать книгу бесплатно
– Что?! – мигом протрезвев, заорал электрик. – А ну, дай сюда!
Он выхватил бумагу из рук Шерхебеля и вонзился в текст. Чертослепов затрепетал и начал потихоньку отползать. Но Альбастров уже выходил из столбняка.
– А-а… – зловеще протянул он. – Так вот, значит, по чьей милости нас угораздило…
Он отдал документ Шерхебелю и, не найдя ничего в перемётной суме, принялся хлопать себя по всему, что заменяло в тринадцатом веке карманы.
– Куда ж она, к шайтану, запропастилась?.. – бормотал он, не спуская глаз с замдиректора. – Была же…
– Кто?
– Удавка… А, вот она!
Шерхебель попятился.
– Слушайте, а надо ли? – упавшим голосом спросил он, глядя, как Альбастров, пробуя сыромятный арканчик на разрыв, делает шаг к замдиректора.
– Людишки… – презрительно пробасил Афанасий, и всё смолкло на поляне. – Кричат, копошатся…
В лопнувшей под мышками кольчуге, в тяжёлом побитом шлеме, чужой стоял Афанасий, незнакомый. С брезгливым любопытством разглядывал он из-под нависших бровей обмерших членов экипажа и говорил негромко сам с собой:
– Из-за бумажки удавить готовы… Пойду я… А то осерчаю, не дай бог…
Нагнулся, подобрал свою железную палицу и пошёл прочь, проламывая остекленелые дебри.
Не смея поднять глаза, Альбастров смотал удавку и сунул в перемётную суму.
– Слушайте, что вы там сидите? – сказал Шерхебель Чертослепову. – Идите сюда, надо посоветоваться. Ведь капитан, наверное, не зря оставил нам эту бумагу…
– Точно! – вскричал Альбастров. – Исправить дату, найти лодку…
– Ничего не выйдет, – всё ещё обижаясь, буркнул Чертослепов. – Это будет подделка документа. Вот если бы здесь был наш директор…
– А заодно и печать, – пробормотал Шерхебель. – Слушайте, а что, если обратиться к местной администрации?
– Ох!.. – страдальчески скривился замдиректора, берясь за поясницу. – Знаю я эту местную администрацию…
– А я всё же попробую, – задумчиво сказал Шерхебель, свивая документ в трубку.
Часть 3
Из-за острова на стрежень
Глава 1
Не любили татары этот лесок, ох не любили. Обитал там, по слухам, призрак урусутского богатыря Афанасия, хотя откуда ползли такие слухи – шайтан их знает. Особенно если учесть, что видевшие призрак татары ничего уже рассказать не могли.
Сам Афанасий, конечно, понятия не имел об этой мрачной легенде, но к весне стал замечать, что местность в последние дни как-то обезлюдела. Чтобы найти живую душу, приходилось шагать до самой дороги, а поскольку бороды у всех в это время года ещё покрыты инеем, то Афанасий требовал, чтобы живая душа скинула шапку. Блондинов отпускал.
Поэтому, встретив однажды посреди леска, чуть ли не у самой землянки, брюнета в дорогом восточном халате, Афанасий был крепко озадачен.
– Эх, товарищ Филимошин, товарищ Филимошин!.. – с проникновенной укоризной молвил ему брюнет. – Да разве ж можно так обращаться с доспехами! Вы обомлеете, если я скажу, сколько сейчас такой доспех стоит…
На Афанасии была сияющая, хотя и побитая, потускневшая местами броня персидской выковки.
– Доспех-то? – хмурясь, переспросил он. – С доспехом – беда… Скольких я, царствие им небесное, из кольчужек повытряс, пока нужный размер нашёл!.. Ну заходи, что ли…
Шерхебель (ибо это был он) пролез вслед за Афанасием в землянку и тут же принялся рассказывать.
– Ну, я вам скажу, двор у хана Батыя! – говорил он. – Это взяточник на взяточнике! Две трети сбережений – как не было… Хану – дай, – начал он загибать пальцы, – жёнам его – дай, тысячникам – дай… Сотникам! Скажите, какая персона – сотник!.. Ну да бог с ними! Главное – дело наше решено положительно…
– Дело? – непонимающе сдвигая брови, снова переспросил Афанасий.
Ликующий Шерхебель вылез из дорогого халата и, отмотав с себя два слоя дефицитной парчи, извлёк уже знакомый читателю рапорт о том, что гребное устройство непременно достигнет пристани Баклужино в такое-то время. Дата прибытия была исправлена. Чуть ниже располагалась ровная строка арабской вязи и две печати: красная и синяя.
– «Исправленному верить. Хан Батый», – сияя, перевёл Шерхебель.
Афанасий задумчиво его разглядывал.
– А ну-ка, прищурься! – потребовал он вдруг.
– Не буду! – разом побледнев, сказал Шерхебель.
