скачать книгу бесплатно
– Конечно! Жди меня в машине, – бодро рапортует он и даёт отбой.
Сидя в своём Audi-Q5, рассеянно слушаю по радио новостную программу и поглядываю в зеркала, чтобы увидеть подходящего Ваньку. Просто хочется убедиться, что он, хоть и выпивши, но пьян не сильно.
Вон идёт! Похоже, всё нормально. Нарушений в координации движений я не наблюдаю.
– А вот и я! – братишка бодро садится на правое сиденье. – Как видишь, всё в порядке. Напрасно ты за меня боялся.
– Согласен. Вид у тебя вполне пристойный.
– Ну так я после первых двух рюмок старался, не афишируя, наливать себе чистую воду, – смеётся он. – Сначала делал это максимально скрытно, а как увидел, что компания уже в соответствующей кондиции, так и перестал стесняться.
– Отлично! – замечаю я. – Лучше компенсируем в четверг в нашей квартире.
Наша милая «однушка» за все прошедшие годы повидала много посиделок по разным поводам, но любой личный праздник кого-то из нас всегда там отмечается тихим междусобойчиком под неспешные беседы.
– Готовься к пьянке в самом узком кругу! – с ухмылкой подводит итог Ванька.
* * *
– За кандидата медицинских наук Ивана Николаевича Серёгина, – я поднимаю рюмку за столом на кухне нашей с Ванькой квартиры. – Ты, Ванюха, сделал ещё один шаг в своём развитии. Я очень рад за тебя, братишка. Теперь вперёд – к докторской!
Ванька, подержав немного свою рюмку и посмотрев на налитую водку, неожиданно ставит её на стол и поднимает на меня взгляд.
– Погоди, Сашка… Я хочу кое-что сказать, – он отодвигает тарелку, кладёт руки на стол и смотрит вроде бы в окно, но сейчас это взгляд в себя. Немного помедлив, начинает говорить, снова смотря на меня: – Понимаешь, когда мы праздновали мою защиту сразу в университете, потом в семье с Риткой и нашими стариками, когда меня поздравляли в больнице, было сказано много приятных мне слов, но не прозвучало главного… – опять возникает пауза, которую я не могу прервать, и следует продолжение: – Знаешь, Сашка, я сейчас думаю о тебе! Просто отмотал назад прошедшие пятнадцать с лишним лет, увидел себя в то время и подумал… Как бы сложилась моя судьба, если бы мы с тобой не встретились? Что бы со мной стало, не вмешайся ты тогда в ту драку и не защити меня от тех избивавших парней? Что было бы, если бы ты не принял меня такого, каким я был тогда? Моим братом ты оказался уже далеко потом, а сначала просто понял, что жизненно мне необходим. Ты же с самого начала окружил меня таким теплом и такой заботой, какой у меня до встречи с тобой никогда не было. Сколько ты со мной возился! Ты ведь просто выдернул меня из того ужасного бытия!
Я хочу сказать, что всё это мы делали вместе, но Ванька взмахом руки меня останавливает.
– Не перебивай, пожалуйста! Я ещё не всё сказал. Ты не только показал мне существующую абсолютно другую жизнь, но и втянул меня в эту другую жизнь! Ты всегда был, да и теперь являешься для меня примером, которому я стараюсь следовать, и это несмотря на все наши с тобой споры и порой размолвки по разным поводам. Поверь, Сашка, даже после прошедших полутора десятков лет, в течение которых с твоей помощью я чего-то добился, всё равно без тебя своей жизни я не представляю. Именно ты занимаешь в ней самое главное место. Я очень люблю свою Ритку, своих детей и для меня все они очень и очень важны. Но ты – это ты! Во всём том, что я делаю, есть часть тебя, твоей личности, твоих трудов. Я хочу, чтобы ты это знал.
– Думаю, это слишком, – я морщусь, поскольку не одобряю всевозможных славословий в свой адрес.
– Нет, Сашка, это действительно так. И я от этого счастлив! Ритка, незнающая и никогда не узнающая известного тебе моего прошлого, тем не менее после нашего празднования сказала, что для неё ты незримо присутствовал за нашим столом. Она – умница и многое понимает.
