А впереди была вся жизнь

скачать книгу бесплатно


Ещё через три дня моё бренное тело тряслось в машине, направлявшейся в Чирчик. О таком населённом пункте, я даже не подозревал. Что ж, буду расширять познания в географии. И теперь я нахожусь в военной школе поваров, или кратко – ВШП.

И да! Я так и не понял: почему же советский солдат не смеет выглядеть красиво и молодцевато? Ага, носи на здоровье натянутую чуть ли не на уши панаму и форму мешком. Наверное, когда выглядишь имбецилом, воинское начальство чувствует себя намного лучше и мудрее. А если все будут умные в армии, кто станет воевать?

* * *

После отбоя волей-неволей перед глазами возникало недалёкое прошлое. В первую очередь, я думал всё о том же. О НЕЙ.

Как же! «Какая девушка вас будет ждать после такой песня?». Впрочем, меня и так не ждёт никакая гёрла[4 - В молодёжном жаргоне 70-х годов – девушка (англ. girl).], с песней или без.

Моя любовь… Тягучая боль, которая по-прежнему саднила в сердце. Пора бы забыть о ней в суете армейских шараханий, да не получается.

Странно, однако. Из-за какой-то ничтожной ху…ни твоя судьбинушка кувыркнулась коту под сраку! Хотя разве любовь – ерунда?

Сероглазая и улыбчивая девчонка возникла на горизонте как бы случайно. Мне тогда только исполнилось пятнадцать годков. Ира жила в пригородном посёлке Чапурники, где была лишь семилетка. И мать отправила её учиться дальше в город. Таким образом у моей бабули появилась юная квартирантка.

Едва я прослышал о поселившейся симпатуле, как мой не поддающейся дрессировке член, словно антенна, повернулся в определённую сторону. Я не виноват, что головка моего дружка вечно думает отдельно от основной тыквы. Впрочем, о чём ещё можно фантазировать в такие-то годы? Только как перепихнуться с любой подвернувшейся чувихой.

Уже на следующий день я отправился проведать старушку. Та весьма удивилась трогательной заботе внучка о её здоровье, но душевно приняла. Мы пили чай, разговаривали разговоры о жаре, которая никак не унималась к сентябрю. Заодно я с удовольствием трескал на халяву трюфельки и таил надежду, авось бабуля расстрогается и ещё подкинет деньжат.

Ирочка всё мелькала своей упитанной попкой и уже набухшими грудями то на кухню, то в свою комнату. Иногда хитровато поблескивала лучистыми глазками в нашу сторону. О-о, она была ещё та тёлка из сельской местности – кровь с молоком. И как мне, такому охальнику, не сорвать соблазнительное яблочко?

Моя родственница по материнской линии пригласила девушку разделить чайную церемонию по-советски – с вареньем и печеньем. Ирочка достойно отказалась. Впрочем, отягощённая солидным опытом, бабуля уже просекла опасную фишку с моей стороны. И в уме (как я догадался позже) решила не давать спуска похотливому внучку. Нет, я не смею сказать, что между нами возникла та самая пизд…тая любовь с первого взгляда. Отнюдь! На тот момент меня, конечно, сильнее интересовала, как засадить э-э… какой-нибудь подружуле всю аллею цветами (шутка другана Женьки Морквина). Однако ценный зачин был положен. В тот вечер мы успели – пока скромно, почти как на приёме у английской королевишны, но с юморком – поболтать. У Иришки был бойкий язычок, что мне очень понравилось. И я уже надеялся… На что? Сам не пойму. Любовь? Да нет! Пацану стыдно о таких вещах думах.

Увы-увы. Маманя отправляла меня в Кабардинку на Чёрное море. Я задержался на месяц, так как не правильно оформили медицинскую карту. В санатории-интернате дети железнодорожников Приволжья одновременно укрепляли чахлое здоровье и учились. Там я и должен был отрубить свой годовой срок в восьмом классе.

Бывал в Кабардинке и раньше – в пятом классе, потому поехал бы с удовольствием. Ведь сплошная благодать: нависающие над морем горы, зелень южных лесов, галечный пляж, яхты и корабли на бликующей глади. А какие ароматы! Стойко-йодистый запах выброшенных на берег водорослей или, наоборот, едва уловимые, но приятные, запахи пышных цветов. А ещё пепси-кола – загранчный лимонад, от которого перехватывало дыхание! О, солнечно прекрасное время! Да только было жаль оставлять у бабули наливное яблочко. Но минул сентябрь, и я уехал. Продолжение школьного романа не получилось, и всё вроде бы забылось.