– Смышлён… – Афанасий одобрительно кивнул. – Если б ты ещё и прищурился, я б тебя сейчас по маковку в землю вбил!.. Грамотку-то покажи-ка поближе…
Шерхебель показал.
– Это что ж, он сам так красиво пишет? – сурово спросил Афанасий.
– Ой, что вы! – Шерхебель даже рукой замахал. – Сам Батый никогда ничего не пишет – у него на это канцелярия есть. Между нами, он, по-моему, неграмотный. В общем, всё как везде…
– А печатей-то наляпал…
– Красная – для внутренних документов, синяя – для зарубежных, – пояснил Шерхебель. – Так что я уж на всякий случай обе…
Тут снаружи раздался нестройный аккорд, и щемящий надтреснутый голос запел с надрывом:
– Ах, умру я, умру… Пахаронют миня-а…
Шерхебель удивился. Афанасий пригорюнился. Из левого глаза его выкатилась крупная богатырская слеза.
– Входи, бедолага… – прочувствованно пробасил Афанасий.
Вошёл трясущийся Альбастров. Из-под надетой внакидку ношеной лисьей шубейки, только что, видать, пожалованной с боярского, а то и с княжьего плеча, глядело ветхое рубище да посвечивал из прорехи чудом не пропитый за зиму крест.
– Хорошие новости, товарищ Альбастров! – снова воссияв, приветствовал певца Шерхебель.
Электрик был настроен мрачно, долго отмахивался и не верил ничему. Наконец взял документ и обмер над ним минуты на две. Потом поднял от бумаги дикие татарские глаза.
– Афанасий! – по-разбойничьи звонко и зловеще завопил он. – А не погулять ли нам, Афанасий, по Волге-матушке?
– И то… – подумав, пророкотал тот. – Засиделся я тут…
– Отбить у татар нашу лодку, – возбуждённо излагал Шерхебель. – Разыскать Чертослепова…
– И Намазова… – с недоброй улыбкой добавил электрик.
Глава 2
Отгрохотал ледоход на великой реке Итиль. Намазов – в дорогом, почти как у Шерхебеля, халате и в сафьяновых, шитых бисером сапожках с загнутыми носками – прогуливался по берегу. На голове у Намазова была роскошная лисья шапка, которую он время от времени снимал и с уважением разглядывал.
Его только что назначили толмачом.
Где ж ему было заметить на радостях, что под полутораметровым обрывчиком покачивается отбитое вчера у татар гребное устройство, а на земле коварно развёрнут сыромятный арканчик электрика Альбастрова.
Долгожданный шаг, мощный рывок – и свежеиспечённого толмача как бы сдуло с обрыва. Он лежал в гребном устройстве, изо всех сил прижимая к груди лисью шапку.
– Что вы делаете, товарищи! – в панике вскричал он, мигом припомнив русскую речь.
– Режем! – коротко отвечал Альбастров, доставая засапожный клинок.
Шерхебель схватил электрика за руку:
– Вы что, с ума сошли? Вы его зарежете, а мне опять идти к Батыю и уточнять состав экипажа?
Электрик злобно сплюнул за борт и вернул клинок в рваное голенище.
– Я вот смотрю… – раздумчиво пробасил вдруг Афанасий, глядя из-под руки вдоль берега. – Это не замдиректора нашего там на кол сажают?
Зрение не обмануло Афанасия. В полутора перестрелах от гребного устройства на кол сажали именно Чертослепова. Вообще-то, татары не практиковали подобный род казни, но, видно, чем-то их достал неугомонный замдиректора.
Самоотверженными гребками экипаж гнал лодку к месту события.
– Иди! – процедил Альбастров, уставив жало засапожного клинка в позвоночник Намазову. – И чтоб без командора не возвращался! А сбежишь – под землёй сыщу!
– Внимание и повиновение! – закричал по-своему Намазов, выбираясь на песок.
Татары, узнав толмача, многозначительно переглянулись. Размахивая широкими рукавами, Намазов заторопился к ним. Шайтан его знает, что он им там наврал, но только татары подумали-подумали и с сожалением сняли Чертослепова с кола.
Тем бы всё и кончилось, если бы замдиректора сам всё не испортил. Очутившись на земле, он мигом подхватил портки и бегом припустился к лодке. Татары уразумели, что дело нечисто, и кинулись вдогонку. Намазов добежал благополучно, а Чертослепов запутался в портках, упал, был настигнут и вновь водворён на кол.
– Товарищи! – страшно закричал Намазов. – Там наш начальник!
Итээровцы выхватили клинки. Натиск их был настолько внезапен, что им в самом деле на какое-то время удалось отбить своего командора. Однако татары быстро опомнились – умело орудуя кривыми саблями, прижали экипаж к лодке, – и Чертослепов в третий раз оказался на колу.