– Ну тебе вообще повезло с женой, – я улыбаюсь. – Мы с Дашей её тоже очень любим и уважаем. Наверно, это единственный человек, на которого в отношении тебя я могу смело положиться.
– Да, Ритка – это чудо какое-то! Наверно, она мне послана Богом за всё, что когда-то пришлось пережить, – задумчиво поддерживает меня Ванька. – Но мы отвлеклись. Почему я всё это начал говорить… Помнишь, я когда-то давно сказал, что воспринимаю тебя как надёжную опору, к которой очень хочется прислониться.
– Помню… – я вздыхаю, поскольку при этом вспоминаю и то давнее прекрасное время, когда мы были на десять с лишним лет моложе.
– Понимаешь, Сашка, хоть я сейчас уже достаточно большой мальчик и мои дорогие люди, испытывая трудности, прислоняются ко мне, всё равно, думая о тебе, порой снова испытываю такое желание. Повторяю, при всех наших порой разногласиях, при том, что я теперь тоже обрёл и силу, и уверенность в своих поступках, ты, как и прежде, для меня являешься чем-то большим, тёплым и абсолютно надёжным. Человеком, которому хочется доверить все свои радости и неприятности, заранее зная, что у тебя всегда найдётся понимание, даже если ты будешь меня за что-то ругать. Прости, но мне почему-то именно сегодня захотелось всё это сказать. Наверно, это моё очередное признание тебе в своей любви.
Снова, уже в который раз, тону в бездонном взгляде братишки. Правда, от только что им сказанного почему-то становится не по себе. Я тоже вспоминаю, каким он был пятнадцать лет назад. Потерянный в этом мире пацан, не часто видящий добро и забитый обстоятельствами своей ужасной жизни. Слава Богу, что мы, два сына одного отца от разных жён, однажды случайно нашли друг друга, и действительно все эти годы я, как старший, старался сделать всё для счастья младшего. Хорошо, что это у меня получилось. Однако, если разобраться, Ванькино влияние на меня явилось не менее судьбоносным. Уверен, всем лучшим в себе я обязан ему.
– Перевариваю сказанное сейчас тобой, – объясняю я затянувшуюся паузу. – Думаю, каждому из нас есть за что быть благодарным другому. Поэтому следующую рюмку будем поднимать за нас с тобой, а пока всё-таки за твой успех.
Мы пьём, и я отправляю в рот кусок мяса, как обычно, приготовленного Ванькой на ужин. Божественно!..
– Ты сегодня превзошёл сам себя, – ещё не до конца прожевав, оцениваю я очередной кулинарный изыск.
– Знаешь, Сашка, я так люблю вот такие наши посиделки! – тихо произносит братишка. – Так здорово, когда не надо никуда торопиться и весь вечер посвящён просто общению. А насчёт мяса – я по нынешнему поводу решил попробовать свой новый рецепт. Рад, что тебе нравится.
Ванька прав. Сегодня, в наш четверг, нам действительно спешить некуда, коль скоро мы решили провести его просто общаясь, не оглядываясь на какие-то ещё не сделанные дела или не решённые проблемы. Как хорошо, когда можно вот так отключиться от всего и просто сидеть, говорить, ну и немного выпивать…
Вчера, как уже повелось в таких случаях, у нас в больнице тихим безалкогольным фуршетом наша компания поздравила доктора Серёгина с успешной защитой. Много добрых слов было сказано о его работе и о нём как о человеке и специалисте. Бедняга аж засмущался. Любят у нас Ваньку! И не зря любят. Он принадлежит к немногим людям, всегда скрупулёзно всё доделывающим до конца, а это говорит о многом.
– Вот ты сказал про докторскую, – задумчиво произносит братишка, перед этим не забыв разлить по второй. – Я пытаюсь оценить себя сегодняшнего и пока не нахожу такого потенциала. Надо ещё много работать.
