скачать книгу бесплатно
– Не все ты понял Михась, не все. Рада печально усмехнулась. Многое может Темный. Ты можешь попросить, чтобы мы были вместе. Хочешь быть со мной, а Михась? Люба я тебе еще? Стоит ли отдать девочку, за то, чтоб нам с тобой любовью нашей согреться?
– Как же Радушка, можно такое? Отдать дочушку, чтобы мне самому было хорошо. Жизнь свою мы отжили уже, семьи у нас. Никак нам вместе не быть, никак.
– Не прошу я тебя наши жизни рушить, семьи разбивать, навлекать на весь род проклятье. Хоть один денечек вместе провести, хоть одну ночку скоротать, а там, будь, что будет.
С этими словами Рада подошла к мужчине, обняла, прижалась всем телом, да так жарко поцеловала, что забыл тот обо всем на свете.
Женщина оттолкнула от себя Михася: Довольно. Показала я тебе, как может быть. Теперь выбор за тобой. Я или Милана. Помни, что у Темного девочка не пропадет, такая ей жизнь откроется, какую ты и представить себе не можешь. Не отдашь Милану, не быть счастью ни твоему, ни моему, и ей счастья не видать. Так и будем слезы горькие лить, да не сложившееся помнить.
В одночасье, виденье исчезло, картинка растаяла, лишь след поцелуя на губах Михася горел огнем. Что если отдать дочку, подумалось ему, с тем он и проснулся, как первые петухи закричали. Сон то был или явь, он так и не понял, все, что увидел ночью, прочно врезалось в память. Видел он во сне счастье и несчастье человеческое, два пути, которые могут сложиться, а в ответе, за будущее он.
От избы к лесу мягко передвигалась Морина, заря только занималась, и у нее есть еще время уйти в лес и раствориться в остальных тенях. Хорошая сегодня была ночка. Не любила Морина людей, еще пуще, не любила им виденья показывать. С Михасем в радость себе сработала. Особенно, Рада ей удалась, и поцелуй жаркий. Он прибавил ведьме сил, дал человеческого тепла. Попила она из мужика силушки, всласть. Надо будет к нему еще в снах позахаживать, раз сам ее впускает, чего же свое упускать? Она– Морина, должна сделать все, чтобы отец отпустил девчонку к Лютому.
Глава 8
Утро нового дня выдалось морозным, срывался легкий снежок. Дети проснулись в избе, поднялась Любань, занялась повседневными делами. Только, за что не возьмется, все из рук валится. Стала хлеб замешивать, муку просыпала, печь топить, так угли, из печи выскакивают, а она не замечает ничего. Спохватилась, когда чуть кипяток на себя не выплеснула: Что же это я? Так и до беды недолго. Михася в избе не было, ясное дело, спозаранку в лес ушел. Накормив детей, да наказав без нее не озорничать, Любань, потеплее закуталась в платок и пошла к бабе Славии. Та всегда помогала женщине, когда словом, когда советом, когда чайком травяным –добрым напоит, и на сердце от тех травок становилось светло и радостно.
Сегодня надобно со Славией потолковать, подумать, что делать с Миланой, да, как с колдуном быть, что ему обещать.
Любань постучала в оконце низенькой избы, и не дождавшись ответа хозяйки ступила в сени.
– Заходи Любань, заходи, еще с вечера тебя жду. Знала, что придешь. Что решили вы с мужем?
– Ох, бабушка, не знаю ничего. Михась вечером в лес ходил, с колдуном разговаривал, вернулся за полночь уже, наговорила я ему всякого, что за всю жизнь у меня накопилось. Он ничего, не осерчал, но только девчонку отдавать не хочет. Что делать бабушка, что делать? Я ведь Миланке тоже не чужая, мать как никак. Да, только, я так понимаю, что выучится она у колдуна. И ей лучше – судьба шанс дает, и нам не страшно с Михасем свой век доживать. Понимаю, чтобы проклятье на весь род, на всю деревню не навлечь, надо отдать девочку и дело с концом. Не старая я ведь, еще бы ему ребетенка одного народила. Михась слушать меня не желает, твердит свое – не отдам и точка. Решил сам, что отрезал. Любань села на лавку, подперла голову рукой. Не знаю бабушка, как жить дальше. Научи ты меня. Еще ночь такая страшная была, он вроде и спит, да во сне то смеется, то плачет, то стонет так, будто лихоманка его крутит, я разбудить, растолкать пыталась, ни в какую. С петухами первыми дурман его отпустил. А, по утру, и вовсе в лес ушел.
