banner banner banner
Джин в наследство
Джин в наследство
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Джин в наследство

скачать книгу бесплатно


Глеб по нескольким ступеням из погреба и еще по трем из смотровой ямы поднимался так тяжело, будто шел наверх по крутой горе. На лбу выступили капельки пота, футболка буквально прилипла к спине.

– Опять засиделся за компом – надо больше ходить и меньше есть. – Дежурно укорил он себя и наконец добрался до фонаря, проверил как тот работает и направился обратно в погреб. Глеб не изменил себе и на этот раз, взял в руки фонарь, но положил на полку телефон и благополучно забыл о нем. Вспомнил у самой двери в погреб, хотел вернуться, но махнул рукой – если кто и позвонит за эти пару минут, он перезвонит, когда поднимется. Глеб не заострил внимания, что вниз спускался легко, так, будто в его спину дул попутный ветер, который не просто ускорял движение, но еще и приподнимал мужика вверх, чтобы шаг был легче.

Зуммер продолжал равномерно гудеть, Глеб провел фонарем по углам и полкам погреба. Ничего, даже паутины нет. Наконец луч света упал на приоткрытую дверь, и он вспомнил, что в прошлый визит не стал спускаться в непонятную темноту. О неисследованном закоулке гаража он и думать забыл, при этом, вечно все теряющий и забывающий, он перед тем как идти в гараж первым делом достал фонарь.

Глеб направил луч в проем – высветилась крутая лестница, сваренная из толстой арматуры. Без ступенек, спускаться нужно будет спиной, чтобы держаться за перекладины. Но Глеб у края продолжал медлить, он с недоумением перемещал луч по второму уровню погреба. На полу деревянный поддон, стены обиты вагонкой. Ни полок с банками или инструментами, ни ящиков на полу. Только лестница и обрывки пустоты, выхваченные кусками лучом фонаря. Откуда-то из этой пустоты и шел звук, то ли зуммера, то ли какого-то ровного свиста. Завороженный Глеб стоял на краю, его плечи и голову буквально тянуло вперед, как будто некий огромный пылесос приближал и приближал свое громадное сопло к фигуре мужика, а ноги как намертво приклеенные оставались на месте. Позже он вспомнит, что ни о чем в этот момент не думал, слышал, что наверху надрывается забытый телефон, и хоть сила звонка и была явно больше, чем у таинственного зуммера, чей-то призыв сверху казался далеким и абсолютно не важным.

Он спускался вниз, как существо, которое следует за сладкой призывной мелодией флейты крысолова. Страхуя себя руками зажал под подбородком фонарь и краем глаза наблюдал, как справа медленно поднимается вверх деревянная стена. Наконец обе ноги оказались на твердой почве, Глеб взял фонарь и повел им по сторонам. Он оказался в квадратном помещении. Каждая стена шириной чуть больше метра уходила на высоту и терялась в темноте. Глеб шарил лучом по высоте и никак не мог попасть на дверной проем, через который только что спустился сюда. Лестница была, но заканчивалась она продолжением стены. Это был каменный колодец, абсолютно закрытое пустое пространство. Внутри которого стоял Глеб без единой мысли в голове, без страха, без радости или отчаяния. Он привык доверяться своей интуиции, анализировать ощущения, но здесь все внутренние приборы не работали, даже дыхания своего Глеб не слышал. Да и лучом мощного фонаря, вместе с его рукой как будто управлял кто-то со стороны. Наконец луч уткнулся в крохотную полочку, на ней стоял портрет военного, а рядом сначала немного, как светлячок в траве, высвечивалась семисот граммовая банка. Постепенно свет усиливался и параллельно возрастал звук. И свет, и звук он видел не глазами, а каким-то внутренним зрением и слухом. Глеб зафиксировал луч на портрете. Со стены странного колодца прямо ему в глаза смотрел крепкий, немолодой уже мужчина в авиационном подшлемнике. За спиной Василия, а это без сомнения был покойный Алин муж, виднелся силуэт вертолета на фоне удаленных зазубрин гор…

Ровный звенящий звук быстро перешел в грохот вертолета, теперь Глеб сидел внутри машины с пулеметом наизготовку и наблюдал как внизу по песку движется караван. Пять верблюдов вытянулись в цепочку, между их горбами покачивалась поклажа, а параллельным с верблюдами курсом медленно двигались 12 человеческих фигур. Головы их венчали объемные белоснежные чалмы, а раздвигавшиеся при каждом шаге полы длинных темных халатов, демонстрировали ноги в белых кальсонах. Они тонули в песке и караван внизу двигался, как в замедленном кино. Потом процессия остановилась, несколько человек забегали, перед ними стал подпрыгивать и вздыматься песок, а к шуму двигателя вертолета добавился стрекот пулемета. Глеб видел чью-то руку, нажимающую на гашетку, а через нее в дверном проеме вертолета картину внизу. Путники один за другим падали на песок, трое уже лежали неподвижно, а двое водрузили на плечи стингеры и выставили их в сторону вертолета.

Рука продолжала жать на гашетку, внизу полыхнуло, вертолет резко вздрогнул… все исчезло, так будто кто-то бросил в темный колодец включенный телевизор с изображением боя, чтобы мигом оборвать эти страшные изображения. Но не получилось, вместе с протяжным звуком зуммера к Глебу возвращался и странный видеоряд. Сначала он видит кусок блеклого неба без единого облака, потом проступают зазубрены гор, на раскаленном песке он видит остов сгоревшего вертолета, приближается – никого. Осматривается, замечает на песке следы, и гонимый жаждой идет по следу в надежде найти хоть пару глотков воды. Он идет долго, без надежды и цели. Только следы и вода. Силуэты людей в белых кальсонах и чалмах, разбросанные по песчаной поляне, приближались к нему целую вечность. И с каждым очередным шагом ровный звук усиливался, но как-то деликатно. Будто кто-то старательно приманивал к себе этого человека, но отчаянно боялся спугнуть его. Он шел на звук, и взгляд натолкнулся на флягу. На самом деле это был плотный кожаный мешок из которого торчала горловина с отвинчивающейся пробкой. Глеб понял – вода. Протянул руку и увидел, что к мешку тянется не его, а чужая кисть с мощным перстнем на безымянном пальце. Но жажда не позволила включиться мозгу, а назойливый ровный звук через вату сознания проникал в слух без всяких препятствий. Изображение исчезло и так резко, будто кто-то выдернул телевизор из розетки. Опять возвращалась картинка медленно, на звук наложился стон человека, но лицо в изображение не попадало. Только стон и рука с зажатым внутри предметом тянулась в сторону Глеба. А потом отдельно без лица – глаза. Они смотрели с мольбой, и чей-то голос глухо приказывал: «Возьми его». Глеб чужой рукой с массивным перстнем на безымянном пальце взял из слабеющей руки гладкую фигурку с плечами и руками человека, на голове статуэтки вверх торчали два острых ушка, а вместо ног от талии хвостом закручивался вихрь, нижнее кольцо позволяло поставить фигурку на поверхность. Как только статуэтка перекочевала в ладонь, рука дающего ослабла и взгляд погас. Зато ладонь с перстнем почувствовала тепло разогретого солнцем камня… Глеб опять провалился в темноту и тишину. Очнулся от грохота вертолета, над ним нависло тревожное лицо человека. «Всё позади», – сказало лицо, – «Жить будешь!». Сказало и исчезло.