– Погоди… – не понимаю я. – Так ведь почти всё уже готово. Поскольку я писал обе свои диссертации по хирургической тематике, то наши позвоночные дела с точки зрения диссертаций – практически непаханое поле. Метод-то есть!
– Всё правильно. Только получается, я написал свою кандидатскую и опубликованные статьи на твоём багаже, – вздыхает Ванька. – Я описываю придуманное не мной! Ни в моей диссертации, ни в статьях, которые мы с тобой пишем в соавторстве, нет моего научного труда. Моя роль там сугубо редакторская. Ну ведь так же?
– Неправ! А сколько ты, как блестящий практик, в наши статьи своих мыслей добавляешь? – я искренне стараюсь успокоить его совесть.
– Ну, несколько раз было… – неохотно соглашается он.
Конечно, кое-какую вину за собой я чувствую. Благодаря своей сильнейшей биоэнергетике почти все необходимые манипуляции с позвоночниками наших пациентов, да и вообще с разными костями я делаю гораздо быстрее, чем Ванька. Более того, постоянно испытывая дефицит времени, основное стараюсь сделать сам, а братишка почти всегда у меня в ассистентах. Таким образом я лишаю его самостоятельности, при том, что по нынешнему состоянию его энергетики большинство производимых мной действий ему вполне доступно. В результате получается так же, как было в нашем далёком прошлом, когда я по молодости лет полностью его опекал в сугубо жизненных вопросах. И он, как большой умница, это прекрасно понимает.
– Но ведь я стараюсь давать тебе больше самостоятельности, – я откровенно пытаюсь оправдаться.
– Сашка, ты прости меня, но многие свои благие порывы ты искренне считаешь реальными действиями, – грустно усмехается Ванька, подтверждая мои опасения. – Сегодняшняя ситуация, когда мы с тобой работаем в паре, даёт стабильные и хорошие результаты, но, постоянно тебе ассистируя, я не могу придумывать и пробовать какие-то свои новшества. Пойми, безоговорочное послушание меня тормозит. Чтобы двигаться дальше, мне просто необходимо не только пользоваться разработанными тобой методами, но и придумывать что-то своё. Согласись, при существующей сейчас организации процесса такое, увы, невозможно. Если состоится моё назначение на новую должность, этот подход придётся как-то менять.
Последней своей фразой он меня просто припечатывает. Сказанное им абсолютно справедливо. Я давно был обязан обратить внимание на объективно возникшее наше неравенство, и если хочу, чтобы мой любимый братишка двигался вперёд, надо в корне менять весь расклад. Только вот как это сделать?
– Прав ты, Ванюха… – тихо бормочу я, понимая, что возразить мне нечего. – Ты во всём прав. Прости меня.
– Да, ладно тебе, Сашка! – он снова машет рукой, – Не за что тебе виниться. Тем более, кто бы что ни говорил, всё, что я умею – это твоя заслуга. Только сейчас надо понять, как нам поступать дальше.
– У тебя есть какие-то предложения? – с надеждой спрашиваю я, поскольку у меня никаких здравых мыслей на эту тему в данный момент нет.
– Третий нужен, – с непонятным выражением на лице бурчит Ванька.
– Неужели мы вдвоём одну бутылку не осилим? – ехидно усмехаюсь я, хотя прекрасно понимаю, что он имел в виду.
– Если бы всё было так же просто, как двум здоровым мужикам осушить бутылку водки под хорошую закуску! – вздыхает братишка. – Но ведь действительно для того, чтобы разрулить сложившуюся ситуацию, нужен ещё один человек, который смог бы взять на себя обычный энергетический массаж.
– Ну и где ты такого человека найдёшь? – пожимаю я плечами. – Ты же понимаешь: людей с такими способностями, как у нас с тобой, раз-два и обчёлся…
Выпив по второй, мы погружаемся в обоюдное молчание; каждый обдумывает сложившуюся ситуацию. Я прекрасно понимаю, что уже привык пользоваться Ванькиными энергетическими возможностями, сбрасывая на него рутинную работу по проведению восстановительных процедур для наших пациентов. Такое распределение труда позволяет мне освободить время для других неотложных дел, которых у меня великое множество уже сейчас, а в случае занятия мной должности главного врача их станет ещё больше. Вместе с тем не могу же я возвести преграду на научном пути братишки!