– Не кручинься Любань, тяжело ему, ты-мать, он-отец. Хоть пятерых ему народи, Милану не забудет-родная кровь, да и любит он ее больше других. Бабка протянула женщине плошку с отваром. Выпей, отойдет тревога от душеньки, одолень траву тебе заговорила, от тоски-кручины да слез бабьих.
Пока Любань пила отвар, бабка достала чашу с водой, свечу зажгла, стала тихонечко лить расплавленный воск в чашу с водой. Лила, смотрела и хмурилась, под конец гадания и вовсе стала мрачнее тучи. Слушай меня Любань: Лютый, этот колдун, сильный супротив меня, вывернет так, как ему надо.
– Что ты в воде бабушка видела? Сказывай, не скрывай.
– Сама смотри красавица. Увидишь и сразу все поймешь. Любань заглянула и обмерла, этот образ она часто корила и проклинала, разрывала на тысячу кусочков. В воде из воска свечного отлилась женская и мужская фигуры, переплетенные в жарких объятиях. Рада и Михась. Фигуры были точно живые. Угадала, кто это? Вижу, что угадала! Их в воде я и усмотрела, виделись они давеча.
– Как же возможно такое? Ведь ее нет в наших краях, давно нет.
– В наших краях может и нет, только виделись они. Отравила она его кровь своим ядом. Сомнения в душе поселила. Говорила я тебе девка, что не нужен тебе Михась, себя с ним забудешь. Не поверила ты мне. Мой будет, мой, все твердила. Помоги бабка, да помоги. Помнишь, Любань?
– Помню бабушка, как забыть?
– То– то, и оно девка. Присушила ты его. Легче тебе стало? Хоть годок счастливой походила? Иль все оглядывалась, и счастье спугнуть боялась? Было ли оно у тебя, счастье это? Чужой был тебе Михась, чужим и остался. Вроде и вместе вы с ним столько лет, и дети у вас, и хозяйство, а все разными дорогами идете.
– Ругаешь меня, что ли, бабушка, в толк не возьму?
– Нет, Любань, жалею. Знаешь ведь, люблю тебя, как родную, да помочь ничем не могу. Себя ругаю, что пошла у тебя на поводу, научила, как мужика приворожить. Былого не вернешь Любань, теперь смотри в оба. Сдается мне, не Рада то возле Михася крутится, не настоящая Рада. Как только в воде ее образ рассмотреть хочу, к себе приблизить, плывет все перед глазами, словно мороком мне их застили. Подослал кого-то к Михасю в облике Рады колдун. Своего добивается, чтобы девочку вы ему отдали. Я так поняла, ты не против Милану отдать из дома.
– Не против я, бабушка.
– Тогда пусть все остается, как есть. Супротив колдуна, силенок у меня маловато, даже стараться не буду, и ты выжидай. Отдаст твой мужик девочку.
– Это ты тоже в воде увидала?
– В воде милая, в воде. Ступай домой и не думай ни о чем. Как судьба распорядится, так и будет, ты не вмешивайся, жди.
Любань поднялась с лавки и вышла.
Славия, после ухода женщины, опять зажгла свечу и стала всматриваться в восковое изображение. Кто же эта Рада, которая и не Рада вовсе? Сколько бабка не смотрела, ничего нового не увидела, изображение плыло и растекалось. Скоро все разрешится, Лютый ждать не станет, возьмет причитающееся, да пойдет дальше.
В избу постучали, то был Никита. Пора Славия собираться, скоро Лютый заявится, надо ответ держать. Чую, не отдаст Михась девчонку.
– Не переживай Никита судьба девочки уже разрешилась, все, что надо Михась надумал. Любань у меня была, сказала, спозаранку ушел Михась в лес. Думается мне, сам он все Лютому и обскажет, без нас разберутся.
Глава 9
Михась, и правда, с рассветом отправился в лес. Лютый его уже поджидал.
– Решил что Михась? Или так, на огонек заглянул, о житье-бытье потолковать.
– Чай, не баба я лясы точить. Пошли со мной. Михась повернулся и быстрым шагом направился в самую чащобу. Шли мужчины долго, сугробов за зиму намело с половину человеческого роста, идти было тяжело.
– Куда идем, а Михась? Скажешь?
– Отчего же не сказать, тем более пришли мы уже. Смотри.
Перед глазами Лютого открылась чудная картина: посреди густого непроходимого бурелома спряталась маленькая полянка, деревья скрывали ее от посторонних глаз и сильных ветров. На поляне стоял деревянный сруб, неказистая с виду избенка, но было понятно, что крепкая, добрым мастером рублена, из трубы шел дымок.