Вернулся в начале июня следующего года загорелый и окрепший. И таил подспудно надежду: «Возможно, застану Иринку у бабули?». Нет, она уже сдала школьные экзамены и отбыла в родную Тьмутаракань (да-да, я правильно написал это слово!).

И вдруг… Моя мамочка, знавшая меня, как облупленного, невзначай в конце июля обронила:

– Скоро Ирина будет опять жить у бабушки. Мать её приезжала насчёт жилья. Девочка поступает в технологический техникум.

А-а-а!.. Это сообщение подняло меня в какие-то эмпиреи! Ежедневно стал наведываться к бабуле, пока она не осекла:

– Хватит бегать! Приедит квартирантка в воскресенье.

Естественно, я, как молодой петушок, встал в стойку, словно заметил новую пеструшку. Как-никак, наблюдал за куриными «ухаживаниями» в бабулином дворе.

Она приехала. Встретились. Поначалу показалось, что Ира, вообще, не слишком рада встрече, так себе. Нет, она была проста озабочена своим поступлением в техникум. Иногда по утрам к ней приезжала её мать, и они отправлялись в центр. Через две недели Ира сдала экзамены, и её лицо было счастливо. Я тоже за неё обрадовался. И в то же время загрустил: с началом занятий в техникуме она должна была переехать в очень далёкий район и жить уже в общаге.

И всё-таки между нами уже засверкали зигзаги электроразрядов! Ток понёсся по проводам, динамо страстей закрутилось не на шутку. Оставалась ещё одна свободная неделя.

Однажды предложил Иринке:

– Айда в наш парк.

Мы отправились по самой узенькой улочке в Сарепте. Точнее даже, это был проулочек под названием Тихий; он аппендиксом тянулся между одноэтажными домами и личными огородами, за ними уже высился кирпичный забор судоверфи, выходившей к затону.

Чтобы показать Иришке, что мой посёлок не хухры-мухры, повёл её не через второстепенный проход в парк, а через две улицы к главному входу, деревянная арка которого возвышалась аж на три метра. Это, действительно, было ловкое место отдыха! Асфальтовая дорожка овалом охватывала центр, где среди густых деревьев аллея приводила уже к святая святых – гипсовому Ленину на высоком постаменте. С важностью туземца я показывал:

– С того краю, у огородов, есть ещё танцплощадка и летний кинотеатр. Правда, танцплощадку уже разломали… А летний построили вместо зимнего – его сжёг пьяный киномеханик. И всё-таки у нас два кинотеатра! Второй, наверное, сама видела – возле вокзала. Там тоже крутят фильмы.

И осекся: «Ёлки-палки, сейчас восжелает в кино. А откуда у меня деньги?».

Но она тактично помалкивала. И я, мучимый безденежьем, дал себе зарок: «Обязательно заработаю деньги, чтобы не жидиться».

Затем с не меньшей важностью продолжил:

– У нас и Ленинов два, второй тоже возле вокзала. Не меньше по размеру. Ещё один недалеко, в парке судоверфи.

Все три фигуры вождя рабочих были стандартны: эдакий мужик в кепке и пиджаке на массивной тумбе, который указывает куда-то в кушеря: «Правильной дорогой топаете, товарищи!». Сам такой весь белый (от извёстки) и пушистый (как бы), точно заяц. А ещё недавно в Заканалье открыли ого-го какой монумент с фигурой защитника трудящихся всего мира! Махина в несколько десятков метров напоминала о статуях фараонов в Египте. Впервые задумался: «Нах…я нам столько Ильичей?».

Я обожал древнюю историю, и на ум взбрели каменные изваяния, которые в учебниках почему-то звались «бабами», хотя на настоящих баб не походили вовсе. Да разве Ленин – идол? Прямо богох…йство в чистом виде. Что за фигня лезет мне в голову! Пора бы о более интересных вещах думать.

Мы прошли мимо пивного киоска, который был уже давно заброшен. В былые времена возле него колобродили хмельные сарептяне (сарептовцы, сарептяновцы? до сих пор не ведаю). Таким образом они готовились перед очередным сеансом ко встрече с «прекрасным».