– Может быть, следует как-то перераспределить работу? – неуверенно начинаю я. – Например, у тебя будут свои пациенты, а у меня свои. Себе ты будешь брать тех, чьи проблемы тебе решить по силам, ну а я – всех остальных. Естественно, при этом каждый из нас будет все необходимые процедуры выполнять сам.
– Ты вообще понимаешь, что говоришь? – вскидывается братишка, и я слышу в его голосе негодование. – Если доктор Елизов будет выполнять всю так называемую чёрную работу по нашим пациентам, то на будущие обязанности главного врача у него просто не останется времени. Когда ты, даст Бог, займёшь эту должность, тебе обязательно придётся перестраивать свою существующую нагрузку, а тут ещё добавится новая в виде ежедневных массажей. Короче, я так не согласен.
– Хорошо, а что ты предлагаешь делать? – не понимаю я.
– Предлагаю, как ты и сказал, мне брать пациентов, которыми буду заниматься только я, ну и ещё продолжать, как и прежде, мои занятия восстановительными процедурами с твоими пациентами. У меня всяко будет больше времени, чем у тебя. Отделение неврологии небольшое, поэтому успею, – уверенно заявляет Ванька.
Дорогой мой братишка! Он снова заботится обо мне, хотя при этом его интересы всё-таки ущемляются. Предлагаемое им разумно, хотя и мало отличается от существующего. Правда, главное в предлагаемых изменениях – открывающаяся ему возможность вести своих пациентов полностью самостоятельно и искать в нашем деле что-то новое.
– С тобой трудно не согласиться, – вздыхаю я после паузы. – Если я стану главврачом, то действительно времени у меня будет немного. В общем, спасибо тебе!
– Ладно! Согласованный нами вариант мы сейчас утвердим ещё одной рюмкой, – бросив на меня весёлый взгляд, заявляет братишка и разливает.
Пьём, закусываем…
– И всё-таки я считаю, докторской тебе надо начинать заниматься уже сейчас, – поднимаю я прежнюю тему. – Положи в её основу свою кандидатскую. Ещё раз осмысли то, что ты реально делаешь блестяще. Это тебе нужно для того, чтобы в дальнейшем, работая со своими пациентами, ты чётко представлял, на что следует обратить внимание. Это ведь и есть настоящая наука! Согласен?
– Естественно, согласен. И я при работе с нашими общими пациентами стараюсь уже сейчас так и делать, – с готовностью произносит братишка и с ехидной улыбочкой добавляет: – Именно это позволило мне немного отредактировать твой опус, где ты полемизируешь с тем немцем.
– Со Шмидтом, что ли?
– Ну да. Я помню ту его статью, которая вызвала у тебя неприятие. Кстати, и у меня тоже. Мне кажется, ты ему всё хорошо объяснил и мои правки тогда одобрил.
– Мы ему объяснили! – поправляю я. – Ты являешься полноправным соавтором.
– Ладно, уговорил, – Ванька явно доволен. – А вообще, интересно было бы с этим профессором подискутировать воочию.
– Ну это только с твоим уровнем английского, – смеюсь я.
– Ты себя-то не очень принижай, – он шутливо грозит мне пальцем, – а то я подумаю, что зря провёл с тобой столько тренингов по языку.
– Всё равно мне до тебя ещё далеко, – я вздыхаю и неожиданно для себя говорю: – В любом случае, язык мне надо подтягивать, а то, когда с этим Шмидтом встретимся, как я буду с ним разговаривать?
– Насчёт встречи ты это серьёзно? – настораживается братишка.
– Не знаю. Может, снова в будущее заглянул, – смеюсь я, про себя отмечая, что скорее всего так оно и есть, и командую: – Наливай по следующей и давай – за нас!