– Кто там обретается?
– Пока никого, а будешь – ты с Миланой.
– И печь, что ли там есть?
– Есть. Зимовье, тебе свое отдаю. Не знает про него никто. Сложил две зимы назад, здесь и ночую, когда с охотой припозднюсь, а бывает, и по нескольку дней живу, когда зверь идет, или дрова готовлю. Пойдем, еще тебе одну диковинку покажу. Вот то, на самом деле чудо.
Лес за избой был уже не таким густым и непроходимым, больше напоминал просеку. Пройдя, совсем чуть– чуть по тропинке, мужчины услышали шум воды. Лютый, удивился, стужа зимняя, а вода льется, журчит.
– Родник здесь, ключ бьет, не замерзает вода никогда и не высыхает. Вкусная. Пил бы ее и пил.
– Волшебное место у тебя Михась.
– Отдаю, забирай. И дочь отдаю. Только помни Лютый, обидишь ее, где бы ты ни был, куда бы не ушел, из наших мест, везде тебя найду. Хоть колдун ты, хоть ведун, хоть чародей, а все одно спрошу с тебя. Бери, девочку, учи ее, только береги, пусть, родной тебе станет. Захочу с ней свидеться –приду, не мешай нам тогда. Не бойся, часто ходить не стану, Любань тоже вас не потревожит.
Сказал ты, как придет время, уйдет она. Девка, на то и девка, завсегда, с порога отчего к мужу уходит. Даже если дома ее оставлю, тебе не отдам, как заневестится, придется от себя отрывать. Посему пообещай, что не уведешь ее, покуда, в пору девичью не войдет. И еще одно обещание дай, уж коли берешь Милану к себе, то труда тяжелого она не узнает, все, что сам знаешь, то и ей передашь. Принимаешь эти мои условия?
– Договорились Михась, по рукам.
– Могу тебе верить Лютый? Чем докажешь, что не обманешь меня?
– Разве поверишь ты мне Михась на слово? Делом тебе докажу, что все без обмана. И первое свое обещание сдержу, заберу девочку весной, а пока живите, как жили.
– Как жили уже не выйдет, растревожил ты мою семью Лютый, разбередил душу. Девочке мы до поры ничего не скажем, но и ты в деревне не появляйся. Избу я тебе отдал справную, в ней все жизни есть, зиму перезимуешь. А как Милану я привезу, так и еду привозить стану, чтоб ты голодом ее не уморил.
Лютый, засмеялся: Ты Михась говори да не заговаривайся. Я, да у мужика на содержании.
– Не ты, а дочка моя. Об тебе мне заботы нет. На лице Михася не было и тени улыбки.
– Ладно, Михась не хмурься, потом поговорим. Вижу я, не все ты мне сказал , что-то еще тебя гложет.
– Коли я девочку добровольно отдаю, так могу у Темного взамен чего испросить?
– Что тебе надобно?
– Желание у меня одно -Рада.
– Ты из-за нее дочь отдаешь?
– Нет Лютый. Нет. Что я ей дать могу? Бедность да тяжелый труд. Другая она, не сможет, как все, ее беречь надо. Князя ты ей обещал. Придет время, я все обещанное ей с тебя Лютый спрашивать буду. Вот как думал я, когда тебе дитя решил отдать. Но и Раду ты мне не зря показал, жить теперь спокойно не смогу, пока в яви ее перед собой не увижу, настоящую, пока к себе, пусть на миг не прижму, а там и умирать не страшно. Милану на Раду никогда бы я не сменял, дочь мне дороже всех.
– Хорошо Михась, отдашь девочку и скажешь свою просьбу Темному. Я научу, как сделать, чтобы услышал он тебя.
– Тогда все Лютый, живи здесь, а я к себе пошел -домашних успокою, да и старшинам надо наш разговор передать, все ждут, всем тревожно. С этими словами Михась, повернулся и пошел прочь от избы.
Лютый решил осмотреться, да проверить все на полянке. Подошел к ручью, достал из-за пазухи маленький кувшинчик, набрал водицы. Зашептал: Все помнишь, все хранишь, все привечаешь, по миру течешь, не истекаешь, свет белый поишь, омываешь, так омой, вода ключевая, нареченного Михася, запомни, сохрани, все слова его, все думки, черные да белые, явные да потаенные, образ его запомни. Да, по слову моему, по воле моей, тот образ мне кажи, все, что было сказано, да им приговорено в сей час и миг, расскажи.
