скачать книгу бесплатно
Теперь я закатываю глаза, прижимаясь щекой к прохладной стене. Она даже не слышала или не хотела слушать. Ужасно!
– Она может и здесь жить дальше. У нас не было уговора, чтобы выгонять ее из дома, когда ей исполнится восемнадцать. Так что не переживай за дочку.
Я нервно дергаюсь. От их «уговоров» меня изрядно подташнивает. Но то, каким тоном это объявляет тетя, вгоняет меня в тоску. И я еще больше убеждаюсь, что поступаю правильно, собираясь уехать как можно дальше из этой дыры. Переезд к маме – кошмар наяву. Оставаться здесь еще на пару месяцев – терпимо, но уже не хочется.
Как же сложно!
– Я не переживаю, – фыркает мама. – Просто поговори с ней. Объясни, что это пойдет нам на пользу. Пусть соберет вещи. После выпускного мы ее заберем.
Ахаю и тут же прижимаю ладонь ко рту в надежде, что меня не услышат.
Она уже все решила. Нет, не она. Так захотел Самойлов, решив, видимо, поиграть в заботливого папочку, раз с сыном не складывается, а мама подыгрывает ему, притворяясь идеальной женушкой. Крепко зажимаю рот ладонью, потому что чувствую, как тошнота, уже реальная, подступает к горлу.
– В общем, она должна переехать к нам на лето. Потом мы снимем для нее жилье, когда она поступит куда-нибудь. Ты же будешь получать эти месяцы деньги.
– Думаешь, она согласится?
Между ними повисает тишина, а я хочу кричать. Хочу наорать на этих стерв, которые так легко решают мою судьбу.
Ненавижу их. Ненавижу их!
– Тебе придется уговорить ее, – отвечает мама и встает. Я слышу, как вновь скрипят ножки стула.
– А если не получится?
– Если тебе все еще нужна доля в этой проклятой квартире, то все у тебя получится.
Козырь. В ее руках всегда был чертов козырь! И она наконец-то использует его. И все потому что хочет угодить своему новому мужу. Стерва! Грёбаная стерва!
Хлопает дверь. Сначала кухонная. Потом входная. Мама уходит. Тетя остается на кухне, где я ее и нахожу спустя пять минут. Мне нужно время, чтобы привести свои чувства в порядок. То есть создать видимость, что я в порядке.
– Она уже ушла? – удивленно спрашиваю я, будто не заметила ухода женщины, которая меня родила и когда-то бросила. Впрочем, она бросает меня всегда.
Тетя кивает и делает глоток остывшего чая. Вторая кружка стоит полной – к ней не прикасались.
– Что она хотела?
Тетя кривит усмешку, но вместо ответа качает головой. Я стою в дверях, жду, но молчание начинает давить на нас обеих.
– Я пойду к себе.
Тетя кивает. Она так и не рассказывает ни о чем. Зато у меня есть время, чтобы все обдумать. Не так важно, каков будет ответ тети. Захочет ли она играть по правилам своей сестры ради денег и доли. Но я уже все решила.
Будет сложно. Будет больно. Но я сделаю это…
Глава 6
– Ты же не потеряешься? – спрашивает Аня, когда наши объятия наконец-то размыкаются.
Я опускаю руки и отступаю, улыбаясь подруге. Наверное, я могу назвать Аню, с которой мы просидели за одной партой пять лет, своей подругой. Золотистые локоны падают на обнаженные плечи. На ней красное платье, которое выгодно оттеняет светлую кожу, усыпанную бледными веснушками. Она выбрала босоножки на высоком каблуке, поэтому теперь чуть-чуть выше меня, хотя у нас одинаковый рост.
Аня из тех немногих ребят, кто замечал меня в классе. Для остальных я же оставалась тенью с отличным аттестатом.
Впрочем, я здесь ради аттестата. На остальное плевать.
Сегодня выпускной, на мне самое обычное платье, которое есть в гардеробе, никакой замысловатой прически и кричащего макияжа, как у остальных девчонок. Я просто пришла сюда ради одной цели – попрощаться.
– Нет, конечно. Я же помню дорогу домой.
Аня, выпучив глаза, на миг замолкает, а потом начинает хохотать, запрокинув голову.
– Блин, Элл! Я же не про это.
– Да поняла я, – пожимаю плечами и вымученно улыбаюсь.