* * *
В больнице закончился обед. Поскольку сегодня у меня нет плановых операций, сижу в кабинете и, пользуясь образовавшейся паузой, просматриваю свои записи.
– Александр Николаевич, – появляется охранник и отрывает от дела, – вас опять спрашивают какие-то иностранцы.
Что делать, если доктор Елизов настолько известен! Надо обязательно принять.
– Откуда они?
– Не знаю. Говорят на английском, но явно это не их родной язык…
Что ж, придётся пользоваться выучкой после многочисленных Ванькиных уроков и общаться на неродном. И всё-таки интересно, кто же это приехал? Может, немцы, может, финны… Бывали ведь здесь неоднократно! Конечно, плохо, что этот визит без предварительной записи. Не люблю такие нежданчики, поскольку привык планировать время заранее. Это к вопросу о грядущем изменении моего статуса.
– Ну позови их. Попробую понять, чего они хотят. Надеюсь, моего английского хватит.
– Так, Александр Николаевич, вам иностранный вообще не нужен, – смеётся охранник. – Вы с ними… телепатически. Вы ведь всё можете!
– Иди! – и машу рукой.
И этот туда же! «Вы всё можете…» Сплошные провокаторы вокруг!
Заходят двое мужчин примерно моего возраста. Их приветствие «Hello!» действительно звучит не слишком по-английски. Отвечаю, видимо, с таким же качеством произношения и приглашаю сесть. Дальше они в меру своего знания языка начинают объяснять цель визита. Чтобы всё-таки что-то понять, приходится – не зря охранник советовал! – включать свои способности и пытаться копаться в мозгах пришедших посетителей. Это как раз то, о чём я говорил Григорьеву про посещение мозгов иностранцев, думающих на своём родном языке. Приходится задавать наводящие вопросы на английском и, когда начинается мыслительный процесс, ловить образную и эмоциональную составляющие.
Так… Оказывается, сыновья привезли ко мне мать, которая после падения не может ходить. Сейчас она ждёт в машине. Одновременно случайно выясняю, что эти иностранцы приехали из Риги, а значит, русский знают, но даже по необходимости не хотят говорить на языке, как они считают, «оккупантов». Смешно это, хотя и не очень… Из-за интенсивной мозговой деятельности визитёров дальнейшие невольные раскопки мне ещё показывают, что они бы сюда ко мне никогда не поехали, если бы не настоятельная рекомендация немецкой клиники, куда они обращались. В любом случае, я для них всего лишь знахарь-варвар, человек низкой культуры, как, впрочем, и все мои соотечественники. Опять-таки спасибо моему дару – моё недостаточное владение английским наверняка бы скрыло от меня такие подробности.
Даю команду охране открыть шлагбаум, чтобы можно было подъехать к приёмному покою, и вот уже коляска с пожилой женщиной в кабинете.
– Мистер Елизов, вот оплата ваших услуг… – наверно, старший из сыновей, запустив руку в карман, достаёт явно заранее приготовленные доллары, и при этом на его лице появляется выражение, какое может быть у весьма состоятельного покупателя, зашедшего в маленький придорожный магазин.
Мне становится ужасно интересно, втихаря копаясь в этих мозгах, делать для себя своеобразные открытия. Эмоциональная составляющая ощущаемых мной мыслей и образы, которые этот человек себе рисует, говорят об отсутствии у него сомнений в том, что я если и не схвачу сразу эту подачку, радостно пряча её в карман халата, то по крайней мере обозначу свою заинтересованность в ней. В этой ситуации присутствует констатация наличия разных миров. Их – высшего, ну и моего – какой останется. Забавная психология… Ладно! Обо всём этом я подумаю как-нибудь потом.
Подобрав нужные слова из своего всё-таки не слишком богатого английского лексикона, сухо объясняю, что на частной основе не работаю, и прошу помочь женщине лечь на кушетку. Осматриваю… Всё как я уже привык – смещение позвонка из-за падения, защемление нерва, ну и потеря чувствительности одной ноги. Мой взгляд и осмотр руками, а вернее, пальцами – это, конечно, хорошо, но снимок в этом случае всё равно нужен. Вызываю медсестру и с ней отправляю пациентку на рентген в сопровождении младшего сына. Старший сын садится на кушетку. Деньги он так и продолжает держать в руке.