Бой продолжал один Афанасий, упоённо гвоздивший наседавших татар своей железной палицей.
– Товарищ Филимошин! – надсаживался Шерхебель – единственный, кто не принял участия в атаке. – Погодите, что я вам скажу! Прекратите это побоище! Сейчас я всё улажу!..
Наконец Афанасий умаялся и, отмахиваясь, полез в лодку. Шерхебель тут же выскочил на берег и предъявил татарам овальную золотую пластину. Испуганно охнув, татары попрятали сабли в ножны и побежали снимать Чертослепова. В руках Шерхебеля была пайцза – что-то вроде верительной грамоты самого Батыя.
– Ты где её взял, хазарин? – потрясённо спросил Альбастров в то время, как татары бережно укладывали замдиректора в лодку.
– Да прихватил на всякий случай… – небрежно отвечал Шерхебель. – Знаете, печать печатью…
– Капитана… – еле слышно произнёс Чертослепов. – Главное, капитана не забудьте…
– Капитана? – удивился Шерхебель. – А при чём тут вообще капитан? Вот у меня в руках документ, покажите мне там одного капитана!..
Глава 3
Разогнанная дружными мощными гребками, лодка шла сквозь века. В зыбких полупрозрачных сугробах межвременного тумана длинной тенью скользнул навстречу острогрудый чёлн Степана Разина. Сам Стенька стоял на коленях у борта и напряжённо высматривал что-то в зеленоватой волжской воде.
– Утопла, кажись… – донёсся до путников его расстроенный, приглушённый туманом голос, и видение кануло.
Вдоль бортов шуршали и побрякивали льдышки – то ли шуга, то ли последние обломки ледохода.
Без десяти десять лодка вырвалась из тумана как раз напротив дебаркадера с надписью «Баклужино». Пристань была полна народу. Присевший у руля на корточки Чертослепов мог видеть, как по мере приближения вытаращиваются глаза и отваливаются челюсти встречающих.
Что и говорить, экипаж выглядел живописно! Далече, как глава на церкви, сиял шлем Афанасия, пламенела лисья шапка Намазова. Рубища и парча просились на полотно.
На самом краю дебаркадера, подтянутый, безукоризненно выбритый, в неизменном своём бежевом плаще, стоял капитан… Отставить! На краю дебаркадера стоял майор Седьмых, а рядом ещё один товарищ в штатском. Пожалуй, эти двое были единственными на пристани, для кого внешний вид гребцов неожиданностью не явился.
До дебаркадера оставались считаные метры, когда, рискуя опрокинуть лодку, вскочил Шерхебель.
– Товарищ майор! – закричал он. – Я имею сделать заявление!
Путаясь в полах дорогого восточного халата, он первым вскарабкался на пристань.
– Товарищ майор! – так, чтобы слышали все встречающие, обратился он. – Во время заезда мне в руки попала ценная коллекция золотых вещей тринадцатого века. Я хотел бы в вашем присутствии сдать их государству.
С каждым его словом физиономия второго товарища в штатском вытягивалась всё сильнее и сильнее.
Майор Седьмых улыбнулся и ободряюще потрепал Шерхебеля по роскошному парчовому плечу. Затем – уже без улыбки – снова повернулся к гребному устройству:
– Гражданин Намазов?..
Эпилог
Машинистку уволили.
Над Намазовым хотели устроить показательный процесс, но ничего не вышло – истёк срок давности преступления.
Электрик Альбастров до сих пор лечится от алкоголизма.
Что же касается Шерхебеля, то, блистательно обведя вокруг пальца представителя таможни (ибо незнакомец на дебаркадере был именно представителем таможни), он получил причитающиеся ему по закону двадцать пять процентов с найденного клада и открыл кооператив.
Замдиректора по быту Чертослепов ушёл на пенсию по инвалидности. А недавно реставраторы в Эрмитаже расчистили уникальную икону тринадцатого века, названную пока условно «Неизвестный мученик с житием». В квадратиках, располагающихся по периметру иконы, изображены моменты из биографии неизвестного мученика. В первом квадратике его сжигают в каком-то челноке, далее он показан связанным среди сугробов. Далее его бичуют сначала татары, потом – судя по одежде – русские язычники. В квадратике номер семнадцать его пытается удавить арканом некий разбойник весьма неопределённой национальности. Последние три картинки совершенно одинаковы: они изображают неизвестного мученика посаженным на кол. Озадаченные реставраторы выдвинули довольно остроумную гипотезу, что иконописец, неправильно рассчитав количество квадратиков, был вынужден трижды повторить последний сюжет. И везде над головой мученика витает некий ангел с огненным мечом и крыльями бежевого цвета. На самой иконе мученик представлен в виде измождённого человека в лохмотьях, с лысеющей головой и редкой рыжеватой растительностью на остреньком подбородке.