Если честно, настроение у меня так себе. После того, как тетя меня практически продала моей же матери за столь желанную долю в квартире, радоваться и веселиться нет никакого желания. Я, если честно, вообще не понимаю, как могу передвигаться, общаться и улыбаться, когда на душе так дерьмово, что хоть вой, хоть падай замертво.
– Ну, у тебя же все контакты сохранились?
– Конечно. Я напишу, как поступлю.
– Так и не скажешь, куда собралась?
Вновь пожимаю плечами.
– Рассматриваю несколько вариантов.
– Зато мне легко – художка, и всё тут.
Киваю в ответ. Аня предопределила свою судьбу еще в классе седьмом, когда выиграла городской конкурс. С тех пор она грезит собственными выставками и обещает, что однажды ее имя прогремит на весь мир. Желаю ей удачи, потому как искренне надеюсь, что подруга достигнет целей. Впрочем, у меня тоже есть цели.
– Ладно, я пойду.
Аня вновь бросается вперед и обнимает меня так, словно мы видимся в последний раз. Я не обещаю, конечно, что мы встретимся снова, но и не буду сопротивляться, если однажды она позовет меня прогуляться и поболтать обо всем на свете.
– Я буду скучать, – шепчет на прощание Аня и наконец-то отпускает меня.
Касаюсь ее плеча и, мило улыбнувшись, киваю.
Пора возвращаться в дом, который домом мне никогда не был.
Не знаю, что там приготовила тетя, но очень надеюсь на какой-нибудь праздничный торт. От сладкого бы не отказалась – за последнее время потратила столько энергии, что катастрофически нуждаюсь в килокалориях.
Я спешу покинуть школу, которую почти любила, и бегу к воротам. Там уже ожидает заказанное заранее такси. Сажусь в прохладный салон автомобиля, кладу рядом сумку и расстегиваю верхнюю пуговку на платье. Мне душно. Словно весь воздух давит, и я не могу никак надышаться.
Нервы. Тетя сказала бы, что я нервничаю. Так есть. Потому что впервые я не знаю, что будет после.
Такси останавливается напротив подъезда, я сую водителю пару банкнот, ведь у меня до сих пор нет карты. Не знаю, почему, но, вырвавшись из-под опеки, первым же делом закажу себе банковскую карту. Глядя на одноклассников, у которых есть карты, которые им заводят родители, чувствую себя дикой. Но, с другой стороны, благодаря наличности, которую всегда выдавала тетя, у меня есть заначка. На черный день.
Мало ли… Теперь я ничему не удивлюсь, когда мама решила поиграть в «маму», а тетя даже не сопротивляется.
Добираюсь до квартиры, бросая печальный взгляд на вечернее небо. Одноклассники поедут веселиться всю ночь. А я буду строить планы как не сойти с ума, если мне придется жить бок о бок с матерью.
Открываю дверь своим ключом. В коридоре темно.
Щелкаю выключателем.
Свет на миг ослепляет.
Я ахаю и отступаю, врезаясь лопатками в стену за спиной.
Передо мной стоят чемоданы и дорожные сумки. Кажется, все, что есть у нас.
Первая мысль – мы переезжаем. Куда-нибудь подальше. Но это глупо. Полная нелепица. Потому что тетя никуда отсюда не уедет. Это ее квартира.
Вторая мысль – уезжаю я. Тетя приняла решение, и я отправляюсь играть в дочки-матери, чтобы только угодить Самойлову и той женщине, которую упорно продолжаю называть своей мамой.
Чувствую себя преданной. И проданной. Проданной за долю в этой чертовой вонючей квартире и за стабильный банковский счет.
– О, ты уже пришла, – тетя выглядывает из моей комнаты. В ее руках пакет, набитый моими вещами. Потому что зачем ей еще выходить из спальни не с пустыми руками? – Давай уже проходи. Я сейчас чайник поставлю.
– Тетя… – мой голос предательски дрожит.
– Да? – она ставит пакет к остальным сумкам и смотрит на меня.
Я безмолвно открываю рот, с ужасом понимая, что лишилась дара речи. А ведь была готова к подобному. Я ведь была готова?..
На глазах собираются слезы.
Тетя отмахивается.
– Ой, давай без соплей. Иди переодевайся. Я там оставила кое-какие твои вещи. А потом приходи на кухню. Чай попьем и поговорим.
Она не ждет, когда я хоть как-нибудь отреагирую. Разворачивается и уходит.
Просто уходит, оставляя меня с испепеляющей болью в груди.