Нашептав эти слова на воду, Лютый подождал несколько минут, затем снова обратился к воде: Кажи мне сестрица– Михася, кажи слова его, кажи думки, кажи образ. Вода всколыхнулось, возник Михась , словно живой, будто и не уходил из леса, да все, что Лютому сказал, все вода запомнила, все сохранила. Голос Михася звучал на поляне, будто разговор между мужчинами происходит снова. Говорит Михась Лютому, что хотел бы, хоть разок Раду свою увидать. Спрашивает его Лютый: Так ты что Михась Милану на Раду меняешь, и отвечает ему Михась – нет, ни за что, дочь ему дороже всех на свете.
Усмехнулся Лютый: Эх Михась, Михась, не знаешь ты силы ведовской.
Склонился Лютый над кувшином, прошептал новый заговор . Изменил ведун ответ Михася , заменил правду кривдой. Снова голос Михася разносится по лесу, криком мужик кричит, что отдает Милану в услужение Темному, только, чтобы с Радой быть, никто кроме нее ему не надобен, ни Любань постылая, ни дети, ни Милана. Душу за Раду готов отдать, не то, что девочку.
Поплатился ты Михась за свою глупость да веру людям. Некуда тебе деваться, коли передумаешь. Недобро прищурившись спрятал ведун наговоренную воду в поясную сумку и вошел в избу.
ЧАСТЬ 2 ЛЕРА
Глава 1
Лера неспешно пила свой утренний кофе в офисе. Куда торопиться? День только начался, и можно было насладиться дождем барабанящим по стеклу и ароматным напитком. Она очень любила дождь, точнее даже не сам дождь, а его музыку. Знакомые всегда удивлялись такой ее фразе -музыка дождя. Какая может быть у дождя музыка, льет себе и льет, называли чудачкой, когда она прикрыв глаза что –то мурлыкала себе под нос, в такт падающим каплям. Лера слушала дождь, пила кофе, и чтобы не чувствовать себя бездельницей, начала просматривать рабочую почту. Одно из писем оказалось рекламным спамом, агитировавшим любого заинтересованного покупкой цветных контактных линз. С монитора на Леру смотрели улыбающиеся девушки, цвет глаз у них постоянно менялся – карие, зеленые, даже разноцветные. Кошмар какой, подумала Лера, собираясь закрыть страницу, но тут на экране появилась девушка, с невероятными – синими глазами. Цвет был очень необычный, ни голубой, а именно синий – пронзительный, завораживающий, редкий. Девушка была брюнеткой, со смуглой, явно, покрытой автозагаром кожей. Весь облик был продуман стилистами до мелочей, чтобы оттенить цвет глаз. Закрыв страницу, Лера нахмурилась: Интересное лицо, где я могла ее видеть?
– Ах, да! Сон. Всю ночь Лера не могла заснуть, то ей было жарко, то стало холодно, потом захотелось пить, она ворочалась не находя удобного положения. В окно ярко светила полная Луна. Подойдя к окну Лера залюбовалась видом. Луна, казалась, серебряной, от нее исходила особая магическая сила. Глянешь, и взгляд не оторвать.
– Теперь, я понимаю волков, – усмехнулась Лера. Можно часами выть на такое совершенство. Девушка легла в постель, и мгновенно уснула.
Она бежала по заснеженному полю, проваливалась глубоко в снег, падала, поднималась, слезы градом катились из глаз, дышать становилось все сложней. В очередной раз споткнувшись, за спрятавшуюся под снегом корягу, упала, и на какой– то миг потеряла сознание от сильного удара. Очнулась на руках у мужчины, закутанная в тулуп. Рядом фырчали кони. Мужчина крепко держал ее в объятьях. Не вырваться, никак не вырваться на свободу, не сбежать от него ей никогда. Тоска и страх, заполнили женщину целиком.
– Как же я ненавижу тебя Лютый, как ненавижу, если бы только мог себе представить!
– Это для меня не новость Милана, ненавидь сколько душе угодно, достаточно того, что ты мне нужна. Сама поедешь, или к моему седлу тебя привязать?
– Сама. Девушка посмотрела на него своими бездонными, синими– синими, что небо, глазами.
– Глаза спрячь, и не зыркай на меня, девка.
– Ох, Лютый, может мне эти глаза выколоть. Не было бы их, и тебя бы проклятого в моей жизни не было никогда.
В ответ Лютый ударил девушку по лицу и кинул в сугроб.