Как-то медленно к Глебу возвращались сознание и ощущения. Он почувствовал, что сидит на полу, упираясь спиной в стену в кромешной темноте. И ноет когда-то сломанный тазобедренный сустав. «Неужели упал и повредил?» – как-то безразлично подумал он. И попробовал подвигать ногой, колено без труда разогнулось, одной рукой он уперся ладонью в пол и попробовал приподняться. Получилось, нигде не проявилась боль, значит с бедром все в порядке. После каждого удара и падения он проводил самую строгую инспекцию левой ноги, но сейчас осмотреть её в кромешной темноте невозможно. Он вспомнил гул вертолета, раскаленный песок под ногами и жажду. Рука машинально стала шарить по полу, отыскивая чужую кожаную флягу с водой. Место, в котором он находился было прохладным, но в горле все равно пересохло. А еще у него онемела правая рука, да настолько, что невозможно разжать ни одного пальца. Несколько минут он ждал, когда глаза привыкнут к темноте, чтобы сориентироваться в пространстве и понять, что делать дальше. Время шло, онемение в руке не проходило, тьма не рассеивалась. Глеб зябко пошевелил плечами и закрыл глаза, бессмысленно пялится в темноту. Надо обязательно встать, размяться, в движении будет теплее, но навалилась такая усталость и апатия, что он вяло принял решение – надо попробовать уснуть. Он уже протянул руку за бабушкиным пледом, который Маня каждое утро выносила в сад и клала сложенным на качели. В любое время кто-нибудь сначала посидит в тенечке, а потом может и прилечь. А под рукой тут как тут плед, можно прилечь, прикрыться и подремать часок. Вот только телефона почему-то нет рядом, Глеб не искал аппарат в карманах, просто знал, что айфона нет. Покачиваясь на качелях, он видел, как в сумерках проступает силуэт ели. Три года она сидела в саду и даже не думала расти, а потом раз и за одно лето вытянулась на двадцать сантиметров в высоту. На следующее лето еще на двадцать. Теперь упираясь мощными лапами в землю, она выбрасывала новую макушку вверх и тянулась в высоту. Глеб привычно втянул воздух носом, он любил нюхать неповторимый запах голубой ели, но аромата не было. Ель стояла, а запах исчез. Он с недоумением попытался оттолкнуться ногой, чтобы раскачать садовый подвесной диван. Нога во что-то уперлась, ель исчезла, мягкое сидение диванчика стало твердым, и опять вернулась глухая темень. Глеб понял, и свой сад в Латвии и голубую ель он увидел в коротком сне. Последний год, засыпая он все чаще перемещался туда где так долго жил в спокойствии и состоянии блаженства… Теперь он в России. В гарнизоне детства, он отправился в гараж соседки, чтобы отнести банки с клубничным вареньем и подготовить место для двух велосипедов. Так постепенно Глеб вспоминал как спустился в погреб, выставил банки, затем поднялся за фонарем. Открыл деревянную дверь и по железной лестнице спустился на второй уровень странного погреба. Значит он на этом втором уровне, где сначала исчезла дверь, а потом и реальность. Наверное, закружилась голова, он потерял сознание, выронил фонарь. Маня должна прийти за ним следом, вот придет и поможет. Хотя, как она вытащит его по вертикальной железной лестнице? И это если найдет, Глеб вспомнил что и сам не сразу увидел в углу дверь во второй уровень подвала и застонал от досады и неизвестности. Выбираться надо самому, но вставать и двигаться в темноте он пока не решался. Правая рука служить отказывалась. И тут неожиданно, непонятно откуда прозвучало: «Протяни левую руку!». Глеб послушно протянул. «Левее к лестнице!» – Раздраженно приказал хриплый механический голос. Глеб нащупал фонарь. «Наконец-то! А то разлегся, а мне что и дальше по твоей милости в тюрьме сидеть?!» – возмущенно проворчал голос, Глеб включил фонарь и никого не увидел. Неожиданно к правой руке вернулась чувствительность, он легко разжал пальцы и с интересом уставился на нефритовую фигурку в своей ладони. Они смотрели друг на друга целую минуту. Глеб разглядывал поочередно искусно вырезанные из камня рожки, горбатый черный нос, сжатые губы и острый подбородок. Параллельно водил пальцами по плечам и гладким рукам абсолютно черной фигуры. Он не вставал, поставил рядом фонарь, который светил в далекий потолок, блики играли на лысой макушке крохотного артефакта и падали на пальцы статуэтки на которых был прорисован каждый ноготок. Глеб осмотрел все до мелочей бережно поворачивая камень в руке, но почему-то ни разу не заглянул в глаза неожиданной находке. Как, увиденная в странной сцене с раскаленной пустыней фигурка, вдруг оказалась в его руках? Тут он вспомнил, про исчезнувшую в конце лестницы дверь, сунул фигурку в карман и поднял голову. Дверь была на месте, только закрыта. Он не помнил, чтобы закрывал, хотя под собственной тяжестью дверь вполне могла вернуться на место. Наконец он поднялся, стало теплее, нога больше не ныла. Глеб приблизился к портрету, посмотрел еще раз на изображение Алиного мужа, споткнулся о банку, поднял ее, заглянул во внутрь – пусто. Нашел крышку, закрутил и зачем-то поставил на место. Достал из кармана статуэтку и спросил ее: «Ну что будем выбираться?», нефрит молчал как камень. Он всмотрелся в лицо статуэтки еще раз и подумал, «Камень он и есть камень. Даже древний и искусно выточенный. Глеб не знал, что он рассматривал древнюю статуэтку как предмет искусства, а фигурка рассматривала его, как будущий инструмент для своих целей.

Глеб быстро и легко поднялся по лестнице, дверь захлопнулась, замок на ней защелкнулся, а ручка оказалась внутри. Скоро он выбрался на первый уровень подземелья, повернул в замке деревянной двери ключ и направился к выходу… Он считал, что к выходу, а на самом деле, сделал первый шаг в лабиринт запутанных и опасных событий.

Глава 8

Маня неслась к гаражу на космической скорости, ну это ей передвижение казалось космическим, а со стороны все выглядело немного иначе. Позже она узнает, как именно определил ее бег сосед. Излагая начальнице домоуправления встречу с соседкой он так и сказал: «Просвистела вслепую мимо – ни тебе зарасти ни до свидания, споткнулась и не касаясь земли выровняла курс. Чисто истребитель в пике». Домоуправ потом спросит Маню: «На какой пожар ты неслась с такой скоростью?». Но это будет потом, а сейчас бедолагу заботило только одно – обещала прийти помочь мужу разобраться в гараже еще два часа назад. Заболталась с подругой и забыла обо всем на свете. Конечно, и сам мог позвонить, так всегда и делал, а сегодня нет. Почему? Наверное, работы много, а времени мало или помешало что-то другое. Сейчас Маня примчится, а Глеб мрачно встретит жену не предложит включиться в разборку. Станет покрикивать – это не бери, тяжёлое, это сам положу. Не в правилах Глеба устраивать скандалы и кидаться упреками. Он вполне успешно выражает свое неодобрение интонацией или нарочито медленными действиями. Маня не любила такие моменты, и с отчаянным желанием купировать недовольство Глеба стремительно приближалась к цели. Двигалась она с лихостью осмелевшего хмельного зайца, на ходу подбирая вариант действий. Первый – не дождалась звонка, второй случилось ЧП дома, только какое? В квартире постоянно что-то происходило, то повисал на одном шурупе карниз, то ни с того с сего зависнет створка окна. А вчера Мигарь открыл утро грохотом в дверь их квартиры. Беда у Мигаря случилась по-глупому, продолжая третий день отмечать профессиональный праздник он выскочил из дома, дверь захлопнулась. Ключи остались внутри, а сосед раскачивался на лестничной площадке. Теперь ему требовался стул или стремянка, гвоздодер, топор, сто грамм и моральная поддержка. Дверь стояла намертво, но проем над железным монстром он победил. Правда попутно выдрал всю проводку оставив Маню с Глебом без интернета, телевизора, домофона и звонка в квартиру. Мог заесть замок, потеряться кроссовка и еще куча мелких неприятностей, которые сопровождали их не обустроенную жизнь в этой квартире. Лучший способ защиты – это нападение, противника следует ошарашить сообщением, и заставить его лихорадочно думать – как я мог забыть, не успел, но сегодня же исправлю. А потом она скажет, что ждала и не дождалась звонка от Глеба. Муж сразу усомнится, может и правда забыл позвонить, вполне оправданно – он всегда все забывает. Первый момент пройдет, а потом они вместе быстро разберут все у стены и будут ждать велосипеды. Хотя, вполне может быть, что одноклассник уже все привез. Нет, тогда бы они приехали на квартиру, чтобы занести комод. Обещали – мебель из квартиры сразу в квартиру. Может просто болтают у гаража, а она запаниковала, заахала, несется сломя голову. Может Мане и спешить незачем, сгрузили все, закрыли гараж и поехали куда-нибудь. Да хоть к Юрке Сахову в гости. Тот если не на дежурстве, то обязательно мастерит что-нибудь в старом родительском доме. Юрка унаследовал деревенский дом от матери, аккурат в год, когда впервые стал дедом. Внуки появлялись с завидной регулярностью и постепенно оккупировали дом-дачу, требовались дополнительные комнаты, шкафчики, водогрей в бане, – не топить же каждый день. Дом постоянно кипел и гудел как улей, гости прибывали и убывали, Юрка спрыгивал со стремянки, встречал, угощал чаем, потом устраивал экскурсию по саду… Этот вариант Маню устраивал больше всего. Она даже сбавила шаг, вытащила телефон, сверила время. Если в планах ничего не изменилось, то велосипеды уже час стоят себе смирненько в гараже, можно даже тот что поменьше опробовать в деле. Глеб отправился в гараж пешком, одноклассник обещал привезти все сам, а потом «по обстоятельствам». Маня к обстоятельствам, на всякий случай приготовила обед, так что ничего катастрофического. Почти успокоившись она свернула за угол, и взгляд уткнулся в распахнутые ворота гаража. Рыжий пес поднялся с травы, посмотрел на Маню лениво, но приветливо махнул хвостом и направился по своим делам. Маня заглянула внутрь помещения и ничего не увидела, подождала несколько секунд, пока глаза привыкнут к сумраку, потом осмотрелась. На первый взгляд все здесь казалось забито хламом, коробки, прислоненные к стене доски, но велосипедов не было, и Глеба с одноклассником тоже не было. Она озиралась по сторонам, чуть было не свалилась в смотровую яму. Заметила, что к стене приставлены несколько досок, а еще в торце смотровой ямы распахнутая в темноту железная дверь. Эта темнота и какая-то звенящая тишина испугали ее.