Очутились возле белокаменного фонтана в виде вазы. Вода из него уже давно не изливалась, в круглом бассейне покоились мумии лягушек, которые не сумели избежать печальной участи. Было совсем не романтично, и я потянул свою пассию к скамейке неподалёку.

Восторженная Иришка оглядывалась вокруг:

– Как у вас здорово. У нас в Чапурниках сплошная степь и суховей.

Я понял, что наступил подходящий момент:

– Э-э, это… можно тебя поцелую?

Она испуганно отстранилась:

– Да ты что?!

Что-что… Будто предлагаю прыгнуть ей с обрыва! Я стушевался:

– Ну, что… В кино всегда целуются, когда сядут на лавочку. Нам что, нельзя?

Иришка потупилась, прошептала:

– У меня ТАКОГО никогда не было.

Я чуть не ляпнул: «Не было, так будет!». Но попридержал свой нрав до подходящей минуты. Не спугнуть бы, робкую пташку! Не то не увижу концовку романа, который и так чуть не оборвался. А так хотелось прочесть его до конца… Болтают, девчонки созревают быстрее, чем мальчишки. Но здесь я бы дал ей фору в амурных кувырканиях. Ещё в школе мы ТАКОЕ вытворяли на продлёнках с некоторыми одноклассницами! Учителя уйдут по личным делам, а мы – швабру в двери, и давай тискать девчонок! Они визжат, носятся меж партами, да выскочить наружу не могут – кто-нибудь всегда на шухере стоял. Ляпота…

Вдруг Ира тихо прошептала:

– Толькой если один раз. В щёчку…

В щёчку, так в щёчку. Лиха беда начало! Моё чмоканье, наверное, эхом разнеслось по безлюдному парку.

Иришка замерла. Тогда я ещё раз чмокнул её. Чего терять возможность?

Она отстранилась:

– Хватит. Ещё кто-нибудь увидит. Пора домой, а то твоя бабушка будет волноваться.

Да мне было пофиг волнение бабули, когда такая каша заваривается. Я размечтался о бо?льшем в наших отношениях. А пока мы шли обратно, Иришка открыла мне страшную тайну:

– Мне мама говорила, что целоваться можно только взрослым, не то это… Дети появятся.

– Да ты что! – засмеялся я как можно равнодушнее. И решил её подвигнуть к новым интимным подвигам (не останавливаться же на щёчках!): – До детишек ещё далеко.

Кажется, я её убедил, теперь она уже шла более гордая собой. А то!..

Уже на пороге Иришка повернулась и показала острый язычок, прыснула и скрылась в дверях. Ах, ты такая-сякая проказница! Заразила-таки сладостной болезнью.

Приходилось встречаться тайком, когда бабулька отлучалась. По её сердитому бурчанию понимал: она не горела желанием оправдываться перед чужой мамкой за её обрюхатенную дочку. Тут с любимой родственницей у нас возникали явные внутриполитические расхождения.

* * *

Наш роман с Иришкой развивался классически: ну, там бесконечные прогулки по вечерам – то в заброшенном парке у больницы, то вдоль затона или канала. Мы болтали об общих прочитанных книгах, о других странах, которые – несомненно! – посетим, о том, кто кем хочет стать. Затаённые вздохи, сначала робкие, но затем перерастающие во всё более страстные, лобызания. Но никак не получалось закончить мелодраму громким трахом. Я её в кусты и тёмные подъезды тащил, она всё упиралась. В результате мы начинали дуться друг на друга. И не разговаривали по суткам. Хотя видел: Иришка не хочет разрывать отношения. Что же её привлекало во мне?

Потом вновь вздохи, лобызания, упирания и прочая херня. Ведь вижу, что хочет, а отбрыкивается! Само слово «сношаться» приводило девственницу в шок. Я уж каким доводами не пытался – как настоящий, якобы, знаток – убедить, мол, всё будет окей. И, вообще, нафиг тебе целка – полный предрассудок. Нет, и точка! «Бл…дь, да сколько же можно гулять без толку!» – злился я. И продолжал упорную осаду её гм… вожделённой драгоценности. В общем, до конца приладиться к её упругой заднице никак не удавалось.