Вхожу в спальню на негнущихся ногах. Пустота едва не вышибает остатки воздуха из легких.
Приближаюсь к кровати. Она аккуратно заправлена, на покрывале лежит сверток из одежды, про которую говорила тетя. Переодеваться не тороплюсь, но вижу, что эта одежда не домашняя. Неужели я уеду уже сегодня?
Даже думать страшно.
Я еще не готова.
Рядом с кроватью стоит тумбочка. На ней – лампа, а рядом часы. Мои часы, которые я покупала год назад. Тетя их не убрала, а значит…
Надежда все еще теплится в груди, и я приближаюсь к комоду. Три ящика, и все они пусты. В шкафу только вешалки. Ничего нет. Даже моей старой одежды, из которой я выросла. Неужели тетя собрала всё, что есть? Неужели она больше никогда не захочет меня увидеть?
Она трогала мои вещи. Трогала все мои вещи. Белье, средства личной гигиены… Меня тошнит. Рвотный позыв скручивает живот, и я едва успеваю прижать ко рту ладонь. Не стошнило, что уже хорошо. Я часто дышу, но воздух будто не доходит до легких.
Страх душит. Страх сжимает горло ледяной лапой и пригвождает меня к полу. Двигаться не получается, как и ясно мыслить. И тогда я позволяю отключить голову и действую механически. Кладу на пустой комод сумочку, снимаю платье, аккуратно его сворачиваю. Переодеваюсь в приготовленную одежду. Собираю волосы в тугой узел на затылке. Разворачиваюсь и покидаю комнату.
Это чужой дум. Мне нужно помнить об этом.
Выхожу из комнаты, не закрывая дверь. Теперь там ничего моего не осталось.
Тетя ждет меня на кухне. Она разливает кипяток по чашкам. Чашка не моя. Из какого-то сервиза, который та редко достает из шкафа.
– Садись, – командует она, возвращаясь к плите. Ставит красный чайник в белый горошек и оборачивается. Быстро рассматривает мой внешний вид и явно удовлетворенная тем, что я ее послушалась и переоделась, кивает. – Будешь печенье или сделать бутерброды?
Ее голос звучит слишком мягко. Мне некомфортно. Это чужой человек. Тетя бы не спросила. Она просто достала бы из холодильника все, что есть, и мы бы ели молча. Но она хочет поговорить со мной.
Но хочу ли я говорить с ней?
Я присаживаюсь за стол. Складываю перед собой руки и жду, когда она опустится на свой стул напротив и наконец-то скажет то, что я не хочу слышать. Однако этого разговора не избежать.
– Как прошел выпускной?
– Нормально.
– Много народу было?
Киваю. На торжественную часть пришли учителя, родные выпускников. Было не протолкнуться. Весело, громко, со слезами на глазах. Я была одна. Тетя об этом знает.
Она не пошла, хотя я приглашала, потому что и звать-то некого. Мама бы не приехала. Я ей не нужна. А больше у меня никого и нет. Теперь я понимаю, почему тетя не пошла. Она была занята сбором.
– Я сама могла бы собраться, – отвечаю тихим, но твердым голосом. – Не нужно было рыться в моих вещах.
– Если ты беспокоишься за свою заначку, то она в синем чемодане. Я твои деньги не трогала.
Часто моргаю, уставившись на тетю. Та пожимает плечами и, развернувшись, тянется к кухонному гарнитуру, чтобы взять с него приготовленное заранее печенье. Угощает меня, я беру одну печеньку, но не ем. Я просто не могу есть. Как же она это не понимает?!
Она ничего не понимает…
– За тобой приедут через час. Я уже позвонила, предупредила.
Киваю. Между нами повисает напряженная тишина. Тетя фыркает. Сдувает прядь темных волос, падающих ей на лоб, и гипнотизирует меня внимательным взглядом. Слишком пронзительным, чтобы не заметить.
– И ты ничего больше не спросишь?
– Я все слышала.
Теперь она кивает.
– Знаю. Я же прекрасно помню, что в ванной все слышно, – и пожимает плечами так, словно ничего ужасного не произошло. Но они же обсуждали мою судьбу! Буквально продавали меня!
Я злюсь, но внешне сохраняю спокойствие. Только истерик мне не хватало. Иначе не выдержу и сломаюсь. Но я должна быть сильной. Должна выдержать новый удар. Потому что смогу. Потому что иначе никак.