– Глеееб ты где? – почему-то тихо позвала она мужа. Ответа не последовало. Маня спустилась сначала в яму, остановилась у железной двери. Посветила телефоном, слабый свет выхвалил три крутые ступени вниз, залитый цементом пол, обитые досками стены и полки вдоль них. На одной все восемь литровых банок с вареньем, больше ничего и никого. Она еще немного поводила экраном телефона по стенам погреба, почувствовала, что мерзнет и поднялась наверх. Озноб сопровождался нарастающей тревогой. Муж конечно товарищ рассеянный, с него станется оставить открытым гараж и уйти в соседний поболтать с кем-нибудь. На первый взгляд гаражи по соседству закрыты. А отправиться куда-нибудь дальше, не закрыв помещение, в котором хранилось клубничное варенье…, Нет! И еще раз «Нет!». Маня даже представить себе не могла, что должно произойти, чтобы муж мог оставить свой сладкий запас без присмотра и надежной защиты. В твердой памяти и при ясном сознании этого произойти не может никогда.

Сознание! Может потерял сознание, ну солнечный удар, например, прохожие вызвали скорую, медики Глеба увезли в клинику. Она даже представила, как покачиваясь на колдобинах и захлебываясь сиреной, по центральной гарнизонной улице идет машина скорой помощи, люди останавливаются, вздыхая провожают взглядом машину. Если Глеб исчез таким путем, то кто-нибудь обязательно скорую видел и время заметил. Плохо, что барсетку с документами муж оставил дома. Но Малино, это не Москва, ближайших клиник не так много, Маня найдет его быстро, еще у него с собой телефон. Господи – телефон, надо просто позвонить и все выяснится. Маня набрала номер, и подскочила – прямо за спиной завопил айфон мужа. Вот это была настоящая катастрофа, сродни оборвавшейся над пропастью страховки альпиниста. Телефон вопил сигналом воздушной тревоги, звук метался по стенам, вырывался за ворота гаража, Маня стояла столбом и надеялась, что сигнал такой силы муж проигнорировать не сможет, если… Невероятно, но факт – аппарат, который она в шутку называла продолжением руки Глеба в данную минуту безрезультатно звонил и заливался, призывая исчезнувшего хозяина. Маня отключила сигнал и ударилась в панику. Лихорадочно осмотрела все углы в гараже, быстро вышла на улицу, обошла соседние гаражи, уклоняясь от крапивы заглянула в овраг. Кроме высокой травы никого. Вернулась, и поняла, здравые мысли в панике покинули ее бедовую голову. Суетой проблемы не решишь, надо взять себя в руки и составить план поиска. Рука механически нырнула в желтую сумочку, без нее Маня из дому не выходила – ключи, телефон, сигареты, зажигалка размещались в семи кармашках, ремешок перекинут через голову, и этот кожаный карман надежно прилегал к левому бедру, обеспечивая ей все необходимое вне дома. Добывая сигарету, она не сводила задумчивого взгляда с дверного гаражного проема. Сознание растворило очертания старых запасных колес, досок, ящиков и видело внутри этой железной огромной коробки сгусток опасностей и тревоги. Она прикурила и после третьей затяжки включилась логика, пока вяло, но включилась. Вызвать скорую случись что, было бы некому. Маня здесь уже 30 минут и, никто не прошел и даже не проехал на велосипеде мимо. Гаражи несколькими рядами примыкали к бетонному забору, которым был обнесен гарнизон. Выхода за надежный забор было два – контрольно-пропускной пункт на севере и дыра на северо-востоке. Дыру пробили жители, она обеспечивала самый короткий путь через посадки вдоль внешней стороны забора к грибам и трассе. Там можно было поймать попутную машину, туда можно было подъехать к городку. Таксисты часто отказывались ехать в гарнизон, ссылаясь на в усмерть разбитые дороги городка. Маня с Глебом выбирались за пределы городка на джипе только официальным путем. Словом, мимо гаражей проезжать было незачем, так что вызов скорой помощи маловероятен. Если с Глебом что-то случилось – искать его следует здесь… А что если Глеба, нашли-таки, пугайловские адвокаты, выследили, дождались когда он окажется один в укромном месте, тюкнули кирпичом по голове, загрузили в машину и увезли. Попыхивая сигаретой Маня методично обходила гаражи уже по третьей линии и никого не встретила, даже собак. Десять минут назад она попыталась обойти гараж по кругу, но нарвалась на крапиву, и чуть было не запуталась в проволоке. Потом сообразила, трава высокая и, если бы Глебу по какой-то причине вздумалось сделать обход строения по внешнему периметру – он бы оставил следы на траве. Вон Маня пробралась к оврагу и обратно, оставив в высокой траве проем. Завершив обход всех гаражных линий, она вернулась обратно – все без изменений. Значит надо звонить Чурову, он специалист, приедет с группой, может даже со служебной собакой и пустит ее по следу.

Маня представила, как овчарка несется на всех парах от гаража к озеру, находит там шлепанцы Глеба, подбегает к воде и скребет лапой край песка у самой воды. Нет! Попутно Глеб купаться не пошел бы, а уж оставить чужой гараж открытым в здравом уме и подавно.

Час пятнадцать она искала мужа по округе и пришла к выводу искать мужа надо в гараже. Но там она осмотрела все. Это, во-первых, а во, во-вторых, входить в эту темную пасть еще раз ей было страшно. И все же она осторожно переступила порог, пробираясь к торцевым полкам вдоль стены, сейчас возьмет телефон Глеба и просмотрит звонки. Споткнулась об угол зеленого ящика, слава богу не упала, но расцарапала ногу. Наконец вот он телефон, а рядом пачка красной Явы и зажигалка. Эта находка включила очередную ступень Маниного логического мышления. Она уже больше часа ведет свои поисковые действия, это предел, который Глеб способен обойтись без сигареты. Значит, в ближайшие, минут десять, он вернется, где бы ни был, чтобы закурить. Но это если он способен передвигаться. Переложив айфон мужа в сумочку, Маня прихватила сигареты, у самого выхода старую табуретку – она устала и намеревалась посидеть у входа пока просмотрит звонки на телефоне мужа. Устроилась, ввела пин-код. У Глеба и у нее пароли были примитивными – даты рождения. Экран ожил, во входящих телефона пять пропущенных, некто Леха Зварыкин звонил пять раз, первый в 14.10, последний в 14.45. Зварыкин это одноклассник с велосипедами. Сейчас 16.30, Глеб выскочил из квартиры в 13.40 за 20 минут до предполагаемой встречи со Зварыкиным, за это время он предполагал подготовить место для велосипедов и встретить одноклассника уже у гаража. Максимум семь минут на дорогу от дома, на то, чтобы открыть гараж и войти в него. Хорошо, пусть десять минут. Значит в 13.50 он был здесь, а через 20 минут уже не смог ответить на Лехин звонок.

Маня нажала кнопку вызова, Зварыкин ответил мгновенно и сразу с претензией:

– Ну ты Глеб даешь, договорились…

– Это Мария, жена, Глеб исчез.

На том конце повисла пауза, наконец прозвучало:

– Куда исчез.