Однажды я почти завалил Иринку прямо на бабулину пуховую перину. Но она не давала задрать подол, уцепившись за неё, как за знамя полка. Я просто ху..л от её невинности! Что ещё больше заводило мою настырность. Даже зауважал девушку за неприступность её «крепости»: значит, другим тоже не досталось, и то – зачёт… Признаюсь честно: раньше попадались лишь продырявленные биксы, и потому впервые прямо-таки горело заломать целку. Увы, в тот случай пришлось просто подруюкаться сверху, через одежонку. Здорово, но не то.

Пока я дёргался, как недоделанный кролик, моя напарница по блуду, тихо полёживала. Млела она или нет? Трудно было определить, а спросить стеснялся при всей моей разнузданности. Внезапно послышалось шебуршание в прихожей. Бабулька вернулась с престарелого женсовета, который по вечеру роился у подъезда на скамейке. Там старушки вечно обсасывали кости соседям: кто умер, кто родился-женился, кто шпилится с чужим супругом, наивно веря, будто местная разведка ничего не прознала.

Я вскочил, как ужаленный в зад! Отпрыгнул к окну и страстно заинтересовался, когда же начнётся дождик. Иришка присела к столу с красной лампой, как бы изучая учебник по геометрии. Хотя я заметил, как бабуля зыркнула сначала на плохо разглаженную постель, потом – на меня. Проскрипела настойчиво: «Ты иди, внучек, иди. Не мешай, девочке готовиться к экзаменам».

Моя зеленоглазая девчонка звёзд с неба не хватала и намеревалась стать специалистом по трикотажу. Меня столь заурядная мечта несколько озадачивала. Я-то мечтал стать медиком, и не простым, а таким, чтобы понять, как в лабиринте мозговых извилин рождаются мысли, – нейрохирургом. Возможно, даже прославлюсь. О чём однажды скромно обмолвился. Иришка засмеялась:

– Ты фантазёр ещё тот!

Я сделал вид, что обиделся:

– У мамы подруга – заведующая отделением в больнице. Сказала, что с моими способностями из меня вполне может выйти хороший врач.

Иришка на миг задумалась:

– Хотя кто знает, что нас ждёт впереди? Будем надеяться на лучшее.

Так истекли полтора недели наших невнятных отношений. Как бы ни было, Иришка нравилась мне всё больше и больше. И она тоже – я видел – тянулась ко мне. Была ли эта настоящая любовь? Я с возмущением отвергал само ЭТО СЛОВО. Меня же засмеют дружки! Я не мог признаться самому себя в подобных глупых увлечениях. Хотя у бабули встречались уже почти не таясь. Но по-прежнему не харились. На мои уламывания Иришка топорщилась: «Ты с ума сошёл! Нам всего-то сколько лет? ВСЁ будет после свадьбы».

Да бл…дь, до свадьбы как до Пекина раком! Мне-то ещё нужно было закончить школу, выучится на кого-то, а еб..ться хотелось невмоготу! Тем не менее, почему-то верил свято: «Она, конечно, из села, там у них всё строго. Но всё равно добьюсь своего – ну, того самого. Иначе, как узнаю, хорошо ли будет швориться моя будущая жена?». И по ночам в фантазмах истекал той самой, как у поэта, половой истомой и одновременно удивлялся собственному долготерпению. Почему, сам не понимаю. Мне с детства представлялось, что все девушки – ангелы. И даже в сортир не ходят, как пацаны. Нет, девчачий туалет имелся в школе, но он явно существовал для отвода глаз – мол, они такие же люди, как мужской пол. На деле же девчонки не э-э… Ничуть не гадили. Это при том, что точно знал, что все женщины по-любому трахаются со всего размаху и так, и эдак. Как-никак порнофоточки уже гуляли среди подростков. Как-то я прикупил с чужих рук настоящие игральные карты из Гонконга. Сторговался с цыганом за девять рублей вместо червонца! В колоде из пятьдесяти четырёх карт порно (что так задорно!) расцветало во всех вариациях. В отличии от нашей совейской действительности, где всё выглядело слишком уныло. И даже е…ля была, как бы в большом дефиците. Позабавило, что в отличие от стандартной схемы, где любая четвёрка козырей выглядела одинаково, мастера печати правил не соблюдали: каждая дама или королевна выглядела по-своему, тузы и вальты тоже были женского рода с соответствующими прелестями и прикидами, они больше показывали, чем скрывали. Любуясь атласными шлюшками, я, почти, как настоящий диссидент, недоумевал: «Почему искуство любви – это плохо?».