– А кто вам меня порекомендовал? – интересуюсь у него, предварительно выстроив английскую фразу.
Вопрос не праздный, поскольку хочется, чтобы этот надутый латыш вслух сказал то, что я узнал и без него. Хочу услышать про рекомендацию обратиться именно ко мне именно в немецкой клинике. Всё-таки приятно, когда зарубежные коллеги так хорошо знают о моей работе, только непонятно откуда. Правда, немцы здесь бывают достаточно регулярно, но я всегда считал это следствием расползающейся, в том числе и с помощью Интернета, молвы.
Путаясь в неродном языке, мой собеседник пытается ответить на вопрос, но, к сожалению, без желаемой конкретики. Понимая, что словарного запаса явно не хватает, он начинает раздражаться – я это чувствую! – причём причиной раздражения почему-то становится моё, как выясняется, лучшее знание языка. В который раз в своей жизни замечаю, как определённый круг людей раздражает неожиданное несоответствие реально существующего образа заранее выстроенным представлениям.
– Знаете что, переходите-ка на русский, – с усмешкой предлагаю я на языке «оккупантов». – Уверен, вы его знаете гораздо лучше. И уберите наконец ваши деньги. Потом в кассу заплатите столько, сколько там скажут… И в рублях!
– Вам что, не нужен гонорар? – ответно неприятно усмехаясь, уже на вполне приличном русском интересуется мой визави. – Ведь в России у врачей нет хороших заработков, а я согласен оплачивать ваши услуги в зависимости от их качества. Вот это, – он опять показывает доллары, – только аванс!
Вот тут уже начинаю раздражаться и я. Он будет оценивать качество моей работы! Великий специалист нашёлся…
– Повторяю: платить будете в кассу, – тихо чеканю каждое слово и бросаю: – Полагаю, у вас в Латвии культивируется… своеобразное восприятие России.
Конечно, не надо было обозначать результатов путешествия по его мозгам, но так уж получилось.
– А откуда вы знаете, что мы приехали из Латвии? – звучит удивлённый вопрос.
– По вашему акценту определил, – выкручиваюсь я и специально небрежно добавляю: – Прибалтика сюда давно торную дорогу протоптала. Как и немцы с финнами.
В это время дверь открывается, и младший сын вкатывает коляску с матерью. Брат сразу, обратившись к нему на родном языке, видимо, сообщает, что английским себя можно больше не насиловать, и конверт с плёнкой протягивается мне уже с обращением на русском.
Вынимаю снимок и смотрю на свет. Так и есть… Я не ошибся, можно всё поправить прямо сейчас. А насчёт реабилитационных процедур разговор будет отдельный.
Пациентка на кушетке. Позвонок под естественный в таких случаях её тихий вскрик поставлен на место. Трогаю икру ноги, потом ступню…
– Ногу чувствуете? – спрашиваю у женщины.
– Да… Хорошо чувствую! – удивлённо произносит она по-русски почти без акцента, сразу садится и, отталкиваясь руками, пытается встать.
Останавливаю её порыв и отправляю женщину в её коляске на повторный снимок и с тем же сопровождающим.
Получив новую плёнку, показываю её братьям вместе с первой и объясняю:
– Вот смотрите… Так было раньше, а вот так сейчас. Результат, как видите, есть. Ей можно осторожно, обязательно с вашей помощью, вставать, но не ходить, а пока только стоять! Чтобы впоследствии ходить, нужна ещё реабилитация. Мест для госпитализации сейчас нет, поэтому вам придётся где-то снять жильё и недели две-три – это по её текущему состоянию – приезжать сюда на процедуры, которые будет проводить доктор Иван Николаевич Серёгин. Он…
– Мы не станем задерживаться, – достаточно бесцеремонно и жёстко прерывает меня старший сын пациентки. – Результат я действительно вижу, а всё остальное сделают у нас в Риге.