И Маня, торопясь, изложила ситуацию. Голос ее звучал жалобно, она даже принялась всхлипывать и спрашивать у Зварыкина совета. Неизвестный Мане одноклассник с трудом добился, как можно найти гараж и пообещал через 20 минут приехать. Маня уточнила на какой машине будет Леха, чтобы встретить его перед поворотом. Принялась описывать себя

– Блондинка в серой шляпе. – Это вслух.

А про себя подумала – если в шляпе, то зачем говорить о цвете волос. А потом «блондинка» звучит как-то вызывающе. Она блондинка потому что так проще корни волос подкрашивать, кстати уже пора, да все недосуг. Вот и прикрыла недостаток шляпой.

– В коричневом платье из марлевки, белых шлепанцах в солнечных очках, с сумочкой через плечо. – Продолжила описывать Лехе свои особые приметы вслух. А потом про себя: «Тоже сказала – в солнечных очках, она в гараже как сдвинула их прямо на шляпу, так и носиться по улице. И про марлевку напрасно – это женщина с ходу оценит и качество ткани, и фирму. А мужик, если "лейб" не приклеен на самое видное место, не поймет. Для него важен цвет, ну и длина подола…». Размышляя так она поставила табуретку на место, гремя воротами закрыла гараж и побрела к повороту. Еще неделю назад она бы сказала Лехе: «Поворачиваешь налево за углом почты», а теперь в качестве ориентира вместо почты можно было назвать груду строительного мусора. В городке за две недели их образовалось штук пять. Шла Маня медленно, поминутно вздыхая, в сопровождении сочувствующего ей рыжего пса-Латыша. Несмотря на жару, и уже не рассчитывая на колбасный кусочек он плелся в шаге позади Мани и тоже вздыхал.

Такой попутчик слегка успокоил женщину, и она принялась жаловаться псу как тяжело ей было там в Латвии, когда муж уезжал в очередную командировку. Едва время приближалось к оговорённому часу связи, ее нервы натягивались как струна, и казалось вся энергия лучом вытянулась к маленькому прямоугольнику телефона и сконцентрировала на нем смысл всего. Остудить накал тревоги могло только одно – звонок. Нет, она не психопатка, понимать надо, в дороге случается всякое. Ее саму польская фура чуть было не скинула с трассы, сигналя и мигая дальним светом в снежной темноте. Первые годы они с Глебом мотались по Европе в связке, потом Маня отправлялась в путь через одну командировку, еще через год через три. А последние два года чаще оставалась дома и, если муж задерживался со звонком ругала себя, на чем свет стоит считая, что поленилась отправиться с ним за тысячи километров, и вот теперь сиди и переживай. И сейчас она как подружке говорила псу Латышу, что заболталась с Жанкой, затем принялась зачем-то протирать пыль в серванте. Конечно к визиту гостей в доме должен быть порядок, но гости как правило топают прямиком на кухню и там прилипают к угловому дивану. Сервант же стоит в большой комнате. «Дура я» – призналась она псу и покаялась: «Следовало отложить все и идти следом за мужем в гараж, если на него нападали адвокаты она бы успела Глеба предупредить, теперь даже непонятно где его искать» – Манин голос дрогнул, пес ткнулся носом в руку. Он долго и терпеливо выслушивал ее, плелся следом, опустив голову до земли так низко, что уши подметали дорогу. Долго слушал и ничего не отвечал, даже не поднимал головы, чтобы просто посмотреть на нее, а тут решил успокоить или попрощаться, ткнув носом в кисть. Маня остановилась у перекрестка, пес коротко посмотрел на нее и свернул в сторону трехэтажного дома.

Здесь на посту она успела выкурить сигарету, поискать на полянке куст полыни, в малинском разнотравье можно отыскать массу полезного. В июне можно было срезать иван-чай. Сейчас готова к сбору пижма, бери и срезай, желтые шапочки можно было собирать прямо здесь вдоль дороги. Но теперь с бомбежками старых домов на каждом листочке и цветочке осел слой пыли.

Дома в Латвии у нее уже висели бы под крышей десятки пучков с травами. Даже укутанные в тряпочку зонтики укропа уже можно было шелушить. А здесь она срезала штук шесть жалких пучков иван-чая, крапивы, ромашки так и не нашла. Еще одну зиму придется пережить без чайного сбора, они с Глебом лекарствами почти не пользовались. Глеб?! Где он сейчас? Ой! Она увлеклась, разглядывая траву, отошла от поста, а у поворота уже стоял чей-то джип. Рядом стоял рослый полноватый мужчина и крутил головой. Маня подлетела к джипу и выдохнув спросила:

– Вы Зварыкин?

Мужик утвердительно кивнул. А потом улыбнулся:

– Вы там в кустах, Глеба искали?

– Нет, конечно. – Покраснела Маня. И принялась излагать поминутную историю исчезновения мужа. Потом отчиталась о проведенных поисковых мероприятиях. Зварыкин слушал, кивал. И наконец уточнил:

– Значит, в гараже его нет, телефон и ключи от гаража и квартиры у вас? – Маня утвердительно кивнула и Леха продолжил. – А что, если вы два часа провели в поисках, а он никуда не пропадал и теперь мается у дома под дверью.

Маня ахнула, может поранил ногу, побежал домой и они разминулись… Дома Глеба не оказалось, Зварыкин попросил кофе и принялся обзванивать ближайшие клиники. Потом уточнил какая сегодня дежурит по скорой и выяснил что именно туда как раз два часа назад привезли мужчину. Коротко стриженого, в очках и клетчатых шорах. Без документов, без телефона да. Но прежде чем уснуть пьяница назвал свое имя – Владимир Живанов.

– Мог Глеб напиться и назвать себя Живановым?

Маня возмущенно помотала головой из стороны в сторону. За третьей чашкой кофе они молча уставились друг на друга. Маня уже дозвонилась Чурову, вернее дежурному оставила сообщение для следователя. Леха Зварыкин тоже позвонил одноклассникам, прочесывать траву в поисках Глеба вызвались трое. Один заканчивает работу через 40 минут, так что Зварыкину пора ехать собирать по домам спасателей. Когда Лехе позвонили еще двое и сообщили что тоже поедут на поиски Зварыкин решил разгрузить машину. Комод он поднял наверх без помощников. Оставалось вытащить из багажника велосипеды.

– В гараж их и отвезем. – Сообщил Мане Леха. Еще на повороте они услышали грохот и злобные выкрики, железные ворота сотрясались под ударами, пес Латыш отчаянно лаял и набрасывался лапами на створки.

Зварыкин выскочил из машины, Маня рылась в сумочке и все никак не могла найти ключи. Наконец сняли замок, Глеб вывалился наружу и хриплым голосом минуты три объяснял Мане и Лехе кто они такие на самом деле.

С большинством эпитетов Маня в корне не соглашалась, но возражать не получилось. Она быстро протянула мужу сигарету, как спасение зазвонил телефон Глеба. Чуров выслушал историю спасенного Глеба и попрощался. Зварыкин успел вытащить из багажника велосипеды и прислонить их к открытой двери. Леха в ее сторону даже не смотрел, похоже, счел Маню заполошной дурой.

Маня рассеянно стояла в сторонке и в деталях представляла себе моменты, когда она осматривала и гараж, и погреб. Дурой она прослыть не хотела:

– Когда я закрывала гараж, – Негромко, но твердо сказала она мужу. – Тебя ни в погребе, ни в гараже не было!

– Ты просто не заметила. – Глеб отвел от Мани глаза, не мог же он тут и сейчас рассказывать ей о том, что уснул на втором уровне погреба, и разговаривал с нефритовой статуэткой. Маня после уточняющих вопросов и демонстрации находки не станет считать его чокнутым, а вот Леха не просто установит диагноз, но еще и озвучит его перед всеми знакомыми.

Зварыкин взглянул на часы:

– Ты Глеб хоть и нашелся, но поисковый отряд уже в сборе. Сейчас привезу команду, а ты можешь снова спрятаться, а можешь просто накрыть стол.