– Сама себе седлай и догоняй меня, ждать не буду.
Милана лежала закрыв глаза: Хоть бы замерзнуть здесь, не проснуться больше никогда.
– Замерзнуть не надейся, не дам, – словно, прочитал ее мысли Лютый. Подошел к ней, наклонился, погладил по голове.
– Все, Милана, все, хватит на сегодня, не дури, девочка. Седлай и догоняй меня, я тихо поеду.
У Леры прозвенел будильник, резко выдернув девушку из сна, так резко, что она позабыла, все, что ей привиделось, осталось лишь чувство тревоги и неудовлетворенности. Просмотрев рекламный ролик, она вспомнила свой сон. Кошмар, на границе с явью. Лютый и Милана. Давно они не появлялись в ее жизни.
– Неужели опять? Лера затрясла головой, прогоняя охватившую ее панику. Все в прошлом. В прошлом. Давно забыто, погребено и исчезло вместе с Михаилом.
– Валерия Сергеевна, зайдите, пожалуйста, к шефу. Без вас рвет и мечет. Только вы его сможете утихомирить. С таким сообщением-скороговоркой в кабинет без стука влетела взвинченная донельзя секретарь генерального. Ой, извините, не постучала.
– Здравствуйте, Светочка. Что на этот раз?
– Да, кто его знает? Приехал, злой, как черт. Кофе ему холодный, сахара мало. Вызвал менеджеров, устроил разнос. От меня требует какие-то контракты с банком, вроде бы он мне их две недели назад давал в работу, а я никак не сделаю. Света всхлипнула. Вы же знаете меня Валерия Сергеевна, у меня ничего не теряется, я все записываю, ничего не забываю. Какие у меня могут быть контракты, я же, слава Будде, секретарь, а не юрист. Красный весь, взъерошенный орет, что уволит.
– Кого уволит, Светочка? Вас? Лера, улыбалась.
– Нет, не меня,– хмыкнула девушка. Еще тот директор не родился, чтобы меня уволить!
– Знаю Светочка, знаю, вы самое ценное, что у нас есть. Мы в следующий раз, когда кредитоваться станем, вас и заложим, вместо имущества.
Света прекратила всхлипывать и расплылась в улыбке.
– Валерия Сергеевна, обязательно учтите, что кредит– в евро, на страшные миллионы, и председатель правления банка – жгучий брюнет спортивного телосложения.
– О чем речь, Светлана? Мы не продешевим! Женщины улыбались друг другу. Так, кого уволить собрался наш Крокодил?
– Кого? Ах, да дворника же –Хакима! Шеф, из машины перед офисом вышел, поскользнулся, и на задницу приземлился. А как он хочет? На улице не май месяц – конец ноябрь на календаре. Гололед страшенный, я еле от метро дошла. И ничего, не ору на всех, как ненормальная. Хаким, молодец, с пяти утра парковку вычищает, ночью метель мела, а утром дождь пошел. Странно конечно, снег кругом, и дождь льет, но что поделаешь? Шеф поскользнулся. Промок насквозь, на штанине дыра. Смешной. Все ржут, а он бесится. Пойдемте к нам, Валерия Сергеевна. Пойдемте. Я вам кофейку сварю, крепкий, как вы любите.
– Светочка, душа моя, почему все хорошее всегда мне? Лера улыбнулась. Света поняв, что это шутка, и конечно же, Лера возьмет удар на себя, засмеялась в ответ.
– Так вы же наше солнышко, Валерия Сергеевна! Мы же вас так любим, пойдемте скорее, голубчик, пока Крокодила удар не хватил.
Шефа ласково, за глаза, называли Крокодилом. Был он человек незлобный, но взрывной. Временами спокойный, можно даже сказать добрый, но если его разозлить, разорется так, что весь офис ходуном ходит, слышно на всех этажах. Крокодил и есть, говорили в такие моменты служащие, стараясь, незамеченными, прошмыгнуть мимо кабинета директора.
Вслед за Светой, Лера поднялась на этаж выше. Офис вымер. Обычно, в это время в приемной собирался народ. Кому подписать, кому согласовать, кому переговорить. Сегодня стояла гробовая тишина, в приемной никого не было.
– Понятно, вздохнула Света – мышки в норках.
– Скорее, Света, все окопались и ждут наступления темноты. Варите нам два кофе, а я пошла. Если, что не поминайте лихом. И знаете Света, позвоните ка домой, домработнице Гаврила Николаевича, пусть с водителем передаст ему новый костюм. Он какой порвал?