Глеб с Маней выбрали последний вариант. Они решили накрыть поляну прямо на берегу озера. Разместить дома шестерых гостей будет проблематично. Глеб отправился в магазин за пивом. Маня принялась готовить бутерброды. Уже на берегу выяснилось, какой все же дружный класс был у Глеба. Спасать спасенного собрались аж 14 человек, прихватив с собой мангал, топорики и магазинные шашлыки. Историю исчезновения и чудесного спасения свели к банальному недоразумению, и принялись вспоминать разные школьные истории. Под дымок пивко и шлычек над озером закатилось солнце, потом опустились сумерки. Поближе к мангалу притащили два ствола поваленной березы и гитару из чьей-то машины. Вокруг одноклассников незаметно собрались дети подростки и жители в возрасте. Пели, вспоминали, говорили. Но для Мани все это было фоном для размышлений о том, что на самом деле случилось там в гараже. Она еще не знала, что именно, но кожей чувствовала – произошло что-то невероятное. Пес Латыш тоже вертелся у мангала, принимал угощения от пирующих и наконец прилег у Маниных ног.

Глава 9

Ночной лес превращается в отдельный мир, в котором царят звуки с тревожными аккордами. Треснет ветка под тяжелой поступью овчарки, и ты замираешь с поднятой лапой стараясь понять далека опасность или нет. В незнакомом мире под ногами может проскользнуть змея, рядом юркнуть мышь или даже крыса. Да и самой стоит ступать осторожно, чтобы силуэт не вырисовывался как инородное тело из ажурной картины листвы и веток полумрака. Особенно сейчас надо быть предельно осторожной, добраться незамеченной до цели и занять наблюдательный пункт.... Вот оно, удобное логово между двумя кустами площадка, на которую можно прилечь, с трех сторон пути отхода, они же конечно и лазейка для нападения. Но ее реакция и обостренный слух на порядок лучше, чем у потенциального врага, так что при случае успеет и защиту обеспечить и спастись. Устроившись в лежке, на несколько секунд замерла, потом села упершись всеми четырьмя лапами и жадно уставилась в сторону озера. Гладь воды отражала и деревья по берегам, затемняя края, и луну, прикрытую рваными облаками. Луна давала свет намека на все что вокруг, этого достаточно для знакомой местности и обстановки. Но сейчас и то и другое было для нее скорее неизведанным и совершенно точно, смертельно опасным. Это не охота и не разведка, она была единицей спасения, на самом деле настолько слабой против мощного врага, что все должна решить внезапность и точность. Это будет единственный шанс, и пропустить его нельзя. Наконец картина обозначилась – на берегу озера вокруг мангала гудели голоса и короткие смешки одноклассников. Вечером еще под закатными лучами солнца они спонтанно собрались здесь и засиделись. Компанию она видела издалека, и с какой-то нижней точки, будто встала на четвереньки. Но она не вставала, ее глазами на группу людей смотрела из-за кустов огромная гладкошерстная черная собака. Она сидела в укрытии как каменная, почему-то нельзя было чтобы кто-нибудь собаку увидел или даже просто догадался что она здесь. Группа одноклассников, поседевших и бородатых ютилась на пятачке, освещенном углями от мангала. Глеб сидел чуть в стороне, перед ним стоял пластиковый стаканчик с водой и бутылка боржоми. Остальные время от времени тянулись к бутылкам и банкам пива, отрывали руками кусочки тонкого лаваша, заворачивали в них то кусочек колбаски, то сыра, выбирали кому что по вкусу из разложенного на импровизированном столе. Для пикника, дома есть целых три корзины, в которых можно держать и лаваш, и разные нарезки. Но этот пикник результат коллективной фантазии великовозрастных детей. До этого вечера все они были ответственными работниками, главами семей, крепкими хозяйками, строгими родителями или ласковыми бабушками. Но собравшись вместе, они отбросили в сторону груз обязанностей, просто скинули с себя как лишнюю одежду перед купанием и теперь у огня наслаждались кусочком свободы, которую получилось стащить из рутины устоявшейся жизни, и на короткое время превратились в детей. Точнее представляли себя детьми настолько, что называли друг друга школьными кличками, и даже разговаривая о насущном произносили фразы языком детства.

Она всматривалась в людей на поляне и знала, что старт беде уже дан. 20 минут назад Жека присел перед Глебом на корточки и выдохнув в лицо пивными парами заявил:

– Ты дашь мне 50 тысяч. Надо машину менять, а денег нет. Я отдам, не сразу, но верну, ты ж меня знаешь.

Глеб знал, то что в руки Жеки попало, считай пропало. Возьмет учебник – потеряет, протянет руку за сигаретой, глядь, а вся пачка у него уже в кармане. Посмотрит веско, и по пацански скажет – на днях верну. Никогда не возвращал, но никто крепкому и сильному Жеке о долге не напоминал. Да и пятидесяти тысяч у Глеба не было, но отказать однокашнику следовало так, чтобы не обидеть.

– У меня откуда такие деньги?! Сам знаешь, я беженец. Приехали сюда с одним чемоданом на двоих!

– Беженцы на крутых джипах не ездят, так и скажи, что зажал. – Жека уже стоял, на полусогнутых ногах расставив в стороны руки, и даже замахнулся для удара. Жека всегда был скор на расправу, а сейчас, когда одноклассники зачислили его в категорию стабильных выпивох, лез в драку без повода, синяки никогда не сходили с его физиономии. Но Глеб о новых Жекиных особенностях не знал. Он даже не встал с березового ствола. Первый удар перехватили Леха и Игорь Жарин. Они даже оттащили задиру к озеру и окунули в воду остудиться… Мокрый Жека согревался пивом, к Глебу больше не приставал. Но принялся строить план мести, просто поколотить жадину ему казалось мало, по мнению Жеки проучить этого воображалу следовало так, чтобы знал в чьих руках сила. А не поймет… «Ну что ж, напьюсь на похоронах».

Считается, что мысли это дело индивидуума, проскочили, запутались и ушли в сторону. Но именно это решение пьяного Жеки заставило ее ринуться в лес и подбираться проходными тропами к поляне. Все заняты разговорами, воспоминаниями и никто из 12 человек задержавшихся у мангала, даже не подозревает, что катастрофа уже приблизилась и избежать ее никак нельзя. Она неотвратимо приближалась с угрожающим гудением к поляне освещенной огнем от мангала, так было очерчено поле расправы.

Из засады она видела, как время от времени кто-нибудь поднимался и отходил в сторону, за границы света. И никто не замечал, что эта граница обрывается резко, одна нога еще остается в ярком освещении, а вторая уже в плотной зоне темноты. Будто эти две зоны огорожены высокой стеной. Перешагивает стену пятидесятилетний человек, а со стороны темноты он выходит уже ребенком. И что интересно, каждый в разном возрасте. Лехе было десять, вот только что он хохотал у костра, а в темноте третьеклассник Леха размазывает кулаком сопли по щекам и с обидой кричит «Ну погоди, Глебка-хлебка будут у меня свои солдатики, нападут и свернут твоим головы!». Едва Леха вернулся к мангалу как с места поднялась Ирина, с ней Глеб познакомил Маню в хозяйственном магазине. Кто-то у мангала окликнул женщину, когда ее правая рука и левая нога уже оказалась в темноте и из укрытия было видно, как на загорелой тонкой ножке тринадцатилетней девочки белеет в темноте сандалик, а правая нога замерла по другую сторону в желтой танкетке на каблуке. Это длилось не больше пяти секунд, но сцена получилась забавная. Скоро Ирина полностью проникла в темную зону уже в одинаковых белых сандалях и в ситцевом платье с рукавами-фонариками. Две туго сплетенные косы располагались по обеим сторонам шеи колечками и венчались капроновыми бантами за оттопыренными ушами. Ирина злилась на Янку за то, что какой-то Виктор пригласил танцевать не ее Иру, а эту задавалу Янку. И здесь, в темноте малинской лесной поляны подросток Ира желала однокласснице споткнуться в темноте через корягу, порвать колготки и испачкать светлое платье. Третьим в темную зону отправился Жека, это он первым вызвался спасать Глеба, но прибыл в гарнизон уже навеселе. Теперь он, покачиваясь на нетвердых ногах покидал зону света, предварительно послав нехорошим словом всю компанию. Жека пятиклассник был крепким мускулистым пареньком с хорошо развитым телом и упругой походкой уверенного в себе пацана. Он прислонился к стволу березы буквально в двух шагах от ее логова выудил из глубокого кармана штанов беломорину, и так вонюче задымил прямо перед носом пса, что Манины глаза, которые временно носила собака заслезились и в носу засвербело.

Собака чуть было не выдала себя громким чихом, но пятно света вдруг стало быстро расширяться, выхватывая из темноты одну за другой детские фигуры, и быстро возвращать в свой возраст. Над мангалом по спирали поднимался и разрастался огонь, пламя уже достигло двух веток плакучей березы, одноклассники с ужасом смотрели, как прямо над их головами нависает беда, но никто с места так и не сдвинулся. Сцена с замершими у мангала фигурами напоминала детскую игру: «Море волнуется – раз, море волнуется-два, море волнуется три – на месте фигуры замри!». Они и замерли, а огонь бушевал, закручивался спиралью и поднимался все выше и выше. Наконец над поляной между деревьями нависла огненная фигура с маленькой головой, но острыми ушами почти на лбу. Руки скрещены на мощной огненной груди, вместо ног огненная спираль, она сужалась и упиралась в самый центр мангала. Десять пар глаз не мигая смотрели на огненного монстра, и только один человек с интересом экспериментатора наблюдал за людьми. Он пускал дым колечками и вглядывался в лица школьных друзей так, как мальчишка рассматривает стаю пауков одного за другим. Сначала на лице Глеба отражались только блики огня, а потом из его глаз вырвались два красных луча, световые ножи прорезали зону темноты и метр за метром сканировали пространство. Она знала, что так человек ищет в кустах собаку с ее Маниными глазами и с ужасом следила за приближающимися лучами. Между тем поляна погрузилась в полную темноту, огненная фигура как выписанная на черном холсте, четко выделялась своими контурами. Потом рука метнулась в темноту, и через три секунды раздался всплеск воды. Рука возвращалась и металась в темноту десять раз, и пес насчитал десять бульков, не отводя взгляда от одной единственной фигуры. Одиннадцатый взмах руки вызвал вопль ужаса и хруст ломающихся костей, короткий вскрик и очередной одиннадцатый всплеск воды. Потом огненная фигура уменьшилась до размеров человеческой на поляну вернулся круг света. У тлеющего мангала остались двое – огненный силач сидел прямо в мангале лицом к Глебу.

– Ну что, теперь поговорим? – С угрозой в голосе спросил он Маниного мужа, а тот равнодушно пожал плечами и прикурил новую сигарету. Монстр выдержал паузу, его черные глазницы прямо из огня упирались взглядом в Глеба, но тот равнодушно курил и спокойно смотрел на монстра. У огненного сдали нервы, его рука взметнулась в сторону Глеба. Собака одним прыжком достигла огненного, клацнули клыки, кисть отсоединилась и упала к ногам мужа. Тот не спеша притоптал огонь на земле, залил из бундуля угли в мангале встал и направился к тропинке. Манины глаза на собачьей морде провожали родную фигуру с недоумением. Только что на его глазах исчезли одиннадцать человек, а он спокойно идет домой?! Хотя знакомая фигура перемещалась как-то урывками, так будто кто-то просматривает ролик и каждые 10 секунд останавливает изображение. А перед самым выходом на дорогу она и вовсе растворилась. Пес, сопровождая Глеба облегченно выдохнул и отключил Манино зрение. ....

Утро первыми лучами настороженно заглянуло в комнату через листья герани на окне. Рядом на столике очки, телефон и планшет. Тик-так, тик-так – нашептывают время часы в деревянном корпусе, к тиканью, скосив глаза на циферблат, прислушивается обезьянка на турнике. Она всегда на турнике и всегда в одной позе – одной лапой держится за перекладину, две левые Маня зацепила плюшевому зверьку за тонкую ветку березы. Еще весной она принесла с улицы эту ветку, Глеб замерил, подпилил, так чтобы концы надежно упирались в потолок и письменный стол. Получился примитивный органайзер, ветка, дополненная несколькими шурупами, позволила повесить на стволе всякую мелось – очки, мешочек с шариковыми ручками, четки. У основания Маня расположила глиняный замок, который прибыл в Москву с первым чемоданом из Латвии, а на шурупе вверху фигурку домового. Получилась крутая площадка международной и меж сущностной толерантности, особенно с обезьяной. О толерантности в момент монтажа этого природного органайзера ни Маня ни Глеб и не думали. Но на фоне националистической перебранки между западом и Россией такое определение само по себе пришло в голову. Конечно, на ветке они не развешивали флажки стран. Типа справа дружественные – Белоруссия, Китай, Венгрия, а слева вся Прибалтика, Мелкобритания и Америка. Вместо индийской государственной символики висела на турнике обезьяна и бесстрастно наблюдала за новостями по телевизору. Мудрый домовой ворчал на своем гвозде, комментируя то отмену шенгенских виз для русских, то сокращение поставок газа недругам. Он всегда был за тепло и покой в доме и категорически против пылесоса, излишних поездок, даже на курорт в дружественную Турцию. Обезьяна с домовым были на своих постах и этим утром. В спальне, как и в углу письменного стола тоже ничего не изменилось. Но Маня все равно не выбиралась из-под одеяла опасаясь сюрприза. Точнее сказать какой-то неприятности. Невнятное завершение вчерашнего дня, когда она забрала у мужа фонарь и одна отправилась по ночному лесу домой, еще оставалось в ее памяти. Ей не нравилось, что Глеб так и не объяснил где на самом деле был, и что такое он решил скрыть от Мани, что неведомым образом пробрался в гараж. Дождался там ее возвращения и принялся колотить по железной двери со всей дури. Аргумент, что она сначала невнимательно осмотрела помещение, а потом переполошила весь гарнизон и соседний поселок, вестью о пропаже мужа, не выдерживал никакой критики. Получалось что, Маня не надежная жена Глеба, а взбалмошная, рассеянная истеричка. Никто из одноклассников мужа конечно не давал ей таких несправедливых эпитетов, но по-другому, пазлы сцены исчезновения Глеба, просто не складывались. Отсюда и страшный сон Мани, надо же такому явиться, она собака, спряталась в кустах и следит за веселой компанией на берегу озера?! А потом по кустам крадется за мужем, кстати, во сне он тоже пропал по дороге, просто растворился. Но муж мирно спал в своей постели. Маня перевела взгляд на часы – 10.00. Поздновато проснулась, но и легла за полночь. Пришла домой в половине первого, заварила крепкий чай с мятой, и в лю?лю. Включила очередную аудиокнигу – кажется про ужасы в заброшенной деревне, где по ночам бродили давно покойные обитатели теперь покосившихся домов и бдительно заглядывали в окна. По сюжету заплутавшие туристы решили переночевать в одном из домов, а на утро уехали из гиблого места поседевшими. Маня уснула и толком не поняла, что именно случилось ночью у туристов. Зато помнила каждую деталь собственного сна-ужаса.

Уснула в смятении и проснулась также. Нет, хватит надумывать на ровном месте разные проблемы, реальных достаточно. Она решительно встала, нажала рычажок электрочайника, бросила в чашку чайную ложку растворимого кофе. Лучше бы заварить, как положено с перцем солью и корицей. Но муж спит, а колдовать над кофе только для себя, не хочется. Сейчас взбодрится и, если Глеб не встанет, отправиться на озеро. Она уже распахнула на кухне окно, солнце жарило вовсю, разогрев столешницу и сидение дивана. Аля с утра на кухне задергивает плотные шторы, а Маня наоборот, отдергивает легкие.

Покончив с кофе, она привычно направилась на балкон за подсохшими полотенцами и купальником. Стараясь обойти скрипящую половицу, она споткнулась о брошенный посреди спальни тапок и ухватилась рукой за комод у кровати мужа. Отметив заметный слой пыли, внесла в мысленный органайзер – протереть, и наткнулась взглядом на любопытный предмет. Прямо перед портретом Глеба, в образе Хемингуэя, сидел черный джин, на его отполированных плечах и боках играли блики утреннего солнца. Маня с любопытством вглядывалась в лицо арабского божества на полке комода, а видела бедуина, который скрестив ноги, присел отдохнуть прямо посередине пустыни. Пыль на светло-коричневой поверхности комода представлялась ей раскаленным песком. А бедуин, точнее джин, слегка раскачивался под палящим солнцем и не обращал на любопытную Маню никакого внимания.

– Ты кто? – Прошептала она и потянула руку к фигурке, ладонь обожгло жаром, да так сильно, что женщина, машинально отдернув кисть спрятала руку за спину. – Эка тебя прожарило, потерпи, солнце скоро уйдет, а пока я задерну занавеску, так чтобы на тебя попала тень.

Бедуин молча смотрел прямо в лицо Мани да так пристально что у нее слегка закружилась голова.

– Извини, мне пора. – Попрощалась она с истуканом и покосившись на спящего мужа, юркнула на балкон.

По дороге к озеру она вручила Яшке Тынеею две конфеты Мишка на севере, а пару кусочков жареной куриной печёнки с благодарностью принял пес-Латыш, он прятался в тенечке у детской качели, но навстречу Мане все же поднялся и даже проводил ее до лесной тропинки. На берегу было шумно и многолюдно, Маня машинально взглянула в сторону поляны на которой вчера пировали одноклассники. Поляна пустовала. Вокруг мангала лежали два бревна, а перед ними несколько пластиковых бутылок из-под пива. Маня вздохнула и направилась собрать мусор, оставленный их с Глебом гостями. Делов-то собрать пустые бутылки и отнести их за пять метров в мусорные бочки, она выудила из пляжной сумки большой пакет с фирменным знаком супермаркета, «Пятерочка», быстро собрала мусор, и замерла у места, на котором в ее сне сидел Глеб. Рядом лежали три окурка и головешка, обгоревшая ветка напоминала руку с тремя искореженными огнем пальцами. Детские визги у воды стихли, вместо них в Маниных ушах появился треск пламени. Она опустила пакет с мусором на землю и направилась в сторону кустов, туда где по сценарию ее сна сидела в засаде огромная черная собака. Кусты стояли, собаки не было, на ветках запутались клочки то ли шерсти, толи семян от высокой травы, которые разлетались по округе и сбившись в кучу напоминали клочки утеплителя стекловаты. И все равно перед глазами Мани возникла картина ночной зоны света, одноклассники вокруг мангала и собака, затаившаяся в кустах. «Кстати, а почему никто мангал не забрал?». Она решила, что попросит последить за ним Лену в купальнике из маков, а когда Глеб проснется – попросит его отнести мангал в гараж.

На просьбу мокрой Мани Лена в маках и кровавых сережках ответила согласием:

– Все равно торчим здесь целый день.

Спросила разрешение воспользоваться приспособлением, получив согласие, позвала мужа и отправила его в магазин за мясом. Обрадовалась, что поляна не занята, а мангал просто забыли убрать, перенесла из укрытия свои вещи и вытянув ноги уселась на бревно следить за сохранностью чужого имущества. Лена успела поделиться ходом расследования, тех кто знал ее отца она так и не нашла. Правда вчера один местный сказал, что фамилию Шибук помнит. Сегодня обещал принести альбом с фотографиями и под пивко, будет показывать Лене семейный архив, может, что и получится. Пивко у них уже есть – держат в сумке холодильнике, а потенциального свидетеля пока не видно. Они попрощались, и Маня с чувством выполненного долга решительно зашагала домой.

Сейчас она разбудит Глеба, покормит его манной кашей, и вынудит рассказать ей прямо – где и зачем он прятался вчера пол дня, как попал в запертый гараж и откуда на комоде появилась эта фигурка. И пока не получит внятных ответов на все эти вопросы – не отстанет!

Она намеренно громыхнула входной дверью, муж вышел на встречу с айфоном в руках:

– Жека разбился

– Этот тот что просил у тебя 50 тысяч? – уточнила Маня.

– А ты откуда знаешь? Когда Жека буянить начал ты уже ушла…– прошептал он.

Вот он момент отплатить мужу монетой загадочности и недосказанности сообразила Маня и выдала:

– Я ушла, а птичка прилетела, села на ветку и сидела до тех пор, пока мангал не полыхнул.

– Это Леха швырнул туда картон, тот и загорелся как порох. – Глеб говорил машинально как зомби, не сводя с Мани испытующего взгляда. – Сразу после этого Жеку загрузили в машину, и Леха отвез его прямо к подъезду. А тот вместо того чтобы отправится отсыпаться, зачем-то сел в свою старую девятку и врезался в столб.

– В два часа тридцать минут? – уточнила Маня. Муж кивнул, прожигая ее взглядом вопроса, и она продолжила: – 50 тысяч у нас нет, а пять на похороны семье надо отвезти…

Глава 10

У Али каждый день был какой-то праздник – религиозный, семейный, день памяти или скорби. В это утро праздник профессиональный, для гарнизона святой она первой прислала свое поздравление с Днем Авиации. Оригинально так поздравила – снимок накрытого стола. У Али на кухне стол вообще был оригинальный – с зеркалом во всю стену, напротив. Там и отражалось каждое блюдо. Получалось, что к позднему завтраку Аля накрыла два стола, с 2 тарелками одна с сочной зеленью, румяными шпикачками, двумя соусниками с хитроумно загнутой ручкой, двумя пузатыми бокалами, предположительно с коньяком. А перед всем этим великолепием две Али, одна с айфоном в зеркале, и вторая за кадром на стуле. Под снимком приписка: «Скромный завтрак вдовы лётчика». Тщательно причесанная, с подведенными глазами в блузке с воланами на груди Аля грациозно повернула голову и выпрямила спину.

Своего летчика Маня кормила куда скромнее – манная каша с клубничным вареньем, кофе с молоком, персики и кисель из клюквы. Никаких бокалов и соусников. Во-первых, число посуды у них исчислялось единицами: тарелки глубокие, десертные, для второго по две штуки, кружки и чашки под кофе, чай, кисель и компот в количестве четырех. Нет, теперь трех, вчера одну Маня разбила вдребезги, Глеб повез маленький велосипед в ремонт, а она, распахнув настежь окно принялась мыть посуду.

Телевизор на стене настроенный на канал Соловьев-лайф сообщал сводки с фронтов, и меняя на экране одну за другой говорящие головы выдавал обнадеживающие прогнозы на будущее. Некоторые особо смелые громили либеральные власти прошлого, бросаясь в их адрес бесспорными аргументами предательства интересов отечества. Список аргументов Маня и сама могла бы пополнить, только в одном она не могла согласиться с экспертами. Отдельные лица на коллективном портрете отечественного правительства не менялись на протяжении всех этих тридцати лет. Да были фигуры, которые вынимали свои жадные хоботки из российских сокровищниц и как насосавшиеся крови клопы, отваливали куда-нибудь в Лондон переваривать проглоченное. Но тех, кто остался на родине значительно больше. Другое дело, что теперь их перестали называть либералами и демократами – мода на эти эпитеты прошла. Теперь принято носить патриотические френчи.

Взять хотя бы тех, кто разорил этот крепкий подмосковный гарнизон, оставив на забаву авиаторам любителям военный аэродром, забыв в служебных квартирах бывших спецов авиации. Фамилии этих решальщиков без труда озвучат и Аля, и баба Клава и жена соседа Мигаря. Если, конечно понадобится. Пока никто не заинтересовался, но стоит только решить – будут названы поименно все. С началом операции на Украине люди стали надеяться – все разорявшие страну понесут ответственность моральную, юридическую и главное – материальную.

Главное победить, но это сейчас, а потом победу надо закрепить и убеждать. Урок недостойных наследников великой победы над Гитлером встает комом у многих жителей гарнизона. Аля прислала к празднику 4 снимка – построение на главной дороге. На всех снимках еще молодой отец Глеба, эта группа подтянутых мужчин изображенных на черно-белом снимке казалась пришельцами из какого-то другого мира. Реального, но как будто параллельного и не потому что качество снимков по меркам современности не шло ни в какие ворота, и даже не потому что строение, перед которым стояла группа летчиков на днях снесли. Вглядываясь в лицо своего отца, Глеб сначала вспоминал имена тех, кто стоит рядом, а потом задумался и тихо так произнес: «Сейчас таких лиц нет». Маня не согласилась, младший брат Глеба копия отца, сын самого Глеба тоже похож на героического деда, да и из трех племянников двое точная копия бравого полковника. На аргументы жены Глеб реагировал покачиванием головы, и наконец сформулировал, «У отца уверенность в себе, спокойствие». Маня прервала мужа на этой фразе, иногда лучше промолчать. Время сейчас другое, ориентиры у современников по жизни тоже изменились, они живут в новой реальности. Нравится это или нет, но это так. Многое сейчас по-другому да и сами новости к профессиональному празднику поступают неутешительные: на аэродроме в Крыму сгорели 6 военных самолетов. ЧП объяснили ошибкой хранения боевой техники на открытых площадках. Маня с Глебом ездили в Шауляе на брошенный советскими аэродром, специальные капониры пустовали там недолго. На оставленных в полном порядке советских военных аэродромах вполне уютно чувствуют себя натовские самолеты. Прилетели и сели на все готовенькое.

За входной дверью в очередной раз устраивал разбор полетов Валерка Мигарь. Он фальшиво распевал о главной мечте: «Есть одна у летчика мечта – высота, высота», его напев разносился по всему подъезду. И недели не прошло после того как сосед под лай собаки выламывал дверь своей квартиры. Потерял где-то ключ.

Его жена принесла Мане с Глебом кусок шарлотки с извинениями:

– Праздник закончился. Отойдет и опять тишина будет. – Говорила, а сама не верила. – Праздновать сосед начал месяц назад. А что, имеет право – 18 июля День Авиации и военно-морского флота! Не успел отойти, а тут очередной праздник – 14 августа День авиации ФСБ. Авиация есть? Есть! Значит, имею полное право!

– Всегда был один День ВВС, каждое третье воскресенье августа, отпраздновали и можно жить дальше. – Жаловалась соседка. – А теперь отдельно по каждой специальности ФСБшную отгулял, а уже приближается 20-е число День воздушного Флота РФ. Сам бог велел выпить.

Маня согласилась, дескать разлетелись авиационные праздники. А как кучно упали на конец июля и август, сплошной чередой идут. Прямо как затяжной Новый год – начинай с католического Рождества, и заканчивай Старым Новым годом. Рассказала соседке, что и сами в Латвии принимали каждый год авиа-гостей. Слетались в конце августа прибалтийские летуны, забытые вокруг брошенных аэродромов русские летчики, борт техники и наземная обслуга. Те, которые не смогли уговорить своих прибалтийских жен переселиться в демократическую Россию.

– А летчик он какой? Ему только повод дай! – Сетовала жена Мигаря. – И в апреле на день авиации и космонавтики, слово «авиация» есть – для Валерки праздник. 9 февраля день аэрофлота, стартует и до самого 23-го числа. А там женский день не за горами, не успел как следует просохнуть – 23 марта день штурманской службы ВВС. Для него праздник, а для семьи сплошной ущерб.

– Ключи потерял, окно в машине разбил, деньги на новую стиральную машину пропил и соседи здороваться со мной перестали. Он празднует, а я знай извиняюсь.

Маня отмахнулась, дескать не переживай, дело привычное.

В Латвии каждое третье воскресенье августа слетались на праздник авиаторы. Не все уехали с развалом СССР, остались, устроились, кто как смог. А День ВВС отмечали исправно шумно на всю катушку. Распевали «Если б ты знала, как тоскуют руки по штурвалу…» На пару дней Валера притих и вот опять.

Мигарь за входной дверью дурным голосом предупреждал любимую «Мне сверху видно все, ты так и знай!».

И вдруг на квартиру рухнула тишина, полная, плотная. На экране ведущий раскрывал и закрывал рот как рыба. За дверью на полуслове оборвалась песня, даже вода из крана текла беззвучно. Маня застыла с чашкой в руках у раковины, пропал не только звук, но и возможность двигаться. Зеркала у раковины не было, но за ее спиной кто-то стоял, да так близко что, тепло дыхания Невидимки попадало на ее шею.

Какой садизм – отключить человеку звук, возможность двигаться и оставить бедолаге ощущения, нос улавливал запах горящих палений, спина от ужаса покрывалась мурашками, сзади кто-то точно стоял. Но крикнуть, позвать на помощь или просто грохнуться в спасительный обморок ты не можешь. Сколько это длилось? Мане казалось не меньше часа «Следить буду строго…» – Выводил за стеной Мигарь, нет петь целый час сосед не мог. Это она такая терпеливая, а другие уже приструнили бы буяна. Звук вернулся так резко что, Маня вздрогнула чашка выпала, угодила на угол железной раковины и разлетелась вдребезги. Все прошло, но остался страх. Или в квартире кто-то есть, или ее кукуха принялась сбоить.

Маня пробежалась по квартире, заглянула в каждый уголок – никого. Даже Глеб не вернулся из гаража. Выходя на балкон, она чувствовала на себе чей-то взгляд. Потом решила – ерунда, в открытое окно ворвался ветер, поток мазнул по шее. От испуга замерла на время, страх вообще может парализовать, поэтому и слух пропал, потом отпустило. И вообще с фантазиями надо быть поаккуратней, бывало уже, сначала придумает себе ужас, потом потрясется от страха и приступает к аутотренингу на основе логического анализа. В квартире она одна – своими глазами видела. Окна на распашку, сквозняк, занавески с камушками внизу чтобы висели ровно, качнет ветер, заденут радиатор – вот тебе и шум. Как всегда, надумала невесть чего.

Понятно, дома второй день висит груз недосказанности. О странной пропаже Глеба в гараже поговорить с мужем так и не удалось, утром она несколько раз поймала на себе его задумчивый взгляд. Он даже не улыбнулся ее очередной шутке. Маня разговаривала с подругой, та прослушала очередную серию Трассы и убеждала Маню выставлять в интернете текстовые файлы. Маня в Латвии вела свой канал «ВГОСТИ, ЛВ», размещала там сказки, зарисовки, очерки, часть своих зарисовок выставляла в Блоге на «Эхо», именно там, не меняя ни одной буквы к Маниному тексту присобачили чужую фамилию – Владимир Рыжков. Она быстренько послала свою претензию эховскому руководству, пожаловалась зятю. А тот научил ее пользоваться программой по определению авторства текстов. Маня просидела всю ночь – к тому времени в блогах и на собственном сайте она успела выставить 500 персональных постов, и поняла, что воруют целиком, частями и абзацами.

– Крадут заголовки, предложения слова и даже буквы! – Из телефона раздался хохот Жанки.

– Ты что успела алфавит приватизировать?

Они рассмеялись на пару, Маня под недоуменным взглядом мужа. Он всегда участвовал в ее разговорах, репликами, вопросами, смехом. А тут сидел рядом, курил и был где-то далеко. Куда именно сдули благоверного его сомнения и мысли, Маня точно не знала, но догадывалась. Его преследовал вопрос – откуда жена знала разные детали вечеринки с одноклассниками на озере, да еще с точным временем тех ночных событий? Даже если сама Маня и была среди гостей, не пялилась же на будильник. Даже дни недели путает, в датах ориентируется только на дни рождения родных и друзей. И то в календаре на год отмечает, сверяясь с блокнотом. На озере после 24-х ее не было – это Глеб знал точно. Взяла фонарь, крикнула «Всем пока!», махнула рукой и ушла. Даже не побоялась одна через лес идти, надо было встать и проводить, но на поляне собрались его гости. Какая муха укусила жену? Если когда-нибудь Глеб озвучит ей свои мысли по той ночи, Маня гарантирует 97 процентное совпадение с тем что она предполагает в данную минуту. И саму ее терзали сомнения с загадочным исчезновением мужа в гараже, скорее всего одна из стен строения отходит, и он пробрался во внутрь чтобы не объяснять своей отлучки, а обвинить Маню в рассеянности. Самый лучший способ защиты, как известно нападение. Груз недосказанности продолжал висеть на их плечах, втискиваться в пространство между и приглушать искренность традиционных семейных посиделок.

Состояние сомнений и тревоги – отличный фон, чтобы взяться за уборку. Начать внедрение чистоты она решила с кабинета мужа. В первую очередь протереть пыль на комоде. С ведерком и двумя тряпками она принялась за дело, попутно распылив по стеклам балконной двери спрей – пока подсохнет, успеет протереть верх комода и подоконник. Подоконник засиял чистотой, на столе тоже не осталось ни пылинки. Протерла стекла, замахнулась тряпкой на комод – предметов здесь накопилось столько, что сначала придется снять их, хотя быстрее будет просто переставить. Она передвинула портрет, круглую плоскую лампу. Отличная штука при съемках дает матовый свет. Отполировав правую сторону, она уже ставила на место портрет, когда заметила четкий чистый круг на пыльной части поверхности. Круглый след могла оставить только лампа, но диаметр ее основания в три раза больше этого не запыленного круга. Тут она вспомнила – вчера как раз на этом месте стояла черная фигурка, теперь ее на месте не оказалось. Тоже еще вопрос – откуда она у Глеба, и куда делась сейчас. Может убрал вниз, Маня выдернула ящики – фигурки нигде не было. Наверное, чужая, взял с собой, чтобы отдать хозяину. Маня пожалела, что не рассмотрела статуэтку как следует, ее можно было сфотографировать, а потом поискать в интернете похожие.

Звонок от Глеба застал ее за поливом цветов на балконе, как водится, она забыла аппарат на кухонном столе, пока перешагивала высокий порог, потеряла тапок, доскакала до кухни на одной ноге, и выдохнула в трубку:

– А-Ахло.